CC BY
179
современной общественной жизни. Эти разработки не сработают, если гуманитарное знание раскроет их реальный смысл и те цели, которые являются продуктом безумных амбиций, влекущих цивилизацию в термоядерную пропасть.
Список литературы
1. Автономова Н.С. Познание и перевод: Опыты философии языка. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 736 с.
2. Фуко М. Археология знания. - Киев: Ника-центр, 1996. - 208 с.
3. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. - СПб.: Университетская книга, 1997. - 576 с.
4. Скворцов Л.В. Цивилизационные размышления. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 384 с.
2018.03.002. Ю.А. КИМЕЛЕВ. ФИЛОСОФИЯ ДЖАННИ ВАТТИ-МО. (Обзор).
Ключевые слова: Дж. Ваттимо; философия; онтология; «слабое мышление»; бытие; постмодерн; нигилизм.
Цель данной работы - реконструкция основных философских воззрений итальянского философа Джанни Ваттимо (р. 1936 г.). С 1980-х годов философская концепция Дж. Ваттимо образует заметный компонент европейских философских дискуссий. В первую очередь это относится к онтологической концепции Ваттимо. С этой концепцией тесно связаны его разработки проблематики нигилизма, герменевтической философии, теория постмодерна. Наряду с этими темами будет уделено внимание метафилософским позициям Ваттимо, т.е. его пониманию характера философского мышления, его задач «в условиях актуальности».
Философские воззрения Дж. Ваттимо можно охарактеризовать как философско-теоретическую парадигму, получившую обозначение «слабое мышление» (ре^его debole).
«Слабое мышление» поначалу получило программное выражение в сборнике, изданном Ваттимо совместно с Пьером Альдо Роватти в 1983 г. (9). Этот сборник стал ответом на появившийся четырьмя годами ранее сборник «Кризис разума», который был
издан Альдо Гарганти1. В «Кризисе разума» утверждалось, что кризис разума связан с его ослаблением и даже бессилием вследствие плюрализации форм разума.
В ответ на такой тезис Ваттимо и Роватти заявили о том, что оценивать процесс плюрализации разума исключительно как негативный можно только если исходить из прежних представлений о единстве и силе разума.
Свои воззрения они понимают как вывод на основе истории, в которой наблюдается устойчивый отход от «сильного бытия», нашедшего тематизацию в «сильном мышлении» традиционной метафизики.
«Слабое мышление» опирается на логику истории. Базовая теоретическая ориентация Ваттимо заключается в указании на исторический процесс ослабления разума, рациональности. Этот процесс связан прежде всего с плюрализацией форм рациональности. Плюрализированные формы рациональности уже давно не обладают той силой, которой когда-то наделяли единый и могучий разум.
Все те позиции, которые утверждают старые представления о силе разума, следует отклонить, поскольку они утратили правомерность в процессе истории.
История европейской мысли, если ее рассматривать в целом, характеризуется как процесс ослабления, нисхождения или упадка (declino). Вместе с тем этот процесс ни в коем случае нельзя считать декадентским процессом. Соответственно, и слабое мышление не есть слабосильное мышление.
Концепция исторически прогрессирующего «ослабления бытия» и «ослабления мышления» предстает у Ваттимо и как теория секуляризации, особенно применительно к эпохе модерна. Истоки секуляризации Ваттимо усматривает в самом христианстве, в бого-воплощении, в учении о «кенозисе»2.
Ваттимо оспаривает представление о реальности как о «массивной, стабильной, вечной структуре». Он радикальным образом историзирует бытие и наделяет его характером событийности. «Бытие» предстает не иначе как событие, оно случается как исто-
1 Crisi della ragione / Ed. A.G. Garganti. - Torino: Einaudi, 1979. - 366 p.
2 Следует отметить, однако, что «теория кенозиса» представляет собой относительно недавний в истории христианской теологии способ объяснить воплощение.
рико-лингвистические горизонты, в рамках которых сущее становится доступным для нас.
