CC BY
28
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
1
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 95.01.001-95.01.013
МОСКВА 1995
интеллектуальной драмы, драмы идей. Действие движется от яростной дискуссии к своего рода судилищу над идеями и общественными явлениями, ненавистными автору пьесы. В поздних пьесах Шоу происходят сходные процессы. Впрочем, исследователь не подтверждает возможность непосредственного влияния Горького на Шоу.
Есть в отношении Шоу к русским писателям нечто большее, чем преемственность — ощущение болевых точек времени, чуткое и нервное восприятие эпохи. Есть у него энергия поисков адекватных художественных форм ради решения актуальных, рожденных жизнью проблем: гражданской ответственности, исторической совести целого поколения интеллигенции.
О. В. Михайлова
95.01.011. ПОД ОБЛОЖКАМИ НОВЫХ ИЗДАНИЙ: Книги французских авторов на русском языке: (Обзор).
Нынешние московские издательства расширили диапазон выпуска произведений зарубежных писателей в переводе на русский язык. Появляются книги, которые ранее не привлекали внимание издателей или же на них накладывалось “табу”. Расширился круг издаваемых авторов, книжная культура обогащается-тематически и художественно. В поисках выхода из внутренних затруднений издатели обращаются за содействием к зарубежным покровителям и спонсорам. Книжный рынок изменился. В дополнение к потоку “чтива”, захлестнувшему прилавки магазинов и лотки книготорговцев из детективных и криминальных романов, фантастики, от нафталина отряхиваются и тиражируются по старым изданиям изрядно забытые “романы наших бабушек”. В погоне за коммерческим успехом учитывается и такой спрос. Примером могут служить два “колониальных романа” французского прозаика Пьера Лоти, опубликованных в книге под названием “Госпожа Хризантема; Роман одного спаги” (М., 1992).
Научный интерес вызывают, однако, иного рода книги, поступающие в библиотеки. В том числе и французских авторов. Они и являются предметом данного краткого обозрения. Тем более, что сопровождаются они вступительными статьями и предисловиями литературоведов и кри гиков. Их назначение помогать читателям в более глубоком понимании произведений. Они позволяют составить более широкое представление о творчестве издаваемого автора, о его творческих принципах, о месте и роли в общем литературном процессе.
Не издававшиеся у нас ранние произведения большого писателя XX в. Андре Мальро (1901-1976) — “Завоеватели” (1928) и “Королевская дорога” (1930) — выпустила издательская группа “Прогресс” (Мальро А. Королевская дорога: Романы.— М., 1992 .— 335 с.)
В романе “Завоеватели” писатель запечатлел события 1925 г. в Китае- “мощную революционную волну”, борьбу правительства Гоминдана и трудового Китая против английских колонизаторов Гонконга. Действия французских колонизаторов в Камбодже, поход искателей древних ценностей в джунгли, к древним кхмерским храмам, война с “дикими племенами” — такова тематика романа “Королевская дорога” .
Автор создал романы “по впечатлениям собственных путешествий на колониальный Восток”, — говорится в общей аннотации издательства. А. Мальро удалось “через пережитое лично дать свою философскую и художественную интерпретацию всему XX столетию”.
Эту “сверхзадачу” раскрывает и характеризует Л. Г. Андреев в предисловии “Наедине со смертью; Восточные романы Мальро” (1).
Литературовед сосредоточил свое внимание на жизненном пути и судьбе писателя, его особенностях как творческой личности, хотя можно было бы говорить и об историко-познавательном значении его романов, в особенности “Победители”. В повествовании проходят имена Сунь Ятсена и Ленина, Мао и Чан Кайши, в числе действующих лиц вместе с китайскими революционерами выступают представители Коминтерна (немецкий революционер Клейн), политические руководители и военные специалисты с русскими именами (Бородин, Николаев, бывший царский офицер генерал Голен), сын русской матери и швейцарца Гарин. Революционные события в Китае раскрываются как звено интернационального революционного движения в 20-е годы. Французский писатель, считавший себя “попутчиком”, отобразил их в лойяльном тоне.
