CC BY
24
ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
2015.03.005. ГУЛД Р. «ПОЭТИКА» ОТ АФИН ДО АЛЬ-АНДАЛУ-СА: ИБН-РУШД И ЕГО КРИТЕРИИ СРАВНЕНИЯ. GOULD R. The «Poetics» from Athens to Al-Andalus: Ibn Rushd's grounds for comparison // Modern philology. - Chicago, 2014. -Vol. 112, N 1. - P. 1-24.
Ключевые слова: древнегреческая поэтика; арабская поэтика; Аристотель; Ибн Рушд; риторизация поэтики; трагедия и комедия; хвала и хула; мимесис и пойесис; ложь.
Ребекка Гулд (Yale-NUS колледж, Сингапур) размышляет о причинах трансформации, которую некоторые базовые термины «Поэтики» Аристотеля претерпели в так называемом Среднем комментарии к ней арабского философа Ибн Рушда (Аверроэса) (11261198). Благодаря латинскому переводу Германа Немца (1256 г.) труд Ибн Рушда стал главным источником знаний средневековой Европы о «Поэтике» Аристотеля. О популярности комментария свидетельствует тот факт, что его латинский перевод сохранился в 24 манускриптах, в то время как латинский перевод самой «Поэтики», выполненный Вильгельмом фон Мёрбеке (в 1278 г.), дошел до нас лишь в двух манускриптах.
В качестве отправной точки своих построений Р. Гулд избирает критическое суждение современного арабского (марокканского) интеллектуала Абдельфаттаха Килито о комментарии Ибн Рушда: последний якобы совершенно не понял Аристотеля, а потому его труд многое говорит об интеллектуальном мире средневековой Кордовы, но ничего - о поэтологических воззрениях греческого философа.
Килито не оригинален в своей критике: за полтора века до него Эрнест Ренан (в книге «Аверроэс и аверроизм», 1852) обвинил Ибн Рушда в полном незнании греческой литературы; спустя почти век Хорхе Луис Борхес (в рассказе «Поиски Аверроэса», 1947) поведал о «поражении» Аверроэса, ломавшего голову над смыслом загадочных греческих слов «трагедия» и «комедия», но так и не сумевшего его разгадать.
В самом деле, Ибн Рушд передает греческие названия жанров, казалось бы, неадекватно: греческое слово tragoidia переведено как madlh, «хвала», а komoidia - как hija', «хула, осуждение». При этом утверждается, что «всякое стихотворение и поэтическое высказывание представляет собой либо хвалу, либо хулу» (с. 2); тем самым понятия трагедии и комедии, соотнесенные с двумя базовыми взаимодополняющими принципами арабской поэтики, наделены таким «обобщенным значением» (с. 3), которое не было им свойственно в поэтике греческой.
Однако Килито, Ренан и Борхес ошибаются, когда приписывают эту герменевтическую ошибку Ибн Рушду. На самом деле его формулировка восходит к переводу «Поэтики» Абу-Бишра Матты (ок. 932), который и предложил данные арабские эквиваленты. Ибн Рушд лишь гораздо более систематично и четко, чем Абу-Бишр Матта, использовал эти греко-арабские соответствия.
Также было бы неверно утверждать, что дихотомия хвалы и хулы, используемая Ибн Рушдом, совсем чужда «Поэтике» Аристотеля. Согласно аристотелевской теории происхождения поэзии первичные поэтические формы, возникшие из импровизации, -песни хвалебные и ругательные. Эта пара коррелирует с арабской дихотомией хвалы / хулы, но «Ибн Рушд переносит историческую генеалогию Аристотеля, которая относится лишь к литературной продукции прошлого, в общую теорию поэзии и использует ее, чтобы объяснить и настоящее, и будущее литературы» (с. 3).
По мнению Р. Гулд, «ошибка» Ибн Рушда - не результат недопонимания греческого текста, но вполне сознательная коррекция, обусловленная общей установкой Ибн Рушда на извлечение из аристотелевской теории универсальных идей, применимых к различным национальным традициям. Свою стратегию арабский философ излагает во вступлении к труду, где ставит своей целью «суммировать универсальные, разделяемые большинством народов правила, обнаруживаемые в аристотелевской книге о поэзии». При этом Ибн Рушд признает, что большинство «правил», сформулированных Аристотелем, являются «особенными правилами греческих поэтических композиций и обычаев». Задача для Ибн Рушда, таким образом, состоит в отделении универсальных поэтологических правил (составляющих меньшинство) от правил специфически греческих.
