CC BY
47
Разрешив эмигрантам беспрепятственный въезд на родину, Временное правительство переоценило свои возможности. Бравируя своей «революционностью», оно оказалось не в состоянии контролировать мощный поток реэмиграции ни политически, ни технически. Особенно наглядно это проявилось в неспособности помешать выезду из Швейцарии 3 апреля первой, «ленинской» группы политэмигрантов. Все попытки российской миссии на свой страх и риск задержать «ленинцев» не встретили поддержки со стороны охваченного внутренними разногласиями Временного правительства (с. 250-251).
Уже после октябрьского переворота большевистский Народный комиссариат иностранных дел максимально политизировал внешнеполитическую работу, направленную на подготовку «мировой революции», создав дополнительные трудности для возвращения тех, кто пожелал вернуться в охваченную Гражданской войной Россию (с. 308).
В.М. Шевырин
2017.02.014. ФИЛИППОВА ТА. «БОЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕК» В ЭПОХУ ВОЙН И РЕВОЛЮЦИЙ: ОБРАЗ ТУРЦИИ В РУССКОЙ ЖУРНАЛЬНОЙ САТИРЕ, 1908-1918 / Ин-т российской истории РАН; Ин-т востоковедения РАН. - М., 2016. - 304 с.
Ключевые слова: Россия; Турция; Итало-турецкая война; Балканские войны; Первая мировая война; русская сатирическая журналистика.
В книге канд. ист. наук Т. А. Филипповой, состоящей из введения, трех глав и заключения, показано, как на фоне войн - Итало-турецкой, Балканских, Первой мировой, а также в ходе российских революций - менялись традиционные стереотипы образа Турции в общественном мнении и русской сатирической журналистике. В работе использованы материалы наиболее массовых популярных российских сатирических журналов-еженедельников за 1908-1918 гг. Интерес к теме обусловлен тем, что, по мнению автора, сатира -особый способ усвоения нового политического опыта для проникновения в психоисторию революций и войн (с. 16).
Турецкая тема на страницах российских сатирических изданий, пишет автор, отличалась особой устойчивостью. Именно в
лице «турка» с особой полнотой отложилось восприятие «угрозы с Востока», издавна формировавшие как историческую память, так и этнокультурную самоидентификацию русских. Даже в разгар Русско-японской войны на страницах сатирических журналов присутствовал образ «турка». Кроме того, турецкая проблематика в русской журнальной сатире была, полагает Филиппова, чутким барометром общественных настроений. Первые же признаки реформ в Османской империи, ускорение темпа политической жизни по обе стороны Босфора совпали с процессами политико-государственных и социально-экономических преобразований в России. Общность проблем модернизации, возникших в обеих евроазиатских странах, продемонстрировали Первая русская (1905-1907) и Младотурецкая (1907-1908) революции, реформы государственного уклада в Российской и Османской империях, обострение этноконфессиональ-ных проблем, военно-политические осложнения на Балканах и в Малой Азии.
Наиболее жесткую реакцию со стороны русской сатирической печати вызвали проявления бесчеловечности новых режимов, пришедших к власти в результате революций в Персии (1905-1911) и Турции (1908) под лозунгами прогрессивного реформаторства в сфере внутренней политики. Младотурки и «младоперсы» лидировали в журнальном рейтинге антигероев государственного насилия по части методов устранения оппозиции в своих странах.
Однако резкая критика такого реформирования Востока по заимствованным иностранным образцам не была однозначно связана с какими-либо национальными или конфессиональными особенностями. Автор обращает внимание на то, что политической сатире было чуждо глумливое отношение к чужой вере. Ислам, его духовная и обрядовая специфика не использовались ни в изображениях, ни в текстах сатирических журналов как поводы для осмеяния, осуждения или неприязни. Если что и критиковали журналисты, так это ханжество режима в вопросах веры, несоответствие провозглашавшихся духовных ценностей реальной государственной практике младотурецких властей.
Особо актуальным для российского наблюдателя стал внешнеполитический контекст восприятия турецких дел. В пространстве Балкан, Кавказа, Ближнего Востока и Средней Азии на тот момент сосредоточились главные коллизии Восточного вопроса в отноше-
ниях между европейскими и евроазиатскими державами с их разными моделями переустройства мира.
Карикатурные рисунки, юмористические стихи, фельетоны и анекдоты на страницах русских сатирических журналов, по мнению Филипповой, свидетельствовали о понимании их авторами того, сколь взрывоопасными становились «дела азиатские» для мировой стабильности. В значительной мере это происходило потому, что на начавшуюся в результате Младотурецкой революции модернизацию местного уклада жизни русские сатирики смотрели как на германский (и частично австрийский) проект закабаления империи Османов с помощью финансовых инвестиций и милитаризации экономики и, таким путем, превращение ее территории в плацдарм западной агрессии против России.
