CC BY
46
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
НАПРАВЛЕНИЯ И ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ
2016.04.001. ОКСФОРДСКОЕ РУКОВОДСТВО ПО КОГНИТИВНОМУ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЮ.
The Oxford handbook of cognitive literary studies / Ed. by Zunshine L. -N.Y.: Oxford univ. press, 2015. - 681 p.
Ключевые слова: когнитивное литературоведение; когнитивная нарратология; нейроэстетика; когнитивный историзм; нарративная эмпатия; эмоции; постколониальная теория и ког-нитивизм.
Когнитивное литературоведение - активно развивающееся направление современной гуманитарной науки: если в 1999 г. при создании дискуссионной группы по когнитивным подходам в рамках MLA (Modern Language Association) в нее вошли 250 исследователей, то в 2013 г. она насчитывала 2 тыс. участников. За прошедшие годы изменился статус литературоведческого когнитивизма: он перестал восприниматься как новое и спорное научное течение, став одним из признанных, общепринятых способов исследования литературы. Но и на этой новой стадии развития он сохранил свое изначальное качество - децентрализованное^, отсутствие четких границ направления, общей методологии и единой цели у исследователей, причисляющих себя к числу когнитивистов и вместе с тем принципиальную установку на активный диалог между учеными. Когнитивное литературоведение определяется скорее общим инте-
ресом к достижениям когнитивных наук в контексте их возможного применения к изучению искусства, коллективным участием в научных проектах и взаимным цитированием. Несколько меньшую роль в настоящее время, по мнению редактора-составителя руководства Л. Заншайн, играет идея «consilience» - поиска общности между естественно-научной и гуманитарной методологиями, поскольку за прошедшие годы литературоведы-когнитивисты вернулись к пониманию, что «граница между гуманитарными и естественными науками, не будучи во многих отношениях идеальной, отражает значимые различия в осмыслении окружающего мира». Установление такого рода общности ведет, как правило, «к ассимиляции литературоведения с эпистемологической программой» естественных наук, «противоречащей природе и разнообразию литературных артефактов» (с. 2). Сегодня когнитивные литературоведы ориентированы в большей степени на интердисциплинарные связи с гуманитарными областями, например, с disability studies, queer studies, постколониальными исследованиями и т.п.
Оксфордское руководство содержит пять разделов, объединяющих статьи исследователей, в чем-то близких друг к другу: иногда сходной методологией, в других случаях - одним предметом изучения или общей интердисциплинарной ориентацией. Первый раздел включает работы, принадлежащие к трем важнейшим и старейшим областям внутри когнитивного литературоведения: когнитивному историзму, когнитивной нарратологии и нейроэсте-тике.
Мэри Томас Крейн (директор Института свободных искусств в Бостонском колледже) указывает на сложность согласования между собой когнитивного и исторического подхода: первый нацелен на выявление общих глубинных основ человеческого мышления, второй - на анализ диахронически вариативных его аспектов. Возможным выходом из этого тупика может стать изучение переходных моментов в истории человеческого мышления, когда одна доминирующая парадигма мышления сменяла другую. М.Т. Крейн рассматривает в этом плане имевший место в XVI-XVII вв. переход от интуитивной научной парадигмы, основанной на непосредственном перцептивном опыте и выявлении общности между объектами, к парадигме современной, фундаментом которой стали эксперимент и выявление различий. Последнюю она связывает с
гуманитарной «герменевтикой подозрения», для которой непосредственные проявления окружающего мира являются лишь знаками, скрывающими истинные основания реальности. Однако и в период доминирования старой, «аристотелевской» системы научного знания признавалось существование некоторых неявных, скрытых явлений природы, изучением которых через их внешние символы и знаки занимались алхимия, астрология, неоплатонические дисциплины, магия и каббалистика, хотя метафорический язык этих отраслей иногда проникал в трактаты по математике и астрономии. В XVI в. обострилось эпистемологическое противоречие между общепринятой верой в то, что природа открывает правду о себе через ясные и прозрачные знаки, которые интуитивно понятны любому человеку, и зарождающимся представлением, что настоящая истина может быть только сокрытой, доступной людям с особыми знаниями, способностями к прочтению ее тайных шифров. М.Т. Крейн показывает наличие этого конфликта в двух натурфилософских течениях в медицине XVI в. и находит его отражение в неустойчивости аллегорического метода Э. Спенсера, анализируя представление об Умеренности в медицинских трактатах и в «Королеве фей» (1590).
