CC BY
41
С. А. Кожина (Москва)
Чешская литературная критика периода нормализации
В статье рассматривается влияние официальной критики Чехословакии на литературный процесс периода нормализации. Также характеризуются типичные для 1970-1980-х гг. явления в литературно-критической публицистике и выступлениях ряда критиков (Й. Гаек, Г. Грзалова, В. Достал, Й. Рыбак, П. Беличек и др.).
Ключевые слова: чешская литература, социалистический реализм, нормализация, литературная критика.
DOI: 10.31168/2073-5731.2018.3-4.6.02
1968 год для Чехословакии был особенно значимым по двум причинам: с одной стороны, он знаменовал собой вершину проводимых в стране в течение 1960-х гг. демократических преобразований, с другой — стал временем крушения надежд и веры в проводимые реформы. В апреле 1968 г. была подписана «Программа действий», осудившая несовершенство сложившейся в предыдущее двадцатилетие системы, нарушение прав и свобод человека. В мае была проведена очередная амнистия, подарившая свободу многим политическим заключенным. С «Программой действий» была тесно связана и экономическая реформа вице-премьера ЧССР О. Шика, подразумевавшая поиски «третьего пути» развития экономики и большую коммерциализацию рынка. Реакцией на эти демократические шаги стал ввод на территорию ЧССР в ночь с 20 на 21 августа 1968 г. войск стран Варшавского договора. Чехословацкое общество пережило настоящий шок. Первый секретарь КПЧ А. Дубчек, председатель правительства Й. Смрков-ский и другие лидеры Чехословакии были вывезены в Москву, где 27 августа они подписали так называемый «Московский протокол»*. Именно в нем впервые был использован термин «нормализация». «Нормализовать» необходимо было состояние партии и государственного аппарата, для чего нужно было отстранить дискредитировавших
* Полное название — «Программа выхода из кризисной ситуации». Документ, состоявший из 15 пунктов, формулировал стоявшие перед страной «проблемы» и пути их решения, а также легитимировал пребывание войск Варшавского договора на территории ЧССР.
себя в течение реформ 1960-х гг. членов КПЧ, восстановить дореформенную экономическую систему, чтобы решить насущные вопросы в кратчайшие сроки. В современной чешской историографии термином «нормализация» обозначается весь период с 1969 г. (избрание на пост первого секретаря КПЧ Г. Гусака) по 1989 г. («бархатная» революция*)1. Он включает в себя процессы политической, экономической и культурной жизни Чехословакии, направленные на восстановление предшествующих реформам «Пражской весны» условий регламентации жизни государства на основе марксистско-ленинской идеологии, возвращение прежнего статуса КПЧ и сближение в решении этих задач с Советским Союзом.
Особое внимание нормализационное правительство уделяло вопросам культуры и литературы. 30 августа 1968 г. было создано Управление по делам печати и информации, что фактически означало восстановление цензуры. Все официально публикуемые тексты начала нормализации служили своего рода инструментом для формирования у населения «верной» картины действительности, пропаганды одностороннего восприятия событий. Особенно сильное влияние политическая ситуация оказала на литературоведческую периодику, которая начинает навязывать писателям различные идеологические клише, что не могло не наложить отпечаток и на весь литературный процесс. В литературе периода нормализации вновь усиливаются различия между произведениями официально разрешенными, диссидентскими и изданными в эмиграции. Целью нашей статьи является описание художественных и идеологических требований официальной критики по отношению к произведениям, допускавшимся к печати в 1970-1980-х гг.
Чешскую литературную критику рассматриваемого периода, находившуюся на службе режима, можно разделить на два взаимосвязанных направления: политическое и теоретическое. Содержанием первого, непосредственно связанного с внутренней политикой, были развернутые на страницах крупных изданий («Руде право», «Творба», «Турбина», «Кветы» и т. д.) идеологические кампании против оппозиционно настроенных деятелей культуры и искусства 1960-х и представителей андеграунда и самиздата 1970-х гг. В начале 1970-х в официальных изданиях подверглись резкой критике как отдельные яркие
* «Бархатной» или иначе «нежной» революцией называют мирные гражданские манифестации и последовавшие за ними политические реформы в период с 17 ноября до 29 декабря 1989 г., приведшие к падению коммунистического режима в стране.