Однако Ибн Рушд не просто выделяет из «Поэтики» те правила, которые представляются ему универсальными (а по сути, применимыми в первую очередь к родной для него словесности -ведь текст Аристотеля в Среднем комментарии фактически превращен в «манифест арабской поэтики», с. 5), но и производит их «доместикацию», заменяя, как мы уже видели, некоторые греческие понятия на арабские.
Еще один пример такой замены (помимо замены трагедии и комедии на хвалу и хулу) дает рассуждение Ибн Рушда о соотношении поэзии и философии. Говоря, вслед за Аристотелем, о том, что поэзия имеет дело с «универсальными вещами», арабский философ заключает: «И поэтому искусство поэзии ближе к философии, чем искусство изобретения притч (шаШШ)» (цит. по: с. 4). Аналогичное суждение есть и у Аристотеля, однако вместо «искусства изобретения притч» у него фигурирует история.
Под «притчами» Ибн Рушд имеет в виду арабский сборник нравоучительных рассказов «Калила и Димна», восходящий к древнеиндийскому оригиналу. Конечно, Ибн Рушд «не предполагал, что Аристотель имел в виду "Калилу и Димну", когда сравнивал поэзию и историю» (с. 4); для греческого философа моделью служила «История» Геродота. Замена, произведенная Ибн Рушдом, явно вызвана не непониманием, но сознательным стремлением «передать дух аристотелевской идеи в ее универсальном измерении, а не буквальное значение» (с. 5).
По мнению Р. Гулд, комментарий Ибн Рушда - этап в том длительном процессе «доместикации» аристотелевского труда, который был начат другими арабскими мыслителями (Абу-Бишром, Ибн Синой). Этот процесс стал возможен благодаря осознанию арабскими мыслителями принципиальных различий между греческой и арабской словесностью, которое проявляется, например, в комментарии к «Поэтике» Ибн Сины (ок. 1020 г.). Ибн Сина, в частности, отмечает, что «греческая поэзия в целом стремилась подражать действиям и чувствам», в то время как арабская поэзия занята «подражанием людям (^а—Ш:)» (с. 7). Если для Аристотеля действие в трагедии важнее характеров, то для арабской поэзии -наоборот; и поэтому в комментариях Ибн Сины и Ибн Рушда появляется коррекция Аристотеля - «акцент на превосходстве характера над сюжетом» (с. 7).
Тенденция к «доместикации» текста и идей Аристотеля нарастала по мере того, как арабская культура все в большей степени осознавала собственное своеобразие. Характерно, что сирийский перевод «Поэтики» (сохранился во фрагментах), предшествовавший арабским переводам и комментариям, демонстрирует буквализм в передаче греческих терминов (этот буквализм отчасти сохраняется и в арабской традиции - так, Ибн Сина слово «трагедия» не переводит, но транслитерирует как ^а^Ий^Туа»). Однако уже Аль-Кинди (801-873), первый арабский философ, связанный с греческой традицией, в своей краткой характеристике «Поэтики» связывает ее с арабской системой поэтических жанров, утверждая, что трактат Аристотеля перечисляет «метры, используемые во всех родах поэзии, таких как панегирик, элегия и инвектива» (с. 8).
Важным моментом в арабской «доместикации» греческой поэтики стало риторическое истолкование драматических жанров, в которое внесли свое лепту не только Абу-Бишр и Ибн Рушд, но и Аль-Фараби, увидевший в трагедии изображение «хороших и похвальных вещей как примеров для подражания», а в комедии - сатирическое изображение «дурных вещей» (с. 9).
Однако еще более существенной модификацией аристотелевских идей представляется отказ арабских комментаторов от центрального для «Поэтики» понятия мимесиса, которое не воспринималось ими как «оптимальная основа для теоретического осмысления словесной репрезентации» (с. 9).
Если мимесис понимался арабами как рабское подражание, недостойное поэта, то «пойесис», толкуемый как сотворение неких новых реальностей силой воображения, был им гораздо ближе. С этим предпочтением Р. Гулд связывает и появление в комментарии Ибн Рушда термина «;акИуТ1» - «создание образов», который не имеет прямого аналога у Аристотеля; по ее мнению, посредством именно этого термина Ибн Рушд «приближается к смыслу греческого понятия "ро1е818"» (с. 13).
Ибн Рушд определяет поэтическое высказывание как «воображаемое» и говорит о нескольких «разновидностях воображаемых образов (аНакИуЙ) и подобий (аНазИЬТк)». Герман Немец в своем латинском переводе передает 1акЬуТ1 как imaginatio, а 1а8кЬТИ - как а881шПа1;ю. Так, в латинской версии, аверроэсовского толкования Аристотеля появляется чуждая «Поэтике» категория воображения.
