CC BY
11
мировоззрение не только человека fin de siècle и конца христианской эпохи, поставившего под сомнение все ее ценности, но и человека, который в полной мере осознал «онтологическую неуютность» богооставленного мира (3, с. 108).
К.А. Жулькова
Русское зарубежье
2016.03.029. АДАМОВИЧ Г.В. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. [Т. 1; Т. 2].
1. АДАМОВИЧ Г.В. Собр. соч.: В 18 т. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - Т. 1: Стихи, проза, переводы / Вступ. ст., сост., под-гот. текста и примеч. Коростелёва О. А. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - 640 с.
2. АДАМОВИЧ Г.В. Собр. соч.: В 18 т. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - Т. 2: Литературные беседы («Звено», 1923-1928) / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Коростелёва О.А. - М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015. - 784 с.
Ключевые слова: русская эмиграция; Г.В. Адамович; поэзия; проза; перевод; литературная критика; «Литературные беседы».
В первый том Собрания сочинений Г.В. Адамовича (18921972) вошли все известные на сегодняшний день его стихотворения и немногочисленные опыты в жанре прозы, а также большинство выполненных им переводов. Это наиболее полное собрание его сочинений. Перевод Г. Адамовича повести А. Камю «Незнакомец» переиздается впервые.
Во вступительной статье «Без красок и почти без слов...» (поэзия Георгия Адамовича)» кандидат филол. наук О.А. Коросте-лёв (ИМЛИ РАН) прослеживает творческий путь поэта, анализирует отзывы дореволюционной, пореволюционной и эмигрантской литературной критики. После 1925 г. в течение 60 лет случайные упоминания имени Адамовича в советской печати были столь редкими, что «о каких-либо критических оценках его поэзии в России в этот период говорить не приходится» (1, с. 14). В Париж поэт приехал с репутацией «тишайшего поэта», строгого мастера с негромким голосом, и даже наиболее ярые противники его литературной позиции не подвергали сомнению его положение мэтра,
право быть наставником молодежи. Единственным исключением была резко отзывавшаяся о стихах Адамовича Марина Цветаева, но «тут уже сказывалась принципиальная противоположность литературных и жизненных установок» (1, с. 15). И все-таки поэзия Адамовича оказалась отодвинута в сторону его славой «первого критика эмиграции» (по определению Бунина). Стихи Адамовича изредка появлялись в эмигрантской периодике, обязательно включались во все альманахи и антологии, не вызывая споров.
Новый сборник «На Западе» вышел в 1939 г., перед самой войной. На него отозвались ведущие критики эмиграции. Простоту и недосказанность стихов поэта З. Гиппиус объясняла обостренным чувством ответственности за свои слова. П.М. Бицилли в стихах Адамовича, в отличие от метафизической тревоги Баратынского и Тютчева, усмотрел «тревогу совести - индивидуальной и коллективной, - тревогу Бл. Августина, ужас перед однажды совершившимся и непоправимым злом... переживание, из которого вышла вся философия Шестова с ее постулатом, обращенным к Богу: "сделать бывшее небывшим"»1. Критик считал, что Адамович видит в своей поэзии единственно верный выход: «. не из жизни, а из "истории"» - в иной жизненный план «ничего не требующей, никакой награды не жаждущей Любви»2. Ко времени публикации итогового сборника стихов «Единство» Адамович многими воспринимался в эмиграции не просто как мэтр, но как «патриарх зарубежной поэзии» (так титуловал его В. Перелешин).
В поэзии Адамовича на первый план выходит личностное начало. «Острая боязнь сфальшивить психологически, отдавшись напеву, написать не то, что есть, а то, что хотелось бы, запечатлеть не реальные переживания, не подлинные порывы человеческой души, а лишь вольные фантазии на эту тему или собственное умиление ими, нетерпение даже малейшей доли неоправданного прекраснодушия - все это заставляло Адамовича тщательно взвешивать каждое слово», - пишет О. А. Коростелёв (1, с. 37). Это стало первой из заповедей «парижской ноты». Адамович скорее готов был простить некоторую неуклюжесть стиха, в котором выражалось подлинное чувство, чем неискренность. Он видел две опасно-
1 Современные записки. - Париж, 1939. - № 69. - С. 383-384.
2 Там же.