Примечательно и то, считает автор, что в процессе освещения событий на Балканах образы «турка» и Турции развивались по двум оценочным траекториям. По первой получалось, что Османская империя - жестокий палач своих народов, коварный противник Европы и извечный агрессор. Согласно второй, Турция и ее народ - жертвы амбиций младотурецкого режима и корыстолюбия западных держав, и более всего - Австрии и Германии. В некоторых случаях карикатуристы даже проявили определенное сострадание к южному соседу, поскольку в их представлении и Габсбурги, и Гогенцоллерны во много раз превосходили османский режим по части хитрости, жестокости и вероломства, регулярно «подставляя» Турцию в вооруженном противостоянии империй и народов.
В этой связи, полагает автор, военно-политические конфликты с участием Турции - Итало-турецкая и две Балканские войны -воспринимались отечественной сатирической печатью как предвестие более масштабных катаклизмов.
Если в изображении «турка» присутствовала смесь снисходительной жалости и грустной усмешки, то в трактовке поведения бывших балканских союзников, многим из которых удалось не только обрести собственную государственность, но и физически выжить лишь благодаря помощи России, заметна нарастающая критическая тональность.
Мировая война не стала для сатириков по преимуществу «германской» или «европейской». Роль Кавказского фронта, представление о значимости азиатских театров боевых действий отчет-
ливо звучали в сатирических изданиях, создавая «восточное измерение» Великой войны. В целом, отмечает автор, любая война воспринималась русскими сатириками как грех, преступление, непозволительный способ удовлетворения европейских внешнеполитических амбиций, чреватый дальнейшей эскалацией конфликтности в мире. Главная же вина за все беды, сопутствовавшие войне, прежде всего возлагалась на великие державы, которые потакали агрессии и извлекали выгоды из региональных столкновений (с. 166).
По мере разрастания масштабов боевых действий и осмысления конфликта русские сатирики «возвратились к мысли о парадоксальности ситуации, при которой русско-турецкая вражда хотя и вредила Турции, но не губила ее, тогда как союз с Германией подрывал устои и без того ослабевшей Османской империи - в духе известной поговорки: «при таких друзьях и врагов не надо» (с. 245). Готовность Германии воевать «до последнего турка» стала привычной шуткой у русских сатириков, вопреки серьезности ситуации на Кавказском фронте, весьма далекой от юмористического восприятия и легковесных шуток.
В то же время «турок» по-прежнему изображался в образе слабого, жалкого, обманутого «германцем» и «австрийцем» противника, жертвой «коварных союзников», смертельно «больного и нелюбимого человека Европы». Характерно и то, что русские сатирики увидели еще один аспект проблемы, подчеркивая, что «небывалые зверства», присущи не только «восточному», но и «западному» театру военных действий.
Размах сражений на западных фронтах Первой мировой войны, рост числа жертв, столкновение с небывало жестокими реалиями сражений вызвали множество остросатирических публикаций на тему сомнительной цивилизованности именно «германца» как военного противника. Тем не менее «заметной темой на страницах российских сатирических журналов в контексте "европейского" (германского и австрийского) воздействия на "пробуждающийся Восток", становится "азиатский" аспект жестокостей эпохи младотурок (как на фронте, так и по отношению к собственным народам)» (с. 269). В связи с этим самым болезненным сюжетом на страницах российской сатирической прессы был «армянский вопрос». Только при отражении этой темы во внешнем облике обоб-
щенного «турка» как карателя исчезают черты человека, а сам этот образ наполняется неким демоническим содержанием (с. 143).
Последующее развитие событий существенно изменило основной ракурс «взгляда» российских сатириков на Турцию и «турка». С приближением революций 1917 г. традиционные символы «врага с Востока» в русской журнальной сатире теряли «свою адресную четкость» (с. 270).
В дальнейшем, пишет автор, революционная сумятица 1917 г. сказалась на работе редакций журналов - издания выходили нерегулярно, повысился «нервический» настрой их публикаций. Журналисты все больше осознавали политическую слабость сил, пришедших к власти после Февральской революции (с. 255). Внимание к «внешнему восточному врагу» ослабевало, уступая место образам врага внутреннего - в лице левых партий. В эмиграции восприятие реального «турка» претерпело еще более примечательную эволюцию - от ненависти к сочувствию, переходившему в симпатию (с. 263).
В. С. Коновалов
2017.02.015. ТРОМЛИ Б. СОЗДАНИЕ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ: УНИВЕРСИТЕТЫ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ПРИ СТАЛИНЕ И ХРУЩЁВЕ.
TROMLY B. Making the Soviet intelligentsia: Universities and intellectual life under Stalin and Khrushchev. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2014. - XIV, 295 p.
Ключевые слова: СССР; советская интеллигенция; советские университеты; высшее образование.
В книге Бенджамина Тромли (профессор европейской истории Университета Пьюджет-Саунд, США) анализируется в основном жизнь советских студентов в первые годы холодной войны. Хронологически исследование охватывает последние годы сталинского правления (1945-1953) и хрущёвское десятилетие (19531964). После окончания войны с Германией советское руководство, нуждавшееся в квалифицированных специалистах для растущего оборонно-промышленного комплекса, прилагало немалые усилия к расширению сети высших учебных заведений. В 1960 г. общая численность студентов в СССР составила 2 396 100 человек - почти в