Применительно к настоящей эпохе неправильно наделять бытие «сильными» свойствами (единством, абсолютностью и т.п.), как это делала метафизическая традиция. Более правомерными предстают «слабые» и «постмодерновые» свойства, такие как плю-ральность, темпоральность и конечность. «Ослабление» бытия есть его судьба. Бытие уже не «сильное» бытие.
Ваттимо стремится прежде всего концептуализировать «онтологию актуальности» как нынешней фазы «истории бытия». Подобный замысел опирается на интерпретацию онтологии М. Хай-деггера и Г.-Г. Гадамера в перспективе нигилизма, как он представлен у Ф. Ницше.
По Ваттимо, философия традиционно определялась «сильными» концепциями бытия и мышления. Эти концепции должны были быть всеохватными и обязательными в нормативном плане, т.е. должны были быть сильными и по своему объему, и по теоретическим притязаниям. Примат принципов, а также опора на объединяющие и обобщающие категории свидетельствовали, как считает Ваттимо, о том, что традиционной метафизике был присущ момент насилия (ую1еп/а).
В том числе и по этой причине Ваттимо оценивает процесс ослабления бытия и оформления слабого мышления в позитивном ключе. Это открывает путь к более умеренной, по сравнению с традиционной, онтологии: онтологии явлений. Явления уже не рассматриваются в противоположность платонизму, как нечто иллюзорное по отношению к «подлинному» бытию. Более того, явления признаются как единственная действительность. Перейдя к слабому мышлению, можно свободно и непредвзято воспринимать и оценивать явления. Именно в нашу эпоху мир начинает испыты-ваться как мир, в котором нет абсолютно незначимого бытия, но в котором нет также абсолютно значимого бытия. Действительность движется между этими полюсами. Только сейчас сущее и человек предстают в своей временной плотности и сложности.
Задача философа заключается в том, чтобы, соответствуя «судьбе бытия», стремиться оспаривать господство категорий традиционной метафизики, которые с ностальгическим и невротическим постоянством утверждаются и в нынешней культуре.
* * *
Ваттимо полагает, что большая часть его разнообразных усилий направлена на разработку «онтологии актуальности». Главный тезис этой онтологии состоит в утверждении о том, что актуальная эпоха истории бытия есть «нигилистическая эпоха». А герменевтика как базовый метод его философствования обладает «нигилистическим призванием» (4, с. 3).
Программа «слабого мышления» нерасторжимо связана с концепцией нигилизма, который Ваттимо считает «ключевым словом европейской культуры», ее - своего рода судьбой. Избавиться от нигилизма невозможно, не утратив при этом фундаментальные черты европейской духовности.
Опираясь на Ницше, Ваттимо понимает нигилизм как ситуацию, в которой человек утрачивает свое центральное положение в том плане, что должен существовать в условиях отсутствия абсолютных и надежных оснований своей деятельности, стабильных истин и ценностей.
Постмодерн - это мир нигилизма в действии, эпоха нигилизма, достигшего полного и осознаваемого успеха. Подобный «завершенный» нигилизм не должен вызывать ностальгии по утраченным «абсолютам», не должен быть «сильным» нигилизмом, стремящимся заместить творящую волю Божью самовластной творящей волей человека.
Позицию Ваттимо можно скорее считать призывом принять нигилизм как наш позитивный шанс. Мы должны признать «растворение бытия», т.е. переход от метафизического «сильного» бытия традиции к постметафизическому «слабому» бытию нашей современности, «актуальности».
Ваттимо открыто признает себя нигилистом, не использует понятие «нигилизм» в негативном смысле, мыслит «изнутри» нигилизма. По существу, Ваттимо стремится воплотить в жизнь программу завершенного нигилизма Ницше, призывает в полной мере принять ее.
История бытия может следовать только нигилистским путем растворения, ликвидации, ослабления понятия бытия и всех его сильных категорий - первых причин, ответственного субъекта, истины как очевидности и т.п. Под воздействием социальных изменений, под воздействием технологии, прежде всего коммуникаци-
онных технологий, мир утрачивает те свойства, которыми его наделяла метафизика. Утверждается «слабое бытие»: рождающееся, становящееся и умирающее. Нигилизм представляет собой описание того, как оформляется реальность в нашей эпохальной ситуации.
