CC BY
30
только по процентам составит 516 тыс. кьятов, что эквивалентно примерно 60% годового дохода среднего крестьянского хозяйства деревни А (с. 105). Что же касается беспроцентных кредитов, то 90,7% их было меньше 200 тыс. кьятов, а 55,8% даже ниже 100 тыс.
Получение кредита тесно связано с кровными узами: 67,9% всех кредитов было получено от родственников, а если говорить только о беспроцентных кредитах, то и все 90% (с. 106).
Однако, считает автор, увиденное в деревне А нельзя назвать деревенской взаимопомощью, поскольку имеет место лишь односторонний возмездный (или безвозмездный) переток средств, который не предполагает точно такого же поведения второй стороны в зеркальной ситуации. Крестьянам исключительно трудно справиться с чрезвычайной ситуацией у себя в хозяйстве при таких ограничениях кредита. Откладывая на черный день в традиционной форме накоплений (золото, скот), крестьяне доказали свою способность трезво оценивать экономическую ситуацию. Для улучшения жизни в деревне А, как и во многих других азиатских деревнях, необходимо наличие сельских финансовых институтов, пользующихся доверием крестьян. Аккумулируя средства, которые сейчас вложены не в самые ликвидные формы, они могли бы осуществлять программы микрокредитования и страхования и в итоге стать основой развития деревни.
Ю.В. Чайников
ЭКОНОМИКА
2012.01.030-034. ДИСПРОПОРЦИИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО
РОСТА В КИТАЕ.
2012.01.030. ЮАНЬ ЦЗЯН, ЧЖАН ЧЭНСЫ. Вынужденные технологические изменения, несбалансированный рост и модель экономического цикла в Китае.
ЮАНЬ ЦЗЯН, ЧЖАН ЧЭНСЫ. Цянчжисин цзишу бяньцянь, бу-пинхэн цзэнчжан юй Чжунго цзинцзи чжоуци мосин // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2009. - N 12. - С. 17-29. - Кит. яз.
2012.01.031. ФАН ХУНШЭН, ЧЖАН ЦЗЮНЬ. Конкуренция между местными правительствами в Китае, мягкие бюджетные ограничения и склонность к проведению экспансионистской фискальной политики.
ФАН ХУНШЭН, ЧЖАН ЦЗЮНЬ. Чжунго дифан чжэнфу цзинчжэн, юйсуань жуань юэсу юй куочжансин цайчжэн чжэнцэ цинсян // Там же. - С. 4-16. - Кит. яз.
2012.01.032. ФАНЬ ГАН, ВЭЙ ЦЯН, ЛИНЬ ПЭН. Внешние и внутренние дисбалансы экономики Китая и реформа фискальной и налоговой системы.
ФАНЬ ГАН, ВЭЙ ЦЯН, ЛИНЬ ПЭН. Чжунго цзинцзи дэ нэйвай цзюньхэн юй цайшуй гайгэ // Там же. - № 8. - С. 18-26. - Кит. яз
2012.01.033. ЯН ЖУДАЙ, ЧЭНЬ БИНЬКАЙ. Реформа высшего образования, предохранительные сбережения и потребительское поведение.
ЯН ЖУДАЙ, ЧЭНЬ БИНЬКАЙ. Гаодэн цзяоюй гайгэ, юйфансин чусюй юй цзюньминь сяофэй синвэй // Там же. - С. 113-124. - Кит. яз.
2012.01.034. ХУАН ШАОАНЬ, ЧЖАО ЦЗЯНЬ. Дисбалансы трансформации и экономический рост в кратко- и долгосрочной перспективе: Модель «погони за рентой».
ХУАН ШАОАНЬ, ЧЖАО ЦЗЯНЬ. Чжуаньгуй шихэн юй цзинцзи дэ дуаньци хэ чанци цзэнчжан: игэ сюньцзу мосин // Там же. -С. 80-92. - Кит. яз.
Высокие темпы экономического роста в КНР являются предметом законной гордости для национального самосознания. Однако даже официозная китайская печать констатирует, что экономическое развитие страны отягощено многочисленными дисбалансами. Тем более это относится к китайской экономической науке, которая уже давно установила, что нарастание трудностей в народном хозяйстве страны происходит с определенной циклической периодичностью. Юань Цзян (департамент стратегического управления Сельскохозяйственного банка Китая) и Чжан Чэнсы (финансовый факультет Народного университета Китая, Пекин) (030) отмечают, что с начала 1990-х годов китайская экономика прошла два сравнительно законченных цикла, причем в них проявились определенные особенности, новые черты, которых не было в период плановой экономики и на начальных этапах реформ.
Во-первых, на начальных стадиях последних циклов инвестиционный бум охватывал только ограниченную группу отраслей, или во всяком случае он носил выраженный структурный характер.
Во-вторых, изменилась ситуация на рынке: китайская экономика перешла от состояния нехватки производственных мощностей к их избытку.
В-третьих, проявился разнобой в движении цен: цены на товары обрабатывающей промышленности оставались сравнительно стабильными, а цены на сельскохозяйственные и сырьевые товары были подвержены циклически повторявшимся скачкам, в результате чего происходило повышение совокупного уровня цен.
В-четвертых, и это главное, сам экономический рост в КНР стал очевидно несбалансированным. В ходе последних циклов в фазах подъема динамика увеличения совокупного выпуска не была скоординирована с динамикой структурных изменений в экономике; производительность труда в промышленности и сельском хозяйстве росла медленнее, чем происходило увеличение ВВП. Напротив, в фазах замедления экономического роста динамика этих показателей синхронизировалась.
Проблематика экономических циклов - это сердцевина макроэкономических исследований, но на этом поле идет активная конкуренция различных концептуальных подходов. С точки зрения кейнсианцев, глубинная причина циклических колебаний - это шоковые изменения совокупного спроса. Кейнсианцы предполагают, что в краткосрочном периоде показатели занятости и цен являются негибкими, а потому резкие изменения спроса могут вызывать увеличение или сокращение выпуска и занятости, формируя таким образом циклические тенденции.
Позиция экономистов-неоклассиков прямо противоположная: они считают, что рынок является совершенной системой, а циклические колебания проистекают из задаваемых извне (экзогенных) технологических сдвигов. Например, если технологический прогресс оказывает позитивное воздействие на объем производства, то это ведет к изменениям относительных цен в экономике, в том числе уровней заработной платы и процентных ставок. В результате изменяются рациональные ожидания субъектов экономики, предложение трудовых ресурсов и поведение потребителей, а все это ведет к колебаниям выпуска и занятости, формирующим циклические тенденции. И кейнсианцы, и неоклассики в качестве базовой предпосылки рассматривают относительную стабильность функционирования рыночной экономической
системы. Напротив, марксисты считают циклические кризисы ее естественным состоянием, а причину их видят в противоречии между расширением производства и ограниченностью рыночного спроса (030, с. 17-18).
Все эти подходы так или иначе задействуются в исследованиях экономических циклов в КНР. Ряд авторов используют также институциональный подход. Однако с течением времени ставшие уже традиционными объяснения китайских экономических циклов через адресацию к проблеме мягких бюджетных ограничений1 или к системным различиям госсектора и негосударственных укладов хозяйства постепенно теряют убедительность. В то же время все более актуальным становится исследование рассогласованности экономического роста и структурных изменений в китайской экономике.
