CC BY
30
няться тем, что среди всех восточноазиатских стран до кризиса именно Индонезия отличалась наиболее высокими темпами роста, государственные финансы находились в хорошем состоянии, на этот раз в ней не произошло банковского кризиса и, самое главное, несмотря на все большую интеграцию в мировую экономику, она по-прежнему среди восточноазиатских стран является наиболее закрытой и значительную роль в ней играет внутренний рынок.
C.B. Минаев
2014.03.018-022. ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА В КИТАЕ.
2014.03.018. ЛЮ ЖУЙСЯН, АНЬ ТУНЛЯН. Источники динамики экономического роста в Китае и перспективы их изменения: Анализ с точки зрения конечного спроса.
ЛЮ ЖУЙСЯН, АНЬ ТУНЛЯН. Чжунго цзинцзи цзэнчжан дэ дунли лайюань юй чжуаньхуань чжаньван - цзиюй цзуй чжун сюцю цзяоду дэ фэньси // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2011. - № 7. - С. 3041. - Кит. яз.
2014.03.019. ЧЭН ЛИНГО, ЧЖАН Е. Влияет ли голод, пережитый в детстве, на решения о совершении сбережений? Новое объяснение высокой нормы сбережения китайских домашних хозяйств.
ЧЭН ЛИНГО, ЧЖАН Е. Цзаонянь дэ цзихуан цзинли инсянлэ жэньмэньдэ чусюй синвэй ма? - Дуй вого цзюйминь гао чусюйлюй дэ игэ синь цзеши // Там же. - Пекин, 2011. - № 8. - С. 119-132. -Кит. яз.
2014.03.020. ВАН ЦЗЯЦЮН, СЯО ЮНЦИН, ЛИ ВЭЙДУН, ЛЮЙ СЯОФЭН. Временные предпочтения и решения по поводу нормы сбережения с точки зрения производственной функции домохо-зяйств: К вопросу о различии нормы сбережения в Китае и США. ВАН ЦЗЯЦЮН, СЯО ЮНЦИН, ЛИ ВЭЙДУН, ЛЮЙ СЯОФЭН. Цзятин шэнчань ханьшу шицзяо ся дэ шицзянь пяньхао юй чусюй-люй цзюэдин - цзяньлунь ЧжунМэй дэ чусюйлюй чабие // Там же. -Пекин, 2012. - № 10. - С. 41-53. - Кит. яз.
2014.03.021. ЧЖАН ЮАНЬ, СЮЙ ЦИН, У ЦЗИНЦЗИН. Путь индустриализации в стране с крупным крестьянским населением: Опыт Китая в сокращении сельской бедности.
ЧЖАН ЮАНЬ, СЮЙ ЦИН, У ЦЗИНЦЗИН. Игэ нунъе жэнькоу даго дэ гунъехуа чжилу: Чжунго цзянди нунцунь пинкунь дэ цзинянь // Там же. - Пекин, 2012. - № 11. - С. 76-87. - Кит. яз. 2014.03.022. Исследовательская группа института экономики АОН КНР по проблематике экономического роста в Китае. Долгосрочная траектория, эффективность и потенциальные темпы экономического роста в Китае.
Чжунго цзинцзи цзэнчжан цяньянь кэтицзу. Чжунго цзинцзи чанци цзэнчжан луцзин, сяолюй юй цяньцзай цзэнчжан шуйпин // Там же. - С. 4-17. - Кит. яз.
На фоне замедления экономического роста в КНР в первой половине 2010-х годов среди специалистов оживилась дискуссия о причинах, породивших китайское «экономическое чудо» нескольких предыдущих десятилетий. Лю Жуйсян и Ань Тунлян (экономический факультет Нанкинского института аудита) (018) отмечают, что в исследовательской литературе высокую динамичность развития китайской экономики обычно объясняют: 1) увеличением затрат используемых хозяйственных ресурсов, 2) происходящими в Китае научно-технологическими инновациями и 3) институциональными изменениями. Причем наиболее популярна точка зрения о том, что главную роль играет увеличение вклада факторов производства, особенно капитала, а потому китайский экономический рост носит экстенсивный характер. Однако современные эндогенные теории экономического роста утверждают, что увеличение затрат ресурсов может привести к устойчивому приросту ВВП только при наличии научно-технического прогресса (НТП). Некоторые китайские ученые утверждают, что именно так и происходит в китайской экономике: НТП воплощен в капитальном оборудовании, накопление капитала и НТП происходят параллельно, они и являются двигателями экономического роста.
В свою очередь, сторонники институционализма утверждают, что решающие факторы экономического развития - это эффективное функционирование политической системы и защита прав собственности. В таком понимании капитал и труд служат только инструментами экономического роста. А главной причиной высоких темпов экономического роста в Китае, по мнению институцио-налистов, являются рыночные реформы, опора на сравнительные преимущества китайской экономики, развитие конкурентных ме-
ханизмов, прояснение прав собственности, децентрализация управления и конкуренция между местными правительствами.
Но все эти концепции так или иначе концентрируются на источниках экономического роста со стороны предложения. Исследования же факторов на стороне спроса в основном сводятся к констатации роли экспортной ориентации китайской экономики в поддержании ее динамики. Калькуляция прямого влияния конечного спроса на экономический рост в КНР на основе расчета ВВП по расходам затруднена из-за неудовлетворительности статистики. Поэтому в последние годы многие исследователи использовали в этих целях метод «затраты - выпуск» и учитывали при этом экспорт как составную часть совокупного спроса. Некоторые авторы фиксируют внимание на роли поручительской обработки1 в росте китайского экспорта, они показывают, что значительная часть добавленной стоимости китайского экспорта на самом деле производится за пределами КНР.
Между тем составные части совокупного спроса - потребление, инвестиции и чистый экспорт (объем экспорта за вычетом импорта) - потому и считаются двигателями экономического роста, что они взаимодействуют между собой через цепочки межотраслевых связей. Эти динамические взаимосвязи пока исследованы недостаточно, констатируют Лю Жуйсян и Ань Тунлян, а эта проблематика особенно актуальна в связи с необходимостью преодоления экстенсивного характера экономического роста и избыточной опоры его на экспорт.
В собственном исследовании авторы задействовали структурный метод и метод «затраты - выпуск». Предполагается, что совокупный выпуск представляет собой сумму добавленной стоимости, складывающуюся в результате взаимодействия потребительского спроса, капиталообразования и экспортных продаж. Китайская статистика при составлении межотраслевого баланса не подразделяет товары на импортные и производимые внутри страны. Но для того чтобы оценить влияние потребительского, инве-
1 Под поручительской обработкой понимается выполнение китайским предприятием заказов из-за рубежа на производство экспортной продукции из импортных сырья и материалов или сборку изделий из деталей и узлов, поставленных зарубежным контрагентом, часто с использованием предоставленного им оборудования. - Прим. реф.
стиционного и экспортного спроса на экономический рост, такое разделение нужно произвести, и это сделано в построенной авторами модели. В ней учитывается также, что и совокупный выпуск, и импорт состоят из товаров как промежуточного, так и конечного спроса. Также учитывается значительная зависимость китайской экономики от поставок импортных инвестиционных товаров: исследование строится на той предпосылке, что не только в ценах экспортных товаров, но и в ценах товаров, являющихся объектами внутреннего потребительского и инвестиционного спроса, содержится добавленная стоимость, произведенная как в КНР, так и за пределами страны. Соответственно, и экономический рост определяется не только прямым влиянием потребительского, инвестиционного и экспортного спроса, но и косвенным воздействием со стороны структуры используемых производственных ресурсов и соотношения стоимости, произведенной внутри и вовне страны. В расчетах использованы данные межотраслевых балансов, публиковавшихся Госстатуправлением КНР в 1987, 1992, 1997, 2002 и 2007 гг., они основаны на информации по 30 отраслям экономики (018, с. 34).