авторы 1960-х гг., так и весь литературный процесс тех лет как «отклонившийся» от идей социализма2. Из продажи были изъяты уже опубликованные произведения («Бутоны» (Poupata) Б. Грабала, сборник текстов 1938-1952 гг., был уничтожен на складах в 1970 г.), ставился вопрос о запрете издания переводов произведений западных авторов (например, романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол», участие в редактировании которого принимал эмигрировавший Й. Шкворец-кий3). Особенно ярко в деле переоценки предшествующего десятилетия проявили себя такие критики и публицисты, как Л. Штолл, В. Достал, В. Рзоунек и другие. Особую роль сыграла публикация в 1970 г. книги Й. Гаека «Миф и реальность января 1968 г.»4. Она стала первой официальной интерпретацией событий 1960-х гг. Одним из переломных моментов в истории послевоенной Чехословакии критик считает II съезд Союза чехословацких писателей 22-29 апреля 1956 г.5, на котором звучали отрытые призывы к отмене цензуры, освобождению искусства от идеологии и т. д. Именно оппозиционно настроенная интеллигенция привела, по мнению Гаека, страну сначала к подписанию «Программы действий», а позже — к кризису 1968 г. В главе «Программа действий КПЧ — миф и реальность»6 автор подробно разбирает текст программы и его негативное влияние на обстановку в стране. Критике литературного процесса 1960-х гг. и его современного состояния были посвящены несколько статей Гаека, вошедшие впоследствии в сборник «Конфронтация» (1972)7.
Примечательны идеологические кампании против писателей Л. Вацулика и М. Кундеры, некогда членов КПЧ, постепенно пришедших к критике режима. Например, в статье «Эжен де Растиньяк нашего времени» (1972), опубликованной в «Творбе», а затем вошедшей в сборник «Конфронтация», Гаек утверждает, что читательский успех романа «Шутка» (1967) Кундеры обусловлен исключительно «лихорадочным сумасшествием» 1960-х гг.8 Роман «Шутка» повествует о том, как студента Людвика из-за глупой шутки (он отправляет подруге легкомысленную открытку с подписью «Да здравствует Троцкий!») сначала исключают из института, а потом и из партии, как деформируется под влиянием эпохи его жизнь, превращая героя в озлобленного циника, жаждущего отомстить подставившему его однокласснику Земанеку. Инструментом мести Людвик избирает жену Земанека — Гелену. Совращение Гелены, по мнению Людвика, должно причинить Земанеку такую же боль, которую причинили когда-то ему. Однако план Людвика превращается в очередную шутку судьбы — измена Гелены оказывается на руку Земанеку, нашедшему новую возлюблен-
ную и ищущему повод для развода. Роман завершается целым калейдоскопом нелепых, трагичных и гротескных случайностей: провалившейся попыткой суицида оскорбленной Гелены, смертью одного из действующих лиц, друга Людвика — Ярослава, и контрастирующей со всеми остальными сценами игрой Людвика на национальных инструментах. Подобная литература, по мнению Гаека, несомненно, может удовлетворить вкусу определенной категории читателей: «... если читателю удастся не замечать того факта, что в постельных состязаниях Людвика и Гелены на самом деле изображен акт преодоления социальной несправедливости и способ решения идеологических споров (а это надо хорошо постараться), то ему удастся воспринимать "Шутку" как вполне хорошую порнографию, к сожалению, слегка испорченную чередой напряженных философствований и банальными сантиментами»9. Идейным ключом к роману, по мнению критика, становится авторская позиция, согласно которой главного героя нельзя считать виновным в собственных злоключениях и в некоем помешательстве на плане мести — он лишь деформирован эпохой: «И это как раз то, что необходимо было произнести, чтобы открыть дорогу к 1968 г., чтобы группка честолюбивых интеллектуалов получила моральное обоснование собственной роли гробовщиков социализма»10. Автор, как считает Гаек, своим романом лишь угождал вкусам «маломещанского солипсизма» 1960-х гг., чем хотел добиться успеха произведения (в том числе и коммерческого)11.