В современной экономической теории научно-технический прогресс (НТП) считается решающим фактором экономического роста и циклических колебаний. Р. Солоу еще в 1950-е годы ввел параметр НТП в модель экономического роста в качестве экзогенной переменной. В 1980-е годы сторонники теорий эндогенного экономического роста представили объемную картину взаимосвязи НТП и динамики совокупного выпуска. Но в большинстве своем они рассматривали эти проблемы с точки зрения макроэкономического опыта развитых стран. При этом неявно предполагается, что технологические изменения управляются ценовыми сигналами, которые генерирует совершенный рыночный механизм. В теории циклов обычно считается, что колебания конъюнктуры происходят из-за экзогенных технологических шоков, но конкретные механизмы воздействия НТП на динамику макроэкономических колебаний остаются неясными, а потому затруднено и прогнозирование того, как будущие технологические сдвиги скажутся на макроэкономике.
1 Термин «мягкие бюджетные ограничения» был введен в науку венгерским экономистом Я. Корнаи. Смысл его заключается в том, что ввиду наличия государственных субсидий доходы хозяйствующего субъекта не накладывают жестких ограничений на его расходы. Любые издержки предприятия, в том числе и связанные с реализацией неудачного инвестиционного проекта, погашаются государством. В результате инвестиционные риски минимизируются, и предприятия склонны безгранично наращивать свои капиталовложения. - Прим. реф.
Применительно к развивающимся странам в литературе показано, что технологические сдвиги могут порождаться как собственными инновациями страны, так и импортом технологий. Известный китайский экономист Линь Ифу в ряде своих работ показал важность привлечения иностранных технологий для экономического роста в КНР, но в основе его рассуждений лежит предположение о наличии в экономике рыночного механизма установления цен на факторы производства. Однако в КНР цены на экономические ресурсы остаются под сильным государственным воздействием, технологические сдвиги имеют эндогенную природу. Поэтому применительно к взаимосвязи экономического роста, циклических колебаний и НТП в Китае традиционная постановка вопроса об экзогенном НТП не подходит.
Если в случае с развитыми странами направленность технологических сдвигов малопредсказуема, как и их воздействие на макроэкономику, то китайской экономике в последние 30 лет были свойственны «вынужденные технологические сдвиги». Дело в том, что возможные направления технологических изменений в развивающихся странах, в том числе и в КНР, определяются их технологическим отставанием от развитых стран. Развивающиеся страны могут поднять свой технологический уровень, импортируя, изучая и имитируя технологии развитых стран. Тем самым задается вектор взаимодействия капитала и технологий в динамике индустриализации: развивающаяся страна должна иметь средства на приобретение лицензий и оборудования, должна привлекать прямые иностранные инвестиции с их технологической составляющей.
Объективно говоря, издержки импорта технологий меньше, чем затраты при осуществлении собственных инноваций, и такой метод повышения технологического уровня экономики как раз подходит развивающимся странам, испытывающим дефицит капитала и не имеющим собственной масштабной базы НИОКР. Но эти обстоятельства сами по себе не гарантируют успеха в движении по пути НТП. Китай же добился реальных структурных сдвигов в экономике во многом благодаря специальному государственному вмешательству в распределение ресурсов, выделению отраслевых приоритетов при импорте технологий. Позитивные результаты достигались путем государственного воздействия на цены и на предложение земли и естественных ресурсов, что позволяло снижать
производственные издержки инвесторов; путем выделения льготных кредитов под проекты в приоритетных отраслях, куда привлекались иностранные технологии; путем государственных инвестиций в повышение качества человеческого капитала. Дело, таким образом, не только в том, что направленность вынужденных технологических сдвигов задается из развитой части мира, но и в том, что внутри китайской экономики эти импульсы опосредуются государством.
При предположении о вынужденных технологических сдвигах китайский экономический цикл может быть понят как результат противоречивого взаимодействия двух систем: 1) системы стимулов к экономическому росту, порождаемых импортом технологий; 2) системы макроэкономических и структурных пропорций между спросом и предложением (речь идет не только о величинах совокупного спроса и совокупного предложения, но и об их внутренних структурах; диспропорции между спросом и предложением как раз и формируются в значительной степени из-за разной скорости технологических сдвигов в разных отраслях). Каждая из систем по-разному проявляет себя в отдельных фазах экономического цикла, они не только взаимно стимулируют, но и сдерживают друг друга.
В первой фазе (подъема) доминирует система стимулов, предложение отстает от спроса, экономика находится в состоянии экспансии. Под воздействием сигналов НТП, приходящих из развитых стран, правительство и предприятия легко достигают консенсуса о структурных приоритетах. Государство стимулирует сдвиги в намеченных направлениях с помощью информационной поддержки, налоговых, земельных льгот и других мер промышленной политики. Часть предприятий, сознавая, что импорт технологий приносит большую прибыль, чем собственные инновации, под воздействием сигналов от государства осуществляет инвестиции в приоритетные отрасли. В последних происходит рост производства, внедряются новые продукты, но спрос на них превышает предложение, и у инвестировавших в эти отрасли предприятий возникают монопольные прибыли. На макроэкономическом уровне происходят общее оживление и рост выпуска, при этом цены остаются сравнительно стабильными.
Во второй фазе (процветания) стимулы к росту слабеют, спрос и предложение балансируются. Под воздействием общего
улучшения дел в экономике и направляющей политики государства у значительной части предприятий складываются ожидания высокой рентабельности в отраслях, где активно идет технологический импорт, и предприятия осуществляют там крупномасштабные инвестиции. Другие отрасли, не охваченные непосредственно технологическим импортом, становятся поставщиками товаров производственного назначения для отраслей-лидеров и тоже развиваются высокими темпами. Под воздействием увеличения отдачи на вложенные ресурсы растут доходы населения, увеличивается его покупательная способность, и это ведет к расширению совокупного спроса. В то же время отрасли-лидеры начинают осваивать зарубежные рынки, т.е. внешний спрос. Но по мере того как отрасли-лидеры достигают максимально возможного в данных условиях технологического уровня, стимулы к их расширению начинают слабеть. Производственные мощности начинают высвобождаться, ограничителем их использования и двигателем экономического роста становится совокупный спрос. На макроуровне экономический рост достигает пиковых значений, под воздействием расширения совокупного спроса начинает ускоряться инфляция.
В третьей фазе (перегрева экономики) система стимулов сходит на нет, система ограничений выходит на первый план. Из-за того, что в предыдущей фазе произошло нерациональное увеличение производственных мощностей, теперь начинает сказываться нехватка товаров отраслей, не вовлеченных в импорт технологий. Возникающие «узкие места» не только препятствуют дальнейшему росту в отраслях-лидерах, но и провоцируют ускоряющийся рост цен. Внутренний и внешний спрос постепенно насыщаются, они уже не стимулируют, а ограничивают дальнейшую экспансию производства. В отраслях-лидерах в массовом порядке высвобождаются производственные мощности, рентабельность производства падает. Для борьбы с инфляцией правительство уменьшает поддержку отраслей-лидеров, урезая кредитные, арендные и другие преференции, что само по себе оказывает шоковое негативное воздействие на эти отрасли, и в них начинается замедление роста. На макроуровне темпы экономического роста падают. Инфляция остается высокой, но перелом ценовой динамики уже близок.
В четвертой фазе (переохлаждения) восстанавливается баланс между стимулами к росту и структурными изменениями.