Исследование показало, что с течением времени по мере увеличения масштабов китайской экономики эффект влияния конечного спроса на экономический рост устойчиво слабеет. В 19872007 гг. наибольшее влияние на динамику экономического роста имел потребительский спрос, но интенсивность его воздействия постоянно снижалась. То же самое можно сказать и о динамике влияния инвестиционного спроса. Что же касается экспорта, то специфика его влияния на динамику добавленной стоимости во многом определяется тем, что китайский экспорт в значительной своей части осуществляется в рамках контрактов о поручительской обработке, и в его стоимость заложена значительная импортная компонента. Как следствие, конечный спрос стимулирует производство, в котором используется много продукции промежуточного назначения, в том числе импортной, но с течением времени он все меньше стимулирует рост добавленной стоимости.
В секторальном разрезе наибольшее воздействие конечный спрос оказывает на динамику сельскохозяйственного производства, хотя и оно постоянно слабело на протяжении всего периода 19872007 гг. Влияние конечного спроса на динамику сферы услуг до
1992 г. было позитивным, но затем ситуация изменилась, и это было связано с ускорением процесса индустриализации в 1990-е годы. Позитивное воздействие конечного спроса на «вторичный» сектор (обрабатывающую промышленность и строительство) на протяжении всего периода 1987-2007 гг. последовательно усиливалось. Причем после 1997 г. импульсы со стороны спроса стали в большей степени способствовать росту в тяжелой промышленности, чем в легкой.
В целом на протяжении 1987-2007 гг. зависимость динамики добавленной стоимости в китайской экономике от инвестиционного спроса держалась примерно на одном и том же уровне; зависимость от потребительского спроса уменьшалась, а от экспортных продаж - росла. В 1987 г. прирост единицы ВВП на 57% обеспечивался потреблением, на 32% - инвестициями, т.е. на факторы внутреннего спроса приходилось почти 9/10 прироста выпуска. Но в 2007 г. доля потребления составила только 35,5%, а доля экспорта достигла 32,2% (018, с. 36). Таким образом, за эти годы китайская экономика перешла от опоры на внутренние источники спроса к экспортной ориентации. Причем этот процесс резко ускорился после присоединения Китая к ВТО в 2001 г.: вклад экспорта в прирост единицы ВВП увеличился с 11% в 1987 г. до 22% в 2002 г., а за следующие пять лет он увеличился еще на 10 п.п. (018, с. 36). Но реально влияние экспорта на китайскую экономическую динамику еще больше, так как именно экспортный сектор во многом является источником распространения технологий и генерирует импульсы развития межотраслевых связей, а они способствуют расширению потребительского спроса и капиталообразованию.
В сельском хозяйстве в 1987-1997 гг. производство на 80% зависело от потребительского спроса, но затем его вклад стал уменьшаться - до 65% в 2007 г. Вклад потребительского спроса в динамику роста в сфере услуг в 1987-2007 гг. держался на уровне 50%, а вклад экспорта здесь вырос за это время с 10 до 23%. Вклад потребления в динамику выпуска в обрабатывающей промышленности был меньше, чем в аграрном секторе и сфере услуг, причем если до 1997 г. он рос (максимальный показатель составил 34%), то затем началось его снижение. Вклад инвестиционного спроса в динамику промышленности был наибольшим, но он снизился с 74% в 1987 г. до 36,8% в 2007 г., тогда как вклад экспортного спроса уве-
личился с 10% в 1987 г. до 37,4% в 2007 г., т.е. к концу рассматриваемого периода он превысил вклад инвестиций (018, с. 37).
Внутри промышленности зависимость легких отраслей от динамики инвестиционного спроса долгое время была относительно невысокой, в 1997-2007 гг. добавленная стоимость в легкой промышленности на 85% формировалась потребительским и экспортным спросом. В тяжелой промышленности до 1997 г. совокупное влияние потребительского и инвестиционного спроса достигало 80%, но затем влияние экспорта постоянно усиливалось, и в 2007 г. его вклад достиг 38,7% (по сравнению с 19,8% в 1987 г.), причем это касается не только отраслей, перерабатывающих природные ресурсы, но и машиностроения. В таких отраслях, как производство телекоммуникационного оборудования, вычислительной техники, измерительной аппаратуры, вклад экспорта в 2007 г. был близок к 80%, а вклад внутреннего потребительского спроса не превышал 10% (018, с. 37).
В течение исследованного периода существенно изменилось и влияние на динамику выпуска со стороны факторов, не связанных с конечным спросом. В 1992-2002 гг. структура используемых видов промежуточной продукции с преобладанием товаров внут-рикитайского производства оказывала на экономический рост негативное влияние. Но после 2002 г. резко вырос импорт товаров производственного назначения, потребление таких товаров китайского происхождения относительно уменьшилось, и влияние структуры используемых ресурсов на экономический рост стало положительным. Кроме того, на протяжении всего рассматриваемого периода за исключением 1992-1997 гг. эффективность китайской экономики, измеряемая приростом добавленной стоимости, сопоставленным с объемом использованных ресурсов, снижалась, и это оказывало негативное влияние на динамику экономического роста (018, с. 38).
Суммируя вышеизложенное, можно констатировать, что вклад «первичного» сектора (сельского хозяйства и добывающей промышленности) в совокупную экономическую динамику наименьший. В сельском хозяйстве рост производства определяется в основном потребительским спросом, а структура используемых ресурсов и эффективность производства оказывают на рост в этом секторе негативное влияние.
Вклад «вторичного» сектора, представленного в основном обрабатывающей промышленностью, в рост китайского ВВП -наибольший, и он определяется главным образом влиянием экспортного и инвестиционного спроса, а также структурой используемых ресурсов и экономической эффективностью. Все это как раз и подтверждает, что структурной основой экономического роста в современном Китае является процесс индустриализации.
Внутри промышленности в легких отраслях значительное влияние на рост выпуска оказывают эффективность производства и сдвиги в структуре используемых ресурсов. В тяжелой промышленности динамика в большей степени определяется прямым влиянием конечного спроса. И в легкой, и в тяжелой промышленности экспортный спрос является главным источником динамики выпуска, и его значение особенно возросло после 2002 г., т.е. оно непосредственно связано с присоединением Китая к ВТО. Но в легкой промышленности большое значение имеет также фактор внутреннего потребительского спроса, а динамика тяжелой промышленности в большей мере определяется процессами капиталообразования.
Вклад сферы услуг в экономический рост намного больше, чем вклад сельского хозяйства, но меньше, чем вклад промышленности. Как и в сельском хозяйстве, в сфере услуг рост происходит преимущественно под влиянием потребительского спроса. Но в последние годы в секторе телекоммуникаций, на транспорте, в банковской системе стали осуществляться крупномасштабные инвестиции, и этот фактор стал оказывать все большее влияние на рост в «третичном» секторе. Влияние структуры используемых ресурсов на динамику роста в сфере услуг подвержено колебаниям, и это, по-видимому, связано с тем, что в последние годы развитие тяжелой промышленности перетянуло на себя значительную часть ресурсов, которые могли бы быть использованы в сфере услуг (018, с. 39).
По мнению Лю Жуйсяна и Ань Тунляна, индустриализация и «открытие» экономики обеспечивают высокую динамичность экономического роста в Китае, но они же и придают росту экстенсивный характер. Кроме того, причиной высокой ресурсоемости китайского экономического роста являются искажения в формировании конечного спроса, вызванные избыточным вмешательством государства в распределение ресурсов. Инструментами такого вмешательства являются административное установление цен на земель-
ные участки и энергоресурсы, субсидии в пользу потребителей сырьевых товаров. Особенно активно государство поддерживает экспортеров (с помощью заниженных процентных ставок по кредитам, льготных тарифов на электроэнергию, землю и воду). Тем самым искажаются рыночные сигналы, которые получают предприятия. В конечном счете для улучшения качества экономического роста нужно усилить роль саморегулирующихся рыночных механизмов в поддержании хозяйственной динамики.
