CC BY
20
ческого поворота» наметилось формирование транскультурных методологических подходов к изучению науки и культуры непосредственно через образы - «науки об образах культуры», «визуальных исследований» в разных областях и сферах человеческого знания, перехода к образу как инструменту познания. «Икониче-ский поворот» может интерпретироваться как движение, направленное против «лингвистического поворота» и его диктата, связанного с установлением зависимости всякого познания от языка (с. 417).
Влияние «иконического поворота» велико в медицине и естественных науках (МРТ, КТ, УЗИ), в экономике (визуальный менеджмент), науке о средствах массовой информации, юриспруденции («иконология права»), литературоведении (интермедиальность, расширение исследований интертекстуальности), истории, гендер-ных исследованиях и др.
В завершение автор книги задается вопросом «Ведут ли культурные повороты к "повороту" наук о культуре?» и называет главные современные «вызовы». Это принципиальная готовность (неготовность) наук о культуре к переводу, пределы «нейробиоло-гического поворота», транскультурные подходы в их способности к объединению. В целом автор книги видит в ближайшем будущем наук о культуре появление новых, неожиданных и непредсказуемых, областей системного развития.
Е.В. Соколова
2019.03.004. КОГНИТИВНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: Специальный номер «Журнала литературной теории». Cognitive literary studies: Special issue // Journal of literary theory. -Berlin: Walter de Gruyter, 2017. - Vol. 11, N 2. - P. 161-254.
Ключевые слова: опыт; радикальный эмпиризм; Р. Браунинг; драматические монологи; воображение; литература и наука; теоретический историзм; культурные исследования.
«Когнитивное литературоведение1 - одна из наиболее дискуссионных и быстро эволюционирующих областей гуманитарного знания», - пишут в предисловии к специальному номеру «Журнала
1 Далее - КЛ.
литературной теории» его редакторы С. Баумбах, Р. Хэкель и Ф. Спранг. Причина как его уязвимости для критики, так и его наиболее ярких достижений - интердисциплинарность, совмещение в изучении литературы различных подходов, почерпнутых из когнитивной психологии, нарратологии, философии и эмпирической эстетики. Однако заимствование ключевых концепций из когнитивных наук сопровождается в КЛ отсутствием эмпирической проверки гипотез или ее несоответствием принятым в естественных науках стандартам, что нередко приводит к «ошибке преждевременных определений». Действительно, как стало ясно из множества новейших исследований - например, о роли симуляции и Теории сознания в чтении художественной литературы, - комплексное наследие когнитивной психологии было в какой-то мере «утрачено при переводе». И кроме того, культурные и исторические коннотации термина «когниция» настолько разнообразны, что вряд ли он может составить основание для научного направления. Поэтому первоочередной задачей для КЛ является признание этого разнообразия и проистекающих из него методологических, теоретических и концептуальных сложностей, а также «аккуратная, но смелая разметка многомерной карты этой дисциплины» (с. 161). В номере журнала, созданном на основе переработанных материалов семинара «Форума англистов» (Anglistentag) 2015 г., рассматриваются перспективы КЛ и выдвигаются новые и намеренно дискуссионные тезисы в связи с обсуждавшимися в последние годы проблемами.
Ф. Эрхингер (Дюссельдорфский ун-т) исследует концепт «опыт» (experience), который в литературоведении нередко приобретает два противоположных значения, отражающих его объективный и субъективный аспект. Представители эмпирического подхода к текстам и сознанию, как правило, склонны вычленять из опыта некоторые абстрактные внеличные (объективные) данные, получающие воплощение в диаграммах и томограмах мозга. Исследователи, практикующие герменевтические и феноменологические методы, работают с непосредственными личными (или субъективными) реакциями на литературу, у них опыт неотделим от процесса чтения и характеризуется как уникальный, сопротивляющийся попыткам перевести его в объективную форму.
Ф. Эрхингер опирается на философию радикального эмпиризма У. Джеймса (1842-1910), который говорил о двойной, точнее двуаспектной, природе опыта, относящегося к «целостным процессам или феноменам»1. Опыт существует еще до того, как «мысль проанализирует и разделит их на субъективный и объективный аспекты или ингредиенты»2. Опыт включает перцепцию и концепти-рование одновременно, это медиум, через который проходит все, до того как быть поименованным. Без него или вне него ничто не может существовать или быть сказанным. Автор статьи сопоставляет эмпиризм Джеймса с позицией когнитивных литературоведов (в частности, анализируя в подробностях концепцию Л. Зуншайн) и приходит к выводу, что когнитивисты «склонны подтверждать, возможно вопреки своим лучшим намерениям», разделение на внутреннее и внешнее, сознание и окружающий мир - то самое, которое радикальный эмпиризм стремился устранить или поколебать» (с. 169).
