CC BY
23
нимизировать риски процесса утверждения юаня в качестве мировой валюты.
Китай в рамках своей глобальной валютно-финансовой политики стремится заложить институциональный базис в виде создания новых международных финансовых структур и продвижения своих интересов в тех международных финансовых структурах, где традиционно главенствует США и страны Западной Европы (МВФ и Всемирный банк).
КНР большое значение придает формату БРИКС. Объявлено о создании Резервного фонда БРИКС и Банка развития БРИКС. Предполагается, что объем фонда может составить 100 млрд долл.; доля Китая - 41 млрд, России, Индии и Бразилии - по 18 млрд, ЮАР - 5 млрд Банк БРИКС рассматривается как противовес МВФ и Всемирному банку. Он призван финансировать масштабные проекты в рамках БРИКС и снижать риски от потрясений в мировой экономике. Капитал банка должен составить 50 млрд долл., на начальном этапе - 10 млрд долл. (по 2 млрд от каждой страны) (с. 39).
Китай стремится использовать БРИКС также как инструмент давления на развитые страны для повышения своего представительства в МВФ и Всемирном банке и включения юаня в корзину Специальных прав заимствования (СПЗ), на что прямо указывает пункт № 13 в Этеквинской декларации, принятой по итогам саммита БРИКС в ЮАР. В нем страны БРИКС призывают к реформе международных финансовых институтов (пересмотр квот в МВФ) с целью отразить увеличившийся вес стран БРИКС, а также начать дискуссию о роли СПЗ в существующей международной валютной системе, включающую в себя вопрос о составе валют в корзине СПЗ.
Ю.И. Комар
ВЛАСТЬ
2014.03.024. СИ ЧЭНЬ. СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТ И СНИСХОДИТЕЛЬНЫЙ АВТОРИТАРИЗМ В КИТАЕ.
XI CHEN. Social protest and contentious authoritarianism in China. -Cambridge etc.: Cambridge univ. press, 2012. - XIII, 241 р. - Bibliogr.: р. 221-234.
Преподаватель Университета штата Северная Каролина (г. Чепел-Хилл, США) анализирует формы, динамику и стратегию
социального протеста в КНР в конце ХХ - начале ХХ1 в. на основе правительственных отчетов (около 1000) и собственных полевых исследований в провинции Хунань в 2000-х годах.
Провинция Хунань на юге Центрального Китая была выбрана по ряду соображений. Во-первых, это родная провинция автора, что внушало доверие к нему местных властей и облегчало контакт с населением; и то, и другое было необходимо для получения информации и проведения индивидуальных бесед, которые явились основной формой полевых исследований. Во-вторых, эта область с богатым революционным прошлым, где крестьяне оказали активную поддержку КПК. В-третьих, оставаясь сельскохозяйственным районом при сохраняющемся, хотя и небольшом сейчас преобладании сельского населения, она может считаться типичной «средней» провинцией: шестая по населенности (64,4 млн1 в 2000 г.), одиннадцатая по размерам ВВП и шестнадцатая по объему ВВП на душу населения (с. 219).
Концепция автора формируется в общем контексте дискуссии о причинах сохранения в КНР, в отличие от Восточной Европы и СССР, правления коммунистической партии. Си Чэнь оспаривает распространенное на Западе мнение о том, что стабильность коммунистического режима обеспечили три фактора: «террор, ложь2, экономическое преуспевание». Он поддерживает мнение оппонентов, полагающих, что устойчивость правления КПК обеспечила гибкость режима (с. 203-204).
В качестве примера Си Чэнь указывает на отношение режима к проявлениям массового недовольства. Вопреки господствующему в научном сообществе и политических кругах мнению о несовместимости социального протеста с авторитарным режимом Си Чэнь доказывает, что социальный протест в КНР стал частью политической системы «партийного государства (party-state)». В силу своих особенностей режим КНР «способствовал выражению народного недовольства, тогда как выражение народного недовольства способствует поддержанию стабильности режима» (с. 26).
1 В 1975 г. в Хунань насчитывалось 40 млн жителей. - Прим. реф.
2 Имеется в виду индоктринирование коммунистической идеологии. -Прим. реф.
Объясняется это генезисом «партийного государства» и преемственностью с исходной его формой, сохраняющейся в современный период «реформ и открытости». Следуя «линии масс», выработанной КПК при Мао Цзэдуне, «партийное государство» нуждается в направляемом участии населения в политической жизни. Мобилизованность масс поддерживалась не только политическими кампаниями, которые следовали одна за другой. На постоянной основе поощрялось обращение рядовых членов партии и простых людей к властям с теми или иными жалобами на различные злоупотребления.
