РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г. выходит 4 раза ■ год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 96.02.001-96.02.034
МОСКВА 1996
ным миром технических и научных парадоксов, понадобятся специалисты и в области естественных наук, и в области СНЗ” (020, с. 336).
Т. В. Виноградова
96.02.021. ЛАБИНГЕР Дж. А. ВЫБИРАЯСЬ ИЗ ЧАШКИ ПЕТРИ: ОТВЕТ МОИМ ОППОНЕНТАМ.
LABINGER J. A. Out of the Petri dish endlessly rocling: Reply to my responders // Social studies of science.— L., 1995 .— Vol. 25, № 2 .— P. 341-348.
Лабингер, по его словам, доволен тем, что его статья вызвала большое число откликов1, а также тем, что большинство их авторов не возражают против необходимости сотрудничества между представителями СНЗ и учеными. Однако Лабингера удивило, что его критика релятивистских представлений (как несовместимых с единством и универсальностью естественной науки, отсутствующих во всех других дисциплинах), не вызвала резких возражений. Лишь Фуллер не согласился с этим аргументом, предположив, что особенности системы естественнонаучной подготовки могут служить достаточным объяснением. Однако Фуллер, возражает Лабингер, не дает ответа на вопрос: каким образом возникла именно такая система подготовки и почему она продолжает существовать? И почему иная система сложилась в социальных науках? Можно было бы согласиться с Фуллером относительно необходимости более глубокого изучения институциональных механизмов науки, включая подготовку ученых, но не с тем, чтобы признавать их в качестве решающего фактора.
Обсуждение спорных вопросов, в частности единства науки, осложняется отсутствием общей терминологии, что служит необходимым условием сотрудничества. Лабингер считает, что иногда и он сам, и некоторые из его оппонентов забывают о различиях между содержанием науки и процессом получения знания. "Когда Фуляер говорит о возможности существования альтернативной науки, имеет ли он в виду содержание иауки? Считает ли он, что в альтернативной науке живые организмы не будут состоять из клеток, а ДНК — не будет носителем генетической информации? (с. 343). Или он имеет в виду те "параметры” процесса получения знания, которые он перечисляет в своем ответе? Конечно, сторонники СНЗ станут отрицать, что можно четко отделить содержание знания от процесса его получения. Тем не менее Лабингер, по его словам, хочет уточнить, что, говоря о единстве науки, он прежде всего имел в виду содержание знания, а
1 См. предыдущий реферат.— Прим. рея.
10-1005
не процесс его получения. Он согласен, что, в определенном смысле, научная практика весьма разнообразна и разнотипна. Он даже готов принять идею, что иное течение истории могло бы привести к “науке”, которая существенно отличалась бы от нашей по параметрам, выделенным Фуллером. Но все это не означает согласия с социальным конструктивизмом, на позициях которого стоят многие представители СНЗ.
“Но достаточно об эпистемологии (которая на самом деле, вопреки мнению Пинча, мало занимает ученых), поговорим о стратегии” (с. 343). Ряд оппонентов, как отмечает Лабингер, выразили ту или иную степень озабоченности попытками разрушить их профессиональную практику, а Г. Маркс увидел в его статье “атаку на всех пишущих о науке” (цит. по: с. 343). Лабингер, по его словам, не понимает, что могло вызвать такую реакцию. Но он действительно уверен, что если представители СНЗ хотят заручиться поддержкой ученых, они (некоторые из них) должны больше внимания уделять тому, как их работы воспринимаются теми членами естественнонаучного сообщества, которые хотели бы больше узнать о себе (с. 344). Коллинз говорит, что СНЗ хотела бы изменить представление естественной науки о себе, но как это можно сделать, если прежде не привлечь ее внимание? Согласно Коллинзу, “анализ и применение различных форм релятивизма — это часть капитала, нажитого социальным анализом науки” (ци±. по: с. 344). Лабингер же подчеркивает, что “большинство аутсайдеров воспринимает релятивизм в СНЗ как идеологическую установку, без которой в реальных исследованиях можно обойтись” (с. 344). Только в этом контексте Коллинз прав, когда говорит, что “Лабингер предупреждает об угрозе перспективам сотрудничества, которую несут с собой разговоры о релятивизме” (цит. по: с. 334). Лабингер, по его словам, не собирался никого пугать, но хотел лишь подчеркнуть, что, поскольку большинство ученых не читают работ по СНЗ, то то немногое, что они знают, они получают из вторых рук, пока в основном от ученых-естественников, настроенных против СНЗ в связи с радикализмом отдельных ее тезисов.