В отраслях, где происходил импорт технологий, начинается процесс сокращения производственных мощностей. Многие предприятия сокращают производство или даже банкротятся. Более эффективные предприятия получают возможности для расширения своей деятельности за счет слияний и поглощений. По существу, речь идет о «конструктивном разрушении» в шумпетерианском смысле. На макроуровне высокая инфляция и другие проявления «перегрева» преодолеваются, межотраслевые пропорции становятся более рациональными. Создаются предпосылки для нового раунда импорта технологий (030, с. 19-20).
Такая модель циклов объясняет и более конкретные детали функционирования современной китайской экономики. За счет того, что в начальных фазах цикла происходит не только импорт, но и освоение и имитация зарубежных технологий, производительность труда в китайской экономике быстро повышается. Но с возникновением в экономике большого числа избыточных мощностей темп прироста производительности замедляется. А в отраслях, не охваченных бумом технологического импорта, производительность труда вообще растет медленно. Как следствие, в фазах быстрого экономического роста разрывы технологических уровней между отраслями нарастают, они начинают сглаживаться только по мере замедления экономики.
В каждом новом цикле импорт технологий сопровождается бумом внутренних и иностранных инвестиций. В результате быстрое накопление капитала приводит к изменению структуры факторов производства в национальной экономике в более прогрессивном направлении. Причем повышение капиталоемкости происходит и в отраслях, не охваченных технологическим импортом, так как трудовые ресурсы оттуда перемещаются в отрасли-лидеры. Но стоит еще раз отметить, пишут Юань Цзян и Чжан Чэнсы, что эти процессы протекают в несбалансированной форме, под влиянием вынужденных технологических сдвигов (030, с. 20).
Нарастает и разница в уровнях доходов между отраслями, охваченными и не затронутыми технологическим импортом. Эта проблема выходит на первый план в завершающих фазах цикла, когда становится очевидной ограниченность совокупного спроса. У нее есть секторальный аспект (разница в доходах между городом
и деревней) и региональный аспект (разница в доходах между отдельными провинциями).
Далее в статье в качестве формализации модели китайского цикла строится модель двухсекторной экономики: в одном из секторов происходит импорт технологий, в другом - нет. Второй сектор поставляет для первого товары инвестиционного спроса. Рабочая сила может перемещаться между секторами, но с определенными ограничениями. Государственная политика способствует перемещению ресурсов в первый сектор. Стимулы к экономическому росту, связанные с импортом технологий, в модели характеризует состояние совокупного предложения, а ограничения, связанные со структурными дисбалансами, - состояние совокупного спроса, на котором отражаются и «узкие места» совокупного предложения. При этом учитывается, что нарастание неравенства доходов оказывает негативное воздействие на покупательную способность общества, а соответственно - на состояние потребительского и вообще совокупного спроса. В то же время госконтроль над экономикой стимулирует перемещение ресурсов и инвестиционный бум в приоритетных отраслях, тем самым он способствует увеличению совокупного спроса (030, с. 22-24).
Построенная модель проверяется на данных за 1978-2007 гг. По результатам расчетов выявлено, что государственное воздействие на экономику - с одной стороны, и деятельность предприятий по импорту технологий - с другой, действительно оказывают значительное воздействие на межотраслевые поставки инвестиционных товаров, на различия уровней заработной платы, на несбалансированность роста между секторами. Уровень сравнительных цен в отраслях, где происходит активный импорт технологий, оказывает сдерживающее влияние на потребительский спрос и способствует усилению несбалансированности экономического роста. Такое же воздействие оказывает нарастающее неравенство в распределении доходов.
Мировой финансовый кризис еще более усилил циклические тенденции в китайской экономике, так как он обострил проблему избыточных производственных мощностей в отраслях, где происходит технологический импорт. Но тем самым задано и направление возможных контрмер со стороны государства: власти должны стимулировать переток ресурсов в другие отрасли, создавая тем
самым потенциал для сбалансированного роста. А для поддержки совокупного спроса нужны меры по повышению уровня доходов населения и сглаживанию их неравенства, в том числе за счет уменьшения налоговой нагрузки на низкодоходные социальные группы и развития систем социального обеспечения (030, с. 28).
Фан Хуншэн (факультет экономики и международной торговли Чжэцзянского института экономики и финансов) и Чжан Цзюнь (Центр исследований социалистической рыночной экономики Китая Фуданьского университета, Шанхай) (031) констатируют, что в последние годы многие китайские и зарубежные исследователи пришли к выводу: в большинстве развивающихся стран фискальная политика носит проциклический характер, т.е. она не сглаживает, а усиливает колебания конъюнктуры. Это противоречит предположениям наиболее популярных направлений в экономической теории. Приверженцы кейнсианства считают, что фискальная политика должна быть противоциклической, она должна сглаживать колебания в национальной экономике. С точки зрения неоклассиков нужна стабильность политики государственных расходов и налоговых ставок. С позиций этих концепций процикличе-ская фискальная политика чревата ущербом для национальной экономики. Почему тогда она осуществляется? В поисках ответа на этот вопрос ученые обратились к исследованиям политических систем и административных структур в развивающихся странах.
Ранее авторами была выдвинута гипотеза о том, что в Китае склонность местных властей к осуществлению проциклической фискальной политики определяется спецификой разделения полномочий в административной системе и недостатком институциональных ограничений для такой деятельности. В данной статье авторы усовершенствовали методологический подход, более строго нормативно разделив фазы бума и рецессии в ходе цикла. Кроме того, для объяснения экспансионистского поведения местных властей помимо несовершенств административной структуры они теперь адресуются и к проблеме мягких бюджетных ограничений.
В построенной авторами модели в качестве показателя динамики фискальной политики используется отношение расходов правительства к объему регионального ВВП. Фискальные расходы подразделяются на расходы на капитальное строительство, расходы на управление и расходы на социальные цели (образование,
науку, культуру, здравоохранение). В качестве показателя динамики экономического цикла выступает «разрыв» между потенциальным и реальным ВВП региона.
В расчетах использованы данные за 1994-2004 гг. по 27 из 31 провинций КНР (не включены в выборку данные по Тибету, Чунцину, Сычуани и Хайнаню). По результатам расчетов выявлено, что в фазах замедления экономического роста местные правительства в Китае проводят антициклическую политику, стимулируют экономический рост, но в фазах подъема их фискальная политика является проциклической, т.е. она дополнительно способствует «перегреву» экономики. Однако если в фазах замедления доля государственных расходов в местном ВВП в среднем увеличивается на 1,7 п.п. на каждый 1 п.п. снижения реального ВВП по сравнению с потенциальным, то в фазах бума она увеличивается только на 0,25 п.п. на каждый 1 п.п. превышения реального ВВП над потенциальным. Иначе говоря, в фазах замедления фискальная политика становится еще более экспансионистской, чем в фазах подъема (031, с. 7).
Расчетами авторов доказано, что роль фискальной политики возрастала в 1998-1999 гг., когда увеличение госрасходов было предпринято для купирования негативного влияния азиатского финансового кризиса. Напротив, в 2002-2003 гг., когда произошло перераспределение поступлений от подоходного налога с предприятий в пользу центрального бюджета, доли фискальных расходов в региональных ВВП снижались.