Статья Гаека помимо очевидной идеологической подоплеки содержит показательное рассуждение о взаимосвязи содержательного и формального планов произведения. Утверждая, что нельзя не разделять в произведении «идейную» и «эстетическую» стороны, он в то же время подчеркивает: «Поверхностность автора, весь его нарцис-сический, эксгибиционистский субъективизм непосредственно отражаются на художественной ценности и сюжетной организации романа, на появлении сюжетных дыр, низком эстетическом воздействии и неубедительности описания отдельных персонажей»12. Эти выводы демонстрируют отличительную особенность литературной критики нормализационного периода: ее отдаление от теории. Литературно-критическая публицистика все меньше опирается на теоретическую базу, все чаще прибегает к оценке произведения через набор идеологических клише.
Подобная участь постигла и роман Л. Вацулика «Секира» (1966) — еще одно яркое психологическое произведение 1960-х гг. Примечательно, что негативная характеристика, данная роману критикой, стала лишь
следствием всей идеологической кампании начала 1970-х гг., направленной против писателя за текст «Две тысячи слов»*. Уже в начале 1970 г. в «Творбе» за авторством Й. Соботецкого выходит статья «Миф божьего
13 "
человека»13, в которой автор пытается продемонстрировать извращенность и лицемерие «божьего человека», которым хочет казаться Вацулик. Соботецкий считает, что разложение писателя началось еще до вступления в партию (приводя в пример приветственную речь Вацулика, в которой тот утверждал, что «принимает лишь основы коммунизма», однако не отрицал, что в дальнейшем некоторые его аспекты «будет трактовать лучше или иначе»14) и вылилось в роман «Секира», ставший «демонстрацией внутреннего идеологического беспорядка, депрессии и глубокого недоверия автора по отношению к социализму»15. Рассказчик (с достаточно выраженными автобиографическими чертами) после смерти отца возвращается в родную деревню. Вспоминая детство, отца, мать и брата, он анализирует собственное «я»; в форме риторических вопросов и саркастических замечаний переоценивает свое отношение к таким явлениям, как коллективизация, индивидуальность, положение личности в истории: «К сожалению, есть непреодолимое противоречие — хорошее дело должно быть мудрым, мудрости, однако, нам удается достичь в том возрасте, когда мы уже не столь несгибаемы и когда в нас уже проникает слабость: давайте же оставим все коллективу, он сообразительнее!»16 Не касаясь мировоззренческого и этического аспектов, Соботецкий трактует роман с идеологических позиций, видя в нем «произведение, относящееся к официально пропагандируемому интеллектуальному критиканству, извращающему ценности и подготавливающему разрушение социали-
" 17
стической теории и практики».
В конце 1970-х гг. критика обрушились на активистов андеграунда и самиздата, в первую очередь на подписавших Хартию-77. Негативно были встречены произведения П. Когоута, как и Вацулик, прошедшего путь от активного члена КПЧ до ее критика, а позже — эмигранта. Критические статьи против этого автора андеграунда и самиздата выходили вплоть до 1979 г. и утихли после короткой заметки в «Руде право» об эмиграции Когоута в Австрию — «Петушок докукарекался»** (1979). Подобным образом действовала пропаган-
* Один из самых известных, наряду с «Программой действий», текстов пражской весны, осуждающий перегибы в политике КПЧ, разложение партии, бюрократизм и т. д.; призывающий к внутрипартийным реформам (но не отказу от коммунистических идей). Вышел сразу в нескольких печатных изданиях 27 июня 1968 г. (через день после официальной отмены цензуры).