Эллен Спольски (университет Бар-Иллана, Израиль) связывает между собой некоторые биологические механизмы и популярные в XVI в. «драмы мести», изображающие фиаско главного героя-мстителя и основанные на гротеске и нагромождении ужасающих образов. Исследовательница показывает, что на уровне метаболизма, семантической памяти, а также проприоцептивной системы энтропийные процессы могут стать залогом положительных изменений. Определенную гомологию она видит в социальных изменениях изучаемой эпохи, когда было переосмыслено понятие о справедливости. По ее мнению, драмы мести сыграли в этом серьезную роль, поскольку их аудитория включала все слои населения. Э. Спольски дает представление о когнитивных и биологических механизмах, с помощью которых эти произведения воздействовали на человеческое сознание с помощью гротеска, придавая мозгу большую гибкость и предрасположенность к изменениям.
Натали М. Филиппс (Мичиганский государственный университет) предлагает пример сочетания нейрофизиологических методов исследования с изучением исторически конкретных представ-
лений о ментальном явлении. В ее статье сопоставляются идеи Дж. Остен о концентрации и рассеянности с данными, полученными с помощью функционального магнитного резонанса при сканировании мозга подопытных литературоведов, читавших романы писательницы в двух режимах - «для удовольствия» и «тщательное прочтение» (close reading).
Когнитивная нарратология призвана выявить ментальные механизмы восприятия повествований и определить структурные элементы текста, запускающие работу этих механизмов. Однако нарратология в целом почти всегда работает с некоторыми последовательностями - событий, эмоциональных состояний читателей, движением риторического дискурса. Питер Рабиновиц (Гамильтон-колледж, США) предлагает сменить точку зрения и сосредоточиться на «любимых» местах или сценах, которые важны для читателя сами по себе, безотносительно их роли в сюжете и интерпретации произведения. Во многих случаях, как он показывает на примере анализа романа М. Пруста «В поисках утраченного времени», они основаны на активизации процесса «mind-reading» - стремления понять мысли другого - со стороны героя по отношению к другим персонажам или со стороны самого читателя. Подобные моменты образуют альтернативную структуру повествовательного текста, не имеющую отношения ни к сюжету, ни к эмоциональным аспектам нарратива, а носящую, скорее, эпистемологический характер.
Эйч Портер Эббот (Калифорнийский университет, г. Санта-Барбара) рассматривает феномен «перманентных нарративных пробелов» - элементов повествования, не имеющих даже минимального эксплицитного или имплицитного текстуального выражения и фактически существующих только в сознании конкретного читателя. Это своего рода «сгустки нарративной энергии», неак-туализированные возможности того, что, вероятно, имело место, в противоположность тому, что имело место определенно. Тем не менее во многих случаях они имеют важное значение для интерпретации произведения. Исследователь приводит примеры трех разновидностей таких пробелов. Общепринятое толкование рассказа Э. Хемингуэя «На Биг-Ривер» исходит из того, что военный опыт его персонажа Ника имел решающее воздействие на развитие нарратива, хотя о наличии такого опыта у героя нигде не сказано, интерпретаторы опираются на косвенные паратекстуальные свиде-
тельства самого писателя. Это пример «связующего пробела», формирующего «теневую», виртуальную историю, которая, несмотря на отсутствие в тексте, оказывает воздействие на понимание его мельчайших деталей.
