CC BY
13
тературы как общемирового феномена. Хотя и сохраняется неравновесное положение между литературами отдельных стран и континентов (европоцентризм, преобладание англоязычных литератур, отдельных авторов - прежде всего Шекспира), другие страны и континенты всё больше привлекают внимание ученых, в них активно развиваются филологические институции и растет число литературоведческих публикаций. Кроме того, усиливается литературная и культурная интеграция, требующая более пристального изучения. Очевидно также, что и теоретический дискурс переживает процесс планетаризации: появляются работы о тех национальных литературах, которые до сих пор не становились объектом научных исследований. Глубже проанализировать названные процессы позволила эпоха распространения Интернета, и она дает возможность увидеть не только состояние литературной науки сегодня, но и ее перспективы в будущем.
Н.Т. Пахсарьян
2020.02.003. КОНТЦЕН Е., фон. НЕЕСТЕСТВЕННАЯ НАРРАТО-ЛОГИЯ И ПОВЕСТВОВАНИЯ ДО НОВОГО ВРЕМЕНИ: ИСТО-РИЗАЦИЯ ФОРМЫ.
CONTZEN E. von. Unnatural narratology and premodern narratives: Historicizing a form // Journal of literary semantics. - Berlin, 2017. -Vol. 46, N 1. - P. 1-23.
Ключевые слова: неестественная нарратология; средневековая литература; сверхъестественное; натурализация; религия.
Неестественная нарратология - новое и активно развивающееся направление в современной нарративной теории, которое сосредоточено на разрушающих рамки миметического реализма разновидностях повествования. В первую очередь это тексты эпохи постмодернизма, авторы которых активно экспериментируют с литературными конвенциями и проблематизируют механизмы восприятия человеком реальной действительности. Однако представители неестественной нарратологии заявляют, что их теория может способствовать осмыслению не только современных, но и созданных до наступления Нового времени текстов, если в них реализуются неестественные повествовательные сценарии. Медиевист из Фрайбургского университета Ева фон Контцен рассматри-
вает две наиболее авторитетные концепции, претендующие на придание неестественной нарратологии диахронического измерения, - Яна Альбера1 и Брайана Ричардсона2.
Эти два автора по-разному концептуализируют категорию неестественного. Я. Альбер определяет его как «невозможное физически, логически или для человека» и находит общечеловеческий когнитивный фундамент под этой категорией. При этом перспективой, в которой разграничивается возможное и невозможное, является для него точка зрения современного, рационально мыслящего и ориентированного на научное знание человека. Он признает, разумеется, что когда-то люди верили в магию и т.п., но принципиальное значение для него имеет тот факт, что магия невозможна - как тогда, так и сейчас.
Б. Ричардсон выстраивает свою концепцию неестественного на восходящем к Шкловскому понятии остранения. Неестественное - то, что воспринимается читателем как «странное», неожиданное. Немиметичные и нереалистические тексты могут и не быть неестественными, если отклонения от реалистической модели репрезентации в них конвенционализированы в результате многократного воспроизведения, как, например, в баснях о животных, научной фантастике, волшебных сказках. Однако и Б. Ричардсон ограничивает свой анализ теми эффектами, которые неестественные элементы в старых текстах оказывают на современного читателя.
Е. фон Контцен видит в обеих концепциях проявление «пре-зентизма» - описания, интерпретации и оценки прошлого с точки зрения более позднего «настоящего» с его ценностями, стандартами, тревогами и надеждами. Хотя, в отличие от Альбера, Ричардсон не опирается на идею о неизменности когнитивных механизмов непосредственным образом, она, несомненно, входит в число его имплицитных предположений, поскольку критерии странного у него не контекстуализируются, их историческая изменчивость ставится в зависимость от повторяемости той или иной модели, а не ее восприятия в разные эпохи. Таким образом, неестественное у
1 Alber J. Unnatural narrative: Impossible worlds in fiction and drama. - Lincoln, 2016.
2 Richardson B. Unnatural narrative: Theory, history, and practice. - Ohio,
2015.
обоих исследователей выступает в качестве константы. Им удается показать, что неестественное является важным нарративным фактором на протяжении всей истории литературы, но их анализ успешен лишь в той мере, в какой сосредоточен на этой категории. Так, например, в обсуждении образа Гренделя («Беовульф») Аль-бер убедительно раскрывает механику слияния человеческого и чудовищного в этом персонаже, но в то же время утверждает, что «силы добра и зла» действуют в «Беовульфе» на заднем плане. Тем самым он игнорирует то обстоятельство, что именно действие этих «сил» - ключевой момент для интерпретации поэмы, учитывая время ее создания - эпоху христианизации Англии.