** Когоут (Ко!юШ;) — по-чешски «петух».
дистская публицистика и против В. Гавела. Статьи, осуждающие его деятельность и характеризующие Гавела как контрреволюционера и агента Запада, выходили до 1989 г. (например, «Руде право», 1989, № 4618). Об опубликованных в самиздате и заграницей произведениях официальная периодика умалчивала. «Замалчивание» критикой проявлений художественного инакомыслия становилось одним из способов борьбы с ними. В конце 1970-х гг. статьи ряда официальных критиков против активистов оппозиционных движений были объединены в сборник «Во имя социализма и счастливой жизни — против вредителей и самозванцев» (1977)19.
Второе направление официальной критики фокусировалось в большей степени на обновлении сформировавшегося еще в 1950-е гг. канона социалистического реализма. В программной декларации восстановленного Союза чешских писателей 18 ноября 1971 г. социалистический реализм был снова объявлен ведущим литературным методом, однако на практике он представлял собой своего рода бесплотную конструкцию: «В реальности понятие "социалистический реализм" представляло из себя лишь фигуру речи, к которой обращались на официальных встречах и праздничных выступлениях»20, сами авторы все чаще употребляли термин «социалистическая лите-ратура»21. Назрела необходимость восстановить и обновить декларируемый как единственно правильный художественный метод. В этом смысле программным стало выступление Я. Козака на учредительном съезде чешских писателей 31 мая 1972 г.* Козак, новый председатель Союза чешских писателей, разделил всех авторов на «здоровые силы» и «ревизионистское, либеральное» меньшинство во главе с Я. Сей-фертом**. По мнению Козака, такие авторы, как И. Клима, М. Кундера, А. Лустиг, М. Голуб и другие, под видом реформирования партии и социалистической литературы намеревались внедрить в художественную практику «снисхождение и смирение перед всеми буржуазными
и мелкобуржуазными идеологическими тенденциями и настроения-
22
ми, перед антикоммунизмом, его пропагандой и распространением»22. Авторы обновленного Союза чешских писателей наперекор им должны были создавать произведения, доступные для рабочего класса, способствовать его всестороннему развитию. Интересно, что Козак не
* В конце 1971 г. министерство внутренних дел постановило создать новый Союз чешских писателей, учредительное собрание которого проходило под названием «Литература на службе социализма — на службе человека» с 31 мая по 1 июня 1972 г.
** Я. Сейферт был председателем Союза чешских писателей в 1969-1970 гг.
призывает автоматически восстановить эстетические и тематические особенности социалистического реализма 1950-х гг: «В искусстве нет повторений. Социалистический реализм для нас — способ, которым литература реагирует на постоянно развивающееся социалистическое общество и которым его сама обогащает»23. Он, однако, не предлагает никаких определенных ориентиров, будь то конкретные имена, произведения или приемы, сюжеты и мотивы.
Вслед за Козаком попытки укрепить теоретическую базу социалистического реализма предпринимались рядом критиков, среди них В. Достал, Й. Рыбак, В. Рзоунек, П. Беличек, Г. Грзалова и др.
Наиболее простой способ достижения намеченной цели выбрали Рыбак и Беличек, которые настаивали на необходимости возвращения к эстетическим и идеологическим идеалам литературы 1950-х гг. Так, Рыбак в статье «Наш писатель и общественность» (1974) объявляет образцами для современных писателей произведения признанных классиков социалистического реализма послевоенного десятилетия И. Ольбрахта, С. К. Неймана, В. Ванчуру, В. Незвала24. Основными положительными чертами качественного литературного произведения критик называет его «правдивость и народность, способность противостоять врагу, нравственную чистоту; безупречность художественного произведения, воспринимаемого в едином ключе с незапятнанностью личности его творца»25. Анализ произведения с учетом политической позиции автора, принятый в пропагандистской публицистике, распространился и на художественную критику. Рыбак также уделяет внимание роли эксперимента в творчестве современных авторов: «Если творец тверд в своих убеждениях, он не должен бояться экспериментов и попыток применить их на практике. Откуда бы они ни брались»26. При этом к понятию «эксперимент» Рыбак подходит исключительно с формальной точки зрения: прибегая к экспериментальным элементам в поэтике, автор не должен заимствовать и передавать «содержательные компоненты, представления и взгляды иного мира, дух бунтарства, основанный на других идеях, идеях с противоположного берега»27. Именно такое чужеродное влияние, по мнению критика, господствовало в литературе 1960-х гг. и привело к кризису 1968 г.
