CC BY
13
в Йоркшире, где он вырос, жен часто называли «матерями», т.е. мужчина усваивал роль «ребенка» в семье и ощущал дозволенность искать на стороне эротических удовольствий, хотя в целом это была культура с сильными брачными узами.
В 1970 г. он женился на Кэрол Орчард. По мнению Дж. Бейта, неизменная неверность Хьюза женщинам была формой верности Сильвии, хотя он приводит признание Хьюза одной из своих возлюбленных, что отношения с одной женщиной были «удушающими» для него.
В книге Дж. Бейта Хьюз представлен как великий автор писем и дневников, чьи письма сравнимы только с Китсом, а дневники, питающие его поэзию, - с Кольриджем.
Для многих читателей, особенно в Америке, Хьюз остается «мужем Сильвии Плат». Интерес к его отношениям с Плат, их влияние на ее необыкновенную, будоражущую поэзию остается непоколебимым. Из биографии, написанной Дж. Бейтом, ясно, что этот интерес, завороженность этой темой разделял и сам Хьюз.
Т.Н. Красавченко
2016.04.027. ГУДМЭН Б.К. ДРУГАЯ ЕВРОПА ФИЛИПА РОТА: КОНТРРЕАЛИЗМ И ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ. GOODMAN B.K. Philip Roth's other Europe: Counter-realism and late Cold War // American literary history. - Oxford: Oxford univ. press, 2015. - Vol. 27. N 4. - P. 717-740.
Ключевые слова: Филип Рот; холодная война; контрреализм; Пражская весна; М. Кундера.
Брайн К. Гудмэн (Гарвардский университет), специалист по литературному взаимодействию США и стран Варшавского договора в годы холодной войны, анализирует связи американского прозаика, лауреата Пулитцеровской премии (1998) и премии Франца Кафки (2001) - Филипа Рота (р. 1933) с восточноевропейскими диссидентами, преимущественно чехословацкими, и вводит в научный оборот новые данные.
В 1972-1976 гг. Филип Рот, трижды посетивший Чехословакию по туристической визе, встречался там с инициаторами Пражской весны (1968) - писателями и интеллектуалами, ставшими маргиналами после провала реформистского правительства Дубчека.
Эти встречи произвели на Рота глубокое впечатление и побудили его поддержать чехословацких диссидентов и их коллег из других стран Восточной Европы, предоставив им возможность быть услышанными и напечатанными на Западе. Так появилась известная серия «Другая Европа» (1975-1989). Цель участников этой серии -создание нового литературного канона, альтернативного господствовавшим как на Востоке, так и на Западе эстетическим концепциям.
Интерес Рота к Чехословакии был вызван его давним увлечением творчеством Франца Кафки. В романе «Грудь» (1972), первом в трилогии об американском профессоре литературы Дэвиде Ки-пеше, главный герой однажды обнаруживает себя превратившимся в 155-фунтовую грудь. Немало места в романе уделено эротическим мотивам, которые, как считал Рот, в разных видах, в том числе и гротескном, присутствуют во всех текстах Кафки. Исследователь считает, что этот роман во многом является «личным предварением» посещения Ротом Праги, его осознанной фантазией по мотивам Кафки, фантазией, которая должна оказаться правдой.
В Чехословакии Рот обнаружил, что Кафка находится в стране «вне закона». Официозная чехословацкая литературная критика называла Кафку «декадантским антиреалистом» и считала Кафку писателем, представляющим интерес лишь для маргинальной группы диссидентов, подражающих западным коллегам-интеллектуалам. Пик этих воззрений - 1973 год - год 90-летия со дня рождения Ф. Кафки; это был второй год посещения Ротом Праги. Там Рот познакомился с рядом чешских диссидентов, ставших для него, по его собственному выражению, «инструкторами по реальности» и показавших изнанку жизни в странах Восточного блока. Творчество Кафки становится «путеводителем по жизни» Чехословакии, поскольку именно по его «лекалам» и происходит «нормализация» страны.