Важнейшим компонентом онтологии актуальности у Ватти-мо является теория постмодерна. Теория постмодерна Ваттимо предстает и как философско-онтологическая, и социально-философская, и философско-историческая.
Ваттимо, как и постмодернисты, признает кризис великих повествований, призванных объяснить историю. Однако вывод, который делает Ваттимо в этой ситуации, заключается в указании на то, что великие повествования должны быть заменены малым повествованием, повествованием о том, что такое модерн. Такой вывод обусловлен тем значением, которым Ваттимо наделяет нашу связь с прошлым, не принимает идею Ж. Лиотара о конце великих повествований, или метанарративов, поскольку такая идея утверждает, что модерн уже позади. Постмодернисты утверждают, что конец модерна есть конец истории, истории как чего-то, что может получить метафизическое оправдание и легитимизацию. Ваттимо не готов в полной мере разделить такое убеждение.
Ваттимо подчеркивает, что для него является значимым понятие «постмодерн». О постмодерне можно говорить потому, что эпоха модерна в каких-то своих существенных моментах подошла к концу. Модерн заканчивается тогда, когда уже не представляется возможным говорить об истории как о чем-то едином. Место идеи единой истории, единого потока значимых событий занимают представления о прошлом, исходящие из различных точек зрения. Нет какой-то высшей точки зрения, способной объединить все другие. Кризис такой идеи истории влечет и кризис идеи прогресса. Ведь если нельзя говорить об едином ходе событий и человеческих дел, то нельзя говорить и о какой-либо цели этого хода событий, нельзя говорить об улучшении, эмансипации в истории.
Исчезают условия для того, чтобы сохранять прежнюю унитарную концепцию истории. Крайне затруднительно увязывать события в едином повествовании. Происшедшие социальные трансформации и реалии постмодерновых обществ делают несерьезными всякие попытки каких-либо реставраций прошлого. Нынешнее общество не стало более прозрачным, более просвещенным. Оно ус-
ложнилось, фрагментировалось, в чем-то стало хаотичным. Такое общество действительно заслуживает название постмодернового общества.
Вместе с тем Ваттимо предлагает не отказываться от ожиданий эмансипации, их следует формулировать иным образом. Речь должна идти об эмансипации, отличной от той, о которой мечтали в прошлом, - через реализацию основополагающей рациональности модерна. Возможный путь к эмансипации, понимаемой как восстановление какого-то общего смысла для всех тех фрагментар-ностей, в которых живет современный человек, пролегает через определенное понятие бытия, через определенную онтологию. Такое понятие может восстановить какое-то единство по отношению к безудержному плюрализму, положить конец отождествлению бытия и сущих. Подобное устремление можно реализовать через
«ослабление» бытия, через «слабое понятие бытия».
* * *
Все творчество Ваттимо нерасторжимо связано с метафило-софской рефлексией. Разнообразные размышления об отношениях философии и общества, ответственности философа, задачах и функциях философии в актуальной культурной ситуации вплетены в ткани практически всех его работ.
Особое внимание уделяется отношениям философии и науки (6). Ваттимо заявляет, что не верит в возможность вспомогательной роли философии по отношению к науке (будь то естественные, точные или социальные и гуманитарные науки), и вообще не верит в какие-то особые отношения между философией и науками. Ват-тимо говорит о том, что не считает философию наукой - в том строгом смысле, в соответствии с которым наука представляет собой знание, полученное с помощью четко определенных методов, знание, которое можно приумножать и проверять посредством повторяемых экспериментов. В определенной мере наукой можно считать историю философии, поскольку к ней применимы некоторые стандарты научности.
