CC BY
12
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г. выходит 4 раза ■ год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 96.02.001-96.02.034
МОСКВА 1996
75
96.02.022
тических выкладок признавать, что были неправы. Такой опыт дает нам ощущение объективного характера нашей работы. Как часто Фуллеру или другим исследователям науки приходилось сталкиваться с подобным отрезвляющим опытом" (цит. по: с. 346).
Т. В. Виноградова
96.02.022. ГАСКОНЕ Дж. НАУЧНОЕ СООБЩЕСТВО XVIII в.: ПРОЗОПОГРАФИЧЕСКИЙ1 АНАЛИЗ.
GASCOIGNE J. The eigteenth-century scientific community: A prosopog-rapical study // Social studies of science.— L., 1995 .— Vol. 25, № 3 .— P. 575-581.
В истории науки, по словам автора — австралийского историка, XVIII век занимает положение Золушки, находясь в тени "века гениев", который ему предшествовал, и "эпохи прогресса", которая за ним последовала (с. 575). Хотя именно в XVIII в. прежние всеобъемлющие категории, в которые укладывалось знание о природе, — натурфилософия и естественная история — начали распадаться на ряд самостоятельных дисциплин. Натурфилософия дала начало современным дисциплинам: физике и химии, а из естественной истории постепенно выделились такие дисциплины, как ботаника, зоология и геология.
Для того чтобы обозначить некоторые общие контуры той социальной и институциональной среды, в которой произошли эти изменения, автор проводит проэопографический анализ 614 ученых, включенных в "Словарь научных биографий"3, которые родились между 1660 и 1760 гг. (с. 575). Знаменательно, что большинство этих ученых получили университетское образование, в программе которого с конца средневековья заметное место отводилось изучению натурфилософии. Однако традиционная программа изучения натурфилософии, как отмечает автор, в конце XVII в. и в начале XVIII в. претерпела заметные изменения под влиянием картезианства, ньютонианства ^возрастающего веса экспериментальных данных. Из 614 ученых 436 (71%) закончили университет, 142 (23%) не имели университетского образования, а о том, какое образование получили остальные 36 ученых (6%), ничего неизвестно, (с. 576). Из тех, кто не получил университетского образования, большинство принадлежало к ремесленникам (например, изобретатели и создатели приборов, красильщики, топографы, в том числе и аптекари), которые в XVIII в. относились к категории реме-
1 Прозопографический — от прозопопея (олицетворение), — ни метафоры, перенесение свойств одушевленных предметов ш неодушевленные.— Прим. реф.
2The dictionary of scientific biography, 16 Vol«.— N. Y., 1970-1980,— Привел, no
реф. источи., с. 580 .— Прим. реф.
96.02.022
76
сленников, так же как и хирург». Все они получили подготовку вне университета с помощью традиционной системы ученичества.
Должности,в университетах или аналогичных им по статусу институтах занимали 188 ученых (31%), четверть из них (25%) преподавали философию, натурфилософию или физику, еще 20% — математику. Как и можно было предположить, медицина (которая играла заметную роль в академической жизни с тех пор, как были открыты первые университеты) продолжала оставаться той сферой, где ученые находили себе применение, из 188 ученых 38 (20%) занимали кафедры медицины. Кроме того, медицина обеспечивала институциональную базу исследованиям в области химии и естественной истории (особенно ботаники), имевших отношение к фармакологии. О растущей значимости этих областей свидетельствует тот факт, что значительная часть ученых были профессорами по кафедрам, специализировавшимся в этих областях (6% — по кафедре ботаники; 9% — химии) (с. 577).
Последняя тенденция особенно заметна, если сопоставить области специализации всех 614 ученых. О важной роли, которую естественная история начала играть в XVIII в., свидетельствует тот факт, что 19% ученых работало именно в этой области, к их числу можно добавить еще 8% тех, чьей специальностью была геология. Осознание значимости метода наблюдения, игравшего все более важную роль в развитии естественной истории на протяжении XVIII в., сопровождалось растущим признанием экспериментальных методов. Об этом говорит значительная доля ученых, занятых в экспериментальных дисциплинах, таких, как химия (12%) и экспериментальная физика (10%). Примерно такой же процент от общего числа ученых составляли математики (12%) и астрономы (9%) (с. 577). Бели судить по числу ученых, специализирующихся в той или иной научной области, экспериментальные дисциплины сравнялись с еще недавно доминировавшими математикой и астрономией (так, в 1500-1550 гг. ученые, работавшие в области математики и астрономии, составляли соответственно 21,1% и 25% от общего числа известных ученых того времени).