Первым и главным «инструктором» Рота стал Иван Клима (р. 1931), узник нацистских концлагерей, диссидент, участник «Пражской весны», пишущий в основном в автобиографическом ключе и работавший в то время над адаптацией опубликованного посмертно романа Кафки «Америка» (1911-1916). Рот спросил Клима о возможных эротических перверсиях Кафки, тот гневно отверг это
предположение, что стало одним из первых разногласий этих двух писателей.
Увлечение Кафкой в странах Восточного блока было не меньше, чем на Западе. К тому же он был самым широко известным автором этого региона; поэтому большинство чехословацких диссидентов, желая быть услышанными за пределами своих стран, подражали его манере. Причудливый и страшный мир Кафки, его художественный язык стали универсальным и доступным средством передачи мыслей и чувств загнанных в подполье интеллектуалов.
Рот начал учить чешский, посещал курс чешской культуры, который вел Антонин Лиейхм (р. 1924), еще один известный диссидент, сторонник исключительности чешской нации и автор книг «Поколения» (1970) и «Политика культуры» (1971), многое прояснивших для Рота в «Пражской Весне», в становлении чешской литературы в 1960-е годы и в чешской культуре вообще. В книгах Лиейхма - много интервью чешских писателей, в том числе И. Климы, Милана Кундеры (род. в 1929) и Людвига Вацулика (1926-2015), которые также стали для Рота важными «инструкторами по реальности».
Одной из главных реалий пражской жизни, как заметил Рот, было постоянное присутствие спецслужб: слежка, расспросы, допросы. Его поражало, насколько обычна реакция его новых друзей на эти допросы и вызовы. Пытаясь оградить их и себя от возможной опасности, Рот ввел режим секретности и самоцензуры. Например, говоря о своих чехословацких впечатлениях в эссе «В поисках Кафки и других ответов» (1976) Рот скрыл имена встреченных им литераторов, заменив их на однобуквенные псевдонимы X, У, Ъ. Из личной переписки ясно, что скорее всего У -Кундера, X - Клима, Ъ - Вацулик. Ныне известно, что страхи Рота были небезосновательны, на него действительно велось досье, где он, в числе прочего, был объявлен «агентом мирового сионизма».
Исследователь считает, что Рот воспринимал Кундеру и Климу как противоположные друг другу личности, исходя из сделанного ими жизненного выбора: Кундера эмигрировал, Клима остался, несмотря на приглашения за рубеж. Но в первую очередь Рота интересовали эстетические последствия их выбора. Для Клима характерен явный автобиографический реализм; Кундере свойственен ироничный стиль. Оба автора, по мнению Рота, использо-
вали литературный вымысел, чтобы оградить себя от политической реальности, и проявляли интерес к эротике и различного рода китчу. Оба по-разному пытались передать в литературе политическую ситуацию. Рот заметил, что при чтении наиболее известной книги Ивана Климы «Любовь и мусор» (1986) ему иногда казалось, что он читает роман Кундеры «Невыносимая легкость бытия» (1984), вывернутый наизнанку. В конечном счете Рот сделал Кундеру центром серии «Другая Европа». Вероятно, антиреализм Кундеры в представлении Рота лучше подходил на роль системообразующего начала.
Последний из «инструкторов» Рота - Людвиг Вацулик, основатель чешского самиздата и автор «Манифеста двух тысяч миров» (1968), стал с 1967 г. центральной фигурой чешской оппозиции, после своей речи на съезде писателей. В 1975 г. он обрел известность на Западе, написав открытое письмо генсеку ООН, в котором охарактеризовал положение Чехословакии как кафкианское. Именно Рот представлял его американской общественности на страницах «Нью-Йорк таймс». Пытаясь помочь своим чешским друзьям, он составил неопубликованный отчет по Чехословакии для американского ПЕН-клуба и организовал фонд поддержки чехословацких писателей, куда перечисляли часть своих гонораров многие американские литераторы.