Сказанное не означает, что философия должна отвернуться от науки. Ваттимо рассматривает науку как важный аспект «судьбы бытия в современную эпоху». Наука должна оставаться предметом философской рефлексии. Однако такая рефлексия не должна
быть во всех случаях и непременно логикой науки. В представлении Ваттимо, она должна быть историческим размышлением о тех последствиях, которые вызвала наука как определенный вид культурной деятельности. Подобные размышления соответствуют собственным усилиям Ваттимо «мыслить в терминах онтологии актуальности». Конкретно это должно вылиться в вопрос о том, «как обстоит дело с бытием» в мире, где развились разнообразные науки, приведшие к определенным технологическим результатам.
Философия представляет собой, скорее, «воспитательный дискурс», чем «доказательный дискурс». Она ориентирована в большей мере на воспитание человечества, чем на прогресс в познании. Это не означает, что философия придерживается антитеоретической установки. В знании, несущем воспитание человечеству, может быть прогресс. Это не означает также, что философию следует воспринимать как «мировоззрение». Воспитание связано с интерсубъективностью, соответственно с ответственностью. Философия способна продвигаться «мелкими шагами», накапливая свое воспитательное знание.
Применительно к философии нельзя отрицать и возможность определенной «кумулятивности». Речь не идет о достижении ею неоспоримых, не подвергаемых сомнению и пересмотру результатах, которые можно зафиксировать в учебнике. Кумулятивность следует понимать в том смысле, что философия не может существовать без традиции. Это текстуальная традиция, связанная с определенной терминологией и набором проблем. Это не кумулятив-ность в научном смысле.
Философия в состоянии апеллировать к опыту, соответственно, обладать определенного рода опытным подтверждением и «опытными истинами», однако опыт, о котором идет речь, настолько субъективен и культурно опосредован, что вряд ли возможно говорить об объективных «приобретениях». Философские истины обладают очевидностью, эта очевидность в значительной мере культурно обусловлена, а не носит «натуральный характер».
Истина связана с убеждением, соответственно, проблема истины - это не проблема, связанная с научным обоснованием и доказательством каких-либо утверждений. Убеждение, о котором идет речь, соотносится с тем или иным сообществом, а не с индивидом. На обоснование таких убеждений и направлены усилия фи-
лософов. Конкретно речь идет об определенной интерпретации ситуации, общей для того или иного сообщества, причем интерпретации, исходящей из общих, разделяемых различными людьми предпосылок. Как полагает Ваттимо, «истина в философии представляет собой результат определенной формы убеждения, адресованной ad homines. Такое убеждение опирается на доверие к истории бытия, опирается на то обстоятельство, что в истории бытия возможно установить определенные линии преемственности» (6, с. 72). Подобное доверие можно считать «формой философского эволюционизма». В то же время возможность установить линии преемственности в философской традиции не означает, что в традиции наличествует какая-то «объективная путеводная нить». Историю всегда можно подвергнуть переосмыслению, указывая на старые и известные вещи и извлекая из нее нечто новое.
И философия, и наука связаны с традицией, связаны с историей. Если воспринимать бытие как событие, то само бытие есть история, время, происходящее.
Если обрисованные воззрения выразить в терминах философского метода или стиля, то результатом будет «герменевтическая концепция философии». Философия есть продукт постоянного конфликта интерпретаций.
Не бывает адекватного описания, поскольку всякое описание уже включено в игру. Должное этому обстоятельству воздает только герменевтическое понятие интерпретации. Прочие философские позиции стремятся охватить все в описательных и объективных терминах, и это ведет либо к тому, что вещи ускользают от постижения, либо вообще к отказу от того, чтобы видеть вещи. Герменевтика не отказывается от описательной объективности как таковой, она утверждает интерпретацию как определенную форму описательной объективности.
Такой подход влечет за собой и пересмотр воззрений на науку. Посткантианская наука уже не рассматривается как чистое отражение положения вещей самих по себе. То, что происходит в рамках естественных и точных наук, также представляет собой историю бытия. А история бытия имеет дело с передачей языковых и культурных сообщений. Естественные науки не являются носителем неизменного природного порядка. Эти науки также являются интерпретирующими науками, они не представляют собой чистое
описательное знание. Всякая «естественная» объективность есть также «культурная» объективность в том смысле, что эта объективность не есть нечто данное раз и навсегда, представляет собой определенную данную и сконструированную конфигурацию. Подобная объективность дана в определенных специализированных языках. А философия есть «самосознание метаязыка, в котором располагаются все специализированные языки» (6, с. 81).