Затем Ф. Эрхингер переходит к интерпретации драматических стихотворений Р. Браунинга, которого часто называют «эмпи-ристом от литературы», стремящимся исследовать опыт в его самых отдаленных проявлениях3. На примере двух произведений -«Фра Липпо Липпи» и «Послание арабского врача Каршиша, содержащее описание странного медицинского явления» - он показывает, что драматические монологи делают опыт «прочитываемым», представляя его как активность, посредством которой перцепция превращается в концепции, а концепции постоянно подтверждаются, изменяются, обогащаются теми перцепциями, которые добавляются к ним по мере протекания опыта во времени. Лирико-драматические «регеопае» Браунинга говорят изнутри протекающего опыта, а не извне - о событиях, которые уже завершились. Читатели этих произведений, таким образом, приглашаются к «прочитыванию» творческой активности, в которой создаются, поддерживаются и изменяются характеры и обстоятельства, и одновременно к размышлению о ней. Браунинг не предлагает своим
1 James W. Radical empiricism // James W. The writings of William James. -Chicago, 1977. - P. 172.
2 James W. Essays in philosophy. - Cambridge, 1978. - P. 95.
3 Langbaum R. The poetry of experience. The dramatic monologue in modern literary tradition. - N.Y., 1963. - P. 96.
читателям ничего, что может быть обработано сознанием сверху или извне этого воспринимаемого в чтении опыта. Акт чтения встраивается в порождающую деятельность, через которую опыт приобретает форму наполненного смыслом текста. Эта позиция, по мнению автора статьи, противоположна подходу когнитивистов, которые рассматривают опыт как сырье для переработки сознанием, существующим независимо, вне и выше этого опыта. Однако, как кажется Ф. Эрхингеру, современные когнитивисты способны преодолеть свой рационалистский или интеллектуалистский уклон, скорректировав подход к осмыслению опыта с учетом процессуальной или основанной на идее перформативности модели.
Р. Хэкель (Гёттингенский ун-т Георга-Августа) отмечает, что дискуссия относительно достоинств включения концепций нейро-логии и когнитивных наук в изучение литературы, несмотря на то что предметом его являлась интердисциплинарная направленность КЛ, сама не отличалась таковой, протекая внутри литературоведения и культурологии. И в целом интердисциплинарность этого направления сводилась к простой адаптации научных теорий сознания, нервной системы, мозга - ради некоторых общих выводов, например, об эмпатии в литературных текстах или ее роли в процессе их восприятия.
Вообще, дебаты вокруг КЛ во многом связаны с кризисом литературной теории как таковой после крушения постмодернистской деконструктивистской парадигмы и последовавшего за ним запроса на более научные (scientific) и опирающиеся на конкретные факты методы изучения литературы. С 1990-х годов деконструкция отвергалась как очередной извод скептицизма и релятивизма, граничащий с мыслительным произволом. КЛ обещало открыть возможность для более объективного подхода к литературным артефактам, основанного на научной парадигме, но полностью этих ожиданий не оправдало. Осмысление данного феномена требует, по мысли автора статьи, исторического подхода, анализа отношений между литературой и наукой на протяжении последних веков.
Р. Хэкель исходит из того, что необходимо сфокусироваться на теории не как чем-то внешнем по отношению к литературе, а на теории как ауторефлексивной стороне литературы. Это предполагает, что изучение сознания и когниции необходимо только тогда, когда они входят в сферу интересов литературы или отдельного
литературного произведения в конкретном историческом контексте. Обычно такая рефлексия предполагает некоторую культурную систему, в которой научные теории сознания играют ключевую роль.
Важнейшим достоинством КЛ является отвержение картезианского дуализма - противопоставления и разграничения res cogitans and res extensa. Диаметральной противоположностью такому традиционному, доминировавшему в западной мысли, дуалистическому подходу является представление об отелесненной (embodied, др. переводы: телесно воплощенной, укорененной в телесности) когниции. Вместе с тем его следует поставить в историческую перспективу, осмысляя влияние научных открытий на современные им литературные артефакты.
