2013. 01. 029–040. Народный университет Китая. Доклад об экономическом развитии Китая – 2010: макроэкономика Китая в фазе оживления. Чжунго Жэньминь дасюэ. Чжунго цзинцзи фачжань яньцзю баогао – 2010: фусу Чжун ДЭ чжунго хунгуань цзинцзи / цзи Баочэн чжубянь. – Бэйцзин: чжунго Жэньминь дасюэ чубаньшэ, 2010. – 338 с. – кит. Яз Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Положение последних крайне нестабильно, их заработок меньше, чем у штатных сотрудников. Выявляется зависимость уровня самоубийств среди молодых мужчин от условий найма. У старшей возрастной категории (40-54 года) такой прямой зависимости не наблюдается.

Суицид приводит к финансовым потерям всего общества, так как работоспособный индивид (в первую очередь - молодые мужчины) выпадает в результате из процесса производства, а также потребления. В связи с последним обстоятельством, по подсчетам, финансовые потери в период с 1998 по 2007 г. составили около 22 трлн. йен (с. 89). Огромны и социальные издержки: самоубийцы оставили в целом около 3 млн. членов семей, включая 90 000 несовершеннолетних детей (с. 89).

Базовый закон о предупреждении самоубийств, принятый в октябре 2006 г., ориентирован по большей части на психиатрическую помощь населению. Однако он практически не затрагивает социально-экономические и финансовые предпосылки, стоящие за большинством самоубийств. Основная социальная поддержка должна быть направлена на сотрудников средних и малых предприятий, которые больше страдают от экономической рецессии, чем сотрудники крупных компаний, особенно после начала мирового кризиса 2008 г. Она должна включать, прежде всего, помощь в поиске жилья и выплате долгов по кредиту человеку, лишившемуся работы. Оказавшись в состоянии тяжелой депрессии, безработный не в состоянии самостоятельно справиться с подобными проблемами, даже в случае получения психиатрической помощи за государственный счет.

А.А. Новикова

ЭКОНОМИКА

2013.01.029-040. НАРОДНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КИТАЯ. ДОКЛАД ОБ ЭКОНОМИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ КИТАЯ - 2010: МАКРОЭКОНОМИКА КИТАЯ В ФАЗЕ ОЖИВЛЕНИЯ. ЧЖУНГО ЖЭНЬМИНЬ ДАСЮЭ. Чжунго цзинцзи фачжань янь-цзю баогао - 2010: фусу чжун дэ Чжунго хунгуань цзинцзи / Цзи Баочэн чжубянь. - Бэйцзин: Чжунго жэньминь дасюэ чубаньшэ, 2010. - 338 с. - Кит. яз.

Из содержания:

2013.01.029. ЯН ЖУЙЛУН. Введение. - С. 1-17.

2013.01.030. ЯН ЖУЙЛУН. Переосмысление принципов макроэкономического контроля в духе реформ. - С. 18-26.

2013.01.031. СЯ МИН, ЧЖАН ХУНСЯ. Агрегатный и структурный аспект политики увеличения государственных инвестиций. - С. 27-46.

2013.01.032. ГО ЦЗЕ, ЯН ЦЗЕ. Коррекция фискальной политики в условиях оживления экономики. - С. 47-75.

2013.01.033. ЧЖАО ФЭН. Политика социальных расходов как составная часть макроэкономического стимулирования. - С. 76-95.

2013.01.034. ЧЭНЬ ЯНЬБИНЬ, ЧЭНЬ ЦЗЮНЬ. Влияние распределения богатства и доходов китайских домохозяйств на потребительский спрос. - С. 96-110.

2013.01.035. СУНЬ ВЭНЬКАЙ. Факторы, влияющие на потребление сельских домохозяйств, и возможные варианты стимулирования спроса в деревне. - С. 111-127.

2013.01.036. ФАНЬ ЧЖИЮН. Монетарная политика в условиях финансового кризиса: Сравнительный анализ и практические выводы. - С. 152-168.

2013.01.037. ВАН ЦЗИНЬБИНЬ. Денежная политика в Китае: Логика и трудности корректировки, варианты реформы. - С. 168-184.