Подобным способом поддерживался принцип так называемого «совета (consultation)» с массами. Между жесткой централизацией власти и необходимостью «советоваться» с массами возникало острое противоречие, которое наглядно дало о себе знать в период реформ. Воплотившаяся в «ряде принципов и институционном строительстве» (с. 89) «линия масс» испытала «институционную трансформацию» (с. 126) и теперь вместо погашения массового недовольства способствует его выражению.
Идеологические постулаты, сформулированные в рамках «линии масс», успешно используются для легитимации массовых выступлений, участников которых объединяют требования о ликвидации тех или иных злоупотреблений. Определенной трансформации подверглись и возникшие в рамках этой политической линии КПК и сохраняющие свою эффективность специфические органы.
Показательным примером является система синьфан (от синь -письмо и фан - посещение). Сделавшаяся при правлении Мао Цзэ-дуна важной частью реализации «линии масс» система включала сеть бюро, фиксировавших письменное или явочное обращение в органы власти. В своем анализе Си Чэнь использует отчетность этих бюро, приводимую в провинциальных ежегодниках.
Китайские авторы гордятся тем, что такая система была создана КПК через несколько лет после образования КНР, тогда как в СССР идентичный орган - Отдел писем ЦК КПСС был учрежден лишь в 1978 г., через шесть десятилетий после прихода партии к власти. Датой основания синьфан считается 16 мая 1951 г., когда Мао Цзэдун направил инструкцию, требующую создания в партийных и правительственных структурах выше уездного уровня «спе-
циальных органов или выделения лиц» для рассмотрения обращений населения. Мао подчеркнул, что эта деятельность должна служить для партийного руководства «одним из главных способов укрепления связи с народом» (с. 93).
В начале периода реформ, на волне демократизации в КПК Ху Яобаном и его единомышленниками был поставлен вопрос о замене синьфан в их контрольной функции судебной системой. Последняя получила значительное развитие в ходе реформ и, безусловно, она имеет определенные преимущества благодаря формализованному характеру юридических решений. Однако с точки зрения партийного руководства именно формализованность может стать недостатком, поскольку в разбирательстве с обращениями населения важен не только юридический, но и социальный аспект -какая группа населения представляет петицию. Решающим же для руководства становится политический принцип - какими могут быть последствия отклонения петиции для сохранения общественного порядка. Нередко местные органы власти по этой причине приостанавливали введение в действие судебных решений или даже сам судебный процесс.
Не сделалась заменой синьфан популяризуемая в последнее время практика «горячей линии» между населением и партийно-государственным начальством. Она, скорее, стала вспомогательным элементом системы. Все высшие руководители Китая периода реформ от Дэн Сяопина до Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао подчеркивали в своих заявлениях необходимость сохранения синьфан.
Обращение к массам, которое не ограничивалось политическими кампаниями даже в маоистский период, как свидетельствует деятельность синьфан, определяет значение этой системы в период реформ, когда руководство КПК отказалось от их проведения. Возрастание значения синьфан как элемента взаимодействия с массами обусловлено мощным подъемом социального протеста в период реформ, что, в свою очередь, объясняется рядом обстоятельств, одно из важнейших среди которых - ликвидация институтов, сдерживавших и подавлявших его проявление.
В дореформенный период политическая система КНР опиралась на социальные ячейки, объединявшие людей по месту работы или жительства, а нередко то и другое соединялось в одной ячейке, когда люди получали жилье от предприятия, на котором работали.
Эти ячейки принимали обращения населения и обладали серьезными ресурсами для удовлетворения индивидуальных требований, а больше всего - для разрешения возникавших конфликтов.
Степень подчиненности индивида подобным структурам была огромной, поскольку тот был фактически прикреплен к ним. Они являлись важнейшим компонентом государственной политики ограничения социальной мобильности, главным образом в отношении миграции из деревни в город. Их всесилие закреплялось карточной системой, режимом приписки к месту жительства, транспортным контролем (для приобретения билета крестьянин должен был получить справку от народной коммуны).
Система этих ячеек фактически развалилась (даже если сами ячейки в городе еще сохранились), и власти сталкиваются теперь с выражением недовольства населения напрямую. И происходит это, как правило, в тех случаях, когда такое недовольство принимает, во-первых, открытый, во-вторых, массовый характер.