Правительству следует также поощрять межотраслевую и внутриотраслевую специализацию, с тем чтобы стимулировать расширение внутреннего рынка. Увеличению его емкости должна послужить и коррекция политики распределения доходов. В результате реализации этих мер может быть снижена уязвимость экономики к шоковым изменениям внешнего спроса. Необходимо и изменение широко используемой китайскими предприятиями-экспортерами модели поручительской обработки в пользу более активного использования внутренних источников инвестиционных товаров, а для этого нужны меры по развитию технологического потенциала китайской экономики.
Общепризнано, что одной из главных причин быстрых темпов экономического роста в Китае является поддержание в стране очень высокой (в последние годы - свыше 50% ВВП) нормы сбережения, именно она и формирует финансовую основу для капиталообразования. Однако оборотной стороной завышенной нормы сбережения является относительная узость внутреннего потребительского спроса, что предопределяет избыточную опору китайского экономического роста на инвестиционный и экспортный спрос. Чэн Линго (Центр исследований китайской экономики Института национального развития при Пекинском университете) и Чжан Е (факультет международной экономики и торговли Нанкин-ского университета) (019) констатируют, что в литературе есть различные точки зрения о том, почему норма сбережения в КНР столь высока.
Исследователи, придерживающиеся теории «жизненного цикла сбережений», объясняют высокую норму сбережения в Китае наличием «демографического дивиденда». Они считают, что поскольку в структуре китайского населения велик удельный вес людей относительно молодого возраста, то норма сбережения вы-
сока, так как молодые поколения склонны совершать сбережения ввиду имеющихся у них возможностей роста доходов и желания поддерживать в будущем уже достигнутый уровень потребления1.
Другие исследователи (к их числу относятся и большинство китайских экономистов, публиковавших работы на эту тему) считают, что сбережения китайских домохозяйств носят преимущественно предохранительный характер. Их рост стимулируется неопределенностью, сопровождающей рыночные реформы, в частности -обострением проблемы занятости, дороговизной образования и медицинского обслуживания, неразвитостью в стране систем социального обеспечения2. Но эта гипотеза не может объяснить, почему норма сбережения оставалась высокой и после 2003 г., когда в Китае стали заново формироваться системы медицинского и пенсионного страхования.
По мнению Чэн Линго и Чжан Е, люди совершают выбор между использованием дохода на текущее потребление или на совершение сбережений под влиянием не только информации о текущих ценах и прогнозов на будущее, но и жизненного опыта. Еще один из основоположников неоклассической экономической теории А. Маршалл обращал внимание на то, что потребительское поведение людей формируется под влиянием накопленных в течение жизни стереотипов. Исследования западных экономистов 19902000-х годов показали, что сложившиеся потребительские привычки сказываются и при росте доходов, и это может вызывать кратковременное повышение нормы сбережения.
Подобный эффект часто проявляется в странах, недавно переживших индустриализацию: доходы у людей уже выросли, но люди все еще привержены прежней модели экономного потребления и поэтому склонны совершать сбережения в больших объемах. В КНР этот эффект усугубляется историческими реалиями: воспоминания о временах товарного дефицита способствуют воспроизводству модели экономного потребления у людей зрелого возраста даже несмотря на быстрый рост их доходов в период реформ.
1 Cm.: Modigliani F., Cao S.L. The Chinese saving puzzle and the Life-cycle hypothesis // J. of economic literature. - 2004. - N 42. - P. 145-170.
2
Cm. : Chamon M., Prasad E. Why are saving rates of urban households in China rising? // NBER Working paper 14546. - Decembe. - 2008.
В частности, в китайских условиях большое значение имеет память о голоде, который переживала страна в 1959-1961 гг. после провала «Большого скачка». Главы домохозяйств, пережившие те времена, более склонны принимать решения о сбережении доходов. А такие люди сейчас как раз являются составной частью высокодоходных групп населения, поскольку они достигли пика карьеры. Их высокая норма сбережения тянет вверх и совокупную норму сбережения домохозяйств. Но эта логическая взаимосвязь, отмечают Чэн Линго и Чжан Е, пока остается малоисследованной в литературе (019, с. 119-120).
Ныне живущие в Китае люди старше 50 лет так или иначе испытали на себе воздействие голода 1959-1961 гг. Он принес с собой многие беды. Смертность возросла с 1,14% в 1956-1958 гг. до 2,54% в 1960 г., а в 1961 г. она опустилась лишь до 1,44%. Упала рождаемость: до голода среднестатистическая 39-летняя женщина рожала за свою жизнь 5,6 детей, а в 1961 г. этот показатель опустился до 3,01 (019, с. 120).
Домохозяйства приспосабливались к ситуации, снижая потребление зерновых продуктов, с тем чтобы каждый член семьи мог поддержать свой рацион питания, пусть и на более низком уровне. В дополнение к продуктам, получаемым по карточкам, люди вынуждены были докупать продовольствие на легальных и нелегальных рынках, и для этого использовались накопленные сбережения. Поэтому у людей упрочивалось мнение, что сбережения могут помочь в трудное время. В долгосрочном плане такой опыт оказывает следующее влияние на поведение выживших во время голода:
- складывается модель экономного потребления у тех, кто пережил голод в детстве, и люди придерживаются ее и в зрелом возрасте, даже если внешние условия их жизни меняются, и их доходы резко растут; при увеличении доходов у таких людей большая часть средств идет на формирование сбережений;
- голод оставляет после себя тяжелую психологическую травму, у людей складывается нерациональная предохранительная мотивация, и они наращивают сбережения даже в радикально изменившихся условиях, подсознательно вспоминая, что откладывание денег «на черный день» - это уже когда-то оправдавшая себя линия поведения.
Отсюда центральная гипотеза Чэн Линго и Чжан Е, которая проверяется ими с помощью эконометрической модели: высокая норма сбережения у китайского населения тесно связана с голодным прошлым; чем сильнее люди в раннем возрасте пострадали от голода, тем выше их склонность к сбережению доходов (019, с. 121). В расчетах по модели используются данные проведенного в 2002 г. обследования доходов китайских домохозяйств: было охвачено 6835 городских и поселковых и 9200 сельских домохозяйств в 22 провинциях страны. Также используются данные, полученные в 2005 г. в ходе выборочной переписи населения, она охватила тогда 17,05 млн человек - 1,31% населения КНР (019, с. 121). При этом учитываются возрастная структура населения в той или иной местности и то, насколько определенный район пострадал от голода 1959-1961 гг.
При калькуляции нормы сбережения городских домохо-зяйств авторы исходят из соотношения их совокупных располагаемых денежных доходов, с одной стороны, и потребительских расходов - с другой. Что же касается сельских домохозяйств, то помимо денежных сбережений учитывается и накопление ими запасов зерна. Такие запасы суммируются с чистыми денежными доходами крестьян и сопоставляются с потребительскими расходами.
Степень ущерба от голода в определенной местности оценивается по демографическим последствиям: сопоставляется число живущих там людей, рожденных до (в 1956-1958 гг.) и после голода (1962-1964), с числом рожденных в 1959-1961 гг. Тем самым выявляется влияние голода на рождаемость. Выясняется также, в каком возрасте были нынешние главы домохозяйств в 1959-1961 гг. Те, кто были еще не рождены в то время или пребывали в младенчестве, зачисляются в одну когорту, а те, кто пережил голод в детстве или в подростковый период, - в другую.
Выявлено, что в наибольшей степени от голода пострадали провинции Аньхуэй и Сычуань, несколько меньше - Гуйчжоу и Хунань. На другом полюсе - провинции Хэйлунцзян, Цзилинь и город центрального подчинения Шанхай, которые пострадали в наименьшей степени, а в Синьцзян-Уйгурском автономном районе голода не было совсем. Выяснилось также, что склонность к сбережению наиболее высока в тех домохозяйствах, главы которых на момент обследований пребывали в возрастных категориях 48-61 го-
да и старше 61 года. Причем именно у таких глав семей доходы существенно выше, чем у более молодых глав домохозяйств, но значительная часть их сберегается, а не используется на потребительские цели. Именно такие люди и пережили голод 1959-1961 гг., будучи детьми или подростками (019, с. 123).