Вслед за Рыбаком Беличек в аналитических трудах, посвященных современной поэзии (например, «Перспективы молодой литературы», 1973), также опирается на идеалы, сформированные в послевоенной литературе, критикуя литературу 1960-х гг. за ее индивидуализм и безыдейность: «Молодой автор может выбрать из двух вариантов: литературы или ее имитации. Потому что литература может быть лишь
одна: простая, правдивая и идейная. Идейность — не только политическая декларация. Идейность — стремление к жизненным ценностям. Только тогда, когда литература имеет идейное наполнение, она становится жизнью, реальным действием»28.
Критические статьи Грзаловой в некотором отношении примыкали к работам Беличека и Рыбака. В своем труде «Совместное формирование действительности» (1976) она говорит о том, что современное творчество «возвращается к классическим основам социалистической литературы межвоенной и послевоенной, обновляются контакты с классической советской литературой и творчеством современных советских авторов»29. Однако Грзалова воспринимает социалистический реализм нового времени не как механически воссозданные концепты 1950-х гг., а как синтез предшествующих достижений соцреалистического метода и современных экспериментов30. К приведенному выше списку «образцов новой литературы» Рыбака Грзалова прибавляет имена Й. Кратохвила, К. Библа, Е. Ф. Буриана.
Особый интерес работа Грзаловой представляет потому, что в ней автор выводит основные аспекты, на которых должно быть основано «идейно выдержанное» произведение:
— партийность (классовый подход);
— историзм;
— связь прошлого и будущего («изображение жизни как целого <.. .> как в его современном состоянии, так и в отношении к прошлому и будущему»31);
— назидательность;
— коллективизм («Социализм ликвидирует разрыв между частной и общественной жизнью»32).
Этой схеме, по мнению Грзаловой, удовлетворяют произведения Я. Козака («Святой Михаил», 1972), Я. Коларжовой («Мой мальчик и я», 1974), Я. Рыбака («Время босых ног», 1973; «Европа танцевала вальс», 1974). В них она в первую очередь отмечает стремление к преодолению мещанства, обращенность к нуждам простого рабочего человека, доступность и народность33.
Однако не все критики призывали брать за основу канон соцреализма 1950-х гг. Так, например, вышеупомянутый Гаек в статье «Предпосылки для дальнейшего пути» (1972) рассуждает о том, что современной социалистической литературе следовало бы освободиться от строгого давления и найти свой собственный путь в развивающемся социалистическом обществе, что в определенном смысле является признанием необходимости новых эстетических идеалов: «Чтобы ис-
кусство смогло стать освобождающей силой, активным творцом позитивных духовных, этических и чувственных идеалов, оно должно сначала само стать свободным»34. Под «освобождением» Гаек понимает, во-первых, определенную толерантность со стороны критики («художники должны быть уверены в том, что их не будут подозревать в злых умыслах, если у них не получится какая-либо книга, статья или пьеса»35), а во-вторых — открытость официального литературного поля и критики к диалогу с оппозиционными деятелями искусства: «Только такие дискуссии могут стать действенным способом коллективного решения проблем, объективного подхода к их преодолению, эффективного идеологического влияния партии на дальнейшее развитие страны»36. Эта статья явно выделяется на фоне односторонних по отношению к художественному инакомыслию текстов данного автора.