Ко второму типу «постоянного пробела» можно отнести все так называемые открытые финалы и аналогичные, хотя и реже встречающиеся, внутренние компоненты сюжета. Так, иранский фильм «Сепарация» (2012) завершается сценой, где расстающиеся муж и жена ожидают в коридоре, когда их дочь, пожелавшая, чтобы они покинули зал суда, сообщит судье об уже принятом, по ее словам, решении, с кем из них она останется жить. Происходящее за дверями зала зрителю остается неизвестным, хотя он знает, что решение уже принято, и может выстроить две или даже три основные сюжетные линии.
Третий тип основан на внезапном столкновении двух самостоятельных историй, когда одна из них резко обрывается и начинается другая, с ней, казалось бы, никак не связанная. Это явление характерно для поэзии и песенной лирики, и стимулирует аудиторию к построению теневых нарративов, каким-либо образом объединяющих две части. Художественный эффект здесь во многом зависит от того, что читатель или слушатель буквально вынуждается к созданию собственного нарратива, без которого произведение не будет восприниматься как единое художественное целое.
Джеймс Фелан (университет шт. Огайо) показывает взаимодополнительность двух нарратологических подходов - риторического и когнитивного - на примере анализа рассказа Т. Моррисон «Речитатив». Алан Палмер (независимый исследователь, США) иллюстрирует возможность применения к лирическим балладам в стиле кантри своих важнейших нарратологических концепций: восприятие художественного повествования через анализ функционирования вымышленных сознаний (fictional minds), теория атрибуции ментальных состояний в процессе чтения, изображение коллективных «социальных сознаний». Моника Флудерник (Фрайбургский университет) исследует процесс создания комического эффекта в мультфильмах, опираясь на когнитивную теорию концептуального интегрирования (cognitive blending). Лиза Заншайн (университет шт. Кентукки) рассматривает способы эксплицитного и имплицитного нарративного изображения вложенных менталь-
ных состояний («я знаю, что ты знаешь, что...» и т.п.) на примере классического китайского романа Цао Сюэ-циня «Сон в красном тереме» (1763-1791). Исследовательница приходит к выводу о сложной социокогнитивной организации текста, предполагающей множественные внутритекстовые и интертекстуальные параллели, что подтверждает ее тезис о применимости когнитивных концепций не только к западной литературной традиции Нового времени, но и к художественной продукции других эпох и культур.
Три статьи, написанные в русле нейроэстетики, опираются на понятие brain default network, обозначающее специфику функционирования мозга, когда перед человеком не поставлено никакой задачи и его сознание «отпущено на свободу». Нейрофизиологи обнаружили, что в этом случае уровень мозговой активности не ниже, а иногда даже и выше, чем при целенаправленной ментальной деятельности. Активируется своего рода сеть, составленная областями мозга, которые работают при воспоминаниях, планировании будущего, моделировании чужого сознания или ирреальных, выдуманных ситуаций (daydreaming), т.е. в ситуации «свободного плавания» человеческий мозг уходит от «здесь и сейчас». Эти области деактивируются, когда перед испытуемым ставится конкретная задача по оценке, принятию решения и т.п., задействуется сенсорное восприятие.
Алан Ричардсон (Бостон-колледж) проводит параллели между современными когнитивными подходами к изучению воображения и теориями английских романтиков. Задолго до возникновения современной экспериментальной нейрофизиологии концепции, аналогичные представлению о brain default network, существовали у теоретиков воображения романтической и предшествующей ей эпох, нашли отражение в образах и идеях поэзии С. Колриджа и У. Вордсворта, в изображении человеческого мышления в романах Дж. Остен и ее современников. Г. Габриэль Старр (Нью-Йоркский университет) описывает результаты экспериментов, в которых изучалась активация различных областей мозга при восприятии визуальных эстетических объектов, дополнительно ранжированных испытуемыми по силе художественного воздействия. В большинстве случаев, как и ожидалось, были активированы участки мозга, ответственные за обработку визуальных сигналов, семантических связей и т.п., т.е. работающие с внешним миром, и, напротив, ак-
тивность brain default network резко снижалась. Однако последнее не происходило при восприятии именно тех изображений, которые оказывали, по оценкам испытуемых, наибольшее эстетическое воздействие, были самыми живыми и яркими. Можно сказать, что интенсивное эстетическое переживание характеризуется своего рода двунаправленностью: оно задействует нейрофизиологические механизмы, связанные как с восприятием внешнего мира, так и с интроспекцией. Особое состояние «двунаправленной сфокусированности» (bidirectional focus), характерное для восприятия и переживания образности, было отмечено еще поэтами эпохи романтизма, но на современном этапе развития науки нашло экспериментальное подтверждение.