Вступительная статья Л. Андреева вводит в понимание творческих принципов Мальро, его философии жизни и эстетики. В конце своего творческого пути Мальро заявил: “Романов я не писал”, “я размышлял”. Эти заявления Л. Андреев трактует как “прием игры” (1, с. 3, 5). Писатель с молодости и до конца своих дней изображал свою роль в “романе жизни”. В 1923 г. он оказался в Камбодже, участвовал в похищении из древних кхмерских храмов в джунглях музейных редкостей. В 1925 г. — он в Китае, в “горячей точке земли”. Эти эпизоды его биографии легли в основу первых романов. В 30-е годы Мальро — участник гражданской войны в Испании. Об этой странице истории его роман “Надежда” (1937). Вообще “романы Мальро словно идут за его делами” (1, с. 5). Его собственный опыт и деятельность были не просто темой, а “средоточием мысли”. В силу открытости историческому опыту проза Мальро вовлекалась в духовную эволюцию “западного человека”, вписывалась в драму XX в.
В первой публицистической книге “Искушение Запада” (1926) предстает “западный человек”, утративший идеал и смысл бытия в
абсурдном мире, оказавшийся у роковой черты, перед “истиной смерти”. “Мальро, — пишет Л. Андреев, — не раз смотрел в лицо смерти и, кажется, искал этого свидания, приоткрывавшего весь трагизм человеческой судьбы” (1, с. 4). Мальро представал героем и собственной жизни, и своих романов. Он не писал их по “принципу изображения” и осмысления жизни через систему вымышленных, независимо от автора существующих “людей”. Реалистическая типизация в духе Бальзака была для него неприемлема. Авторитетом для него был Достоевский, который “драматизировал идеи”, “размышлял”. Традиционные художественные средства в его произведениях вытесняются очерком, репортажем, кинематографом. Он настраивал своего читателя принимать его романы за репортажи и происходящее в повествовании воспринимать буквально. Так легализировалось создание им в романе собственного образа — писателя Андре Мальро. Он “творил свой “миф”, мыслил притчами” (], с. 6).
Мышление притчами явилось отличительным признаком первых трех романов Мальро, его восточной трилогии. В романе “Завоеватели” писатель ведет повествование “как будто о себе”, события подаются в виде репортажной хроники или очерка. В романе царит дос товерность, присущая киноискусству. Но достоверность, как отмечает Л. Андреев, — это лишь художественная иллюзия. Искусство повествователя соответствовало склонности Мальро “мифологизировать действительность” .
Л. Андреев указывает и на вторую существенную особенность позиции романиста: он изображает действительность как абсурд, со сценами пыток, убийств, кошмаров — “симптомами конца цивилизации” (1, с. 10).
В романе “Королевская дорога” Мальро раскрывает иные грани бытия. Его главный персонаж одержим идеей свободы, самореализации и самоутверждения. Вместе с тем, ключевым для него становится сознание неизбежности смерти. Этому настроению он противопоставляет “игру со смертью”, когда можно “взглянуть в лицо судьбе”, “осознать свой удел” (1, с. 11). Сюжет повествования в романе — поиск в джунглях старой королевской дороги, которая может привести к поглощенным лесом древним храмам. Рассказ выглядит как отчет об экзотической экспедиции. Но он мифологизирован: искатели “оказываются перед лицом вечности, Абсолюта” (1, с. 12). Этой вечностью предстает лес, джунгли, “бесчеловечная среда”, “обиталище абсолютного Зла”. Противостоит ему только воля и энергия “человека, обреченного на смерть”. В этих условиях оказывается герой романа — перед абсолютной безысходностью.
Статья Л. Андреева вводит в понимание смысла и третьего романа восточной серии — “Удел человеческий” (1933), — не вошедшего в
книгу, однако важного для понимания эволюции творчества Мальро. Место действия в этом романе — снова Китай. Описывается всеобщая забастовка в Кантоне, революция в Шанхае. Условия человеческого существования определяются в нем не метафизическими понятиями жизни и смерти, а “условиями реальной жизни, которые подталкивают человека к революции” (1, с. 14). С этим романом в творчество Мальро вошла тема надежды. Его герой, организатор восстания, проникается верой в способность человека изменить мир к лучшему, в торжество жизни над смертью. Надежда изменяет не только мир, но и человека.
На концепции романа наряду с увлечением революцией сказался возрастающий интерес писателя к Советскому Союзу, коммунизму. Это увлечение с наибольшей силой проявилось в книгах Мальро, созданных в 30-е годы. В них вошел герой из жизни, реальной политической борьбы. “Годы презрения” (1935) — о немецком революционере, который ведет свой бой даже в тюремной камере; “Надежда” (1937) — по мотивам гражданской войны в Испании. Писатель показал людей, “великих своими делами, своим братством, своим мужеством” (1, с. 17).
