CC BY
24
Ю. Хабермаса. В то же время «слабая онтология» противопоставляется и позициям, которые занимают Ж. Деррида, Ж. Делёз, Ж. Лиотар или Р. Рорти.
В позитивном плане «слабое мышление» и онтология Ватти-мо стремится быть герменевтической и нигилистской в духе хай-деггерианской онтологии. Философия Ваттимо стремится спасти онтологический дискурс, не сделав его при этом метафизическим в традиционном смысле. Если говорить более конкретно, эта философия признает мир символических форм, мир действий, признает различные практики, воспринимая их как различные языки разума. Мир понимается как «место» символических систем. Принимаются различные мировоззрения. А философия, соответственно, должна научить ориентироваться во всем многообразии различных языков и знаний.
Список литературы
1. Ваттимо Дж. Прозрачное общество / Пер. Д. Новиков. - М.: Логос, 2003. -128 с.
2. Кимелев Ю.А. Современная философская онтология / РАН. ИНИОН. - М., 2015. - 100 с.
3. Vattimo G. Al di là del soggetto: Nietzsche, Heidegger e l'ermeneutica. - Milano: Mursia, 1981. - 85 p.
4. Vattimo G. Oltre l'interpretazione: Il significato dell'ermeneutica per la filosofía. -Roma; Bari: Laterza, 1994. - 151 p.
5. Vattimo G. La fine della modernita. - Roma: Garzanti, 1999. - 192 p.
6. Vattimo G. Vocazione e responsabilita del filosofo. - Genova: Il Melangolo, 2000. -139 p.
7. Vattimo G. Della realtà: Fini della filosofía. - Milano: Garzanti, 2012. - 231 p.
8. Vattimo G. Dal pensiero debole al pensiero dei deboli // Filosofi italiani contempo-ranei / Ed. Riconda G., Ciancio C. - Milano: Mursia, 2013. - P. 374-380.
9. Il pensiero debole / Ed. Vattimo G., Rovatti P.A. - Milano: Mursia, 1983. - 262 p.
10. Vattimo G., Zabala S. Hermeneutic communism: From Heidegger to Marx. - New York: Columbia univ. press, 2011. - 241 p.
2018.03.003. БОРИСОВА С. ИГРА ВОЗМОЖНОГО И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО В ЭСТЕТИКЕ ГЕТЕРОТОПИИ.
BORISSOVA S. The play of the possible and the real in aesthetic heterotopia // Balkan journal of philosophy. - Sofia, 2016. - Vol. 8, N 2. -P. 159-164.
Ключевые слова: гетеротопия; эстетика гетеротопии; возможность и действительность; эстетический процесс; конструктивизм.
Сильвия Борисова работает в Институте обществ и знания Болгарской Академии наук, сектор культуры, эстетики, ценностей.
В статье проясняется концепт и феномен эстетики гетеротопии. Рассматривается история гетеротопии как культурного феномена самого по себе, затем в нем раскрывается эстетическая компонента, с помощью которой потом отыскиваются «топосы» эстетики гетеротопии в современной культуре. Исследуются границы и взаимоотношения между возможностью и действительностью в эстетике гетеротопии посредством центральной фигуры ироника в постмодерне как единственного типа мировоззрения, имеющего будущее.
В этом контексте анализируются некоторые важные темы современной философской эстетики: каков механизм создания новой эстетики гетеротопии? На чем он основывается? Почему классическая эстетика не распространяется на этот культурный феномен? Отчего неклассическая эстетика называется также процессуальной эстетикой? Что общего между эстетикой гетеротопии и процессу -альной философией?
Борисова характеризует культуру постмодерна как состояние чувственного потока, который конституируется периферией, отношениями между всем и вся, возникновением и потерей, началами и концами, жизнью, скрытой в пространствах между ситуациями и отношениями людей, миров, вещей.
Статья состоит из четырех частей. В первой части рассматривается концепция утопии Г. Маркузе в связи с гетеротопией как конструктивистского инструмента, а также ее двойная функция. Маркузе еще в 1967 г. указал на то, что человечество в состоянии превратить мир в ад, а также в его противоположность, а это значит конец утопии в смысле отбрасывания всех идей и теорий, которые используют понятие утопии для денонсирования определенных социоисторических возможностей. При этом он различает два типа утопии. Первый, когда проект социального изменения противоречит законам природы, и интенции, намерения выходят за пределы биологии и истории.