Второй раздел руководства включает статьи, посвященные эмоциям и эмпатии в контексте литературы и других видов искусства. Он открывается аналитическим обзором Патрика Колма Хо-гана (университет шт. Коннектикут), дающим представление об использовании литературных текстов в изучении эмоционального компонента человеческого сознания. Анализ художественной литературы позволяет лучше понять структуру эмоций, выделить их ключевые компоненты, оценить роль литературных текстов в развитии эмоционального интеллекта. Карл Плантинга (колледж Калвина) исследует роль крупных планов человеческого лица в кинематографических нарративах. Этот прием всегда нацелен на возбуждение определенных эмоций у зрителя, что обусловлено психологическими основами нашего социального взаимодействия. Однако, как показывает автор статьи, в кино происходит взаимное наложение культурных практик, обсусловливающих изображение лица, и непосредственных психологических механизмов, задействованных при его восприятии. Ноэль Кэррол (Нью-Йоркский городской университет) анализирует методы, позволяющие вызвать эмоциональный отклик у театральной аудитории. Он отвергает идею идентификации с персонажем, в том или ином виде преобладающую в эстетических теориях театрального действия с древнейших времен, начиная с «Иона» Платона. На самом деле здесь работает примерно тот же механизм, что и в реальной действительности, целенаправленно запускаемый автором, режиссером, актерами и прочими создателями представления. В жизни эмоции являются своего рода гештальтами жизненных ситуаций, они отражают нашу внутрен-
нюю оценку того или иного положения вещей, фокусируя наше внимание на определенных его аспектах, выделяя и подчеркивая конкретные обстоятельства. Создатели театрального текста аналогичным образом сосредоточивают наше сознание на определенных моментах, связанных с желательными для них эмоциями - характеристиках героя, сюжетных ходах и т.п.
Принято считать, что когнитивизм в литературоведении во многом противоположен литературоведческой постколониальной теории, базирующейся преимущественно на психоанализе. Однако, по мнению П. К. Хогана, критика когнитивистами общепринятой постколониальной теории открывает новые возможности для объединения этих направлений на основе представления об аффективных и когнитивных универсалиях. Наиболее перспективными областями исследования в этом контексте являются изучение вопросов идентичности, в особенности ее культурной вариативности, а также возможностей и ограничений внутригрупповой и межгрупповой эмпатии. В этом русле написана статья Сюзен Кин (университет им. Вашингтона и Ли), анализирующая нарративные стратегии в произведениях гаитянской писательницы Э. Дантикат, нацеленные на то, чтобы вызывать эмпатию к персонажам-гаитянам в англоязычной аудитории.
Ральф Джеймс Саварезе (Гриннелл-колледж) исследует восприимчивость к поэзии людей, имеющих расстройства аутистиче-ского спектра. Этот вариант нейрологической организации сознания считается серьезным препятствием для восприятия художественной литературы, поскольку аутизм обычно связывается с неспособностью к моделированию сознания других людей и к восприятию переносных значений. Аутисты воспринимают мир более непосредственным образом, в большом объеме и с большей детальностью, чем нейротипичные индивидуумы. Затруднения возникают при переходе от сенсорной перцепции к интерпретации, концептуализации и абстрагированию, в то время как нейротипики теряют часть досемантической составляющей воспринимаемого. Между тем, как показал Р. Цур, поэзия во многом базируется на «прекатегориальной сенсорной информации», которая способна напрямую достичь сознания, тем самым определяя эмоциональные или аудиальные аспекты поэтической речи. Поэзия задействует два аспекта человеческой восприимчивости, один из которых лучше
развит у нейротипичных, другой - у аутичных людей. Автор статьи приводит впечатляющие примеры поэтического творчества одного из неговорящих аутистов и отрывки из его же эссе, передающего впечатления от чтения художественных текстов.