Одновременно заметно ослаб внеинституциональный политический контроль «партийного государства» над населением вследствие отказа КПК в пореформенный период от практики политических кампаний. Принимавшие характер классовой борьбы, те позволяли партийному руководству эффективно контролировать потенциальное недовольство масс, направляя его в нужное для себя русло.
Исключительную роль в создании «структуры политических возможностей» для выражения недовольства сыграла специализация среди партийно-правительственных органов и ведомств с нарастающей дифференциацией их интересов, которая приводит к тому, что протест против действия одних структур власти может быть поддержан другой частью правящей элиты. Наконец, следует учитывать расширение функций и активизацию деятельности государственных СМИ. Нередко своими сообщениями они фактически поддерживают протест, доводя требования протестующих до массовой аудитории всей страны. Внедрение рыночных отношений, становясь мощным фактором недовольства среди одних слоев населения, одновременно способствовало возникновению новых ресурсов для его выражения.
Все эти факторы в их совокупности обусловили резкий рост числа народных выступлений в КНР за годы реформ, и этот подъем
продолжается. Если судить по категории «массовых происшествий (quntixing shijian)», которая фиксируется министерством общественной безопасности, число выступлений, достигавшее 10 тыс. в 1994 г., возросло до 58 тыс. в 2003 г., 74 тыс. в 2004 г. и до 87 тыс. в 2005 г. (с. 27). Значительная часть (до 60%, по некоторым локальным исследованиям) их связана с подачей коллективных петиций. Традиционная форма обращения к властям приняла характер массовых выступлений, поскольку выступающие заметили, что именно при таком сопровождении социальные требования скорее доходят до правительственных органов.
Однако у пореформенных властей находятся специфические способы разрешения недовольства, один из них - отношения вертикали власти между правительством и местными органами. Правительство требует от последних поддержания порядка путем предупреждения или погашения недовольства. Насилие никто не отменял, тем не менее его применение становится рискованным шагом для самих властей, которые вынуждаются таким образом к сложному маневрированию. Неслучайно средний срок пребывания у власти для китайских градоначальников - два с половиной года (с. 71).
В отличие от политического протеста, который «партийное государство» по-прежнему подавляет самым жестоким способом (разгром студенческих демонстраций на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. и репрессии против Фалуньгун1 - классический пример), по отношению к социально-экономическим требованиям действует принцип избирательности, который предполагает тактику соглашения и убеждения. Местные органы вынуждены вступать с протестующими в своеобразные договорные отношения. Иногда протестующие добиваются удовлетворения своих требований в краткосрочной перспективе, но зачастую участники протеста превращаются в долговременный фактор политической жизни на местах, становясь здесь влиятельной «группой давления» (с. 5).
Так формируется уникальный механизм «договорного урегулирования недовольства (contentious bargaining)», в эту практику втягивается значительная часть населения, а политическая система КНР становится в результате редким феноменом «сильного
1 Хотя движение носило религиозный характер, руководство КПК при Цзян Цзэмине расценило его как политическое выступление, подрывающее основы режима власти. - Прим. реф.
авторитарного режима, адаптирующего или облегчающего массовые коллективные действия в качестве обыденной практики на долговременной основе». Автор и называет такой феномен «снисходительным авторитаризмом (contentious authoritarianism)», т.е., авторитарным режимом, допускающим выражение недовольства населением (с. 6).
Социальный протест становится повседневной рутиной, рутинным становится и его подъем, и у такого явления есть оборотная сторона. «При отсутствии в Китае институтов политического представительства... существование всеохватывающего и рутини-зированного народного протеста служит показателем замечательной гибкости политической системы... Шумные беспорядки остаются на поверхности, а политическая система в целом оказывается стабильной». Поэтому «маловероятно, что недовольство в его нынешнем виде может значительно усилить перспективы демократизации в КНР, хотя и можно ожидать некоторого прогресса в расширении гражданских прав» (с. 5, 26).
Среди участников массовых выступлений вырабатывается своего рода «протестный оппортунизм». У них в ходу пословица: «Большие беспорядки ведут к большим решениям, малые - к маленьким, нет беспорядков - нет решения» (с. 154). Такая логика подталкивает протестующих к радикально деструктивным действиям. Одновременно среди них ощущается отчетливое понимание грани, которую нельзя переходить в своих выступлениях. Важнейшая сторона этой грани - политическая лояльность режиму. Красноречивым примером служит ставший откликом на подавление студенческого движения на площади Тяньаньмэнь лозунг демонстрации безработных в г. Шэньяне (провинция Ляонин): «Мы хотим еды, а не демократии». Распространенный также сюжет - это заверение протестующих в вечной верности Коммунистической партии (с. 156).