Серьезной проблемой КЛ, с точки зрения Р. Хэкеля, является его сосредоточенность на процессах восприятия литературы, которая служит фундаментом для выдвижения общих тезисов относительно ее природы в целом. Такой универсализирующий подход направлен на то, чтобы «освободить литературоведение от его буржуазных конвенций»1 и сосредоточиться на восприятии обычного читателя. Обратной его стороной является выведение на первый план популярной художественной литературы и меньшее внимание к классике (воплощающей собой ту самую буржуазную традицию). Такой уклон может быть компенсирован вниманием не к рецептивным, а к творческим процессам - порождению текста и тому, как оно отражается в нем самом. Это возможно в рамках исторического подхода, поскольку литература, сознательно или нет, отражает и преобразует научные прозрения своей эпохи. Такой подход предполагает также акцент на более сложных произведениях - поэзии, авангардной прозе, - поскольку они ставят под сомнение то, чем литература является и чем она может быть. Однако исторический подход требует возвращения к теории - как ауторефлексивной части самой литературы, которая не может накладываться на нее извне.
Этот метод можно назвать теоретическим историзмом, предполагающим поворот к частному, существующему в рамках кон-
1 Lauer G. Going empirical: Why we need cognitive literary studies // Journal of literary theory. - Berlin, 2009. - Vol. 3, N 1. - P. 152.
кретного времени, и соответствующие этой задаче концептуализации авторства, литературного творчества и текста как такового. Автор иллюстрирует свой метод, рассматривая категорию творческого воображения - как она существовала в ключевые моменты литературной и научной истории: в начале XVII в. (у истоков научной революции), в эпоху романтизма (период второй научной революции) и во времена литературного модернизма (определяющая стадия формирования современного научного мировоззрения). Автор прослеживает, как воображение осмыслялось в творчестве образцовых представителей этих периодов - Шекспира, Колриджа, Джойса, - отражая при этом общие изменения во взгляде на мир и эволюцию теории литературы, инструментом изменения которой произведения этих авторов и являлись.
М. Хартнер (Ун-т Билефельда) указывает, что КЛ дало серьезные результаты в области нарратологии и смежных с ней, но его влияние на академическое литературоведение в целом остается незначительным. Такие крупные сферы, как постколониальные или гендерные исследования остались практически незатронутыми его концепциями, и большинство литературоведов сохраняют скептическое или индиффирентное отношение к КЛ. Причиной этого автор считает не только эпистимологические и методологические проблемы, возникающие при соположении науки (science) и литературоведения, но и отсутствие «крепкого и общепринятого концептуального и аналитического моста» (с. 207) между КЛ и культурными исследованиями (cultural studies). Между тем именно они, под разнообразными теоретическими масками, играют сейчас ведущую роль на филологических факультетах по всему миру. И хотя не все ученые одобряют сам этот факт, неразумно будет игнорировать влияние данной научной области на филологию. Поэтому КЛ требуется не только наладить продуктивный диалог с представителями когнитивной науки как таковой, но и включить в него представителей cultural studies.
В статье анализируются некоторые недавние попытки «построить мост» между исследованиями культуры и когниции1.
1 Hartner M., Schneider R. British novels of migration and the construction of transnational social spaces // Zeitschrift für Anglistik und Amerikanistik. - Berlin, 2015. -Vol. 63, N 4. - P. 411-431; Sommer R. Other stories, other minds. The intercultural potential of cognitive approaches to narrative // Stories and minds. Cognitive approaches
В своем обзоре автор использует принятое разделение когнитивной науки на поколения. Когнитивисты, принадлежащие ко второму, акцентируют энактивистские, встроенные, расширенные и отелес-ненные аспекты когниции. Представители первого поколения существуют вне этой научной парадигмы, уделяя основное внимание, как и при зарождении когнитивной науки, вопросам ментальной репрезентации, обработки информации и рецепции текста как ее разновидности. Тем не менее для обоих поколений возможно взаимодействие с cultural studies - будь то разработка понятия «интеркультурное сознание» или попытки связать концептуализацию когнитивных процессов в их телесных проявлениях с культурой и теорией окружающей среды (environment).
И все же проект по созданию когнитивных культурных исле-дований находится в зачаточном состоянии, констатирует М. Хартнер. Эта работа проводится сравнительно ограниченной группой энтузиастов и образует узкоспециализированную академическую нишу среди постклассических подходов к литературе. Шанс заинтересовать этой темой более широкий круг традиционных литературоведов и исследователей культуры во многом определяется способностью КЛ «выйти за рамки чистых теоретических размышлений», «разработать концепты и методы, пригодные для анализа конкретных культурных феноменов в их социальном и историческом контексте» (с. 219).