Модель строится исходя из констатации того, что голод - это экзогенный шок, предвидеть его не мог никто. Склонность домохо-зяйств к сбережению ставится в зависимость от места рождения главы семьи и принадлежности его к той или иной возрастной когорте. Учитываются также наличие в семье детей и людей старше 65 лет; род занятий главы семьи и то, на предприятии какой формы собственности он работает, имеет ли он медицинскую страховку (019, с. 124-125).
Расчеты подтверждают, что городские семьи, главы которых в детстве или подростковом возрасте пережили голод, отличаются повышенной склонностью к сбережению. Причем она тем сильнее, чем больше пострадал от голода тот регион, где родился глава семьи. Применительно к сельским домохозяйствам этот эффект статистически менее выражен, но скорее всего это связано с тем, что значительная часть сбережений в данном случае совершается не в денежной форме, а в виде запасов зерна.
В структуре потребительских расходов урезанию ради совершения сбережений подвергаются прежде всего расходы на одежду, на эксплуатацию жилых помещений, а также транспортные расходы. В то же время на покупках мяса, овощей, растительного масла такие домохозяйства не экономят. Более того, тяжесть испытанного в детстве или юности голода позитивно коррелирует с коэффициентом Энгеля, т.е. долей расходов на питание в общей структуре расходов домохозяйств (019, с. 125, 129-130). Это как раз вполне соответствует психологическим установкам тех, кто испытал в детстве голод: для них все расходы, кроме расходов на питание, кажутся «не самыми важными» (019, с. 130). Такие люди склонны не только сберегать доходы, но и поддерживать на высоком уровне потребление продовольственных товаров, так как для них это компенсация за прежние лишения.
Результаты исследования опровергают популярный у многих экономистов тезис о том, что пропорция разделения доходов между потреблением и сбережением задается экзогенно: выясняется, что
она формируется под влиянием жизненного опыта, полученного в раннем возрасте, и этот опыт сказывается на решениях, принимаемых людьми в течение последующих нескольких десятилетий.
Стереотипы, сложившиеся под влиянием голода 1959-1961 гг., сказываются на поведении практически всех ныне живущих людей старше 50 лет. Многие из них сейчас относятся к тем социальным группам, чьи доходы резко возросли за годы реформ. Однако они все еще придерживаются прежней модели поведения, характерной повышенной склонностью к сбережению и экономией на «необязательных» потребительских расходах. Но такие стереотипы отнюдь не свойственны более молодым поколениям, особенно тем, кто родился уже после начала реформ: им не приходилось думать об удовлетворении базовых потребностей в еде и одежде, они привыкли к росту доходов и возможностям наращивать потребление. По мере того как поколение, пережившее голод и товарный дефицит, будет уходить из жизни, в обществе в целом потребительская психология будет меняться, и это должно привести к постепенному снижению нормы сбережения (019, с. 131).
Ван Цзяцюн (университет экономики и торговли «Шоуду», Пекин), Сяо Юнцин, Ли Вэйдун и Люй Сяофэн (факультет экономики и менеджмента Пекинского транспортного университета) (020) констатируют, что в годы мирового финансового кризиса многими западными специалистами завышенная норма сбережения в КНР стала трактоваться как «вклад» Китая в формирование глобальных макроэкономических дисбалансов. В частности, обращается внимание на то, что норма сбережения в КНР гораздо выше, чем в США. По мысли критиков Китая, это явно противоречит обоснованной в свое время Дж.М. Кейнсом концепции «абсолютного дохода». Согласно ей, соотношение между величиной дохода и потребительскими расходами регулируется «основным психологическим законом»: по мере роста дохода потребление тоже растет, но с меньшей скоростью, это и служит основой для формирования сбережений. Если исходить из этой теории, то в США с их гораздо более высоким, чем в КНР, уровнем подушевых доходов, и норма сбережения должна быть выше, чем в Китае.
Однако, отмечают авторы статьи, в объяснении баланса между потреблением и сбережением экономическая наука уже очень далеко ушла от простой кейнсианской модели. В поиске ответа на
вопрос о причинах разницы в пропорциях распределения дохода между потреблением и сбережением в отдельных странах многие специалисты прибегают к инструментам психологической науки, исследующей различия в человеческих предпочтениях. Нобелевский лауреат по экономике Г. Беккер и его последователи, отвергнув гипотезу о стабильности предпочтений, сделали их частью экономического анализа в качестве эндогенных факторов, влияющих на хозяйственную динамику. Беккер и его коллеги создали модели изменения предпочтений под действием колебаний доходов и цен, а также исследовали воздействие на предпочтения таких факторов, как привычки, реклама, смена поколений и т.д. На этой основе ими были пересмотрены и традиционные постулаты экономической теории о максимизации полезности и дохода индивидов, о рыночном равновесии.
Объяснения высокой нормы сбережения в Китае множественны. Различны и мнения по поводу того, можно и нужно ли влиять на норму сбережения методами экономической политики. Одни специалисты полагают, что именно сочетание высоких показателей сбережения и инвестирования, с одной стороны, и умеренного роста потребительских расходов - с другой, как раз и обусловило быстрое увеличение китайского ВВП в последние десятилетия, и вероятность изменения такой ситуации невысока. Ее поддержанию способствует то, что предельная производительность капитала в китайской экономике пока не снижается, а либерализация процентных ставок по кредитам происходит сугубо постепенно, и их уровень благоприятен для капиталообразования. Другие экономисты настаивают на том, что нужно пытаться изменить соотношение между потреблением и сбережением за счет коррекции политики государства.
Но большинство имеющихся исследований нормы сбережения в Китае базируются на традиционных теориях потребительского выбора, в которых норма сбережения трактуется как экзогенно задаваемый параметр. Авторы же статьи предлагают альтернативный подход, основанный на концепции «производственной функ-
ции домохозяйства» Г. Беккера, сформулированной им в статье 1965 г.1
В традиционной микроэкономической теории функции предпринимателей и домохозяйств разделены: первые осуществляют производство, а вторые - потребление. Домохозяйства стремятся к максимизации потребления, исходя из имеющихся у них ограничений по доходу и принимая во внимание рыночные цены на потребляемые блага. Предельная норма замещения двух потребляемых товаров равняется при этом соотношению цен на них.
В понимании же Беккера производство и потребление - это составные части единого процесса. Осуществляя выбор между определенными товарами и услугами, потребитель, согласно Беккеру, принимает во внимание и существование так называемых базовых товаров, удовлетворяющих самые насущные жизненные потребности. А поскольку любой процесс потребления занимает некоторое время, то он зависим и от того, как в течение этого времени осуществляется производство товаров. В этом смысле домохозяйство не только стремится к максимизации полезности от потребления, оно само может быть уподоблено производственной единице, и возможно построение его производственной функции, в которой получаемая домохозяйством от потребления благ полезность напрямую зависит от времени, затраченного на производство этих благ.
Выделение «базовых товаров» позволяет учесть в производственной функции домохозяйств фактор дифференциации потребительских предпочтений: они формируются под влиянием разницы в уровне доходов между домохозяйствами и различий в товарных ценах. В то же время, отталкиваясь от разработанной предшественниками теории временных предпочтений, объясняющей различия между текущим и будущим потреблением, Беккер постулировал, что временные предпочтения склонны варьироваться не только у разных людей, но и у населения разных государств, и эти различия определяются разницей в доходах и накопленном богатстве.