В заключение Лабингер останавливается на истории с “холодным ядерным синтезом” (cold fusion), в которой социологи увидели пример того, как делается наука на самом деле. Каждый ученый допускает ошибки, тривиальные или те, которые трудно обнаружить. На самом деле, случаев, когда ученые не сразу распознавали ошибку и их удавалось убедить в истинности результатов, которые впоследствии оказывались ошибочными гораздо больше, чем допускает СНЗ. Однако, как отмечает Лабингер в заключение, он готов повторить за Вейнбергом: “Помимо всего прочего, именно ученые обладают таким опытом, когда мы вынуждены под напором экспериментальных данных или матема-
тических выкладок признавать, что были неправы. Такой опыт дает нам ощущение объективного характера нашей работы. Как часто Фуллеру или другим исследователям науки приходилось сталкиваться с подобным отрезвляющим опытом” (цит. по: с. 346).
Т. В. Виноградова
96.02.022. ГАСКОНЕ Дж. НАУЧНОЕ СООБЩЕСТВО XVIII в.: ПРОЗОПОГРАФИЧЕСКИЙ1 АНАЛИЗ.
GASCOIGNE J. The eigteenth-century scientific community: A prosopog-rapical study // Social studies of science.— L., 1995 .— Vol. 25, № 3 .— P. 575-581.
В истории науки, по словам автора — австралийского историка, XVIII век занимает положение Золушки, находясь в тени “века гениев”, который ему предшествовал, и “эпохи прогресса”, которая за ним последовала (с. 575). Хотя именно в XVIII в. прежние всеобъемлющие категории, в которые укладывалось знание о природе, — натурфилософия и естественная история — начали распадаться на ряд самостоятельных дисциплин. Натурфилософия дала начало современным дисциплинам: физике и химии, а из естественной истории постепенно выделились такие дисциплины, как ботаника, зоология и геология.
Для того чтобы обозначить некоторые общие контуры той социальной и институциональной среды, в которой произошли эти изменения, автор проводит проэопографический анализ 614 ученых, включенных в “Словарь научных биографий”3, которые родились между 1660 и 1760 гг. (с. 575). Знаменательно, что большинство этих ученых получили университетское образование, в программе которого с конца средневековья заметное место отводилось изучению натурфилософии. Однако традиционная программа изучения натурфилософии, как отмечает автор, в конце XVII в. и в начале XVIII в. претерпела заметные изменения под влиянием картезианства, ньютонианства ^возрастающего веса экспериментальных данных. Из 614 ученых 436 (71%) закончили университет, 142 (23%) не имели университетского образования, а о том, какое образование получили остальные 36 ученых (6%), ничего неизвестно, (с. 576). Из тех, кто не получил университетского образования, большинство принадлежало к ремесленникам (например, изобретатели и создатели приборов, красильщики, топографы, в том числе и аптекари), которые в XVIII в. относились к категории реме-
1 Прозопографнческий — от прозопопея (олицетворение), — ни метафоры, перенесение свойств одушевленных предметов на неодушевленные.— Прнм. реф.
2The dictionary of scientific biography, 16 VoU.— N. Y., 1970-1980.— Правея, no
реф. источн., с. 580 .— Прнм. реф.