Маргарет Брюн Вааге (Кентский университет) анализирует расхождения в оценке преступлений, совершенных персонажами художественных произведений и в реальной жизни, в частности серьезное различие между отношением к убийству и изнасилованию. Если в реальном мире первое считается более серьезным преступлением, чем второе, то в искусстве главные герои и другие персонажи, вызывающие симпатию, могут убивать1, но практически никогда не совершают изнасилование. Последнее, напротив, служит для четкого маркирования персонажа-антагониста или для обоснования сюжетного мотива мести со стороны героя. Персонаж-насильник, как показывают опросы аудитории, воспринимается как отталкивающая фигура в значительно большей степени, чем реальный человек, совершивший то же самое преступление. Объяснение этому исследовательница видит в особенностях восприятия художественной реальности - существенно большей роли эмоциональной, а не рациональной составляющей в моральных оценках. Фриц Брейтхаупт (Индианский университет) рассматривает с точки зрения когнитивной психологии один из классических вопросов поэтики: расхождение между эмоциями, испытываемыми персонажами и аудиторией, в частности позитивные эмоции, проистекающие из эмпатии со страдающим героем.
В третий раздел руководства вошли две статьи, оперирующие понятием «новое подсознательное». Это антипсихоаналитическая концепция, рассматривающая подсознание как «совокупность всех ментальных процессов, которые человек не воспринимает в опыте (not experience), но обусловливающая его мысли, выборы, эмоции и поведение» (с. 463). Блэки Вермель (Стэнфордский университет) дает обильные литературные примеры (Л. Толстой, Дж. Милтон, Дж. Остен, Дж. Чосер и др.) того, что в литературе подобное представление о подсознательном существовало на протяжении веков и писатели смогли выработать средства для описа-
1 Речь идет именно о преступном предумышленном убийстве, возможно, невинных людей.
ния этого феномена. Джефф Смит (университет Висконсин-Мэдисон) исследует, каким образом в кинематографе используется один из компонентов нового подсознательного - разновидность «когнитивного сдвига» (cognitive bias), называемая «правило конечного пика» (peak-end rule). Этот термин используется для обозначения расхождения между реальным перцептивным опытом и нашим представлением о нем. В формировании последнего непропорционально большое место занимает конечная стадия этого опыта, в значительной степени определяющая реакцию на всю ситуацию в целом, какой бы продолжительной она ни была. На примере классических фильмов и современных блокбастеров, а также руководств для писателей-сценаристов автор статьи показывает, что кинематографисты активно и сознательно используют эту особенность человеческой психики при построении сюжета или создании характера.
Четвертая часть руководства отражает современные тенденции в области эмпирических исследований восприятия литературы реальными читателями и соответствия традиционных теоретико-литературных представлений реальному читательскому опыту. Существенная часть используемых при этом методик опирается на статистические методы, сходные с психологическими или социологическими и предполагающие опору на опросники и количественный анализ полученных результатов.
Статья Лауры Отис (университет Эмори, США) привлекает внимание к важности так называемых «качественных техник» (глубинные интервью и т.п.), которые активно применяются в социальных науках. Автор статьи излагает результаты своего исследования качественными методами феномена формирования визуальных образов в сознании читателя при восприятии художественного текста. Питер Диксон и Мариза Бортолусси (университет провинции Альберта, Канада) анализируют концепт «переноса» (transport) - классическую метафору для обозначения одного из эффектов восприятия литературы, при котором читатель как бы «погружается» или «переносится» в вымышленный мир. Хотя эта идея является общепринятой, исследователи обнаружили, что многие процессы и феномены, которые связываются с прототипическими случаями «переноса», отсутствуют в реальном читательском опыте. Напротив, некоторые из ключевых аспектов этого опыта данной метафорой не
учитываются. Те же процессы и проявления «переноса», которые действительно имеют место при чтении, могут быть объяснены с помощью других теорий обработки дискурса (discourse processing). Авторы приходят к выводу, что идея «переноса» связана с маргинальными формами литературного восприятия.