После отказа КПК от политических кампаний подобных клятв от населения не требуется. Потребность возникает именно у участников открытого протеста, в первую очередь, у тех, кто прибегает к радикальным действиям, вроде перекрытия магистралей, блокирования административных зданий и т.п. Чем больше поведение протестующих становится вызывающим, тем громче они заявляют о своей преданности режиму. Поэтому некоторые западные
авторы называют современный социальный протест в КНР «смесью дерзости и страха». Так получается национальный парадокс: «У китайцев возникает необходимость демонстрировать свою лояльность именно тогда, когда они протестуют» (с. 154, 156).
Есть еще один парадокс: чем радикальней выражение протеста, тем продолжительней оно становится, тем вероятней превращение самого протеста в повседневную реальность. По данным обследования Си Чэня в избранном городе провинции Хунань за 1992-2002 гг., 64% радикальных выступлений сделались продолжительными при среднем уровне пролонгированных выступлений 43% (с. 157). Без отмеченного «протестного оппортунизма»1 невозможным бы стало, считает автор, соединение «резкого подъема и рутинизации социального протеста» (с. 158).
В дореформенный период рутинизацию взаимодействия с населением поддерживали в основном политические кампании. Они становились главным двигателем обращений населения к властям. Власти сначала энергично призывали население к доносительству, а потом КПК провозглашала курс на «исправление ошибок» и активизировались жертвы доносов. А поскольку интервалы, как правило, бывали непродолжительными, один поток обращений в ходе кампаний сливался с другим, формируя общий подъем.
Первый подъем, по статистике обращений в Общий отдел Госсовета, приходится на 1956-1957 гг., когда сошлись установка «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» и борьба с «правыми элементами». Второй относится к последствиям «большого скачка» (1961-1968), когда люди разоблачали очковтирательство местных чиновников и требовали компенсации своих потерь. Третий (1972-1974) связан с перипетиями «культурной революции», конкретно с внутрипартийным кризисом, вызванным гибелью ее лидера Линь Бяо. Четвертый (1978-1980) был спрово-
1 Это явление, как отмечается в рецензии Софьи Вудмен на книгу Си Чэня (Pacific affairs:. - Vancouver, 2013. - Vol. 86, N 4 - Р. 901-903), было установлено Кевином О'Брайеном и Ли Ляньцзяном на материалах крестьянских выступлений и названо ими «справедливым сопротивлением» (O'Brien K.J., Li Lianjiang. Rightful resistance in Rural China. Cambridge: Cambridge univ. press, 2006). Имеется в виду четкое осознание крестьянами своих прав на сопротивление произволу местных властей в рамках официальной идеологии. - Прим. реф.
цирован разоблачением «банды четырех» и последовавшей за ним кампанией исправления ошибок (с. 41, 43-44).
За время реформ произошла не только смена факторов, но и радикальное изменение в формах обращения населения к властям. При правлении Мао Цзэдуна обращение носило индивидуальный характер и ограничивалось отправкой письменной просьбы или посещением органа власти. Подобная форма сохранилась и сейчас почти без изменения по численности зарегистрированных за 19912001 гг. случаев: по провинции Хунань на уровне 100 тыс. в год по письмам и 50 тыс. - по посещениям. Зато предъявление коллективных петиций, так называемое «коллективное посещение» увеличилось почти в 14 раз, а численность участников превысила уровень 3 млн (с. 29-30).
Си Чэнь анализирует распределение коллективных петиций по категориям, используя данные избранного объектом исследования города провинции. Большинство (больше трети, 3113 в 2001 г.) касалось положения рабочих и пенсионного обеспечения в связи с закрытием или реструктурированием предприятий. Так, 18 мая 1998 г. около двух сотен рабочих химического завода приходят к зданию городской администрации с жалобой на электрическую компанию, прекратившую подачу энергии из-за задолженности предприятия. 21 сентября 1999 г. 75 пенсионеров, уволенных с одного предприятия, жалуются городской администрации на задержку выплаты пенсии. 7 января 2002 г. 40 рабочих требуют отчетности о процессе банкротства коллективного предприятия (с. 33-34).