И второй, который основывается на факте, когда все материальные и интеллектуальные силы, необходимые для реализации свободного общества, уже имеются в наличии. По мнению Маркузе, сама возможность использования всех этих упомянутых сил в деле социального освобождения лежит в эстетико-эротическом измерении. Сам термин эстетики используется здесь в оригинальном значении, а именно, как форма чувственности органов восприятия и как форма конкретного мира человеческой жизни. Понятый таким образом, данный концепт означает конвергенцию технологии и искусства, конвергенцию труда и игры (с. 159-160).
Маркузе подчеркивает, что так называемые утопические возможности являются совсем не утопическими, скорее детерминированными социоисторическим отрицанием того, что существует (с. 160), и имеют, таким образом, реальный потенциал для рестарта социополитической системы по новому, непринудительному вектору. Борисова считает, что идея Маркузе об эстетическом измерении как разрыве существующих социального и культурального порядков очень важна для дальнейшей концептуализации культурного феномена эстетики гетеротопии.
Во второй части рассматривается гетеротопия как культурный феномен. Само понятие гетеротопии, идущее от Мишеля Фуко в его работе «Порядок вещей» (1970) в рефлексии о книге Борхеса «Книга воображаемых существ». Заметив, что все невозможные квалификации и расположения различных воображаемых животных могут существовать только в пространстве языка, Фуко сравнивает это пространство с функционированием утопии, давая интенции Борхеса имя «гетеротопии», т.е. отличного, альтернативного, иного места. При этом гетеротопия является также медицинским термином, относящимся к ткани тела, развивающейся в необычном месте, т. е. дислокации. Фуко говорит о гетеротопиях как о подрывающих и смещающих язык, так как «они разрушают наши мифы и стерилизуют лиризм наших высказываний» (цит. по: с. 160). То есть, пишет Борисова, ссылаясь на П. Джонсона, подобное освобождение «слов и вещей» вызывает у Фуко вопросы относительно установлений культуры и базовых кодов, которые управляют восприятием, языком и практикой (там же). Таким образом, место для гетеротопий есть в любом времени и пространстве, где что-либо появляется как вопрос или зазор в мыслимом универсуме.
Важным текстом Фуко по гетеротопии является его лекция «О других пространствах», прочитанная в Париже в 1967 г. (опубликована в 1984), где он указывает, что когда какое-либо реально существующее место или социальная система исчерпывает свой креативный потенциал создания новых возможностей, появляется альтернативное пространство для компенсации или заполнения этого пробела тем или иным образом. Фуко, таким образом, первый заметил двойную функцию гетеротопий как репрезентирующих и в то же время инвертирующих реальное пространство, причем, в отличие от утопий, которые инвертируют реальный мир или систему целиком, гетеротопии - это локальные части реального мира.
Сейчас, как замечает исследователь культурных гетеротопий Петер Джонсон, фокус сместился с текстуальных мест на культу-ральные и социальные топосы. И эти гетеротопии, которые могут быть найдены в каждой культуре и цивилизации, стали занимать значительную часть в дальнейших исследованиях Фуко. Борисова приводит их список в сноске: «это святилища, ритуалы, кладбища, публичные дома, тюрьмы, приюты, места отдыха, ярмарки, музеи, библиотеки, госпитали, санатории, дома престарелых, военные училища, путешествия новобрачных, кинотеатры и театры, сады, персидские ковры и т.п., а также их различные функции и сходства, правила вхождения в них и выхождения из них» (с. 160-161). При этом он замечает, что современные гетеротопии функционируют как девиации и отклонения скорее, чем «активные сцены жизни». Фуко подчеркивает отличие гетеротопий, а не их радикальную инаковость.
Поскольку современная культура сверхзанята пространством и горизонтальными структурами в противоположность доминировавшим в XIX в. концепциям времени, эксплицитной иерархией и прогрессивной историей, и поскольку центром культуры позднего модерна был почти любой данный периферийный аспект, стало более чем необходимо переосмысливание культурного мира как констелляции гетеропий, социальных ролей и «языковых игр», а также как конвергенции внутреннего и внешнего, виртуального и материального, возможного и реального (с. 161).