Интересную позицию в вопросе характеристики соцреалистиче-ского метода 1970-х гг. занял Достал. Критик считал, что только метод соцреализма позволяет автору «достичь точки наивысшего внутреннего расцвета и угодить демократическим чаяниям общества»37, а потому, в отличие от Гаека, настаивал на том, что соцреалистический метод и его содержание все это время сохраняли актуальность и не нуждаются в изменениях и дополнениях. Критик, однако, обращал внимание, что на протяжении почти всего существования понятие «соцреализм» трактовалось негативно, так как было прочно связано с именем Сталина. Именно этим Достал объяснял отказ большей части передовых авторов от соцреалистического метода в 1960-е гг.: «Социалистический реализм был сдан в утиль вместе с остальными "останками сталинизма" <...>. С того момента в обществе от него начали воротить носы, а со временем он вообще стал закрепляться за произведениями как негативная характе-ристика»38. Социалистический реализм 1970-х гг. критик характеризует как «правильный», освободившийся от предрассудков, создаваемый для народа и его блага. Период же 1950-х гг. Достал оценивает негативно, как состояние эйфории, в котором литературный процесс еще не умел «отделять зерна от плевел»39. Современный социалистический реализм 1970-х гг., по его мнению, «сумел вобрать в себя все позитивное, что в ограниченном ассортименте предлагали современные течения, но не путем заимствования внешних элементов и в погоне за модой, а благодаря поиску собственных ответов на вопросы, поставленные эпохой»40.
О необходимости обновления эстетических идеалов пишет в своей масштабной статье «Нужды поколения»41 (1974) Пельц. Критик анализировал поэтическое творчество, однако выдвинутые им эстетические и идеологические принципы применимы в равной мере ко
всем родам литературы. Основными качествами новой соцреалисти-ческой эстетики критик считает:
— борьбу с индивидуализмом;
— опору на общечеловеческие моральные ценности;
— изображение элементарных житейских истин (использование в произведении таких сюжетов, как воспоминания о прошлом, родственниках, друзьях; отсылки к детству демонстрируют не столько эгоистичную заинтересованность персонажа в собственной личности, сколько попытки понять чаяния народа, найти в себе причины для дальнейшей борьбы42).
Подводя итог, можно отметить, что для обоих направлений функционирования нормализационной критики характерны две основные тенденции:
— осуждение развития искусства и литературы 1960-х гг.;
— характеристика нормализационного процесса как рационального выхода из сложившейся кризисной ситуации; легитимация происходивших под влиянием политики явлений художественной жизни, ужесточение цензуры.
Под влиянием «рекомендаций» со стороны официальной критики ведущими в рассматриваемый период становятся произведения, изображающие «процессы социального развития в недавнем прошлом»43, среди которых были и те, что «правильно» освещали конфликты предшествующих десятилетий (прежде всего, ситуацию 1960-х гг.). Произведения такого плана критик А. Фиалова называет «ретроспективными»44. В начале 1970-х гг. была предпринята попытка обновить жанр производственного романа (чеш. budovatelsky román), излишний схематизм которого должен был быть преодолен с помощью усиления психологизма, изображения более правдоподобных сюжетов и социального контекста45. Однако критикам, игравшим в период нормализации роль теоретиков литературы, не удалось оформить устойчивой и практически применимой методологической базы социалистического реализма. Неспособность объективно охарактеризовать допустимость и недопустимость тех или иных приемов или мотивов в произведении приводила, даже в рамках наиболее цензурируемых жанров, к трансформации, а в некоторых случаях деформации канона социалистического реализма. И если в начале 1970-х гг. критика основывала свои «рекомендации» на осуждении кризисной ситуации конца 1960-х гг., то уже к концу первого десятилетия нормализации подобные тенденции утратили актуальность и были заменены замалчиванием выступлений литературной оппозиции. В начале 1980-х гг.