Во второй своей статье исследователи анализируют с помощью количественных методов динамику и вариативность читательского отклика на литературный текст. Результаты их анализа свидетельствуют о серьезных различиях в индивидуальных реакциях конкретных читателей на ключевые формальные аспекты произведения, что ставит под сомнение продуктивность восходящей к В. Изеру теории «идеального читателя».
Последний раздел книги включает статьи, в которых традиционные литературоведческие концепции связываются с когнитивными теориями. Джошуа Лэнди (Стэнфордский университет) привлекает внимание к ауторефлексивным произведениям, в которых металепсис является конститутивным приемом, определяющим структуру всего текста или его существенной части. Исследователь задается вопросом, почему ауторефлексивность в той или иной степени свойственна многим каноническим произведениям. Этот прием актуализирует, выводит на первый план важный момент, характерный для восприятия литературы в целом: сознание читателя литературного текста разделено на две не пересекающиеся между собой части. Он одновременно и учитывает вымышленность художественной реальности, и реагирует на нее как на существующую. Подобное разделение сознания используется в других жизненных ситуациях, и литература выступает в качестве своего рода тренажера для этой человеческой способности.
Марк Брун (университет Реджиса, США) предлагает дополнить и пересмотреть в когнитивном духе некоторые теории относительно особого положения поэзии среди прочих видов вербального дискурса. Ключевым моментом этих теорий было представление, что хотя языковые сообщения базируются в первую очередь на темпоральном измерении, именно в поэзии актуализируются пространственные аспекты лингвистической структуры. Исследователь выявляет когнитивные аспекты «пространственной поэтики», иллюстрируя свои тезисы анализом «Прелюда» У. Вордсворта. Нэнси Истерлин (университет Нового Орлеана) исследует взаимо-
действие культурных и биопсихологических факторов, влияющих на важное для многих эпох качество канонических произведений -их оригинальность и способность создавать ощущение новизны не только в периоды, близкие ко времени их создания, но и тогда, когда они уже находятся внутри читательского «горизонта ожидания». Она предлагает когнитивно-эволюционную теорию литературной новизны, дополняющую и расширяющую концепции русских формалистов и Х.Р. Яусса.
Элайн Ауйонг (университет Миннесоты) пересматривает бартовскую концепцию «эффекта реальности». Р. Барт считал, что в нарративах XIX в. некоторые незначительные детали не имеют значения для понимания действия, а служат только маркерами соответствия текста реалистическим конвенциям. Таким образом, они имеют только риторическую, а не референциальную функцию. Однако эмпирические исследования процесса восприятия литературных текстов демонстрируют, что подобного рода детали на самом деле являются референциальными. Специфика их воздействия заключается в суггестивной силе их принципиальной фрагментарности. Читатель выстраивает ментальный образ художественной реальности, опираясь на эти разрозненные ключи и используя те же схемы и сценарии, которые он применяет в построении образов реальной действительности при взаимодействии с ней. Мир литературного произведения простирается за границы, обозначенные текстом. При этом благодаря фрагментарности таких ключей у читателя остается ощущение одновременного существования и несуществования художественного мира. Он выстроен в его сознании, но одновременно в любой момент может «раствориться в воздухе».
Оксфордское руководство по когнитивному литературоведению представляет собой, по словам его редактора, «репрезентативное, но не исчерпывающее» (с. 4) отражение современного положения дел в этой отрасли гуманитарных наук. Вместе с тем оно дает возможность читателю, ранее незнакомому с этим научным направлением, ознакомиться с ключевыми концепциями, терминами, предметами изучения, методами исследования, несмотря на отсутствие в литературоведческом когнитивизме основополагающих теоретических текстов.
Е.В. Лозинская