Продолжая свой анализ гетеротопий, автор статьи констатирует, что Башляр использует более широкое значение пространст-
ва, которое включает и особые метафоры воображения - пространство внутреннего.
Таким образом, культурный феномен гетеротопии, а также гетерохрония, обозначают разрыв, разлом, инверсию, перерыв постепенности, подвешивание или сублимацию ее окружения, пространственного или темпорального.
Для современной культуры симптоматично, что в последние 50 лет, называемые временем постмодернистского сдвига, концепт гетеротопии используется чаще, чем утопии. Коллапс тотальности вызвал подъем частностей, моральные ценности заменяются эстетическими, неоправдавшаяся моральная нагрузка слов освобождает место словам как метафорам, принципы трансформировались в открытость новому, воля к знанию ведет к бесконечному экспериментированию. Больше нет Прогресса, уже нет Истины, а лишь разнообразие истин или отсутствие истины. Больше нет Бытия, есть только Становление; разрушение нормативности, авторитета, централизации и управления извне разрешают децентрализацию, маргинальность и актуализацию внутренних интенций человека. И наконец, поскольку уже нет высшей Утопии, люди начали жить в разнообразии гетеротопий. Петер Зима обсуждает эту интенцию в своей книге «Модерн / постмодерн», когда пишет, что «гетерото-пия - это эстетическое разнообразие: радикальный плюрализм среди общества, которое признает не одну красоту, а их бесчисленное множество, общество, состоящее из множества эстетических сообществ, конкурирующих друг с другом» (цит. по: с. 161).
В третьем разделе Борисова рассматривает эстетическую ге-теротопию современных философии и эстетики. Жак Рансьер эксплицитно концептуировал эстетику гетеротопии. По его мнению, это специфическая форма отношения между чувственными данными и их смыслом. Эстетическая гетеротопия может открывать новые возможности так, что тела станут генерировать различные виды опытов, которые могут ощущаться так, что «другое пространство ворвется в реальный мир» (цит. по: с. 162).
Здесь фиксируется зона встречи эстетической гетеротопии и процессуальной философии, т.е. топос эстетической гетеротопии в современной культуре - это воля к утопии, к созданию различных правил в реальной культуре и социальных пространствах. Возможность мышления об эстетической гетеротопии лежит в неклассиче-
ской философии и эстетике, особенно в философии и эстетике отдельных вещей, что является маргинальным концептом классической философско-эстетической мысли (Гёте, Гегель и Лукач). Если прекрасное как всеобщая гармония внутреннего и внешнего, ценности и ее выражения, является центральным концептом классической эстетики, то центральным субъектом неклассической и негативной эстетик являются топосы и моменты случающегося и утрата прекрасного, точки диссонанса внутреннего и внешнего, ценности и ее выражения. Тем не менее все эти кризисные моменты (сдвиги, пограничные ситуации и т.д.) являются тем, что пускают потоки возможного, пишет Борисова, в реальный мир. Развитие культуры (прогресс или регресс) всегда происходит благодаря сплаву продуктов человеческого воображения, - мир возможностей - с существующим порядком вещей. И особенность эстетики гете-ротопии здесь - это ее связь с частностями.
В четвертом разделе Борисова рассматривает топосы эстетических гетеротопий в современной культуре: между конструктивизмом и его моральными следствиями. В своем эссе «Четыре различных пути к тому, чтобы быть абсолютно правильным» американский философ и писатель В. Т. Андерсон видит в постмодернистском западном обществе и его сознании четыре различимых мировоззрения. Каждое из них формирует свою отдельную культуру и общество со своим собственным языком публичного дискурса, собственной эпистемологией: научно-рациональное мировоззрение, в котором истина находится посредством методического профессионального поиска; социально-традиционное мировоззрение, в котором истина - в наследии западной цивилизации; неоромантическое мировоззрение, в котором истина отыскивается в гармонии с природой или посредством духовного исследования внутреннего Я. Андерсон утверждает, что только постмодернистский иронический взгляд на мир, видящий истину в качестве социального конструкта, является перспективным, ориентированным на будущее, поскольку не основывается на истинах и ценностях модерна и премодерна. В его эссе различаются три типа постмодернистского иронизма: конструктивисты, игроки и нигилисты. Все они «разделяют готовность видеть в реальности социальную конструкцию» (цит. по: с. 162).