наблюдается резкое сокращение идеологически ангажированных критических статей и критических обзоров. Происходит постепенное смягчение цензуры, обусловленное как внутриполитической ситуацией в стране, так и исчерпанностью эпохи застоя в Советском Союзе.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 См.: Cinatl K.Vecne easy: ceskoslovenske totalitni roky. Praha, 2009; Emmert F. Prnvod ceceskymi dejinami 20. stoleti. Brno, 2012; Rychlik J., Pencev V. Od minulosti k dnesku: dejiny ceskych zemi. Praha, 2013; Pazout J. Kazdodenni zivot v Ceskoslovensku 1945/48-1989. Praha, 2015; Emmert F. Prnvod ceceskymi dejinami 20. stoleti. Brno, 2012; Бобраков-Тимошкин А. У нас была нормальная эпоха. 1970-е гг. в Чехословацкой Социалистической Республике // Неприкосновенный запас. 2007. N° 2 (52). URL: http://magazines. russ.ru/nz/2007/2/ti11.html. Дата обращения: 22.04.2018.
2 Z dejin ceskeho mysleni o literature: antologie k Dejinam ceske lite-ratury 1945-1990. Praha, 2005. Sv. 4, 1970-1989. S. 119.
3 Janousek P., Cornej P. Dejiny ceske literatury 1945-1989. Praha, 2008. S. 656.
4 Hajek J. Mytus a realita ledna 1968. Praha, 1970.
5 Ibid. S. 10.
6 Ibid. S. 74.
7 Hajek. J. Konfrontace. Praha, 1972.
8 Z dejin ceskeho mysleni o literature... S. 299.
9 Ibid. S. 304.
10 Ibid. S. 306.
11 Ibid. S. 307.
12 Ibid. S. 311
13 Ibid. S. 57.
14 Ibidem.
15 Ibidem.
16 VaculikL. Sekyra. Praha, 1966. S. 16.
17 Z dejin ceskeho mysleni o literature... S. 57.
18 Ibid. S. 76.
19 Ve jmenu socialismu a st'astneho zivota — proti rozvratnikum a Sa-mozvancüm. Praha, 1977.
20 Janousek P., Cornej P. Dejiny ceske literatury 1945-1989. S. 173.
21 Ibidem.
22 Z dejin ceskeho mysleni o literature... S. 27.
23 Ibid. S. 37.
24 Ibid. S. 23.
25 Ibidem.
26 Ibidem.
27 Ibidem.
28 Ibid. S. 88.
29 Hrzalova H. Spoluvytvaret skutecnost: k vyvoji ceske socialisticke kritiky a prozy v letech 1945-1975. Praha, 1976. S. 151.
30 Ibid. S. 153.
31 Ibid. S. 155.
32 Ibid. S. 157.
33 Ibid. S. 151.
34 Z dejin ceskeho mysleni o literature... S. 16.
35 Ibid. S. 19.
36 Ibid. S. 17.
37 Ibid. S. 48.
38 Ibid. S. 42.
39 Ibid. S. 41.
40 Ibid. S. 49.
41 Ibid. S. 510.
42 Ibid. S. 102. Подобная интерпретация была характерна для большинства статей Я. Пельца. Апофеозом стала вышедшая в 1977 г. книга «Новое содержание», в которой окончательно формируется мысль объединения понимания «коллективного» через «индивидуальное» (как воспоминания, так и ощущения, мысли и эмоции).
43 FialovaA. Pouceni z krizoveho vyvoje: povalecna ceska spolecnost v reflexi normalizacni prozy. Praha, 2014. S. 63.
44 Ibid. S. 63-64.
45 Janousek P., Cornej P. Dejiny ceske literatury 1945-1989. S. 473.
S. A. Kozhina The Czech literature criticism during Normalization
The article dwells upon the influence of the official critics of Czechoslovakia on the literary process during Normalization. The phenomena in literary critics publications, typical for 1970-1980s, and actions of some critics (J. Hajek, H. Hrzalova, V. Dostal, J. Ry-bak, P. Belicek and others) are analyzed.
Keywords: Czech literature, socialist realism, Normalization, literature criticism.