Р. Гулд связывает апологию творческого воображения у Ибн Рушда с его верой в объективную реальность философских универсалий. «Подобно тому как Аристотель утверждал, что поэзия философичнее истории, поскольку основана на правдоподобии ("Поэтика", 9.1451 Ь5-7), так и Ибн Рушд убежден в объективном существовании истин, основанных на разуме» (с. 12).
К этим истинам, а также и к самому Богу ведет не только философия, но и поэзия (как и вообще художество). Вера Ибн Рушда в возможность «обнаружить универсалии эстетическими и рациональными средствами» (с. 12) нашла выражение в его позднем сочинении - «Окончательном трактате», в котором человеческое художество трактовано как ступень на пути к познанию Бога, высшего художника: «Тот, кто не осведомлен в художестве, не осведомлен в том, что сделано искусно (а1-та$пй'), а тот, кто не осведомлен в том, что сделано искусно, не осведомлен о [высшем] Мастере (а1-$апа'а), т.е. о Боге» (с. 12).
Таким образом, экзегезис Ибн Рушда «открывает родство между творческой способностью поэта и стремлением философа к универсализации» (с. 13), и к этому открытию его ведет идея пойе-сиса. Именно эта категория связывала греческую и арабскую философию поэзии, в то время как категория мимесиса так и осталась исключительно греческой.
Если и Платон, и Аристотель видят в поэзии прежде всего отображение реальности, то «исламская эстетика, напротив, подчеркивает производительные и даже магические силы воображения» (с. 15). Пойесис для арабских теоретиков начинается с установления дистанции между реальностью и ее эстетической репрезентацией. В подтверждение этого тезиса Р. Гулд приводит знаменитую арабскую пословицу, цитируемую многими арабскими риторами: «Лучшая поэзия та, что больше всего лжет»1.
Итак, «ошибки» Ибн Рушда были вызваны не непониманием греческой культуры, но сознательной и последовательной установкой на извлечение из «Поэтики» универсальных правил, применимых ко всем поэтическим традициям, и в первую очередь, конечно,
1 Этому провокативному речению посвящена работа: Bürgel J.Ch. «Die beste Dichtung ist die lügenreichste»: Wesen und Bedeutung eines literarischen Streites des arabischen Mittelalters im Lichte komparatistischer Betrachtung // Oriens. - Leiden, 1974. - Vol. 23/24. - S. 7-102.
к арабской. Сведя пойесис к двум универсальным категориям хвалы и хулы, Ибн Рушд «возродил дискуссию о модальностях поэтической речи, которая велась со времен поздней античности» (с. 24) и продолжилась в эпоху Ренессанса.
Ясность аверроэсовской версии «Поэтики» была достигнута во многом благодаря игнорированию некоторых важнейших понятий Аристотеля - таких, как фабула или мимесис. Можно, конечно, сказать, что толкование Ибн Рушда - это неправильное прочтение (misreading); но нельзя отрицать и того, что его комментарий был «одним из самых продуктивных неправильных прочтений в истории мировой литературы» (с. 24).
А.Е. Махов
2015.03.006. НОРМАН Л.Ф. КЛАССИЦИЗМ И ГЕРМЕНЕВТИКА: ПАРАДОКС?
NORMAN L.F. Classicisme et herméneutique: Un paradoxe? // Fabula LHT (Littérature. Histoire. Théorie). [Revue électronique]. - P., 2015. -N 14. - Mode of access: http://www.fabula.org/lht/14/norman.html
Ключевые слова: герменевтика; классицизм; интерпретация; аллегоричность.
Что парадоксального в сочетании понятий «классицизм» и «герменевтика»? Разве эпоха классицизма не была временем «одержимости герменевтикой», когда в литературном тексте пытались найти и зафиксировать единственный смысл? Профессор Чикагского университета, специалист по романским литературам XVII-XVIII вв. Ларри Норман полагает, что, осознавая герменевтическую активность эпохи классицизма, нельзя не замечать, что герменевтика в тот период встречала одновременно и серьезное сопротивление.
Ученый делит антигерменевтические тенденции классицизма на три группы: философские, прагматические и эстетические. С философской, точнее, с этимологической точки зрения, дедуктивно-геометрический рационализм XVII столетия прежде всего пытается придать исключительную ценность интеллектуальной и лингвистической ясности, сужая область интерпретации непрямого или скрытого смысла текстов. Прагматический подход, уделяя внимание удовольствию читающей публики, успеху произведения, де-