Более детальный анализ показывает, что в трех меридиональных макрорегионах Китая отмеченные тенденции выражены в разной степени. В восточных провинциях в фазах замедления экономики доля госрасходов в ВВП увеличивается на 1,3 п.п. в ответ на каждое снижение реального ВВП по сравнению с потенциальным на 1 п.п. В фазах бума на каждый 1 п.п. превышения реального ВВП над потенциальным на Востоке приходится увеличение доли бюджетных расходов в ВВП на 0,32 п.п.
В центральных провинциях в случае замедления экономики на каждый 1 п.п. снижения реального ВВП по сравнению с потенциалом приходится увеличение бюджетных расходов на 1,75 п.п. В фазах бума на 1 п.п. превышения реального ВВП над потенциалом приходится увеличение доли бюджетных расходов в ВВП на
0,53 п.п. Таким образом, в центральных провинциях склонность местных властей к антициклическому стимулированию экономики в фазах замедления и проциклическому стимулированию в фазах подъема выше, чем в восточных провинциях.
На Западе в фазе замедления на 1 п.п. отклонения реального ВВП от потенциала приходится увеличение доли бюджетных расходов в ВВП на 2,18 п.п. В фазах же подъема фискальная политика является нейтральной. Итак, в западных провинциях в фазах подъема не склонны проводить фискальное стимулирование экономики, но в фазах замедления фискальная политика региональных властей является еще более ярко выраженной, чем в Центре и на Востоке (031, с. 8-9).
Что касается трех видов госрасходов, то исследованием выявлено, что динамика всех из них имеет ту же конфигурацию, что и динамика совокупных расходов. При этом в фазах рецессии наиболее быстро растут расходы на капитальное строительство, «вторым темпом» - расходы на социальные цели, а медленнее всего - расходы на управление. В фазах бума быстрее всего увеличиваются расходы на управление, несколько медленнее - расходы на капитальное строительство, а медленнее всего - расходы на социальные цели. Но в целом отчетливо прослеживается то, что местные власти склонны, скорее, тратить деньги на инвестиционные цели, чем на социальные нужды (031, с. 9).
Для объяснения такого фискального поведения местных правительств, отмечают Фан Хуншэн и Чжан Цзюнь, недостаточно указания на дефекты в распределении полномочий в рамках административной структуры. Проблемы с разделением полномочий действительно объясняют склонность местных правительств к фискальным вливаниям в экономику, но они не объясняют, каким образом мобилизуются для этого средства, особенно в фазах рецессии. Объяснением является мягкость финансовых ограничений, которая проявляется как в отношениях внутри региона, так и в способности местных властей получать финансовую поддержку извне. Именно мягкие бюджетные ограничения способствуют мобилизации финансовых ресурсов для осуществления фискальной экспансии. Кроме того, нужно учитывать, что в рамках сложившейся административной системы местные правительства активно конкурируют
друг с другом, и чем сильнее конкуренция, тем более выраженно экспансионистской становится фискальная политика.
Эконометрический анализ авторов подтверждает, что соперничество местных правительств, вводящих на своих территориях все новые налоговые льготы для инвесторов, как раз и является непосредственной причиной экспансионистского перекоса в фискальной политике на местах. Также подтверждается, что процик-лический характер фискальной политики напрямую связан со способностью местных властей получать финансовую поддержку от Центра, это и является свидетельством мягкости бюджетных ограничений. Причем это тенденции особенно отчетливо проявляются в фазах замедления экономики (031, с. 11).
Один из инструментов конкуренции местных властей - это привлечение инвесторов путем установления пониженных ставок арендной платы за землю или продажи «прав пользования землей» по льготным ценам. Проведенный авторами анализ данных о переходе прав на землю в 1999-2006 гг. свидетельствует о том, что в этом процессе доминируют сделки по передаче прав на государственную землю местными властями, а не сделки на вторичном рынке. Это и позволяет местным властям оказывать определяющее влияние на формирование цен на землю. Эконометрический анализ свидетельствует о том, что конкуренция местных властей на поле занижения таких цен усиливается в фазах замедления экономического роста, а в фазах бума она не является отчетливо выраженной (031, с. 12-13).
По результатам исследования Фан Хуншэн и Чжан Цзюнь делают следующие выводы. Существующая система разделения административных полномочий в Китае порождает противоречивые эффекты: она создает возможности для эффективного противодействия замедлениям экономического роста, но в условиях подъемов экономики она является акселератором (ускорителем) нестабильности. Способность местных властей противостоять замедлениям экономики во многом связана с тем, что у них есть возможности привлекать финансовые ресурсы извне локальной бюджетной системы. Но оборотной стороной является возможное «вытеснение» частного инвестиционного и потребительского спроса государством в лице местных правительств. Возможными вариантами решения этой проблемы, считают авторы, являются накоп-
ление финансовых резервов местными властями в фазах бумов, с тем чтобы их можно было использовать в фазах ослабления экономического роста, а также эмиссия местными властями собственных долговых обязательств (031, с. 15).
Взаимовлияние внутри- и внешнеэкономических диспропорций, свойственных современному народному хозяйству КНР, обсуждается в статье Фань Гана (Институт национальной экономики Фонда исследований экономических реформ в Китае), Вэй Цяна (Центр исследований китайской экономики Пекинского университета) и Линь Пэна (Общий департамент Министерства коммерции КНР) (032). В последние годы, пишут авторы, на фоне общемировых экономических дисбалансов (роста американского торгового дефицита; девальвации доллара и соответствующего давления в пользу ревальвации юаня и т.д.) развивались и внешние дисбалансы китайской экономики. Начиная с 1994 г. в платежном балансе Китая присутствует крупномасштабное положительное сальдо. В 2007 г. по счету текущих операций положительное сальдо достигало 10,3% ВВП, а в комбинации с положительным сальдо по счету движения капитала совокупный профицит достигал 12,3% ВВП (032, с. 18).
Причины формирования внешних дисбалансов множественны:
- экономические реформы и НТП ведут к повышению производительности китайской экономики, усиливается конкурентоспособность национального производства, а поэтому растет экспорт и происходит импортозамещение;
- Китай начал крупномасштабное привлечение иностранного капитала на относительно ранней стадии развития, когда в силу низкой покупательной способности на внутреннем рынке страны сектор предприятий с иностранными инвестициями оказался сориентированным в основном на экспорт; поэтому приток прямых иностранных инвестиций вносит непосредственный вклад в формирование положительного сальдо и по счету движения капитала, и по счету текущих операций;
- запреты на поставки высокотехнологичных товаров в КНР, введенные рядом западных стран, ограничили рост китайского импорта;
- монопольное положение американского доллара в мировой экономике создало ситуацию избыточной ликвидности; в самих
США потребительский спрос избыточен, норма сбережения аномально низкая, государственная и частная задолженность высока, все это формирует условия для девальвации доллара;
- реформа валютного регулирования в КНР происходит слишком медленно, курс юаня занижен, и это создает условия для ревальвационных ожиданий и спекулятивных атак на китайскую валюту;
- в китайской экономике существуют ценовые диспаритеты, в том числе имеет место занижение издержек, связанных с энергообеспечением и охраной окружающей среды, оно искусственно усиливает конкурентоспособность экспорта;
- внутриэкономические дисбалансы (завышенная норма сбережения, недостаток потребительского спроса) приводят к росту положительного сальдо по счету текущих операций, которое и является воплощением «чистых национальных сбережений».