2013.01.038. ВАН ЦЗИНЬБИНЬ. Переосмысление экспортно-ориентированной модели развития с точки зрения баланса внутреннего и внешнего спроса. - С. 185-205.

2013.01.039. ЮЙ ЧУНХАЙ. Роль внешнего спроса в развитии китайской экономики и возможности его замещения. - С. 206-227.

2013.01.040. СЯ МИН, ЧЖАН ХУНСЯ. Структурные изменения в экономике и развитие китайской сферы услуг. - С. 228-260.

Очередной ежегодный доклад экономического факультета Народного университета Китая (Пекин) посвящен развитию китайской экономики после мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. и обоснованию необходимости дальнейших структурных реформ. Во введении к книге Ян Жуйлун (029) отмечает, что резкое торможение китайской экономики произошло в третьем квартале 2008 г. под воздействием мирового кризиса, но уже в 2009 г. китайская экономика преодолела нижнюю точку периода замедления. Произошло это как благодаря стимулирующей политике государства, так и вследствие циклического перелома в динамике товарных за-

пасов. Инструментами государственной антикризисной политики явились крупномасштабные государственные инвестиции, кредитная эмиссия госбанков, меры активной промышленной политики, вложения государственных средств в технологическую реконструкцию предприятий и осуществление мер социальной защиты населения. Под влиянием этих стимулов реальный сектор китайской экономики начал новое ускорение роста производства значительно раньше, чем ожидали эксперты. КНР вышла из кризисной ситуации раньше, чем другие страны.

Расширение внутреннего спроса за счет инвестиций и потребительских расходов компенсировало нехватку внешнего спроса, обусловленную глобальным финансовым кризисом. Главным драйвером оживления стали инвестиции, и этому способствовала экспансионистская фискальная и денежная политика. Прирост капиталовложений в основные фонды в городах и поселках в 2009 г. достиг 33%, а вклад инвестиций в увеличение ВВП составил 85% (029, с. 2). Прирост потребительского спроса, измеряемый увеличением розничного товарооборота, превысил в 2009 г. 15%, и это было обеспечено как за счет государственного стимулирования, так и благодаря эндогенным сдвигам в структуре потребления.

В отраслевом разрезе главными лидерами оживления экономики стали обрабатывающая промышленность и сектор недвижимости, причем быстрее всего оживление было достигнуто в тяжелой промышленности, и в этом тоже сказался эффект увеличения государственного спроса благодаря антикризисной политике. Благодаря оживлению экономического роста и кредитной накачке экономики была преодолена дефляция, индекс потребительских цен (ИПЦ) снова стал расти.

Произошел перелом динамики рентабельности промышленных предприятий, их убытки стали сокращаться. Восстановилась положительная динамика налоговых поступлений, и этому способствовали как оживление экономики, так и вновь проведенные реформы (улучшение налогового администрирования, реформа налогообложения на рынке нефтепродуктов, повышение потребительского (акцизного) налога).

В целом, в 2008-2009 гг. динамика китайского ВВП имела и-образную траекторию. Однако и в условиях оживления сохранялись дисбалансы спроса и предложения; под воздействием все но-

вых инвестиций потенциал совокупного предложения опять начал расти опережающими темпами по отношению к увеличению спроса. Отдельные факторы оживления слабо взаимодействовали друг с другом, в экономике воспроизводились многочисленные структурные диспропорции. На рынках капитальных активов надулись новые «мыльные пузыри», и это препятствовало перетоку ликвидности в реальный сектор экономики.

Оживление экономического роста и «отложенные» эффекты смягчения денежной политики создали условия для поддержания в экономике избытка ликвидности и роста цен на товары и финансовые активы. Хотя в 2010 г. масштабы кредитной эмиссии стали уменьшаться, но поддержанию избытка ликвидности способствовали приток иностранного спекулятивного капитала и необходимость выделения кредитов на финансирование уже начатых инвестиционных проектов. Однако действовали и факторы, сдерживавшие инфляцию. Дело в том, что на товарных рынках сохранялся избыток предложения, а развитие финансовых рынков способствовало тому, что они стали абсорбаторами ликвидности, ослабляя воздействие прироста денежной массы на потребительские цены. В частности, речь идет о том, что рост цен на недвижимость становится в Китае субститутом роста товарных цен. Но вызванные ростом цен на недвижимость «эффект богатства» и «инвестиционный эффект» вложений в недвижимость сами по себе могут разгонять потребительскую инфляцию (029, с. 9).