Автор провел анализ данных о 614 ученых, приводимых в "Словаре научных биографий", с точки зрения места рождения ученых, страны, где они закончили университет, а также страны, которой принадлежал университет или равный ему по статусу институт, ставший последним местом их работы. Полученные результаты говорят о лидировании Франции в сфере науки в XVIII ц. — из 614 ученых 30% составляли французы, хотя Великобритания, на долю которой приходилось 26% ученых, не слишком далеко от нее отстала. В то время как Италия, на долю которой пришлось всего 8% ученых, в XVIII в. явно переживала упадок по сравнению с ее прежним научным превосходством: в 1450-1550 гг. 36% ученых, а в 1551-1650 гг. 16% ученых были уро-
77
96.02.022
женцами Италии (с. 578)- Однако тот факт, что численность ученых, получивших образование в университетах Италии (11%), и тех, кто стал профессором этих университетов (17%), выше, чем общая доля итальянских ученых, доказывает, что университеты Италии, которые служили основной институциональной базой на ранних этапах развития науки в XVIII в., все еще сохраняли свое значение. Точно также число выпускников и профессоров голландских и немецких университетов, как показывает анализ, оказалось более высоким, чем те доли, которые пришлись на голландских и немецких ученых. Подобное соотношение видимо связано с тем, что Голландия в первой половине века превосходила все остальные страны по уровню преподавания медицины; что же касается Германии, то во второй половине века в немецких университетах были созданы хорошие условия для проведения исследований.
Напротив тот факт, что доля ученых, получивших образование (27%) и нашедших работу (19%) в университетах Франции, ниже той доли, которую в научном сообществе составили уроженцы Франции, служит показателем того, что французские университеты в XVIII в. по-прежнему были менее приспособлены для проведения научных изысканий, чем итальянские, голландские или немецкие. Такая же картина характерна и для Великобритании, здесь также та доля, которая приходится на выпускников университетов (19%) и университетских профессоров (15%), значительно ниже той доли (26%), которую составили уроженцы Великобритании от общей численности ученых (614 человек), вошедших в выборку. Однако в отличие от Великобритаг нии, во Франции ученые имели возможность получить оплачиваемые должности не только в университетах, но и в Парижской академии наук, в Лондонском королевском обществе подобные должности отсутствовали. Примерно треть французских ученых (55 из 188) в XVIII в. занимала эти должности в академии наук, хотя, как отмечает автор, их научная продуктивность была непропорционально высокой (с. 580).
Приведенные статистические данные, по мнению автора, указывают на социальные факторы, способствовавшие изменениям в структуре естествознания. В первую очередь к ним относится расширение институциональной базы исследований природы, как внутри университета, так и за его пределами. В основном благодаря реформе образования, в результате которой немецкие университеты в конце XVIII в. начала XIX в. превратились в институты, где гармонично сочетались преподавание и исследования, самостоятельные научные дисциплины, выделившиеся в конце XVIII в. из натурфилософии и естественной истории, вновь оказались вписанными в преобразованную структуру университетской деятельности. Таким образом, натурфилософия, которая пыталась подчинить исследования природы собственным интересам "под
96.02.023
78
каталитическим и разъедающим воздействием наблюдения, экспериментирования и математических методов, трансформировалась в ряд самостоятельных дисциплин, не преследующих никаких иных целей, которые они сами перед собой ставят" (с. 580).
Т. В. Виноградова
96.02.023. ЛЕВИН Ш. Г., СТЕФАН П. Е., УОЛКЕР М. Б. ВОЗВРАЩАЯСЬ К "ПРИНЦИПУ ПЛАНКА".
LEVIN Sh. G., STEPHAN P. E., WALKER M. B. Planck's principle revisted // Social studies of science — L., 1995 .— Vol. 25, № 2 .— P. 275-283.
Мысль о том, что более старшие по возрасту ученые, не желая признавать новаторские работы молодых ученых (особенно если последние ставят под сомнение их собственные достижения), могут стать препятствием на пути научного прогресса, по словам авторов — английских социологов, достаточно стара (с. 275). Подобные соображения высказывались Ч. Дарвином, М. Планком, Т. Гексли, П. Самюэл-соном. Гексли, например, как-то заметил, что после шестидесяти лет ученые теряют способность воспринимать новые научные идеи и превращаются в тормоз, тем больше сдерживающий развитие науки, чем большего влияния этим ученым удалось добиться (с. 280). По словам Планка, "новые научные истины побеждают не столько потому, что их противников удается переубедить... но скорее потому, что их оппоненты в конечном итоге умирают и вырастает новое поколение, для которых эти истины уже стали привычными" (цит. по: с. 275).
В последние гслы было предпринято несколько попыток провести эмпирическую проверку этого "принципа Планка". Во всех исследованиях (кроме одного) были получены сходные результаты: была обнаружена статистически значимая, отрицательная связь между возрастом ученых и вероятностью принятия ими новых идей. Это означает, что чем старше ученый, тем меньше вероятность того, что оу станет сторонником новой теории. Однако полученные в этих исследованиях результаты, по словам авторов, лишь слегка превосходят статистически значимый уровень: влияние дополнительного года снижает вероятность принятия нового на доли процента (с. 276). Поэтому общий вывод, который может быть сделан из этих исследований, таков: "Возраст имеет значение, но это значение невелико" (с. 276).
В то же время надежность полученных результатов внушает, как считают авторы, сомнения иэ-за той методологии, которая используется в подобных исследованиях. Обычно ученых разбивают на две категории: тех, кто в течение определенного периода времени принял новую теорию, и тех, кто не принял, а затем сопоставляют их возраст. Ставя