Таким образом, для выправления глобальных дисбалансов усилия должны приложить как развитые страны (реформируя завязанную на доллар международную денежную систему и ослабляя ограничения на технологический экспорт в КНР), так и сам Китай (исправляя внутренние ценовые перекосы и стимулируя потребительский спрос, оптимизируя тем самым соотношение между потреблением и сбережением).
Выделенные выше причины роста торгового профицита можно определенным образом подразделить на:
- факторы, связанные с уровнем развития китайской экономики, к их числу относятся повышение эффективности экономики в результате реформ и приток прямых иностранных инвестиций; вызываемый действием этих факторов торговый профицит - это вполне позитивное явление, он должен по мере экономического развития сначала расти, а потом постепенно уменьшиться;
- факторы, которые не поддаются контролю со стороны Китая, это избыток долларовой ликвидности в мировой экономике и запреты на экспорт технологий в КНР;
- факторы, влияние которых можно ослабить мерами экономической политики в самом Китае, это ценовые диспаритеты и дисбаланс между потреблением и сбережением. Движение в этом направлении уже происходит: с 2005 г. началась новая реформа валютного регулирования, а с 2008 г. - реформа цен на сырьевые
ресурсы; проводятся мероприятия по энергосбережению и охране окружающей среды.
Отсюда следует, что определенный уровень торгового профицита можно считать рациональным, если он определяется объективными позитивными тенденциями развития китайской экономики. Но существует и «нерациональное» положительное сальдо, обусловленное влиянием политики других государств и недостаточно эффективной экономической политикой в самом Китае. По оценке авторов, такая «нерациональная» составляющая - это порядка 60% совокупного торгового сальдо Китая (032, с. 20). Уменьшить ее размеры можно только постепенно, активизируя реформы в китайской экономике.
Внутренний структурный дисбаланс китайской экономики выражается прежде всего в том, что норма валового сбережения в 2007 г. «пробила» планку 50% и достигла 51,2% ВВП, тогда как норма потребления составила только 48,8% ВВП. Причем 14 п.п. приходилось на государственное потребление, так что доля частного потребления в ВВП составляла лишь 34,8% ВВП, это минимальное значение за всю историю КНР (032, с. 20).
Из экономической теории известно, что: 8 - I = X - М,
где 8 - валовые сбережения, I - валовые инвестиции, Х -экспорт, М - импорт. Иными словами, чистые национальные сбережения равны сальдо торгового баланса. Избыток сбережений и обусловливает формирование торгового профицита. Такой вывод подтверждается межстрановыми сопоставлениями, которые свидетельствуют о том, что страны с высокой нормой сбережения обычно имеют положительное сальдо во внешней торговле. Проведенное авторами статьи количественное исследование также зафиксировало применительно к Китаю причинно-следственную связь между высокой нормой сбережения и торговым профицитом. Установлено, что при увеличении норм сбережения и накопления на 1% разница между экспортом и импортом увеличивается на 0,78% (032, с. 21).
Показатель чистых национальных сбережений - это разница между валовыми сбережениями и валовыми инвестициями. В КНР норма накопления составляет 42% ВВП, т.е. она очень высока. Объяснить формирование избыточных сбережений слабой инве-
стиционной активностью нельзя, причины нужно искать в факторах, вызывающих рост массы валовых сбережений.
Обычно когда говорят об избытке сбережений, то указывают на недостаток потребительского спроса как главную причину. Но статистика свидетельствует о том, что после 1992 г. норма частного сбережения в КНР была стабильной - на уровне 30% ВВП, так что объяснить высокую норму сбережения и торговый профицит скачком нормы частного сбережения невозможно (032, с. 22). Поэтому неадекватны высказываемые некоторыми китайскими специалистами предложения бороться с избытком сбережений снижением процентных ставок и налогообложением доходов по банковским депозитам.
В действительности рост нормы валового сбережения связан с ростом сбережений предприятий. В структуре валового сбережения доля частного сбережения уменьшилась с 56% в 1992 г. до 32% в 2007 г.; доля сбережений предприятий увеличилась за этот период с 28,7 до 48,7%; доля сбережений государства колебалась вокруг отметки 16%. В основе сдвигов в структуре валового сбережения лежали изменения в структуре доходов. Доля располагаемых доходов населения в национальном доходе снизилась, тогда как доля корпоративных доходов возросла, последнее и является причиной инвестиционных «перегревов» китайской экономики и устойчивого поддержания торгового профицита. В 1992 г. соотношение располагаемых доходов физических лиц - с одной стороны, и доходов предприятий и государства - с другой, составляло 2,27; в 2007 г. этот показатель равнялся только 1,36. Это означает, что замедленный рост доходов населения ограничивает расширение внутреннего спроса в экономике, а рост доходов предприятий ведет к повышению нормы совокупного сбережения (032, с. 22).
В период после 1992 г. производительность труда в Китае росла среднегодовым темпом в 9%. Это само по себе создавало условия для повышения конкурентоспособности китайских товаров и роста экспорта. Но нужно учитывать и то, что китайская экономика пока не прошла «поворотный пункт», по У. Льюису, т.е. сохраняется значительный избыток рабочей силы в традиционном секторе (прежде всего, в сельском хозяйстве), что сдерживает рост доходов работающих по найму - рост заработной платы отстает от роста производительности труда. В результате доля вознаграждения за
труд в стоимости продукции снижается, и доходы предприятий растут быстрее, чем зарплаты. Это и создает основу для роста сбережений предприятий. Доля вознаграждения за труд в ВВП снизилась с 53,4% в 1996 г. до 39,7% в 2007 г., причем основная доля этого снижения приходится на 2004-2007 гг., когда оно достигло 10 п.п. (032, с. 23).
Росту прибыли предприятий в 2000-е годы способствовало повышение цен на энергоносители и товары инвестиционного спроса. Рост прибылей в китайских добывающих отраслях, нефтепереработке, металлургии только частично можно объяснить повышением производительности, во многом он был связан с повышением мировых цен на такую продукцию. Но не менее важным объяснением роста рентабельности предприятий является то, что зарплаты росли медленнее, чем производительность труда, а потому доля их в выручке предприятий снижалась.
Вообще говоря, сырьевые доходы являются национальным достоянием, и их увеличение вследствие роста цен не может сводиться только к увеличению рентабельности предприятий. В большинстве стран мира такие доходы перераспределяются через фискальную систему, так что часть их оседает в государственной казне. Тем более такие механизмы должны включаться в периоды устойчивого роста сырьевых цен. Но в КНР такие процедуры изы-мания в бюджет сверхдоходов сырьевых компаний не отработаны. Ни лицензирование деятельности в добывающих отраслях, ни ресурсный налог не выполняют эти функции достаточно эффективно. Как следствие, после 2004 г. рост мировых цен на сырье способствовал росту рентабельности предприятий, они не делились сверхприбылями с государством, а оставляли их у себя, это и стало предпосылкой роста сбережений предприятий.
По определению сбережения предприятий - это их нераспределенная прибыль. Если бы она изымалась в бюджет в качестве дохода на активы предприятий, принадлежащие государству, то проблема ускоренного роста сбережений предприятий вообще не возникла бы. Но с середины 1980-х годов прибыль госпредприятий перестала перечисляться в бюджет; ряд госпредприятий, занимающих монопольное положение на рынках, по существу перестал подчиняться государственным административным органам и перечислять им часть доходов. Государственные активы фактически
оказались в полном распоряжении менеджмента предприятий. Речь идет о госпредприятиях в таких отраслях, как военно-промышленный комплекс, нефтяная и нефтехимическая промышленность, электроэнергетика, связь, воздушные и водные перевозки. Попытки исправить ситуацию начались только в последние годы. В мае 2007 г. Госсовет КНР решил ввести для госпредприятий систему, в рамках которой они должны перечислять в бюджеты разных уровней долю прибыли, приходящуюся на государственные паи. Фактически эта система начала работать с 2008 г., но и в ее рамках госпредприятия-монополисты перечисляют в бюджеты разных уровней не более 5-9% прибыли (032, с. 24).