Осуществлявшаяся китайскими властями антикризисная политика по сути опиралась на поощрение инвестиций, а это противоречит выдвинутой уже достаточно давно политической установке на изменение модели экономического роста в пользу опоры на внутренний потребительский спрос. Анализ долговременных тенденций, свойственных китайской экономике, показывает, что относительно низкая в Китае склонность к потреблению сама по себе ограничивает действие инвестиционного мультипликатора, а это значит, что возможности стимулировать экономику за счет наращивания инвестиций небеспредельны. Из-за низкой нормы потребления экономика становится все более экспортно-ориентированной, и в случае сильного внешнего шока (такого, как мировой кризис) стимулирующие меры в виде поощрения потребления и государст-

венных инвестиций могут дать только временный эффект (029, с. 10-12).

Эти тезисы Ян Жуйлун развивает в написанной им главе (030). Государственный пакет стимулирования экономики, считает он, был осуществлен весьма своевременно, он вернул субъектам хозяйственной деятельности уверенность в себе и способствовал перелому негативных тенденций. Однако по сути государственная политика вела к воспроизводству прежней модели экономического роста со всеми ее внутренними противоречиями. Проблема изменения структуры внутреннего спроса и наращивания его масштабов остается нерешенной, а это сказывается и на результатах самой политики стимулирования экономики.

Произошедшее в 2008-2009 гг. в КНР замедление экономического роста имело циклическую природу. Оно было связано, с одной стороны, с тем, что лопнул инвестиционный «пузырь», и из-за этого сократился совокупный спрос, а с другой - с тем, что избыточные инвестиции привели к образованию массы излишних производственных мощностей. Модель экономического роста, основанная на расширении инвестиций, имеет институциональную основу - она связана с системой разделения фискальных полномочий, в которой местные власти имеют значительные возможности наращивать собственные расходы. Местные правительства активно конкурируют друг с другом за привлечение инвесторов, и это в конечном счете подстегивает экстенсивный экономический рост.

В ходе такого роста происходит перерасход публичных товаров; углубляются межрегиональные диспропорции; возрастают риски, связанные с задолженностью местных властей. На неумеренный инвестиционный бум, генерируемый активностью местных правительств, Центр вынужден отвечать ограничительными мерами, это и порождает колебания экономического роста. Они усугубляются несогласованностью политики Центра и регионов, асимметрией информационного обмена между ними, возрастающими издержками согласования интересов. В конечном счете за инвестиционным бумом и ускорением экономического роста следуют образование «мыльных пузырей» и скачок инфляции. Вслед за этим под воздействием государственной политики происходит замедление экономического роста, но оно в конце концов уступает место новому инвестиционному буму (030, с. 20).

Заявленный в 2008 г. в антикризисных целях «пакет» фискальных и монетарных мер тоже преимущественно был ориентирован на поддержку инвестиционного процесса, и его реализация привела к новому накоплению избыточных мощностей. На самом деле, считает Ян Жуйлун, антикризисная политика должна была бы заключаться не только в стимулировании совокупного спроса, но и в изменении структуры совокупного предложения, а для этого нужны новые институциональные реформы, в результате которых и может сложиться новая модель экономического роста.

За 1991-2006 гг. норма накопления в КНР увеличилась с 34,9 до 42,5% ВВП, тогда как норма потребления снизилась с 62,5 до 42,1% ВВП (030, с. 21). Потребительский спрос угнетается происшедшими сдвигами в структуре располагаемых доходов: доля до-мохозяйств в них сократилась с 69,2% в 1992 г. до 59,4% в 2005 г., и эти почти 10 п.п. были перераспределены в пользу предприятий и государства. Иначе говоря, прирост совокупных доходов общества в недостаточной степени используется для увеличения доходов основной массы населения. Кроме того, норма сбережения у китайских городских домохозяйств увеличилась с 17,5% в 1992 г. до 24,3% в 2005 г., и это было связано с ростом их расходов на образование, здравоохранение и решение жилищных вопросов. В КНР совокупные расходы на социальное обеспечение, образование и медицину составляют около 5% ВВП, это существенно меньше, чем в других странах: в США соответствующий показатель составляет 16%, во Франции - 30%, в таких странах, как Польша, Россия, Иран, Бразилия, ЮАР он находится в диапазоне от 10 до 27% ВВП (030, с. 21). КНР уступает этим государствам не только по совокупным расходам на социальные цели, но и по охвату населения системами социального обеспечения. Социальная незащищенность и нарастающие разрывы в уровнях доходов формируют у людей негативные ожидания, побуждающие их совершать сбережения в ущерб текущему потреблению.