1896 петиций (20,6% от общего числа) отнесены к категории «социальных споров (¡¡ы/вп)». Например, 14 августа 1995 г. 76 крестьян жалуются окружной администрации на заражение местности соседней фабрикой. 29 сентября 2001 г. больше 100 родственников и друзей убитого таксиста требуют от городской администрации быстрейшего расследования дела. 21 января 2002 г. управляющий в сопровождении рабочих и друзей жалуется местному народному собранию на решение администрации относительно прав собственности на предприятие. 2 марта 2002 г. 89 рабочих жалуются городской администрации на неспособность суда решить судьбу коллективного договора (с. 34-35).
1068 петиций (11,6%) касались в основном компенсации за экспроприацию земли или снос домов, а также невыполнения обя-
зательств перед трудовыми мигрантами1. 8 июня 1994 г. больше сотни привлеченных властями мигрантов требуют от правительства провинции средств для возвращения в родную деревню. 12 января 2000 г. 35 горожан жалуются местному народному собранию на недостаточную компенсацию за потерю жилья. 2 июля 2001 г. приехавшему инспектировать новую школу губернатору провинции 65 крестьян подают подписанную 220 односельчанами петицию с жалобой на недостаточную компенсацию за потерянную землю (с. 35).
721 петиция (7,8%) касалась городского хозяйства (shizheng g\ыапМ). 28 марта 1995 г. более 80 водителей - собственников маршруток протестовали против городских налогов и ограничения стоимости билета, перекрыв в поддержку своего протеста главную дорогу. 7 ноября 2000 г. 150 владельцев мотоциклов с колясками представили окружной администрации петицию против запрета возить пассажиров (с. 36).
670 петиций (7,3%) касались крестьянского налогообложения и деревенского самоуправления. 5 декабря 1997 г. 40 крестьян блокировали вход в здание провинциального правительства с жалобой на высокие налоги и коррупцию сельской администрации. 24 марта 2000 г. 46 крестьян представили городской администрации петицию с жалобой на растрату партсекретарем деревенской ячейки2 страхового фонда. 5 января 2001 г. 44 крестьянина представили петицию против злоупотреблений своего партсекретаря (там же).
В 291 петиции (3,2%) рассматривались вопросы трудоустройства кадров. 9 апреля 2002 г. 59 сотрудников бюро торговли и промышленности заняли офис, протестуя против перевода их в неправительственную организацию. 18 июня 2002 г. 17 демобилизованных офицеров, занятых на обанкротившемся предприятии, требовали от городской администрации найти им другое место работы (там же).
По всем этим категориям протестовавших за 1990-е годы отмечался постоянный рост петиций. Исключением были крестьян-
1 Проблемы, связанные с форсированной урбанизацией, которые обострились в КНР с конца 1990-х годов. - Прим. реф.
2
Несмотря на введение выборности деревенских комитетов и повышение авторитета их глав, секретарь местной ячейки КПК во многих случаях остается важнейшей политической фигурой в деревне. - Прим. реф.
ские требования относительно местных поборов. Пик подобных петиций пришелся на 1999 г. (870), в 2000-х годах численность петиций на эту тему стала сокращаться1. По числу петиций первой категории, напротив, с 1994 по 2001 г. отмечен семикратный рост, по второй категории за этот же период - шестикратный (с. 34).
Характерно также сопоставление в процентном отношении различных категорий между начальным и последующими периодами реформ. Пик петиций по первой категории был отмечен в 1994-1995 гг.2, достигнув 34,6% от общего числа, тогда как десятилетием раньше (1985-1986) был уровень 7%. Между тем в сравнении с начальным периодом реформ заметно уменьшилась доля «социальных споров»: с 36,6 в 1985-1986 гг. до 20,1% в 2000-2001 гг.3
Параллельно в ходе реформ, с развитием рыночных отношений исчезли такие категории обращений к властям, как обеспечение продовольствием по карточкам (в 1985-1986 гг. они составляли 19% всех обращений). Очень значимо также исчерпание категории «исторических жалоб (И$Ы уШы ^вп1г)», жалоб на несправедливости, совершенные в ходе «культурной революции» и других политических кампаний (с. 38-39).
В период реформ формы обращений стали выражением массового социального протеста, в котором протестующие для успеха своих обращений нередко прибегают к деструктивным действиям. Система синьфан, которую используют протестующие, в свою очередь, подчиняет их себе: «Когда протестующие трансформируют систему синьфан, система синьфан, в свою очередь, трансформирует их». Самые деструктивные действия не затрагивают основ режима, они разрозненны и всецело соответствуют типу «экономиче-
1 В 1990-х годах протесты против поборов местных властей приводили к многочисленным крестьянским восстаниям именно в Центральном Китае, но затем правительство приняло экстренные меры к разрешению проблемы, заставив
местные власти отказаться от незаконных поборов с крестьян. - Прим. реф.