Как и многие интеллигенты на Западе, Мальро пережил в 30-е годы “эйфорию увлечения революцией, коммунизмом, Советским Союзом... Она выводила к надежде, спасала от губительного индивидуализма” (там же). В то же время его убежденность в трагизме “человеческого удела” уберегла Мальро от крайностей эйфории. Перестав работать над романами, в 40-е и последующие годы писатель предался размышлениям о психологии и исторической роли искусства как “антисудьбы” .
Предисловие к новому изданию ставит, таким образом, романы Мальро в контекст всей его творческой практики.
Вместе с этим следует говорить о “Послесловии” писателя к его роману “Победители” — “книге его юности”, написанной двадцать лет спустя. Мальро отмечал в романе, что изменилось и что не изменилось в его отношении к написанному о китайской революции. “Давняя страсть к освобождению в Китае не изменилась, — пишет он. — А то, что изменилось, связано не с Китаем и не с Россией, а с Европой, для которой эта страсть не представляет более ценностей”.
К истории книга имеет лишь очень поверхностное отношение. Книга избежала забвения, благодаря своему герою, в котором способность к действию сочетается с культурой и трезвостью мысли, что связано с ценностями Европы тех лет.
В качестве ответа на вопрос, что случилось с ценностями в сфере духа в сегодняшней Европе, писатель включил в послесловие текст своего обширного выступления перед интеллигенцией 5 марта 1948 г. в зале Плейель в Париже. В ту пору он выступил как приверженец
12-638
Де Голля. Во время второй мировой войны Мальро командовал отрядом сопротивления деголлевской “Борющейся Франции”. В послевоенные годы был министром в правительстве Де Голля.
Писатель видел теперь “угрозу оболванивания” в той пропаганде, которой посвятил свою деятельность герой “Победителей”. Он заявлял, что “Россию нельзя считать европейской страной”, поскольку “русские коммунисты” изгоняют или уничтожают в духовной сфере то, что является сущностью европейской культуры (осуждают формализм, “нападают на Пикассо”). В советской системе он видел угрозу Европе — “главной составной части атлантической цивилизации” . Он развенчивал “мифы” марксизма и сталинизма; теорию социалистического реализма в живописи рассматривал как “промывание мозгов” Теперь это был уже другой Мальро, без “революционной эйфории”.
В Москве изданы две книги видного писателя современной Франции — Жана-Мари-Гюстава Леклезио (род. в 1940 г.) — “Путешествия по ту сторону” (Радуга, 1993), “Пустыня” (Объединение “Глобус”, 1993). Трем текстам, составляющим книгу “Путешествия по ту сторону” —фантастическим этюдам “Уотасения”, “Пашакамак” и роману “Найя Найя”, — предпослано предисловие Т Балашовой “Другие миры рядом с нами”. В нем характеризуются жизненный путь и творческая биография писателя; упоминаются и другие созданные им произведения — первый роман “Протокол” (1963), сборник новелл “Лихорадка” (1965), романы “Книга бегств” (1969), “Война” (1970) и др. Приводятся суждения критиков и оценка, данная в “Словаре французской литературы”1: имя писателя “почти сразу вошло в литературоведческие труды, авторы которых с редким единодушием называли талантливого дебютанта одним из самых значительных, а может быть, и самым значительным писателем своего поколения” (Цит. по:
2, с. 7).
Т. Балашова отмечает, что Леклезио не стал последователем экзистенциализма, “вырос на “новом романе”, то ли имитируя, то ли пародируя его (новелла “День, когда Бомон узнал, что такое боль”), принял как “нечто вполне естественные его повествовательные законы, которые... казались вопиющим нарушением нормы” (2, с. 10). Леклезио отвергал роман психологический, реалистический и все другие разновидности жанра, заявляя, что любой способ запечатлеть сущее недостаточен.
В предисловии Т. Балашовой много сопоставлений, пересказа ситуаций и коллизий из различных книг Леклезио (эссе, новелл, романов “Потоп”, “Война”, “Гиганты” и др.). Однако обобщения и выводы критика не всегда помогают пониманию художественного строя,
101сНоппа1ге с!е Ииёга(.иге {гапдгияе.— Р., 1957 .— Р. 200.