Итак, причины роста сбережений предприятий - это не только увеличение рентабельности, но и то, что полученные прибыли не подвергаются распределению. Поэтому для снижения нормы сбережения до рационального уровня и нормализации ситуации с торговым профицитом нужны системные изменения.
В качестве практических мер Фань Ган, Вэй Цян и Линь Пэн предлагают изъятие фискальными методами нераспределяемой прибыли в бюджет и стимулирование за счет этих средств частного потребления. В более конкретном плане предлагается следующее:
- изымание сверхдоходов предприятий ресурсопроизводя-щих отраслей, в том числе через лицензионные платежи, ресурсный налог, дифференцированные рентные платежи; в долгосрочном плане у предприятий должен оставаться только такой объем прибыли, который необходим для совершения инвестиций;
- распределение прибыли госпредприятий, особенно - сырьевых и административных монополий, в определенной пропорции, адекватной доле государства в капитале соответствующих компаний;
- мобилизованные таким образом средства нужно направить прежде всего на цели социального страхования и поддержку малообеспеченных слоев населения; одновременно нужно снизить ставки личного подоходного налога для основной массы людей со средними доходами, тем самым будет простимулирован рост их потребительских расходов (032, с. 25).
Еще одна причина поддержания в КНР высокой нормы сбережения выделена в статье Ян Жудая (Центр исследований развития сельского хозяйства Сянтанского университета) и Чэнь Бинь-
кая (экономический факультет Центрального университета экономики и финансов) (033). Потребительский спрос, пишут они, выступает в качестве одного из «двигателей» экономического роста наряду с инвестициями и экспортом. Но в КНР с середины 1990-х годов между этими тремя «двигателями» существует рассогласованность: инвестиции и экспорт растут высокими темпами, периодически вводя экономику в состояние «перегрева», а потребление расширяется значительно меньшими темпами. В то же время накопленные частные сбережения на конец 2007 г. достигли 17 трлн. ю. - 69% годового ВВП (033, с. 113).
Традиционные теории, объясняющие динамику сбережений (гипотеза Дьюзенбери об относительном доходе, гипотеза Фридмана о перманентном доходе, теория жизненного цикла Модильяни и др.) основаны на идее о том, что люди с помощью сбережений выравнивают во времени свой уровень потребления. Появившиеся позднее концепции предохранительных сбережений утверждают, что мотивом к их совершению является неопределенность будущих доходов и расходов домохозяйств. За последнее десятилетие тезис о предохранительной мотивации при совершении сбережений китайскими домохозяйствами стал в литературе общим местом. При этом было показано, что опасения людей по поводу будущей динамики доходов и расходов - это во многом следствие проводимых реформ в сферах здравоохранения, образования, жилищном хозяйстве, а также следствие неразвитости в Китае систем социального обеспечения. Но эти соображения формулируются, как правило, в общей форме, без основательного фактологического и эконометри-ческого подтверждения.
Данные обследований свидетельствуют о том, что склонность к предохранительным сбережениям стала нарастать с конца 1990-х годов - как раз в то время стали осуществляться непопулярные реформы госпредприятий и социальной сферы. При этом реформы госпредприятий, здравоохранения, жилищного хозяйства касались преимущественно городских жителей. Но данные свидетельствуют, что склонность к сбережению в 2000-е годы выросла и у горожан, и у крестьян. Реформой, которая коснулась и городского, и сельского населения, явилась реформа высшего образования, по-видимому, она и сыграла ключевую роль в усилении мотивации к предохранительным сбережениям по всей стране, и это, в свою
очередь, негативно сказалось на расширении потребительского спроса. Поэтому в статье основное внимание и уделено микроэкономическим мотивам поведения домохозяйств, порожденным влиянием образовательной реформы.
Суть реформ в образовательной системе, проводившихся с конца 1990-х годов, - это расширение набора учащихся и внедрение платности обучения в старших классах школы и вузах. До 1999 г. в системе высшего образования преобладало бюджетное финансирование, с большинства студентов плата за обучение не взималась. Собственные доходы университетов и плата за обучение не играли существенной роли в финансировании вузов. В таких условиях расширение системы высшего образования сдерживалось ограниченностью фискальных ресурсов. Число вновь набранных студентов увеличилось с 570 тыс. в 1986 г. до 1,08 млн. в 1998 г., т.е. на 89%, а число одновременно обучающихся студентов - с 1,88 млн. до 3,41 млн., т.е. на 81%, тогда как китайский ВВП за это время увеличился с 2,7 трлн. ю. до 8,5 трлн. ю., т.е. на 215% (033, с. 115). Иначе говоря, темпы развития национальной системы высшего образования значительно отставали от темпов экономического роста. Реформа 1999 г. резко изменила ситуацию: набор студентов в 2005 г. достиг 5,05 млн., а число одновременно обучающихся студентов -15,62 млн., прирост этих показателей по сравнению с 1998 г. составил 368% и 358% соответственно.
Параллельно совокупные расходы в системе высшего образования увеличились с 59,8 млрд. ю. в 1998 г. до 266,0 млрд. ю. в 2005 г., т.е. на 345%. При этом бюджетные расходы выросли с 35,7 млрд. ю. до 109,0 млрд. ю., но понятно, что их увеличение лишь отчасти обеспечило финансовыми ресурсами расширение образовательной системы. Альтернативными источниками финансирования стали плата за обучение, образовательные кредиты, средства стипендиальных фондов. Доходы университетов от взимания платы за обучение выросли с 7,3 млрд. ю. в 1998 г. до 79,2 млрд. ю. в 2005 г., т.е. более чем в 10 раз (033, с. 116).
Образовательная реформа 1999 г. имела два непосредственных следствия: вырос набор студентов в вузы, но выросли и расходы домохозяйств на обучение детей. Образовательные расходы стали для китайских семей вторыми по значимости после расходов на поддержание текущего потребления. Ожидания будущего роста
платы за обучение стали детерминирующим мотивом при совершении предохранительных сбережений, что негативно отразилось на потребительском спросе. В городах и поселках доля расходов на образование в совокупных расходах домохозяйств увеличилась с 9% в 1995 г. до 15% в 2002 г., в деревне аналогичный показатель увеличился за это время с 8 до 12% (033, с. 116).
Далее в статье проводится более детальная количественная оценка влияния образовательной реформы на выбор домохозяйств между потреблением и сбережением. Использованы данные обследований динамики распределения доходов, проводившихся в 1995 и 2002 гг. Институтом экономики АОН КНР. При этом задейству-ются данные по тем семьям, в которых были студенты университетов, и главным объектом исследования является предельная склонность к потреблению таких домохозяйств. По идее, в результате образовательной реформы она должна уменьшиться, так как неопределенность будущих расходов таких семей возросла.