В рамках такого подхода норма сбережения (т.е. пропорция распределения дохода между потреблением и сбережением) зависима от двух переменных - уровня подушевого дохода и произво-
1 Becker G.S. A theory of the allocation of time // Econ. j. - 1965. - N 75 (299). -Р. 493-517.
дительности (доходности) капитала. Соответственно, в построенной авторами статьи регрессионной модели анализируется взаимосвязь между нормой сбережения, ВВП на душу населения и предельным продуктом капитала в разных странах. В расчетах использованы база данных ООН о национальных счетах, а также базы данных Международной организации труда и Всемирного банка. Полученные результаты позволяют интерпретировать разницу нормы сбережения в Китае и США следующим образом. Хотя подушевой ВВП в Китае намного меньше американского, он быстро растет. В то же время доходность капитала в КНР в 1996-2007 гг. устойчиво росла, а в США она снижалась, это и является фундаментальной причиной более высокой нормы сбережения в Китае (020, с. 51-52).
Чжан Юань (Центр исследований социалистической рыночной экономики Китая Фуданьского университета, Шанхай), Сюй Цин (НИИ финансов и экономики Шанхайского финансово-экономического университета) и У Цзинцзин (экономический факультет Фуданьского университета) (021) напоминают, что в годы реформ Китай добился не только поддержания высоких темпов экономического роста, но и впечатляющего снижения показателей бедности. Поскольку КНР - это крупная аграрная страна, то большое число людей, находившихся за чертой бедности, проживали в деревне. Однако конкретные механизмы решения проблемы сельской бедности в Китае все еще слабо изучены. В имеющейся литературе отсутствует консенсус по поводу того, применим ли китайский опыт борьбы с бедностью в других развивающихся странах.
Одни исследователи видят причины достигнутого успеха в уникальной методике аграрных реформ в Китае: преобразования обычно инициировались «снизу», и только затем они получали признание и одобрение властей1. Напротив, сторонники концепции «Пекинского консенсуса» настаивают на том, что китайский опыт имеет универсальное значение для развивающихся стран2. При этом общий недостаток имеющихся исследований состоит в том, что они ограничиваются объяснением процессов, происходящих
1 Cm.: Swinnen J., Rozelle S. From Marx and Mao to the market: The economics and politics of agricultural transition. - Oxford: Oxford univ. press, 2006.
2 Cm.: Ramo J. The Beijing consensus. - L.: The foreign policy centre of the UK, 2004.
внутри собственно сельскохозяйственного сектора. Однако экономический рост и преодоление бедности в Китае не могут быть правильно поняты вне контекста фундаментальных структурных изменений, связанных с индустриализацией.
В теории экономического развития уже давно было показано, что необходимым условием успешной модернизации является повышение производительности в сельском хозяйстве, без этого невозможен поступательный ход индустриализации. В первые три десятилетия существования КНР индустриализация с упором на тяжелую промышленность велась с помощью административных изъятий ресурсов из сельского хозяйства, в том числе за счет «ножниц цен» на промышленную и аграрную продукцию. Сельское хозяйство тем самым дискриминировалось, удерживалось в отсталом состоянии, из него не проистекало импульсов, стимулирующих индустриализацию, разрыв в доходах между городом и деревней усугублялся.
Но и в ходе реформ, начавшихся на рубеже 1970-1980-х годов, революционной модернизации сельского хозяйства не происходило. Сохранялась ситуация «много людей, мало земли», т.е. по существу воспроизводилась традиционная для Китая система мелкого землепользования, существовавшая тысячелетиями. Уровень применяемых агротехнологий до сих пор остается примитивным, а производительность низкой, это и является коренной причиной сельской бедности.
Тем не менее резкое снижение доли бедного крестьянского населения за годы реформ действительно произошло. Доля бедных на селе, по официальным стандартам, принятым в середине 2000-х годов, уменьшилась с 26,8% в 1980 г. до 1,6% в 2007 г. И это при том, что сельское хозяйство развивалось в этот период гораздо медленнее, чем экономика в целом: среднегодовые темпы прироста национального ВВП составляли в 1981-2008 гг. 9,9%, а ВВП, производимого в сельском хозяйстве, - только 4,8% (021, с. 78). Кроме того, параллельно с ростом аграрного производства росли и цены на товары производственного назначения, используемые в сельском хозяйстве, соответственно, росли издержки крестьянских хозяйств, что не могло не ограничить рост их доходов. Вопрос о причинах ускоренного экономического роста и снижения показателей сельской бедности в КНР остается, таким образом, открытым: надо
объяснить, как это было достигнуто несмотря на сохраняющуюся слабость аграрного сектора.
Ответ, очевидно, заключается в том, что сам ход индустриализации и связанный с ним процесс накопления капитала приводят к возникновению большого числа новых рабочих мест в несельскохозяйственном секторе. Туда перемещается значительная масса избыточных трудовых ресурсов из деревни, и при этом снижения объема производства в сельском хозяйстве не происходит, а выпуск в промышленности быстро растет, что обеспечивает поддержание высоких темпов роста экономики в целом. Иначе говоря, высокая динамика ВВП и преодоление бедности были достигнуты благодаря изменениям в комбинации факторов производства (капитала и труда) в городском и сельском секторах экономики.
Причем этот процесс начался еще во времена планового хозяйства: тогда в условиях общей крайней отсталости было обеспечено резкое повышение нормы накопления и была создана достаточно диверсифицированная индустриальная система. Кроме того, еще в ходе коллективизации 1950-х годов на селе стали создаваться промышленные предприятия волостного и деревенского уровня и тем самым стала преодолеваться изоляция аграрного и индустриального секторов друг от друга. Избыточная сельская рабочая сила стала находить себе применение в неаграрном производстве в самой деревне. В этом смысле предпосылки для ускоренного экономического роста были заложены еще в дореформенный период.
Чжан Юань, Сюй Цин и У Цзинцзин отмечают, что в исследовательской литературе пока остается крайне мало исследованным микроэкономическое измерение эффекта воздействия индустриализации на масштабы сельской бедности (его называют «эффектом просачивания», tricle-down effect). Авторами предложена методика измерения этого эффекта, она основана на предположении о том, что индустриализация оказывает влияние на процессы в сельском хозяйстве по двум направлениям:
- ускоренное развитие промышленности сопровождается появлением все новых рабочих мест в неаграрном секторе; трудоустраиваясь на них, выходцы из деревни получают большие доходы, чем на селе;
- благодаря индустриализации сельское хозяйство может получать более эффективные производственные ресурсы (технику,
удобрения, биотехнологии), их использование позволяет повысить производительность сельского хозяйства и доходы крестьян.
В расчетах по регрессионной модели авторами были использованы данные опросов крестьян, которые проводились в 19931995 и 1999-2000 гг. совместно Австралийским центром межстра-новых аграрных исследований, Центром исследований китайской экономики Университета Аделаиды (Австралия) и Политико-правовым департаментом Минсельхоза КНР. Опросами были охвачены более 800 крестьян, собиралась информация о возделывании ими той или иной злаковой культуры, о соотношении издержек и объемов полученной продукции, об используемых товарах производственного назначения, об условиях землепользования, о ценах на сельскохозяйственную продукцию и доходах крестьянских хозяйств (021, с. 80).
Результаты исследования свидетельствуют, что индустриализация действительно способствовала увеличению совокупных доходов крестьян и их доходов от неаграрной занятости, но ощутимого влияния на уровень доходов от собственно сельскохозяйственной деятельности она не оказывает. При этом выявлено, что в города в поиске работы на промышленных предприятиях более склонны мигрировать именно бедные крестьяне, у которых доходы были на низком уровне в течение целого ряда лет, пока они жили и работали в деревне. Занятость в неаграрном секторе позволяет таким людям существенно нарастить свои доходы и покинуть ряды бедных. Доходы у малообеспеченных сельских мигрантов растут быстрее, чем у тех выходцев из деревни, которые до перемещения в города к бедным не относились. В этом смысле индустриализация выступает как достаточное условие сокращения сельской бедности, тогда как необходимым условием для этого являются рыночные реформы, создающие возможности для миграции крестьян в города.