А. Мюллер-Вуд (Ун-т Гутенберга в Майнце) напоминает о том, что при своем появлении в 1990-е годы КЛ воспринималось как провозвестник наступления новой эпохи в литературоведческих исследованиях, на него возлагались надежды, что оно сможет возродить интерес к литературным текстам, внести свежую струю в литературоведение, необходимую на фоне растущей неудовлетворенности господствующей постструктуралистской теоретической парадигмой. Однако уже в самом начале критики указывали на недостаточную надежность методологического фундамента и отсутствие общеполезных практических результатов у КЛ. По мнению автора статьи, эти проблемы так и не были решены за четверть ве-
to literary narrative. - Lincoln, 2013. - P. 155-174; Strasen S. Cultural models, cognitive environment and the reading of literary texts. Towards a cognitive reinvigoration of reader-response theory // Anglistentag Munster, 2007. Proceedings. - Trier, 2008. -P. 199-207.
ка, прошедшие с момента «когнитивного поворота». Возвращение к этим старым вопросам необходимо не само по себе, а во многом потому что на самом деле остается надежда на обновление областей знания, связанных с КЛ, пусть пока еще и не оправдавшаяся.
Серьезными методологическими недостатками КЛ, на которые не раз указывали, являются отсутствие серьезных практических обоснований его тезисов, с одной стороны, а с другой - нежелание дать точное определение ключевой концепции «телесного воплощения» (embodiment). Утверждение, что наша когниция определяется телесностью, является важнейшим для КЛ, но биологические механизмы этого явления редко конкретизируются и, по сути дела, этот тезис принимается априорно. Одно из центральных, и вместе с тем наиболее проблематичных утверждений - о том, что все продукты человеческого сознания (ментальные схемы или фигуративный язык, в особенности метафора) обнаруживают механизмы работы человеческой когниции в целом, - также не получило до сих пор серьезного научного обоснования. Осмысление литературных форм как стуруктурирующих принципов человеческого познания может показаться привлекательным для литературоведов, однако оно основано на упрощенных и часто не подкрепленных научно предположениях относительно природы когнитивных процессов. В то же время подобное взаимопроникновение литературного языка и когнитивных структур мешает исследователям ставить перед собой собственно литературоведческие вопросы. Литература становится вместилищем для естественного языка.
Внимание КЛ к тексту свидетельствует также о недостатке внимания к тому, что литература «не говорит», и, как следствие, к безразличию к когнитивному и аффективному вкладу читателей в конструирование значений текста - как это ни парадоксально звучит, учитывая, что рецепция и читательские эмоции являются одной из основных областей интересов дисциплины. Многие представители КЛ куда меньше заинтересованы в том, чтобы понять когнитивные способности читателей в целом, чем в том, чтобы обосновать свою собственную индивидуальную интерпретацию некоторого текста.
КЛ не ищет решения этих проблем, а расширяет свои интересы в новые сферы - например, контекстуализируя когнитивные процессы, исследуя все более и более сложные текстовые феноме-
ны, изучая социальные (расширенные) виды когниции (в противоположность индивидуальным сознаниям). Подобное переосмысление задач может казаться полезным внутри самой дисциплины, но эта новая деятельность неизбежно несет на себе отпечаток старых нерешенных проблем.
«Когда мы думаем о когнитивных науках и литературе, мы обычно думаем о том, чтобы применить достижения нейронауки к литературным текстам», - утверждает Ф. Спранг (Ун-т Зигена). Однако интердисциплинарные проекты такого рода обычно фокусируются на семантических полях или нарративных структурах, маргинализируя собственно литературные свойства изучаемых текстов. В последние годы эстетика и вопросы поэтической формы попали в поле зрения исследователей после призыва П. Стоквелла не ограничиваться семантикой в сфере когнитивной поэтики1. Эксперименты с использованием £ММ показали, что мозг читателя реагирует на стимулы холистически, но поэзия и проза вызывают активацию нейронов в различных областях мозга2. Таким образом, одной из задач когнитивной поэтики может стать нейрологический анализ эстетических аспектов восприятия литературных текстов.
Сонет, вероятно, представляет собой подходящий объект для изучения когнитивной поэтикой, занимающейся вопросами формы. Он имеет строгую формальную схему, и форма должна играть ключевую роль при их прочтении и восприятии. В то же время благодаря его специфической организации сонет нередко рассматривается как поэтическая форма, особо хорошо приспособленная к передаче когнитивных процессов. Х. Вендлер, например, утверждает, что сонеты Шекспира отражают «текучесть ментальных процессов, выражаемую в образовании лексических и синтаксических цепочек»3. По мнению Р. Лайна, шекспировские сонеты - идеальный материал для исследования «мышления в когнитивной ри-
4
торике» .