Конструктивисты похожи на «самоактуализирующихся субъектов» Абрахама Маслоу - внешне они конвенционалисты, но при этом стремятся расширить пределы так называемых общих истин и мира. Постмодернисты-игроки составляют более широкую группу -это люди, которые плывут, довольные, по течениям культурных сдвигов, не проявляя глубокого интереса к абстрактным идеям. Их ирония в большей степени аттитюд, чем интеллектуальная позиция; они изобретают новые религиозные ритуалы, исследуют виртуальную реальность, комбинируют фолк-музыку с тяжелым роком, ностальгируют по 50-м и 60-м годам (там же). В общем, по-стмодернист-ироник не имеет подлинной самости, поскольку все определяет контекст: либо социальная роль (у конструктивистов), либо более динамичный стиль жизни (у игроков).
Борисова характеризует также в нескольких словах мировоззрения: научно-рациональное, социально-традиционалистское и неоромантическое. Социальные роли создаются людьми, поэтому иногда нуждаются в переделывании или отбрасывании. По мнению исследовательницы, ирония - это одна из связывающих эстетических категорий, показывающих провал между внутренним и внешним: внутрення ценность превосходит любое внешнее выражение ее и вместе с тем внутреннее противоположно внешнему, поэтому здесь содержится та же потенциальность, что скрыта в гетеротопии.
Каждый из нас живет, по мнению Андерсона, в постмодернистском обществе, поэтому является мультилингвом и должен иметь доступ к этим четырем мировоззрениям, однако для него внутренний голос ироника-постмодерниста становится частью психологического макияжа каждого человека. Здесь подчеркивается центральная фигура ироника-постмодерниста, который живет гетеротопией сегодняшнего дня, в своей манере смешивая и соотнося правила и специфические особенности различных пространств и периодов времени. Таким образом, замечает Борисова, идея Андерсона является оборотной стороной концепции симулякров Бодрийяра.
Критическая теория утопии Эрнста Блоха видит утопию в большей степени как процесс, чем как место предназначения. Его подход соответствует замечанию Маркузе, что мы играем и используем наши возможные миры каждый день.
Статья заканчивается анализом взглядов Эмиля Мишеля Чо-рана на утопию в связи с понятием христианского рая. Делается
вывод о том, что ориентация модернистских утопий на будущее превращает их в гетеротопию. В современных утопиях, согласно Чорану, есть и другие особенности: они характеризуются как автоматы, фикции или символы - ничто не реально, ничто не выходит за рамки статуса игрушки, идея теряется в мире без референтных точек. В этом контексте гетеротопия также меняется после конца утопии: современные эстетические гетеротопии вставляют утопические фрагменты в действия и похищают запрещенные части из немыслимого (Рансьер, Беккет) в попытке расширить наши ментальные самости. Чоран спрашивает: что легче сконструировать -утопию или апокалипсис?
Развитие эстетической гетеротопии в наши дня показывает, что сконструировать утопию легче (с. 163).
Е.Е. Грассе, Г.В. Хлебников
2018.03.004. ДЭВИС Б.В. ЗАНОЗА КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ: КРИТИКА ФИЛОСОФСКОГО ЕВРОПОЦЕНТРИЗМА РОБЕРТА БЕРНАСКОНИ.
DAVIS B.W. Gadfly of continental philosophy: On Robert Bernasconi's critique of philosophical eurocentrism // Comparative and continental philosophy. - London, 2007. - Vol. 9, N 2. - P. 119-129.
Ключевые слова: европоцентризм; философия; западная философия; сравнительная философия; континентальная философия; превосходство; Р. Бернаскони; Э. Левинас; Р. Гаше; критика; самокритика; расизм; дискриминация; межкультурный диалог.
В статье анализируется критика «философского европоцентризма», представленная в работах современного философа Роберта Бернаскони. Б.В. Дэвис отмечает, что Р. Бернаскони показал, как «этноцентризм и расизм связаны с философией не только таких обычных подозреваемых, как Гегель, Гуссерль и Хайдеггер», но также тех фигур, учение которых рассматривается многими в качестве непререкаемого авторитета в области этики, «таких как Локк, Кант и Левинас». Голос видного представителя континентальной философии Р. Бернаскони, мыслителя «родословной Сократа», который ставит нас перед необходимостью быть более самокритичными и призывает «открыть двери тем, кто снаружи», «раздражает