По мнению Е. фон Контцен, обе рассматриваемые теории можно назвать очередным воплощением структуралистского проекта, хотя именно от структурализма неестественные нарратологи стремятся откреститься. Однако для них неестественное - один из полюсов дихотомии, которая накладывается на все тексты, и ее поиск в разнообразных произведениях становится основной целью литературоведческого анализа. Поэтому история литературы мыслится обоими исследователями как «история структуры или формы, остающейся неизменной» (с. 8). У Е. фон Контцен, как медиевиста, эта позиция вызывает сомнения: она хорошо знает, что сходные формы и структуры могут кардинальным образом менять свои функции в различных исторически и социально изменчивых контекстах.
Кроме того, у Я. Альбера, помимо представления о неестественном как константе, возникает телеологический и оценочный оттенок в историческом анализе. Ранние примеры неестественного мыслятся им как «предвестники» постмодернистских текстов, воплощающих собой своего рода вершину в развитии нарратива. По мнению Е. фон Контцен, говорить о том, что в истории литературы нечто предвосхищает что-то другое, можно лишь при наличии отчетливых интертекстуальных связей.
Слепым пятном в концепциях Альбера и Ричардсона остается также вопрос о роли и функции религии, или несколько шире -вопрос о роли мировосприятия, предполагающего возможность влияния на реальность трансцендентного (в противоположность сверхъестественному). Нельзя сказать, что трансцендентное ими полностью игнорируется, но Альбер, например, ограничивает его
присутствие в литературе определенными локусами (ад, рай, чистилище, их вариации в современных текстах) и видит в нем средство натурализации1 неестественного - в первую очередь темпо-рально неестественного. Между тем в Средние века Божественные присутствие и действие постулировались как определяющие все аспекты реальности - в любом месте, в любое время. «Средневековое общество было гетерогенно и асинхронно в своих темпо-ральностях, поскольку земная и небесная, аграрная и библейская, историческая и экклезиастическая временные структуры сосуществовали и пересекались друг с другом. <...> Для Средних веков характерен конгломерат разнообразных концепций времени, частично совпадающих, частично расходящихся между собой, частично противоречащих друг другу» (с. 10). В Средние века неестественные, на первый взгляд, элементы темпоральности (например, отсутствие движения времени на небесах) являются естественной частью общей идеологии. Они могут казаться странными современным людям, но для своего времени представляют собой «принимаемый по умолчанию вариант, не требующий никакой натурализации» (с. 11).
Концептуализация неестественного в целом зависит от того, что мы считаем возможным и невозможным. Если мы берем в качестве точки отсчета законы физики, то этот вопрос решаем иначе, чем в рамках мировоззрения, предполагающего непосредственное вмешательство Бога в человеческую жизнь. Е. фон Контцен рассматривает один из сюжетных ходов английского рыцарского романа «Король Тарса» (XIV в.). В нем рассказывается, как принцесса Тарса выходит замуж за султана Дамаска, для чего вынуждена поклониться идолам. После этого она рожает не ребенка, а бесформенный обрубок плоти. Однако в конце концов султан принимает святое крещение, и в результате обрубок плоти превращается в человеческое дитя, а сам султан меняет цвет кожи с черного на белый. Е. фон Контцен показывает, что этот, с современной точки зрения невероятный, нарративный элемент мотивирован в своих мельчайших деталях не только общей идеологией, но и средневе-
1 Натурализация - внутреннее объяснение читателем неестественных элементов текста, позволяющее включить их в непротиворечивую картину мира.
ковыми научными представлениями - аристотелевской философией, сведениями, взятыми из «Физиолога», бестиариев и пр.
Не менее важно учитывать и тот факт, что любой средневековый нарратив не был искусством ради искусства, у него всегда имелась внелитературная общая цель - дидактизм средневековых текстов был всеобъемлющим. Между тем, рассуждая о воздействии неестественных элементов нарратива на читателей, и Альбер, и Ричардсон имеют в виду намного более частные, локальные явления. Поэтому от их внимания ускользает один из принципиальных средневековых способов натурализации неестественного, отсутствующий в более поздние эпохи, - придание неестественному дидактической функции.