2
Именно с середины 1990-х годов в КНР развернулась кампания по массовому закрытию или реструктурированию госпредприятий из-за их убыточности. -Прим. реф.
3 В ходе углубления экономической реформы стали действовать негосударственные, чаще рыночные механизмы разрешения подобных вопросов. - Прим. реф.
ской борьбы» со всей ее ограниченностью, как было показано еще В.И. Лениным в книге «Что делать» (с. 207-208).
Руководители и идеологи КПК, заключает Си Чэнь, открыто противопоставляют режим «партийного государства» либерализму как более высокую форму демократии. Никто, однако, не подвергает сомнению высокий уровень институционализации как характеристику либеральной демократии, которая находит выражение в наивысшей из известных политических систем степени артикуляции различных социальных интересов.
Между тем гибкость режима «партийного государства» достигается не за счет институционализации, а путем использования неформализованных каналов. И в этом отношении система синь-фан являет яркий пример. Ее действенность, как показывает сопоставление с судебной системой, не в формализованности решений, а в том, что и в той степени, в какой она выражает нынешний курс «терпимости и снисходительности». Установка руководства КПК на умиротворение массового недовольства, обусловливала обращение местных властей к тактике договоренности и соглашений с участниками социального протеста. Не в последнюю очередь эффективность системы синьфан обусловливается, таким образом, и тем, насколько эта система удовлетворяет участников протеста.
Издержки слабой институированности политической системы здесь совершенно очевидны. Вышестоящим органам приходится постоянно вмешиваться, чтобы откорректировать отношения местных властей с протестующими, а нередко и партийно-государственные руководители самого высокого ранга чувствуют необходимость личного участия в разрешении наиболее острых или затянувшихся конфликтов.
Как правило, все это сопряжено с огромными экономическими затратами. «Партийное государство» в современный период тратит большие средства на урегулирование социального протеста. Расходы на поддержание общественного порядка в бюджете 2011 г. достигли 624 млрд юаней (95 млрд долл. США), превысив расходы на оборону (601,1 млрд юаней) (с. 209). Огромные средства затрачивают провинциальные власти; так, власти северо-восточной провинции Ляонин затратили в 2010 г. 15% своих доходов на поддержание общественного порядка (с. 68).
Пока благодаря необычайному экономическому подъему средств хватает на все, и социальный протест не выходит за пределы существующего государственного порядка. Но «однажды китайский народ может неожиданно обнаружить, что политическая система со всеми ее долгосрочными проблемами больше не является приемлемой» (с. 212).
А.В. Гордон
2014.03.025. АЛ-АДАВИ Х. ПРЕСЛЕДОВАНИЯ РОХИНДЖА: МРАЧНАЯ СТОРОНА МОДЕРНИЗАЦИИ МЬЯНМЫ. AL-ADAWY H. Persecution of the Rohingya and the dark side of development in Myanmar // Regional studies. - Islamabad, 2013. -Vol. 31, N 4. - P. 43-65.
Автор (Институт региональных исследований, Исламабад, Пакистан) рассматривает историческую судьбу мусульманского меньшинства в (по преимуществу) буддистской Бирме.
Рохинджа, насчитывающие около 1 млн человек, обладают собственным диалектом и являются мусульманами, проживая в населенном преимущественно буддистами Аракане.
Независимость обернулась к ним своей мрачной стороной. По Конституции, признавшей в составе государства 135 этнических групп, они были лишены этнического статуса (официальный дискурс считает их беженцами из Бангладеш). «Ведущее положение в городской коммерции, которым располагали рохинджа ко времени обретения страной независимости, постепенно, но неуклонно сходило на нет» (с. 45). Теперь они в основном занимаются выращиванием риса; лишь небольшое число из них - торговцы, рыбаки и ремесленники.
«Поскольку в настоящее время Мьянма демонстрирует высокие темпы экономического роста, международные инвесторы относятся к этому государству, некогда входившему в число "стран-изгоев", как к очередному "азиатскому тигру" и "последнему фронтиру" в том, что касается природных ресурсов...» (с. 44). Внутренние противоречия как самого режима, так и общества в целом получают «удобный» клапан для выпускания пара - викти-мизация рохинджа, таким образом, является не чем иным, как элементом конструкции, позволяющим социуму ощущать себя единым по отношению к «иным», «чужакам», «изгоям».