сти, уводящие с этого, по его мнению, единственно верного пути: «желание отдаться на волю волн, пуститься во вдохновенный, но безответственный поток слов, в напевность и мечтательность, не поверяемую подлинным поэтическим видением и не сдерживаемую трезвым знанием о человеческой природе» (1, с. 37). Другую опасность он усматривал в тщательной отделке стихов, внешнем совершенстве в игре словами, за которой можно было спрятать отсутствие подлинных переживаний. Одним из канонов «парижской ноты» Адамович провозгласил «экономию средств», которую он называл «началом и концом всякого мастерства»1. Подводя итоги, Адамович сказал, что «парижская нота» взялась за невыполнимые задачи, которые обязана была взять на себя эмигрантская литература.
Основополагающим принципом стихов поэта О.А. Коросте-лёв называет «выразительный аскетизм» - в выборе тем, размеров, в синтаксисе, словаре. Сознательный отказ от украшений - вплоть до обеднения, до шепота. Все остальные возможности отклонялись, как слишком легкие, либо ненужные, как неуместные в его личной поэтике. В своем «апофатизме» Адамович не был одинок; «отчасти это была общая для акмеистов черта, своеобразный протест против "инфляции священных слов"» (О. Мандельштам) у символистов. Но «Адамович пошел в этом направлении дальше всех, дальше Мандельштама, ставя своим идеалом стихи "без красок и почти без слов"» (1, с. 38). Он стремился всю свою поэзию и каждое стихотворение в отдельности превратить именно в рассказ о «главном и единственном Событии», безжалостно отбрасывая все, что к этому Событию впрямую не относилось. Редкие мгновения, когда брезжило что-то впереди, поэт считал единственно достойными для запечатления в рифмованных строчках. Все остальное в жизни -лишь фон, скука, грусть, тоска по несбыточному. В идеале поэт стремился к словам, которые заменить было бы вообще невозможно. Требование семантически полноценного слова, полагает О.А. Коростелёв, отчасти было реакцией на игру со словом и разрыв с логикой у европейских, прежде всего французских поэтов-авангардистов. По мнению Адамовича, поэзия в Европе, отказав-
1 Адамович Г.В. Комментарии. - Вашингтон: Victor Kamkin Inc., 1967. -
С. 208.
шаяся к XX в. от надежд и веры, «легко отбросила логический ход речи... ей при этом не приходилось отбрасывать что-либо другое, бесконечно более существенное, чем тот или иной литературный прием»1. У русских поэтов еще сохранялась надежда. При этом Адамович признавал, что в памяти от стихов «остается не смысл слов, а тембр голоса»2. Именно здесь, отмечает О.А. Коростелёв, и коренилось одно из основных противоречий во взглядах Адамовича на поэзию.
Второй том составили ранние критические работы Адамовича, публиковавшиеся в парижском «Звене» с 1923 по 1928 г. под рубрикой «Литературные беседы». Они дают широкую панораму русской литературы по обе стороны баррикад, а также иностранных литератур. Во вступительной статье «Подчиняясь не логике, но истине. ("Литературные беседы" Георгия Адамовича в "Звене")» О. А. Коростелёв подчеркивает, что именно на страницах этого издания молодой петербургский поэт, один из учеников Гумилёва, превратился в «первого критика эмиграции» (Г. Иванов).
10 сентября 1923 г. в 32-м номере «Звена» появилась первая публикация Адамовича - статья «Поэты в Петербурге», за которой последовали другие статьи, стихи, переводы. Начиная с 35-го номера, в анонсе среди постоянных авторов появляется фамилия «Адамович» и уже не исчезает со страниц «Звена» до самого последнего номера. И в 93-м номере (10 ноября 1924 г.) впервые появляются его «Литературные беседы», которым суждено было стать «гвоздем» каждого номера вплоть до прекращения издания. В 1925 г. определилась репутация Адамовича как главного литературного критика «Звена» и одного из самых интересных критиков эмиграции вообще.
Жанр отдельных «Литературных бесед», как и почти всех других работ Адамовича, «определить очень трудно: рецензия часто превращается в статью, статья в мемуары, мемуары - в разговор с читателем "за жизнь"» (2, с. 9). «Литературные беседы», по мнению О.А. Коростелёва, сами стали вполне определенным жанром литературной критики, до того не проявлявшимся настолько ярко в русской литературе. В этой области Адамович имел предшествен-
1 Адамович Г.В. Комментарии. - Вашингтон: Victor Kamkin Inc., 1967. -
С. 173-174.
2
Адамович Г.В. Литературные заметки // Последние новости. - Париж, 1939. - 12 янв.
ников лишь среди французов, у которых подобный жанр был развит еще в XIX в., начиная с Сент-Бёва и до Ш. дю Боса, современника Адамовича. Французский аналог «Литературных бесед» -«Беседы по понедельникам» Сент-Бёва, которого Адамович признавал своим учителем.