хода мысли, языка произведений, которым предисловие предпослано. Вот, пример: “... Романы Леклезио благодаря галлюцинаторной интенсивности (?) производят очень сильное впечатление. Композиционная структура и язык рассказов Леклезио отличаются большей прозрачностью, чистотой рисунка... Потому, наверное, не следует удивляться, что поемия Поля Морана была вручена Леклезио в 1980 г., после двух новеллистических сборников и выхода наиболее “сюжетного” романа — “Пустыня”. В принципе все тексты Леклезио разомкнуты, завершенность событий в новеллах тоже условна, а основные параметры сохраняются как в романах, так и в рассказах” (2, с. 13).
И далее все объяснение сути “путешествий” писателя “по ту сторону” сводится к пересказу — обыденному и утомительному: “... молодая женщина умеет превращаться в птицу, в зеленый лист, умеет примоститься на самом солнце, пролиться дождем, став невидимкой, доставлять людям сюрприз за сюрпризом, принося радость, не ожидающую благодарности”. Сообщается, что у Леклезио были предшественники: повесть болгарского прозаика Павла Вежинова “Барьер”, героиня которой также обладала столь необычными способностями парить в пространстве, что толковалось, как “символ преодоления земного притяжения”. (Добавим, что еще раньше классическим образцом увлекательной фантастики была “Алиса в стране чудес” Льюиса Кер-рола).
Леклезио — писатель по-своему оригинальный и интересный. Он заставляет задуматься над тем, что и как он пишет. Художественная сущность трансформированного им видения мира и “антимира” сложна для понимания. Повествование Леклезио — это приключение, игра мысли, которая проникает в неведомое. В своем полете она уходит часто за пределы смысла. Вот штрихи в описании пустыни: “... ночи больше не было, лишь жар и мороз поочередно жгли землю. Все замерло. Не было больше воспоминаний. Дни мелькали словно молнии. Здесь обитали легкие как дым люди. Слышались голоса, говорившие наоборот. Это другой склон жизни” (см. этюд “Пашакамак”).
Но что это — ирреализм? Сюрреализм? А может быть просто фантастическое видение, свободный полет воображения? С какой целью писатель сопрягает реальное и незримое, слово и звук, взгляд и мысль? Хотелось бы получить какие-то разъяснения возникающих при чтении вопросов; однако их нет в указанном предисловии к сборнику произведений Леклезио.
Обратимся теперь к переизданию романа Леклезио “Пустыня”, предпринятому объединением “Глобус” (1993) “при содействии и поддержке Министерства культуры и информации, французского посольства в Москве” (как свидетельствуют издательские данные). К сожалению, в этом издании нет ни предисловия, ни комментариев. В
краткой рекламной аннотации говорится, что роман-притча лауреата премии Реподо повествует о судьбе юной марроканки Лаллы в Марселе, изведавшей там нужду и богатство и возвратившейся из холодного мира и цивилизации на землю своих предков.
Если читатель доверится этой рекламе, то будет обманут. “Пустыня” — не сентиментальное развлекательное чтение. Судьба Лаллы — одна из сюжетных линий в романе и не главная.
Напомним, что говорится в предисловии к первому изданию произведения на русском языке (М.: Радуга, 1984). Здесь справедливо концентрируется внимание на том, что весь роман пронизан величественным и трагическим шествием обитателей пустыни — “они плоть от плоти песка, ветра, солнца и ночной тьмы. Пустыня для них — материальное лоно и их путь по пустыне — путь навстречу гибели. Не ласковой, не идиллической являет себя природа, когда люди умирают от жажды, от голода, от испепеляющего солнца и иссушающего ветра. Пейзаж в пустыне не романтический. Пустыня — не символ свободы. Леклезио напоминает постыдную страницу подлинной истории Франции, западной цивилизации в целом. В пустыню пришла война, и герои Леклезио превратились в изгнанников, обреченных на гибель” (3, с 13).
Эти суждения верны; они основываются на тексте романа. Леклезио описывает трудный и трагический исход обитателей пустыни, кочевых племен в поисках источников жизни. “Месяцами, годами, — читаем в романе,— бродили они в поисках земли, реки, источника, где они могли бы раскинуть свои шатры”. Голод, усталость, отчаяние привели их к устью реки, к берегу моря. “Когда, казалось, обозначилась надежда, по измученному людскому потоку открыл огонь крейсер с моря, затем атаковали батальоны африканских стрелков — полковника Манжена — сенегальцы, суданцы, жители Сахары,.. Когда все было кончено, люди пустыни, похоронив погибших, повернули в родные края, на Юг, туда, где никто другой, кроме них, жить не мог...”