Особое место в теории неестественного занимает вопрос о жанре. Альбер, разумеется, отмечает, что жанровые конвенции -одно из важнейших средств натурализации неестественного. И наоборот, его натурализация - главная движущая сила в эволюции жанров. Однако этот процесс должен рассматриваться детально и с учетом исторического контекста. Если в нарративах о супергероях или в научной фантастике мы просто принимаем в качестве жанровой конвенции, что в данном вымышленном мире действие некоторых физических законов приостанавливается, то в рамках религиозного мировоззрения дело обстоит иначе, поскольку оно в равной степени определяет и внутритекстовую, и внетекстовую реальность. Е. фон Контцен рассматривает в этом плане некоторые чудесные мотивы, встречающиеся в житиях святых: в частности, историю о том, как св. Маргариту глотает дьявол, принявший об-личие дракона. После того как святая дева знаменует себя крестом, его утроба разрывается и св. Маргарита выходит наружу невредимой. Автор знаменитого сборника «Золотая легенда» Яков Ворра-гинский (ок. 1230-1298) замечает по этому поводу, что данный рассказ является «апокрифическим и не должен восприниматься всерьез», тем не менее он последовательно включается в жития св. Маргариты. Похожее замечание делает Джон Капгрейв (13931464) в связи с описанными им самим чудесами, знаменовавшими смерть св. Екатерины, оговариваясь, что у него нет твердых оснований для вынесения критического суждения о них. Таким образом, следует учитывать, что и в Средние века неестественное функционировало в контексте сомнения, что, однако, не мешало
постоянному воспроизведению подобных мотивов в авторитетных текстах. Это показывает, что на самом деле натурализация и восприятие неестественного - сложный и нестабильный процесс.
В XVI в. житийный жанр претерпевает резкие изменения, из него исчезают неестественные элементы (которые в системе взглядов Альбера и Ричардсона должны быть уже давно натурализованы и конвенционализированы), что объясняется началом Реформации с ее критикой зрелищности и отвержением неисторичного. Е. фон Контцен приходит к выводу, что здесь мы наблюдаем явление «денатурализации», когда, казалось бы, давно уже кон-венционализированные элементы снова начинают восприниматься как невозможные, не отвечающие новой идеологии, а стало быть, не пригодные для христианской литературы.
Между тем процесс исторического развития подобных мотивов на этом не заканчивается, хотя жанр «легенды» (чудесного жития) почти вымирает. После Реформации легендарная топика переходит в комплексы словесных образов и символов, с одной стороны, а с другой - в светскую литературу. После периода де-фамилиаризации, вызванного протестантской критикой чудес, они конвенционализируются заново, но уже в новых, светских контекстах - в частности, в драматургии Шекспира. Сходный процесс наблюдается, по мнению исследовательницы, и во время присвоения христианской традицией античных мифов, например в «Мора-лизованном Овидии». Мифологические события и персонажи переходят из сферы безусловной истины в область чистой выдумки -fabula (противопоставленной historia и argumentum). И это серьезным образом отражается на восприятии эпики, принадлежащей к виду historia, но традиционно включающей изображения богов, колдунов и т.п. Возникают новые, нередко структурно-композиционные, а не семантико-идеологические средства согласования этих неестественных элементов с новой идеологией. Например, повышается роль персонажей как принимающих собственные решения субъектов, они перестают зависеть от богов, а боги начинают выполнять функцию поэтического дискурсивного средства для «санкционирования» действий героев.
В целом можно сказать, что теория неестественного в нарра-тивах, как она существует сейчас, недостаточна для объяснения сложной динамики эволюции повествовательных текстов в широ-
кой диахронической перспективе. Причиной этого Е. фон Контцен видит общее для всех имплицитно или эксплицитно когнитивных подходов, к которым относится и неестественная нарратология: они «исходят из идеи сходства и тогда, когда в действительности имеется различие» (с. 18). Но на самом деле исторически изменчивые, специфичные для каждой эпохи контексты важны, несмотря на то что наши перцептивные механизмы и способы телесного функционирования остаются неизменными на протяжении веков.
Критика неестественной нарратологии не означает отсутствия настоятельной необходимости в осмыслении того, каким образом функционирует неестественное в литературе до эпохи Нового времени. Е. фон Контцен считает, что с этой целью следует адаптировать к изучению неестественного концепцию социально-политической действенности формы, принадлежащую К. Левин1. Некоторые аспекты неестественных нарративов являются константами на протяжении всей истории литературы (например, говорящие животные или такой прием, как металепсис), но их значение и функции, интертекстуальные связи, степень необычности подвержены вариациям, имеющим политическое измерение. «Трансгрес-сивность, порождаемая неестественными элементами нарратива, не бывает нейтральной» (с. 20), она всегда связана с дискурсом о ценностях, власти, критике, интертекстах и затрагивает аффективные аспекты читательского восприятия.
Е.В. Лозинская
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СВЯЗИ И ВЛИЯНИЯ, СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2020.02.004. СОКОЛОВА Е.В. МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «IM SPANNUNGSFELD GOETHES: ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО В ПОЛЕ ПРИТЯЖЕНИЯ ГЁТЕ» (Москва : ИМЛИ : ВШСИ. - 25-26 ноября 2019 г.). (Обзор докладов).
Ключевые слова: творчество И.В. Гёте; «гётеведение»; литература Германии; штюрмерство; романтизм; «мировая литература»; «Фауст»; «Ифигения в Тавриде»; рецепция Гёте.
1 Levine C. Forms: Whole, rhythm, hierarchy, network. - Princeton; Oxford,
2015.