1 Stockwell P. Texture. A cognitive aesthetics of reading. - Edinburgh, 2009.
2 Jacobs A.M. Neurocognitive poetics. Methods and models for investigating the neuronal and cognitive-affective bases of literature reception // Frontiers in human neuroscience. - Lausanne, 2015. - Vol. 9. - Mode of access: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/ pmc/articles/PMC4399337/
3 Vendler H. The art of Shakespeare's sonnets. - Cambridge, 1997. - P. 168.
4 Lyne R. Shakespeare, rhetoric and cognition. - Cambridge, 2011. - P. 198.
Приветствуя акцент на когнитивных процессах в обсуждении сонета, Ф. Спранг возражает против упрощенного понимания поэтической формы - в случае сонета против сведения ее к структурным особенностям, в частности к правилу о 14 строках. Отклонения от него, например 80пе1;ш гйогпеПа^, состоящий из 16 строк, свидетельствуют, что количество стихов не является определяющей формальной характеристкой. Его поэтическая форма, и правда, выявляется, когда мы фокусируемся на особенностях внутренней организации мысли. Ф. Спранг использует 126-й 12-строчный сонет Шекспира для демонстрации возможностей когнитивных подходов к этой поэтической форме, которые представляются ему многообещающими. Однако КЛ должно при этом держать в уме риторические стратегии и логические модели, которые обусловливают сонетную форму. Также следует принимать во внимание, что ментальные процессы и поэтическая формы связаны динамически: форма резонирует с когнитивными навыками, укорененными в риторике и логике, но вместе с тем определяет специфику ментальных процессов.
Если мы признаем, что поэтическая форма не дана изначально, а образуется по мере того как обеспечиваются стимулы когнитивных процессов и эмоциональных реакций, когнитивное исследование литературной формы может приобрести большую серьезность. В качестве абстрактного существительного «форма» воспринимается как имеющая статическую природу, но если концептуализировать ее как процесс1, когнитивную активность, это приведет к переосмыслению наших представлений о знании в целом. Вдохновляющие эксперименты, фокусирующиеся на аффективных и эмоциональных реакциях, выявили важнейшую роль эстетических аспектов в процессе чтения поэзии2. Они привели их авторов к выводу, что теория схем, опирающаяся на представление о предсуществующих смысловых структурах, не способна послужить изучению процесса чтения стихов в эстетическом плане. Распознавание схем на нарративном или на семантическом плане, несо-
1 Leighton A. On form. Poetry, aestheticism, and the legacy of a word. - Oxford,
2007.
2 Ludtke J., Meyer-Sickendieck B., Jacobs A.M. Immersing in the stillness of an early morning. Testing the mood empathy hypothesis of poetry reception // Psychology of aesthetics, creativity, and the arts. - Washington, 2014. - Vol. 8, N 3. - P. 363-377.
мненно, является одной из сторон когнитивного процесса, но он имеет и другие аспекты, которые КЛ только начало рассматривать. В одной из недавних работ1 были получены первые свидетельства того, что связь между эстетическим восприятием поэзии и неявными реакциями поддается фиксации. Ее авторы показали, что спонтанное распознавание поэтической гармонии является быстро протекающим, сублексическим процессом. Аналогичным образом
2
недавнее исследование чтения англоязычных хокку продемонстрировало, что вовлеченность в чтение становится более разнообразной при втором или третьем прочтении. Это может прозвучать тривиально, но на самом деле такой результат во многом противоречит существующему внутри КЛ представлению о необходимости выявления универсальных схем когниции. Напротив, в данном случае когнитивное исследование подкрепляет герменевтическую позицию: с каждым новым прочтением стихотворения возникают новые вопросы, стихи невозможно понять до конца.
Е.В. Лозинская
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
2019.03.005. Рецензия на монографию: ХАЧАТРЯН Н.М. ФРАНЦУЗСКАЯ НЕОРОМАНТИЧЕСКАЯ ПРОЗА. - Ереван: Лингва, 2017. - 448 с.
Ключевые слова: неоромантизм; поэтика; философско-религиозный контекст; наука и литература; типология романа.
Монография Н.М. Хачатрян посвящена несомненно актуальной проблеме - осмыслению неоромантизма как «самостоятельного эстетического течения и открытой универсальной системы» (по собственному определению автора книги). Это, по существу, пер-
1 Implicit detection of poetic harmony by the naive brain / Vaughan-Evans A., Trefor R., Jones L., Lynch P., Jones M.W., Thierry G. // Frontiers in psychology. -Lausanne, 2016. - Mode of access: https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/ fpsyg.2016.01859/full
2 Reading English-language haiku. Processes of meaning construction revealed by eye movements / Müller H.J., Geyer Th., Günther F., Kacian J., Pierides S. // Journal of eye movement research. - Iffwil, 2017. - Vol. 10, N 1. - P. 1-33.