«Литературные беседы» - прежде всего «продолжающийся разговор, в котором Адамович не стеснялся противоречить самому себе, извиняться за ошибки, многократно возвращаться к одной и той же теме или даже фразе» (2, с. 10). Адамович был убежден, что о самом серьезном «не надо говорить вслух, напрямую, неуклонно стремясь к ядру, к сути, - ибо это почти всегда нечто невыразимое, и определения его лишь опошлят, а настоящий смысл все равно ускользнет» (2, с. 11). В этих небольших эссе прослеживаются многие темы и мотивы, которые станут главными в зрелом творчестве Адамовича. Заметно и стилистическое единство. «Литературные беседы» - разговор с читателем, «Комментарии» - с самим собой. Но сама структура «имеет много общего»: и в том, и в другом случае «текст дробится на небольшие фрагменты, и величина каждого соответствует вспышке вдохновения» (2, там же). Критик считал, что если человеку есть, о чем сказать, не стоит утомлять собеседника или читателя «кухней» своих рассуждений, достаточно сказать самую суть, но сказать хорошо. Если мысль приходится объяснять или доказывать, значит, она плохо выражена.
Адамович ориентировался на понимающего читателя и любил повторять афоризм Г. Ландау: «Если надо объяснять, то не надо объяснять». Он был солидарен с Ин. Анненским, который полагал, что «есть реальности, которые, по-видимому, лучше вообще не определять»1. Однако непознаваемое слишком влекло его, ибо «только оно и могло хоть как-то оправдать в его глазах и литературную критику, и саму литературу» (2, с. 13). Он полагал, что «литература сама по себе не может быть единственным смыслом жизни, - она лишь возможность ощущать, что этот смысл все-таки есть, лишь связующее звено между этим смыслом и человеком», но такое звено, которое нельзя заменить ничем иным (2, там же). Понимая всю невозможность давать определения невыразимому и вообще высказываться о нем прямо и в то же время не желая гово-
1 Анненский И. Книги отражений. - Л.: Наука, 1979. - С. 202.
рить всерьез ни о чем другом, Адамович, как отмечает О.А. Коростелёв, нашел единственно возможный выход: говорить «вокруг» него, все время приближаясь к нему с разных сторон и умолкая в нужном месте, не переходя последней границы. Но тем самым обрисовывались контуры этого невыразимого.
«Литературные беседы», личность и сам образ мыслей Адамовича стали частью той среды, в которой зародилась «парижская нота», тем центром, вокруг которого объединялись молодые литераторы и который вызывал и продолжает вызывать столько споров.
В Приложениях ко 2-му тому опубликованы: статья К. С. Мо-чульского «Из наших архивов: Автобиография "Звена"», три его «Литературные беседы» (Поль Валери - Демьян Бедный; «Москва под ударом» А. Белого - «Помещички» О. Миртова; «Ров львиный» А. Ремизова - «Разными глазами» Ю. Слезкина), а также статья Г. Адамовича «Памяти М. Винавера» и «Цветник» М.И. Цветаевой.
Т.Г. Петрова
2016.03.030. РОЩИН Н.Я. ПАРИЖСКИЙ ДНЕВНИК / Сост., ред. и авт. предисл. Голубева Л.Г.; Рук. проекта Злобина Г.Р.; Коммент. Коротковой Е.В.; Подгот. указ.: Короткова Е.В., Решетникова И.Л. -М.: ИМЛИ РАН, 2015. - 488 с.
Ключевые слова: дневник; русская эмиграция; Н.Я. Рощин; И.А. Бунин; архив.
Н.Я. Рощин (настоящая фамилия - Федотов; 12.02.1896 -26.10.1956), участник Первой мировой войны, получивший чин капитана; вступив в армию А.И. Деникина, он после ее разгрома эвакуировался в Югославию. Там он поступил на философский факультет Загребского университета и начал свою литературную деятельность. В 1924 г. Н.Я. Рощин переехал во Францию, где работал на вагоноремонтном заводе близ Парижа. В следующем году он по приглашению П.Б. Струве и И.А. Бунина вошел в состав сотрудников газеты «Возрождение» и стал профессиональным писателем, печатая рассказы и очерки во многих известных периодических изданиях эмиграции.
Став своим человеком в семье Буниных, Н.Я. Рощин ежегодно по многу месяцев гостил на их вилле «Бельведер» в Грассе. Ох-