Знакомство с Чехословакией закончилось для Рота в 1976 г., когда ему удалось чудом избежать допроса спецслужб и скрыться от преследовавших его агентов тайной полиции. Вскоре его виза была аннулирована. Вновь посетить страну Рот смог только после «Бархатной революции» (1989).
В ставшем бестселлером романе «Заговор против Америки» (2004) он пишет о том, как диссиденты использовали тексты Кафки политически, декларируя кризис национальной идентичности и пытаясь привлечь внимание Запада. Однако эстетическим кредо «Писателей из другой Европы» (1975-1989) основанной им серии книг восточноевропейских диссидентов стал отказ от политического принципа отбора книг. Более того, их авторы нередко упрекали редакторов, в том числе и самого Рота, в эксплуатации политической темы; их целью было найти на Западе настоящих ценителей литературы.
Идея серии пришла в голову Роту в 1974 г. Вскоре ему удалось договориться с известным западным издательством «Пингвин Букс», и уже в 1975 г. в свет на английском языке вышли первые два тома: сборник новелл Кундеры «Смешные любови» (1969) и роман Вацулика «Крошки» (1973). Всего в серии вышло 17 томов 11 авторов, с большинством из которых Рот не был лично знаком. Среди них были не только чехи и словаки, но и поляки, венгры, югославы. Со временем в серию были включены произведения Бруно Шульца (1892-1942) и Витольда Гомбровича (1904-1969), предшествующие холодной войне, тем самым еще больше отдалив серию от текущего политического контекста. Вступления к произведениям писали многие известные писатели XX в.: Джон Апдайк, Карлос Фуэнтес, Генрих Бёлль, Ирвинг Шоу, Иосиф Бродский, Анджела Картер и др. Писал предисловия и сам Рот. Помимо биографических зарисовок об авторах, в них содержались призывы рассматривать публикуемые произведения с эстетической точки зрения и соображения о том, насколько трудно вписать их в рамки известной литературной традиции.
Многие произведения восточноевропейских авторов-диссидентов перед своей широкотиражной публикацией в серии нередко проходили цикл - от самиздата в стране автора к тамиздату - за рубежом, первым скромным малотиражным публикациям в специализированных издательствах, вроде «Сиксти эйт пабли-шерс» в Торонто.
Сами авторы рассматривали серию как довольно неуклюжую, но крайне важную попытку установить реальный диалог с западным читателем. Известно высказывание Вацулика: крайне печально то, что восточноевропейская литература интересует Запад только в качестве борца с коммунистической идеологией.
За превратное понимание задач доставалось и самому Роту. Кундера был очень огорчен тем, что в его текстах «Восточная» и «Другая» Европа были взаимозаменяемыми. О серии Кундера отзывался как о совместном детище Сталина и Рузвельта. Сам он отстаивал идею Центральной Европы, а существование Другой Европы считал политико-литературной фикцией, которая легитимизировалась постоянным упоминанием в предисловиях серии. По Кундере, своеобразие романной традиции региона, воплощаемой в произведениях Кафки, Гашека, Музиля, заключалось в ее радикальной ан-
тилирической направленности, в скепсисе по отношению к про-грессистским представлениям XIX в. об истории, благодаря чему эта традиция оказалась несовместима с тоталитарным настоящим. Политика Восточного блока подавляла ее, заменяла набором банальностей, Кундера же желал ее возрождения.
Исследователь полагает, что создание серии «Другая Европа» все же оказалось удачной попыткой сформировать новый литературный канон, альтернативный канонам, существующим на Западе и Востоке. Тексты нового канона характеризовались интересом к гротескному переложению исторического опыта, к персонажам с патологиями, к эротическому комизму и небывалым по искренности тоном повествования, практически исповедальным. Рот, в 1960-м году заметивший, что социальная реальность США уже не поддается литературной обработке известными средствами, более 15 лет искал различные способы ее воплощения. Результатом этих исканий и стала упомянутая серия, ставшая основой новой эстетики, эстетики постмодерна.
А.И. Кузьмичёв