Проведенный авторами детальный анализ вклада различных факторов производства в рост урожаев зерновых в 1990-е годы показал, что в тот период расширялось использование сельхозтехники и удобрений, а вклад использования трудовых ресурсов и рабочего скота в увеличение урожайности постепенно снижался. А то, что сбор зерновых в тот период постепенно увеличивался, свидетельствует об интенсификации сельскохозяйственного производства: прирост урожая обеспечивался преимущественно за счет техни-
ческого прогресса и повышения эффективности использования ресурсов (021, с. 83). Индустриализация, таким образом, уже способствовала росту сельскохозяйственного производства и высвобождению части деревенской рабочей силы из сферы зерноводства, и этот тренд, по-видимому, будет усиливаться со временем. Высвобождаемая из сельского хозяйства масса трудовых ресурсов направляется или на волостные и поселковые предприятия (ВПП) в той же местности, или в города. В течение 1990-х годов сравнительная важность этих двух потоков претерпела радикальные изменения: если раньше главными абсорбаторами сельской рабочей силы были ВПП, то теперь основной поток мигрантов идет в города.
Итак, эмпирически подтверждается наличие в китайской экономике обоих механизмов влияния индустриализации на сокращение сельской бедности. Причем в динамике происходят структурные сдвиги и в сельском, и в городском секторах экономики: бедные крестьяне мигрируют в города, находят там работу в неаграрных отраслях и получают гораздо большие доходы, чем те, что у них были на селе. Иначе говоря, сокращение сельской бедности достигнуто не за счет стимулирования ускоренного развития сельского хозяйства, а за счет массированных инвестиций в промышленность. Индустриальный сектор не только поглощает излишки рабочей силы из деревни, но и способствует техническому прогрессу в сельском хозяйстве.
Быстрый экономический рост и преодоление бедности в КНР в ходе рыночных реформ были, таким образом, достигнуты благодаря осуществлению стратегии неравномерного развития. Ставка делалась на создание «полюсов» ускоренного роста в городской промышленности за счет массированного накопления капитала, а «вторым темпом» привлечение сельских мигрантов на работу в промышленность позволило приобщить их к плодам экономического роста, обеспеченного индустриализацией. Такому развитию событий способствовало и то, что в структуре китайской промышленности значительное место занимают трудоемкие отрасли, не требующие высокого уровня образования и квалификации работников. Важное значение имели меры либерализации системы подворной регистрации (прописки) и постепенное преодоление дискриминационного подхода к сельским мигрантам в городах. Если таких мер не осуществлять, подчеркивают авторы, то миграция
крестьян в города сама по себе будет порождать новые межрегиональные и социальные дисбалансы.
По мнению авторов, такой механизм воздействия индустриализации на экономический рост и социальные показатели будет действовать еще продолжительное время. Хотя доля промышленности (добывающей и обрабатывающей) в китайском ВВП уже превысила 50%, но ее доля в совокупной занятости все еще существенно меньше (чуть более 30%), а значит, индустриализация еще далека от завершения. Уровень квалификации сельской рабочей силы остается низким, и продолжение индустриализации и дальше будет способствовать замещению труда капиталом в сельскохозяйственном производстве и высвобождению людей из сферы аграрной занятости.
В ходе мирового финансового кризиса в 2008 г. потеряли работу и вынуждены были вернуться в места постоянной регистрации 20 млн сельских мигрантов. Если считать, что всего сельских мигрантов насчитывается около 130 млн человек, то получается, что безработица среди них достигла тогда 15,3% (021, с. 85-86). Тем самым еще раз подтвердилось то, что продолжение индустриализации, в том числе и за счет развития низкотехнологичных трудоемких производств, является гарантией от обострения проблемы занятости в Китае, считают Чжан Юань, Сюй Цин и У Цзинцзин.
По-другому видится нынешняя стадия развития китайской экономики специалистам Исследовательской группы Института экономики АОН КНР по проблематике экономического роста в Китае (022). Они исходят из того, что экономический рост в долгосрочной перспективе происходит под воздействием структурных изменений, которые в конечном счете приводят экономику в состояние равновесия. Этот процесс распадается на два этапа. На первом из них структурные сдвиги в хозяйстве страны стимулируют экономический рост догоняющего типа, т.е. происходящий более высокими темпами, чем в более развитых странах. На втором этапе соотношение между затратами экономических ресурсов и приростом выпуска стабилизируется, что и свидетельствует о достижении равновесных темпов экономического роста. Только очень небольшому числу развивающихся стран (в частности, азиатским новым индустриальным странам) удалось успешно пройти весь этот путь. Западные страны смогли это сделать в свое время благодаря эф-
фективным механизмам накопления капитала, наличию институтов внедрения инноваций и «выращивания» отраслей-лидеров.
В КНР первая фаза трансформации, в течение которой экономический рост происходит под воздействием повышения эффективности использования ресурсов благодаря структурным сдвигам, близка к завершению. В ходе ее двигателями экономического роста были инвестиции и экспорт. Во второй фазе структурные сдвиги и повышение эффективности будут происходить главным образом за счет процессов урбанизации и развития сферы услуг, но хозяйственная динамика при этом замедлится. Наиболее авторитетные китайские экономисты (Линь Ифу, Лю Шицзинь, Цай Фан и др.) считают, что с середины 2010-х годов потенциальные темпы экономического роста в КНР будут составлять 6,5-7,5% в год (022, с. 5). По мнению авторов статьи, оценка потенциала экономического роста должна учитывать объективные различия уровней развития восточных, центральных и западных провинций Китая, а также внутренние закономерности происходящего в стране процесса урбанизации. Также необходимо принять во внимание динамику изменения эластичности взаимозамещения факторов производства, а также тенденции, свойственные предложению рабочей силы и совокупной факторной производительности1.
Опыт многих стран свидетельствует о наличии трех статистически верифицируемых долгосрочных закономерностей экономического роста.
Во-первых, в ходе экономического развития сначала происходит «структурное ускорение» благодаря индустриализации, а затем наступает «структурное замедление», когда главными двигателями структурных сдвигов становятся урбанизация и связанное с ней развитие сферы услуг. Такое изменение хозяйственной динамики обусловлено тем, что производительность труда в сфере ус-
1 Эластичность замещения факторов производства показывает, на сколько процентов изменяется расход капитала в случае изменения затрат труда на 1%, и, наоборот, насколько изменятся трудозатраты при увеличении на 1% капитальных затрат. Совокупная факторная производительность (СФП) - это разность между приростом выпуска и приростом затрат использованных факторов производства. С помощью расчета СФП устанавливается, в какой степени на увеличение объема производства повлияло повышение эффективности использования ресурсов, в том числе благодаря научно-техническому прогрессу (НТП). - Прим. реф.
луг ниже, чем в промышленности. К тому же при достижении высокого уровня экономического развития все большую долю в структуре спроса на услуги занимают социальное обеспечение, образование и другие публичные (т.е. предоставляемые преимущественно государством) услуги, а в этих подотраслях темпы роста обычно сравнительно низкие. Хотя такие сферы деятельности весьма важны для генерирования инноваций, поддерживающих экономический рост, но в целом увеличение удельного веса публичных услуг в структуре экономики сдерживает ее рост. При этом промышленность может сохранить высокую динамику роста, но ее доля в совокупной добавленной стоимости и занятости все равно имеет тенденцию к снижению.
Во-вторых, в процессе экономического развития сравнительный вклад труда и капитала в увеличение выпуска меняется. По мере роста подушевого национального дохода увеличивается та доля дохода, которая распределяется в виде вознаграждения за труд, при параллельном уменьшении доли, достающейся владельцам капитала. Показатели эластичности взаимозамещения факторов производства, таким образом, изменяются, и это напрямую связано со структурным сдвигом от индустриализации, в ходе которой критически важна роль инвестиций физического капитала, к урбанизации, во время которой активизируется спрос на публичные услуги. По данным американского экономиста С. Кузнеца, получившего Нобелевскую премию за исследования проблематики экономического роста, в Великобритании доля доходов работающих по найму в национальном доходе увеличилась с 47% в 18601869 гг. до 70% в 1954-1960 гг. В США этот показатель увеличился с 54% в 1899-1908 гг. до 69% в 1954-1960 гг., а в Германии - с 39% в 1885 г. до 60% в 1954-1960 гг. (022, с. 6). В Китае же соотношение вознаграждений труда и капитала пока остается на уровне 40:60%, т.е. на уровне, обычно присущем странам, которые переживают процесс индустриализации, в чьих экономиках идет перераспределение избыточной рабочей силы из деревни в город. Хозяйству и обществу таких стран свойствен выраженный дуализм.