Под логикой в общем виде понимается «способ, которым мыслится истина», а также рассуждение, осуществляемое в конкретных историко-языковых условиях. Представленное выше отношение между историей и историей бытия не лишает смысла логику как науку о логосе, как рефлексию относительно тех способов мышления, которые открываются в различные исторические просветы бытия и которые образуют «горизонты истины и ложности» той или иной культуры.
Логика, соответственно, не является каким-то нейтральным универсальным способом говорить о бытии. Она представляет собой рефлексию относительно тех или иных данных критериев познания и рассуждения. А поскольку такие критерии даны исторически, то логика есть не что иное, как часть онтологии актуальности. Логика выступает как постоянное прояснение критериев истинности, причем прояснение, релятивизирующее и «подозревающее».
Логики предлагают формальные системы, которые, по их мнению, должны давать возможность также говорить о бытии. Ваттимо считает, что и логические системы образуют составную часть той эпохи бытия, на познание которой он направляет свои усилия.
Между логикой и историей бытия существует не только связь, но и противоречие. Всякий формализм, стремящийся быть четким и окончательным, не может, как считают, восприниматься, по крайней мере полностью, в исторических терминах. В то же время философия должна напоминать логике об ее историчности.
Для философии неприемлема идея о какой-то единственной логике, представляющей собой надысторическое описание надыс-торических форм мышления. Здесь возникают два вопроса. Первый вопрос. Не предполагает ли идея о том, что у бытия есть история, определенную логику, соответственно, не должна ли такая идея влечь за собой выбор определенной логики? Второй вопрос - это
вопрос о существовании какой-то специфической «логики философии», отличной от научной логики.
Философия обладает логикой, которая исторически укоренена. Признание этого обстоятельства сочетается с предпочтением определенной логики, а именно логики, в наибольшей степени учитывающей множественность логик. Такая позиция представляется Ваттимо наиболее пригодной в нашу эпоху.
Герменевтическое видение логики предполагает и описание того, как функционирует сегодня наше мышление и рассуждение, а также предполагает возможность иного функционирования нашего рассуждения.
В то же время логика не должна превращаться в историю человеческой психологии. Этому может воспрепятствовать только онтология, опирающаяся на историю бытия.
Тот, кто говорит об онтологии - будь то философы-аналитики, будь то хайдеггерианцы (к которым Ваттимо причисляет и себя), - тот вступает в диалог с чем-то, что нельзя не учитывать, с чем мы неизбежно сталкиваемся. А это означает, что, говоря о Бытии, нельзя игнорировать историю. Соответственно, не может быть онтологии без истории Бытия.
Для философии огромное значение имеет «проблема начала». Философия и сегодня остается «мышлением о началах», о первых основаниях, на которые опирается вся система «вторичных» знаний. А вторичные знания обладают философским смыслом или философским измерением, поскольку всегда в той или иной форме сталкиваются с проблемой начала.
Затруднение с началом - это не психологическое затруднение. Затруднение носит философский характер потому, что речь идет о «затруднении, порожденном экзистенциальностью», об одновременно личностном и безличностном характере мышления, неизбежно связанном с «действительностью существования».
Данное рассуждение позволяет Ваттимо обратиться и к вопросу о том, следует ли философу «писать в первом лице». Такой стиль является на деле определенным вариантом решения проблемы начала, поскольку позволяет выразить и произвольную (личностную), и необходимую (надличностную) природу того, о чем говорится, а также тех способов, с помощью которых говорится.
Рассуждение о том, что философу дозволительно и даже желательно «говорить в первом лице» служит Ваттимо и для того, чтобы оправдать свою активную публицистическую и политическую деятельность посредством развернутого рассуждения о том, что такая деятельность не противоречит профессиональному призванию философа. Соответственно, это рассуждение призвано стать еще одним моментом характеристики возможностей и функции философии как таковой.