Наличие этой тенденции проверяется с помощью экономет-рической модели, в которой динамика потребления связывается с доходами домохозяйств, имеющимися у них активами, расходами семей на лечение, уровнем образования, размерами семьи, обеспеченностью товарами длительного пользования, условиями проживания. За 1995-2002 гг. среднедушевой доход в обследованных до-мохозяйствах вырос на 48%, но потребительские расходы увеличились только на 7,6%. В то же время подушевые располагаемые активы увеличились в 2,4 раза, т.е. они росли гораздо быстрее доходов. Расходы на образование выросли более чем в 4 раза, их увеличение во многом и определило замедленную динамику по другим статьям потребительских расходов. Среднедушевой образовательный уровень увеличился с 6,90 лет до 7,64 лет, это свидетельствует о том, что люди стали уделять больше внимания накоплению собственного человеческого капитала (033, с. 117).
Результаты расчетов свидетельствуют о том, что в дореформенном 1995 г. потребительское поведение семей, в которых были студенты, и семей, где студентов не было, принципиально не отличалось. Образовательные расходы не вызывали «эффекта вытеснения» других статей потребительских расходов. Но в 2002 г. наличие студентов в семье уже оказывало значительное воздействие на предельную склонность домохозяйств к потреблению. Для того
чтобы учить детей, семьи должны были экономить на потреблении и наращивать сбережения.
Несомненно, реформа 1999 г. сказалась на потребительском поведении домохозяйств по двум направлениям:
- взимание платы за обучение непосредственно увеличило издержки на образование детей;
- увеличение набора сделало поступление детей в университет более вероятным, это изменило ожидания домохозяйств, они стали увеличивать расходы на образование детей, когда те еще учатся в старших классах школы и готовятся к поступлению в вуз.
Оба этих процесса угнетающим образом сказались на предельной склонности к потреблению. Совокупное ее снижение в результате образовательной реформы, по оценке авторов, достигло 12% (033, с. 123).
Выявлено также, что масштаб располагаемых домохозяйством активов и средний образовательный уровень в семье позитивно коррелируют с динамикой потребления домохозяйств, и это вполне соответствует концепции перманентного дохода М. Фридмана. Установлено, что уровень потребления в городских домохозяйствах существенно выше, чем в сельских; это может свидетельствовать как о высокой склонности к предохранительным сбережениям на селе, так и о том, что в деревне значительная часть потребляемых продуктов не покупается, а производится в самом хозяйстве.
Политэкономический взгляд на дисбалансы, существующие в китайском хозяйстве, предлагают в своей статье Хуан Шаоань и Чжао Цзянь (НИИ экономики Шаньдунского университета) (034). Исследования межстрановых различий экономической динамики, отмечают они, пока так и не привели к устраивающему всех результату. Ни неоклассики, делающие акцент на вкладе отдельных факторов производства в экономический рост и выводящие отсюда межстрановые различия в уровнях доходов; ни сторонники теорий эндогенного роста, уделяющие внимание прежде всего НТП, так и не предложили исчерпывающего объяснения, почему одни страны развиваются быстрее, чем другие. Ситуация стала меняться с появлением неоинституционализма, методология которого была применена и к исследованию результативности трансформации в постсоциалистических странах.
В последние годы институциональные теории уделяют приоритетное внимание взаимодействию политической и экономической систем. Предполагается, что хотя экономическая система непосредственно определяет результативность функционирования хозяйства, но сам по себе выбор экономической системы совершается в рамках системы политических институтов, последняя в конечном счете определяет, каким образом распределяются ресурсы в обществе. С этой точки зрения выделяются два варианта постсоциалистической трансформации:
- синхронные изменения политической и экономической систем, что соответствует предписаниям «Вашингтонского консенсуса» и рецептам радикальных реформ;
- экономическая трансформация при относительной неизменности политической системы, что соответствует понятию «Пекинский консенсус» и варианту постепенных реформ (034, с. 80).
Радикалы считают, что отставание политических реформ от экономических создает значительные возможности для «погони за рентой» (ПР)1, что негативно сказывается на долгосрочном экономическом росте. Напротив, сторонники градуализма считают китайский вариант реформ эффективным в том смысле, что он обеспечивает стабильность политической ситуации и баланс интересов различных социальных групп, что позитивно сказывается на экономическом росте. Сторонники первого подхода обращают внимание прежде всего на вызванные ПР искажения в распределении богатства, но игнорируют происходящее при постепенных реформах увеличение производственного потенциала. Адепты же второго подхода констатируют быстрый экономический рост в КНР, но не уделяют должного внимания негативным последствиям ПР. Возникает логичный вопрос: являются ли возможности для ПР и возможности для роста производства субститутами (т.е. взаимозаме-няющими) или же эти процессы могут определенным образом совмещаться?
В неоинституциональных теориях ПР трактуется главным образом с позиций предприятия: ради максимизации прибыли оно направляет часть ресурсов на производственную деятельность, а
1 Под «погоней за рентой» (rent-seeking) в экономической науке обычно имеется в виду извлечение доходов благодаря использованию административных ресурсов. - Прим. реф.
другую часть - на получение монопольных прав или преференций от политиков. Считается, что если права собственности определены четко, то даже при наличии возможностей для извлечения ренты различные социальные группы будут двигаться путем диалога к равновесному уровню, при котором ущерб от ПР будет минимизироваться. Но такие предпосылки не годятся для случая переходной экономики. Поэтому значительная часть исследователей изменила исходный пункт анализа ПР в пользу поиска мотивации политиков к такой деятельности. Обычно выделяются следующие мотивы:
- в условиях низкой эффективности структур исполнительной власти и слабых требований к чиновникам для последних максимизация доходов путем использования своих полномочий в личных целях является рациональным поведением;
- слабая защита прав собственности создает возможности извлекать рентные доходы путем перераспределения активов;
- в условиях рыночных реформ, осуществляемых под эгидой прежней политической системы, сами сохраняющиеся традиционные институты становятся благоприятной средой для ПР.
По крайней мере два последних мотива непосредственно применимы к случаю китайской трансформации. В результате их действия неравномерность в распределении богатства усиливается. Рыночные реформы не только не решают эту проблему, но и еще больше ее усугубляют. Административные полномочия превращаются в экономический ресурс, подвергаются «капитализации». Не может воспрепятствовать этому и перераспределительная политика государства: в переходных обществах ввиду низкой эффективности институтов власти она сама становится инструментом для реализации групповых интересов и ПР.
Таким образом, асинхронность политических и экономических реформ действительно создает возможности для ПР, а последняя, в свою очередь, усугубляет имеющиеся в обществе дисбалансы. Сам процесс реформ несет на себе отпечаток специфических интересов чиновников, так как те склонны осуществлять только выгодные им преобразования, а в результате реформы имеют незавершенный, половинчатый характер. Острые социальные проблемы не решаются, а откладываются на потом, и, как следствие, со временем они усугубляются.
К ситуации переходной экономики вообще не применимо жесткое разделение ресурсов предприятия на используемые в производственной деятельности и используемые для привлечения политической поддержки, это так потому, что значительная часть производственных ресурсов остается под контролем государства. В таких условиях само ведение производственной деятельности предприятиями невозможно без заключения с чиновниками соглашений о разделе ренты. Два вида ресурсов, таким образом, являются не субститутами, а комплиментарными (взаимодополняющими).