В этом контексте частная суДьба — история Лаллы, как и ее возлюбленного Нура, соотносится с трагическим исходом обитателей пустыни.
Издательство “Прогресс” (группа “Литера”).выпустило при участии Министерства иностранных дел Франции и Французского посольства в Москве также книгу недавно скончавшегося французского драматурга румынского происхождения Эжена Ионеско “Противоядия” (М., 1992). Книга, казалась бы, нужная. Она знакомит русских читателей с жизнью писателя, его автобиографической прозой (размышления о творчестве, современном театре, дневниковые записки), публицистикой. Ионеско — видный представитель художественного течения, получившего название “театра абсурда”. Но когда знакомишься с книгой, она разочаровывает, литературоведческий интерес к ней оказывается
относительным, хотя составителем сборника и автором вступительной статьи является филолог, кандидат наук В. А. Никитин. В книге не представлено главное —- его драматургия.
В предисловии (4) анализ особенностей “театра Ионеско” весьма скуп. Русскоязычный читатель имел возможность познакомиться с переводом пьесы “Носорог” (1960). На'подмостках наших театров шли и идут постановки пьес “Лысая певица” (1948), “Стулья” (1951), “Король умирает” (1962) и тот же “Носорог”. Анализ этих произведений был бы весьма уместен в предисловии, но его здесь нет. И в самом отборе написанного драматургом для указанного издания доминирует конъюнктурно-политический уклон. Суть творческой деятельности Эжена Ионеско В. Никитин сводит к “антиконформизму”, основываясь, главным образом, на “Носороге”. По его мнению, Ионеско, декларируя себя драматургом, стоящим вне политики, написал, однако, пьесу, которая поставила его в ряд “наиболее выраженных политических писателей... В носорожьей болезни все без труда узнали главные политические чумы нашего века: фашизм и коммунизм” (4, с. 7).
Оставим на совести автора то, что он рассматривает в одной плоскости коммунизм и фашизм. Но он грешит против истины, заявляя, что все так понимали литературную абстракцию Ионеско. На самом деле, по поводу далеко неоднозначных символов Ионеска шла острая полемика.
В своем предисловии В. Никитин стремился как бы реабилитировать драматурга, имея в виду нападки на него со стороны части французской и советской критики прежних лет. “В 1967 г., — пишет он, — Ионеско пытался объяснить им, что пятьдесят лет Октябрьской революции были пятьюдесятью годами преступлений против человека, его не понимали. Даже обзывали фашистом” (4, с. 8).
Пристрастие составителя книги наглядно и в другом: большую ее часть составляют статьи, с которыми Ионеско выступал в газетах и журналах; прежде всего — в газете “Фигаро”, наиболее консервативном издании правого толка. Главными темами статей были обличение советской действительности, осуждение коммунизма. В утрированном тоне автор предисловия пишет о том, как реагировала советская критика на писания французского драматурга. А финальный акцент таков: “Уже давно Ионеско выражал надежду, что рано или поздно стыд за свое настоящее и проснувшаяся совесть помогут русскому народу сбросить ненавистный режим. Сейчас это, наконец, почти произошло или, точнее, происходит” (4, с. 8).
Возникает вопрос: Стоило ли издателям книги прибегать к соучастию высоких французских инстанций, чтобы преподнести русскому читателю залежавшуюся в запыленных подшивках хулу Эжена Ионеско7 Не достаточно ли доморощенных чернителей своей страны, ее истории?
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андреев Л. Г. Наедине со смертью: Восточные романы Мальро // Мальро А. Королевская дорога: Романы.— М., 1992 .— С. 3-19.
2. Балашова Т. Другие миры рядом с нами // Леклезио Ж.-М.-Г. Путешествия по ту сторону.— М., 1993 .— С. 3-14.
3. Андреев Л, Г- Планета Земля Жана-Мари-Густава Леклезио // Леклезио Ж.-М.7Г. Пустыня.— М., 1994 .— С. 5-14.
4. Никитин В. А. Человек, не пожелавший стать носорогом // Ионеско Э. Противоядия.— М., 1992 .— С. 3-8.
Ф. Е. Тропов