В философии всегда стоит «вопрос о политическом благе». А говорение в первом лице позволяет активно вмешиваться в решение такого вопроса. В общем плане можно утверждать, что философия «связана с полисом», и не случайно философия родилась в политическом контексте Древней Греции. Конечно, политическое призвание в чистом виде отличается в определенной мере от философского призвания, ориентированного на политику. Стремление заниматься политикой самого Ваттимо носит, как он подчеркивает, «более универсальный характер», чем деятельность профессионального политика. Политическая деятельность философа призвана быть в большей мере педагогической, призвана руководствоваться идеей воспитания человечества. Подобная деятельность ориентирована скорее на трансформацию человека, чем на трансформацию социальных структур.
В философском подходе к политике гораздо отчетливее, чем в профессиональной политике, проявляется критическая дистанция по отношению к настоящему. В числе прочего это связано с меньшей конкретной ангажированностью и ответственностью философа.
Ваттимо полагает, что его онтологическая концепция соответствует требованиям плюралистического и фрагментированного постмодернового общества, в котором действуют разнонаправленные и нередко непримиримые силы. Такое общество остро нуждается в такой форме рациональности и такой этике, которые способны содействовать толерантности и диалогичности, способны ориентировать на ответственное поведение. Это особенно важно в условиях отсутствия абсолютных ценностей политического и религиозного плана.
«Слабая онтология» не вправе властвовать над практикой -ни как это стремилась делать метафизика, ни в более умеренном смысле, как это имеет место, например, у К.-О. Апеля или
Ю. Хабермаса. B то же время «слабая онтология» противопоставляется и позициям, которые занимают Ж. Деррида, Ж. Делёз, Ж. Лиотар или Р. Рорти.
B позитивном плане «слабое мышление» и онтология Bатти-мо стремится быть герменевтической и нигилистской в духе хай-деггерианской онтологии. Философия Bаттимо стремится спасти онтологический дискурс, не сделав его при этом метафизическим в традиционном смысле. Если говорить более конкретно, эта философия признает мир символических форм, мир действий, признает различные практики, воспринимая их как различные языки разума. M^ понимается как «место» символических систем. Принимаются различные мировоззрения. А философия, соответственно, должна научить ориентироваться во всем многообразии различных языков и знаний.
Список литературы
1. Bаттимо Дж. Прозрачное общество / Пер. Д. Новиков. - M.: Логос, 2003. -128 с.
2. Кимелев Ю.А. Современная философская онтология / РАН. ИНИОН. - M., 2015. - 100 с.
3. Vattimo G. Al di là del soggetto: Nietzsche, Heidegger e l'ermeneutica. - Milano: Mursia, 1981. - 85 p.
4. Vattimo G. Oltre l'interpretazione: Il significato dell'ermeneutica per la filosofía. -Roma; Bari: Laterza, 1994. - 151 p.
5. Vattimo G. La fine della modernita. - Roma: Garzanti, 1999. - 192 p.
6. Vattimo G. Vocazione e responsabilita del filosofo. - Genova: Il Melangolo, 2000. -139 p.
7. Vattimo G. Della realtà: Fini della filosofía. - Milano: Garzanti, 2012. - 231 p.
8. Vattimo G. Dal pensiero debole al pensiero dei deboli // Filosofi italiani contempo-ranei / Ed. Riconda G., Ciancio C. - Milano: Mursia, 2013. - P. 374-380.
9. Il pensiero debole / Ed. Vattimo G., Rovatti P.A. - Milano: Mursia, 1983. - 262 p.
10. Vattimo G., Zabala S. Hermeneutic communism: From Heidegger to Marx. - New York: Columbia univ. press, 2011. - 241 p.
2018.03.003. БOРИСOBА С. ИГРА BOЗMOЖНOГO И ДЕЙСТBИ-ТЕЛЬНОГО B ЭСТЕТИКЕ ГЕТЕРОТОПИИ.
BORISSOVA S. The play of the possible and the real in aesthetic heterotopia // Balkan journal of philosophy. - Sofia, 2016. - Vol. 8, N 2. -P. 159-164.