Эти обстоятельства усугубляются тем, что сохраняется значительный уровень концентрации полномочий на верхних этажах административной системы, а потому определенные полномочия не просто капитализируются чиновниками, но и монополизируются. В результате предприятия тем более могут осуществлять производственную деятельность, только превращая часть выпуска в рентные выплаты и покупая тем самым административную поддержку. Рынок товаров и факторов производства фактически превращается в рынок капитализированных властных полномочий. Но если чиновники в условиях переходной экономики могут по-прежнему просто поддерживать свои монопольные позиции, то предприятия все больше вынуждены адаптироваться к спросу потребителей, к колебаниям цен, а это значит, что для самих предприятий возможности извлекать рентные доходы постепенно сужаются, и это модифицирует их мотивацию к производственной деятельности.
Далее авторами строится модель влияния ПР на экономический рост. Предполагается, что выпуск делится в определенных пропорциях между хозяйственниками и чиновниками, но поскольку в обществе все еще доминируют мобилизационные лозунги экономического строительства, то решения об объеме производства принимаются самими предприятиями без согласования с чиновниками. Рентный доход чиновников не используется на цели накопления капитала, а полностью используется на непроизводительные цели. Чем больший объем ренты платят хозяйственники чиновникам, тем больше ресурсов они получают.
Поскольку в условиях переходной экономики рынок еще только складывается, то хозяйственники имеют определенные монопольные позиции. Достигнув объема выпуска, согласованного к
уплате в качестве ренты, хозяйственники становятся уверены в том, что они получат обещанные ресурсы от чиновников, и они обретают мотивацию к дальнейшему наращиванию производства. Это и является объяснением взаимодополняемости производительного и рентоориентированного поведения. Однако по мере усиления конкурентности рынка хозяйственники сталкиваются со все более жесткими ограничениями со стороны спроса, тогда как запросы чиновников по поводу ренты увеличиваются. Рентабельность предприятий оказывается под угрозой.
Отсюда следует, что в краткосрочном периоде интересы хозяйственников и чиновников по поводу раздела ренты могут быть согласованы, производительное и рентоориентированное поведение дополняют друг друга, и распределение ренты сочетается с быстрым экономическим ростом. Но в долгосрочном плане дисбалансы обостряются, противоречия интересов по поводу распределения ренты становятся ограничителями экономического роста.
Теоретически выходом из такой ситуации является развитие конкуренции в политической сфере. Сочетание экономической и политической соревновательности по идее должно минимизировать возможности для ПР, которые проистекают из монопольного положения чиновников в системе распределения ресурсов.
Однако практика показывает, что, возникнув однажды, рентные соглашения между чиновниками и хозяйственниками становятся весьма прочными. В краткосрочном плане обе стороны получают выгоды и не несут ущерба. Дальнейшая маркетизация выгодна чиновникам, и они склонны осуществлять соответствующие реформенные мероприятия. Агенты экономики склонны ставить во главу угла стабильность и минимизацию рисков, и они поддерживают такой вариант экономических реформ без изменения политической системы. Но оборотной его стороной является невозможность достичь стабильного равновесия и избежать накопления дисбалансов.
В результате вся система «зависает» в состоянии, когда предпринимаются только частичные, ситуационные действия. Никто из субъектов экономической и политической деятельности не заинтересован в радикальных изменениях. На долгосрочную перспективу фиксируется ситуация, когда часть стоимости произведенного в экономике выпуска распределяется в виде рентных до-
ходов и в конечном счете растрачивается, а не идет на увеличение заработков и реинвестиции капитала. Тем самым закладываются предпосылки макроэкономической нестабильности.
Если бы рентных соглашений между чиновниками и хозяйственниками не было, то, скорее всего, трансформации в экономической и политической сферах шли бы параллельно. В идеале это способствовало бы тому, что политики заботились о предоставлении публичных услуг, а финансирование для этого обеспечивалось бы взиманием налогов; хозяйственники вкладывали бы средства в расширение производства и увеличение благосостояния. Но в реальности такое маловероятно - для этого нужны условия в виде определенных традиций и стереотипов сознания, с тем чтобы агенты экономики и политики ставили во главу угла долгосрочные цели развития, а не собственные краткосрочные интересы. В жизни же происходит так, что за постепенность изменений общество расплачивается значительными краткосрочными издержками (034, с. 89-90).
Итак, отмечают Хуан Шаоань и Чжао Цзянь, можно с сожалением констатировать, что чиновники и хозяйственники достигли состояния взаимовыгодного сосуществования: чиновники предоставляют хозяйственникам ресурсы и через административное вмешательство гарантируют им монопольное положение на рынке, а хозяйственники обеспечивают чиновникам рентные доходы. Но поскольку отвлечение средств на рентные выплаты вызывает «эффект вытеснения» производственных инвестиций, то в долгосрочном плане условия для экономического роста ухудшаются (034, с. 90).
Исходя из этого, можно спрогнозировать траекторию движения в рамках Вашингтонского (ВК) и Пекинского (ПК) консенсусов. В начале трансформации по типу ПК стимулы к производительной деятельности сильны, но затем различия в предельной эффективности между производительной и рентоориентированной деятельностью постепенно уменьшаются. При движении по типу ВК поначалу механизмы и производительной, и рентоориентиро-ванной деятельности очень слабы, но с течением времени стимулы к производительной деятельности усиливаются. После достижения определенной точки перспективы экономического роста в рамках ПК ухудшаются из-за низкой эффективности политической систе-
мы, неопределенности прав собственности и нарастающей ПР, в результате которой благосостояние определенной части общества все больше определяется непроизводительной, нетрудовой деятельностью. Потребность в реформе политической системы становится все более насущной, но сложившаяся конфигурация групповых интересов делает такую реформу все более труднореализуемой (034, с. 90-91).
П.М. Мозиас
2012.01.035-036. РЕВАЛЬВАЦИЯ ЮАНЯ: ВОЗМОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ.
2012.01.035. ПЭН ХУНФЭН. Может ли ревальвация юаня уменьшить дефицит в американо-китайской торговле?
ПЭН ХУНФЭН. Жэньминьби шэнчжи нэнфоу цзяньшао мэйчжун маои нича // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2010. - № 6. - С. 3-10. -Кит. яз.
2012.01.036. ЧЖАН ЦИНЦЗЮНЬ. Может ли ревальвация юаня стимулировать улучшения в товарной структуре экспорта нашей страны?
ЧЖАН ЦИНЦЗЮНЬ. Жэньминьби шэнчжи нэнфоу цуцзинь вого чукоу шанпинь цзегоу дэ гайшань // Там же. - С. 112-120. -Кит. яз.
В течение многих лет официальные лица и эксперты США и других западных стран призывают Китай осуществить крупномасштабную ревальвацию своей валюты. В их трактовке заниженный курс юаня является главной причиной устойчивого дефицита США в торговле с КНР и одной из фундаментальных причин глобальных торгово-экономических дисбалансов, приведших к мировому финансовому кризису. Аргументы «за» и «против» ревальвации активно обсуждают и китайские специалисты. Пэн Хунфэн (факультет экономики и менеджмента Уханьского университета) (035) отмечает, что давление в пользу ревальвации объективно существует ввиду того, что КНР поддерживает крупное положительное сальдо во внешней торговле и быстро накапливает валютные резервы. Для того чтобы разрядить напряжение в отношениях с торговыми партнерами и ослабить ревальвационное давление, КНР с июля 2005 г. перешла к установлению валютного курса на основе «управляемого плавания» по отношению к корзине валют. После