В-третьих, современным развивающимся экономикам свойственны дисбалансы, рост отдельных отраслей неравномерен, что вызывает потери в эффективности использования ресурсов. В странах Запада в момент начала постиндустриализации производитель-
ность труда в сфере услуг была более высокой или примерно такой же, как в промышленности. Она постепенно снижалась по мере увеличения удельного веса сервисного сектора в экономике и перетока туда рабочей силы. В конечном счете показатели производительности труда во «вторичном» и «третичном» секторах развитых стран имеют склонность к сближению.
Напротив, в развивающихся странах Латинской Америки и Восточной Азии производительность труда в сфере услуг изначально была ниже, чем в промышленности. Если в западных странах расширение доли сервисных отраслей в выпуске и занятости сопровождалось общим повышением экономической эффективности, подпитывавшим экономический рост, то в тех развивающихся странах, где доля сферы услуг уже достигла 60-70% ВВП, такая сервисизация экономики обусловила снижение ее эффективности. Подобный вариант развития событий авторы называют «неэффективностью, порожденной структурными изменениями» (022, с. 6). Эта тенденция проявляется в современных развивающихся экономиках даже несмотря на то что в их обрабатывающей промышленности темпы прироста производительности труда остаются высокими. Тем более что в сферу услуг в развивающихся странах обычно перемещается низкоквалифицированная рабочая сила, многие из этих людей работают на условиях неформальной занятости, т.е. без заключения имеющих правовую силу трудовых контрактов. Как показывает опыт Латинской Америки 1980-х годов, подобная сервисизация, сопровождающаяся потерями в эффективности, провоцирует нестабильность, резкие колебания экономического роста.
Первая и третья закономерности в китайской экономике уже налицо в связи с происходящим повышением удельного веса сферы услуг в структуре ВВП. Вторая тенденция, очевидно, даст о себе знать по мере активизации политики перераспределения доходов.
Если говорить более конкретно, то высокие темпы экономического роста в Китае в ходе индустриализации были достигнуты во многом благодаря государственному вмешательству в экономические процессы. Значительная часть инвестиций осуществлялась госпредприятиями; правительство осуществляло выборочное стимулирование и ограничение инвестиций в отдельных отраслях, непосредственно регулировало их объемы, способствовало занижению цен и на капитал, и на труд. На начальном этапе индустриализации
такой государственный активизм был важен для мобилизации ресурсов на нужды экономического развития. Но по мере формирования диверсифицированного промышленного комплекса и начала сервисизации экономики эффективность инвестиций начинает снижаться, все больше ощущается отставание потребительского спроса от темпов инвестиционной экспансии. Сказывается и то, что из-за чрезмерного упора на промышленное развитие в структуре сервисных отраслей, складывавшихся параллельно индустриализации, преобладают услуги сравнительно низкого качества. Очевидные низкая эффективность и несбалансированность экономического роста ставят под угрозу его устойчивость.
Эти проблемы, присущие первой фазе хозяйственной трансформации в КНР, можно подразделить на три блока:
- низкая эффективность и неустойчивость инвестиционного процесса. Продемонстрировать ее можно с помощью анализа динамики показателя «соотношение прироста инвестиций и прироста выпуска» (incremental capital / output ratio, ICOR). Расчеты авторов показывают, что в 1979-1995 гг. этот показатель в среднем по китайской экономике составлял 2,3, т.е. он оставался на низком уровне. С середины 1990-х годов, по мере ускорения индустриализации, он стал расти, и в 1998-1999 гг. он находился на уровне 5,06,0. Затем снова произошло снижение до локального минимума на уровне 2,0 в 2007 г., но к 2010 г. ICOR снова выросло до 5,0, а в среднем за 1996-2011 гг. значение этого показателя составило 3,5 (022, с. 8). Для сравнения, в Японии в 1950-1970-е годы, когда эта страна находилась в состоянии перехода от индустриализации к урбанизации, ICOR колебалось вокруг отметки 2,0. Так что китайский показатель выглядит как сравнительно высокий: для достижения сопоставимого прироста ВВП в Китае нужны большие инвестиции, чем в развитых странах. В китайской обрабатывающей промышленности значение ICOR в 2000-2008 гг. удерживалось у отметки 3,0, а затем произошел резкий скачок, свидетельствующий о снижении эффективности инвестиций. В сфере услуг долговременное значение ICOR и вовсе составляет 4,0-6,0, и это, очевидно, является отражением более низкой производительности труда в китайской сфере услуг по сравнению с обрабатывающей промышленностью. Высокие показатели ICOR свойственны и восточным, и центральным, и западным провинциям Китая, что опровергает ут-
верждения о более высокой эффективности инвестиций на более развитом Востоке (022, с. 8);
- перекос в распределении доходов в пользу вознаграждения на капитал (около 60% национального дохода), заниженная доля вознаграждения за труд (около 40%). Если в ходе дальнейшего развития увеличение доли работающих по найму в национальном доходе не произойдет под воздействием спонтанных экономических механизмов, то для выправления дисбаланса потребуются специальные меры экономической политики, а это может негативно сказаться на эффективности использования капитала и, соответственно, на экономическом росте;
- разрыв в уровнях производительности труда между обрабатывающей промышленностью и сферой услуг. В ходе индустриализации промышленность привлекала наиболее квалифицированную рабочую силу из деревни, тогда как на долю сферы услуг оставались низкокачественные трудовые ресурсы, которые часто нанимались на неформальной основе. Развитие сферы услуг было во многом пассивным отражением экспансии промышленности, и эффективность использования ресурсов в сервисных отраслях остается низкой.
Первая фаза трансформации, когда высокие темпы экономического роста поддерживались преимущественно за счет накопления капитала, заканчивается, считают авторы. Наступающая вторая фаза будет характеризоваться тремя особенностями: замедление инвестиционного процесса приведет к общему ослаблению потенциала экономического роста; его будут также ослаблять демографические сдвиги, провоцирующие обострение ограничений со стороны предложения трудовых ресурсов; движение к более равновесному распределению факторов производства будет способствовать уменьшению роли государства в экономике и активизации рыночных механизмов (022, с. 10). Ввиду значительных межрегиональных различий в Китае эти процессы нуждаются в изучении с учетом фактора пространственного размещения ресурсов и их перемещения (в особенности это касается миграции рабочей силы).
В ходе первой фазы трансформации и капитал, и трудовые ресурсы перемещались в основном из центральных и западных провинций на Восток. На восточные провинции приходилось более 50% совокупного объема инвестиций. Постепенное снижение отда-
чи на капиталовложения в восточных регионах не может быть пока компенсировано активизацией инвестиционных процессов в Центре и на Западе. Поэтому снижение масштабов инвестирования на Востоке с большой вероятностью приведет к общему замедлению экономического роста в Китае. Но в любом случает те тенденции, которые сейчас свойственны восточным провинциям, через 10-20 лет проявятся и в Центре, и на Западе.
В наиболее развитых городах восточного побережья - Пекине и Шанхае доля «третичного» сектора в совокупной добавленной стоимости, производимой в местных экономиках, еще в середине 1990-х годов превысила 50%. Но в дальнейшем сервисизация в этих городах происходила с разной скоростью, и в 2011 г. доля сферы услуг в Пекине достигала 76%, а в Шанхае - 58% (022, с. 10). В обоих городах с середины 1990-х годов наблюдалось существенное замедление инвестиционных процессов. И если в Пекине, где еще в 2003 г. доля услуг в валовом региональном продукте (ВРП) превысила 70%, все равно поддерживались более чем 10%-ные темпы роста местной экономики, то объяснялось это бурным подъемом в секторе недвижимости. При элиминировании этого фактора темпы роста пекинской экономики после 2003 г., по оценке авторов, не превысили бы 7-8% (022, с. 11). Тот же самый механизм поддерживал двузначные темпы роста и в экономике Шанхая.
В целом в Китае степень урбанизации, измеряемая как доля жителей городов и поселков в совокупном населении, в 1996 г. стала больше 30%, а в 2011 г. она превысила 50% (022, с. 12). По прогнозу авторов, после 2016 г. ее рост замедлится, но к 2030 г. урбанизация выйдет на уровень, близкий к 70%. В течение этого времени развитие сервисных отраслей будет происходить под воздействием агломерационных эффектов урбанизации, а не «по остаточному принципу», как это было в первой фазе трансформации, когда ускоренно росла промышленность. По оценке авторов, в 2011-2015 гг. степень урбанизации будет ежегодно увеличиваться в среднем на 1,4 п.п., а в 2016-2025 гг. - на 1 п.п.
Если ныне действующие тенденции останутся в силе, то к 2015 г. доля сферы услуг в ВРП превысит 50% в провинциях Чжэц-зян, Гуандун и Хайнань и в городе центрального подчинения Тянь-цзинь, а к 2025 г. это произойдет в 2/3 провинций Китая (022, с. 12-
13). При этом каждый процентный пункт урбанизации повлечет за собой рост занятости в сфере услуг на 0,7 п.п. Но если учесть проблему низкой производительности труда в «третичном» секторе, то постоянное наращивание степени урбанизации выглядит опасным: оно не только повлечет за собой формирование низкоэффективного сектора услуг, но и может привести к нестабильности и замедлению экономического роста по латиноамериканскому образцу.
По-видимому, уже в ближайшие годы китайская экономика пройдет «поворотный пункт», описываемый теорией дуальной экономики У. Льюиса, т.е. будет исчерпан запас избыточной рабочей силы в традиционном секторе. Демографические сдвиги неизбежно приведут к сдвигам в распределении национального дохода между трудом и капиталом и к изменению показателей эластичности взаимозамещения факторов производства. Это так потому, что обозначившиеся ограничения со стороны предложения рабочей силы приведут к изменению механизмов установления цен на рынке труда, росту заработной платы занятых по найму, а также к активизации перераспределительной политики государства. Замедлению экономического роста будет способствовать и утрата Китаем «демографического дивиденда», заключавшегося в длительном преобладании людей молодых возрастов в общей численности населения.
Вклад СФП в китайский экономический рост до сих пор составлял, по разным оценкам, не более 20-30%, что отражало незначительную роль НТП в поддержании хозяйственной динамики. По-видимому, это была одна из причин нестабильности экономического роста в первой фазе трансформации. В ходе второй фазы снижение роли инвестиций должно, по идее, компенсироваться увеличением вклада технологического фактора и, соответственно, повышением эффективности использования ресурсов. Пример такого перехода в свое время продемонстрировала Япония: там вклад НТП в прирост ВВП в 1913-1950 гг. был меньше 20%, но во времена «экономического чуда» 1950-1973 гг. он превысил 50% (022, с. 13).
Авторы предприняли количественное исследование, призванное дать оценку потенциальных темпов экономического роста в КНР на перспективу. При этом в регрессионной модели были формализованы взаимосвязи динамики инвестиций и урбанизации; учтено влияние эластичности замещения факторов производства. Переменными модели являются: норма накопления, измеряемая
как доля инвестиций в ВВП; степень урбанизации (удельный вес населения городов и поселков в общей численности населения); доля обрабатывающей промышленности в ВВП; темпы прироста инвестиций. На основе анализа данных за 1994-2010 гг. авторы прогнозируют, что по мере урбанизации доля инвестиций в ВВП будет изменяться по траектории «вывернутой буквы и»: она сначала растет, а затем снижается. Участок снижения начнется после того, как степень урбанизации достигнет 56% (022, с. 14). В 2011 г. степень урбанизации достигла в Китае 51%; после 2016 г. она превысит 56%, и тогда можно ожидать снижения нормы накопления. Доля обрабатывающей промышленности в ВВП, составлявшая в 2010 г. 44%, за 2016-2030 гг. постепенно снизится до 30% (022, с. 14).
Учитывая динамику эластичности взаимозамещения факторов производства, а также перспективу технологических изменений и осуществления мер ресурсосбережения и охраны окружающей среды, авторы прогнозируют, что потенциальные темпы экономического роста в 2011-2015 гг. составят 7,8-8,7%, в 2016-2020 гг. -5,7-6,6%, а в 2021-2030 гг. - 5,4-6,3% (022, с. 15). Среднегодовые темпы прироста населения прогнозируются на уровне 0,4% в 20112015 гг., 0,3 в 2016-2020 гг., 0,1% в 2021-2030 гг. К 2030 г. прирост населения станет нулевым. Под действием этих процессов ВВП на душу населения увеличится с 5432 долл. в 2011 г. до 7349 долл. в 2015 г., 9226 долл. в 2020 г. и до 15 259 долл. в 2030 г. Таким образом, несмотря на замедление экономического роста Китай к 2030 г. войдет в число развитых стран и избежит «ловушки среднего уровня доходов». Но на экономическую динамику могут повлиять краткосрочные внешние шоки, так как китайская экономика становится все более зависимой от мирохозяйственной конъюнктуры. Поэтому для поддержания стабильности экономического роста по-прежнему большое значение будет иметь макроэкономическая политика государства.
В институциональном плане необходимы дальнейшие реформы, направленные на повышение эффективности экономики и увеличение вклада инноваций в экономический рост. В их числе:
- либерализация цен в тех областях, где пока сохраняется административное ценообразование (цены на природные ресурсы, на публичные услуги; процентные ставки по кредитам);
- демонополизация и снижение инвестиционных барьеров в наиболее современных секторах сферы услуг;
- реформа распределения доходов и другие меры, направленные на повышение качества человеческого капитала;
- дифференцированная политика в отношении отдельных макрорегионов (ставка на либерализацию экономики и развитие конкурентных механизмов на Востоке при одновременном осуществлении государством специальных мер поощрения инвестиций в отсталых центральных и западных провинциях).
П.М. Мозиас
2014.03.023. МАХМУДОВ Р. ПОЛИТИКА КИТАЯ ПО УКРЕПЛЕНИЮ ПОЗИЦИЙ В МИРОВОЙ ВАЛЮТНО-ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЕ // Экон. обозрение. - Ташкент, 2013. - Т 4. - С. 36-40.
Китай вышел на позиции второй крупнейшей мировой экономики. Однако его экономическая мощь пока в недостаточной степени поддержана позициями в мировой валютно-финансовой системе. По данным Сообщества всемирных финансовых телекоммуникаций (SWFT), юань пока занимает лишь 13-е место среди наиболее используемых для платежных расчетов валют мира. Пекин уже начал реализацию долгосрочной стратегии придания юаню статуса мировой валюты.
Интернационализация юаня намечается в три этапа. Вначале он охватит сделки с соседними странами, затем с государствами Азии - и на третьем этапе будет участвовать в глобальных финансовых операциях. По данным Комиссии по валютной политике Центрального банка Китая, в течение 2016-2020 гг. можно ожидать конвертируемости юаня.
К настоящему времени достигнуты неплохие результаты. Как указывают эксперты банка HSBS, доля сделок по китайскому импорту и экспорту, заключенных в юанях, выросла примерно в 6 раз за последние три года и составляет около 12%. Объемы юаней в офшорных зонах за три года выросли до 900 млрд юаней. Ожидается, что к 2015 г. китайская валюта будет обслуживать треть всех международных торговых сделок Китая (с. 37). По внешнеторговому обороту Китай в 2012 г. вышел на первое место, опередив США.
В целях интернационализации юаня Китай поддерживает создание офшорных центров, работающих с китайской валютой. Первым стал Гонконг (Сянган). В 2013 г. стало известно, что Китай