В антикризисных целях государством обычно используются «встроенные стабилизаторы» (этот кейнсианский термин подразумевает собой предоставление публичных услуг и меры перераспределения доходов) и собственно дискретные антикризисные меры. В Китае этот набор был апробирован еще в ходе антидефляционной политики конца 1990-х годов. Однако такие «встроенные ста-

билизаторы», как прогрессивное налогообложение или система пособий по безработице, в КНР слишком несовершенны, чтобы играть весомую антикризисную роль. Пособия получает заведомое меньшинство тех, кто фактически является безработным. Несовершенство системы налогового учета не позволяет использовать в антикризисных целях возврат плательщикам части ранее уплаченных сумм, как это практикуется, например, в США.

Механизм денежной политики в КНР основан на том, что с помощью нормы обязательных резервов (НОР)1 и эмиссии векселей Народного банка Китая (НБК)2 абсорбируются внешние шоки и стерилизуется эффект увеличения денежной массы, связанный с накоплением валютных резервов. С действием такого механизма связаны три проблемы.

Во-первых, использование чисто количественных методов регулирования денежной эмиссии вызывает к жизни ситуации, когда неумеренное ослабление контроля легко сменяется чрезмерным зажимом. Процентные ставки не играют существенной роли в формировании издержек, связанных с кредитованием, и самой структуры кредитования. Разрастание денежной эмиссии чревато воспроизводством проблемы «плохих долгов». Часть эмитированных кредитов не востребуется реальным сектором, а уходит на фондовый рынок, где формируются «пузыри».

Во-вторых, активное использование НОР в стабилизационных целях препятствует коммерциализации банков, ибо у них отвлекаются средства, в конечном счете деньги недополучает и производственный сектор.

В-третьих, недостаточная гибкость процентных ставок не позволяет эффективно абсорбировать риски, связанные с междуна-

1 Норма обязательных резервов - инструмент воздействия Центрального банка страны на поведение коммерческих банков. НОР представляет собой установленное Центробанком процентное соотношение между суммой средств, привлеченных коммерческими банками от юридических и физических лиц, и суммой резервов, которые банки должны создавать ради беспроблемного выполнения обязательств перед клиентами. Такие резервы коммерческие банки помещают на специальные счета в Центральном банке. - Прим. реф.

Народный банк Китая (НБК) - так называется Центральный банк КНР. -Прим. реф.

родным движением капитала, не способствует формированию у предприятий навыков управления валютными рисками.

Переосмысление принципов макроэкономической политики, считает Ян Жуйлун, должно заключаться в отказе от поддержания высоких темпов экономического роста любой ценой. Спады деловой активности происходят по объективным циклическим законам, они неизбежны. Само их наступление свидетельствует о том, что структуры совокупного спроса и совокупного предложения нуждаются в изменениях. Только после того, как будут устранены структурные «узкие места», экономика сможет вернуться на путь нормального роста. Попытки же противостоять любому замедлению с помощью краткосрочного стимулирования могут спровоцировать еще большие колебания хозяйственной динамики.

Для стимулирования потребительского спроса нужны реформы в сфере распределения доходов, в том числе формирование системы коллективных договоров и систем социального обеспечения. В сфере фискальной политики нужно урегулирование полномочий Центра и местных правительств, а в области монетарной политики - либерализация процентных ставок, с тем чтобы именно они стали главным регулятором денежного предложения. Для решения социальных проблем необходимо стимулировать создание новых рабочих мест, а эту функцию могут выполнить прежде всего негосударственные предприятия, для них нужно создать условия равной конкуренции с госсектором (030, с. 25-26).

Ся Мин и Чжан Хунся (031) оценивают результативность государственного «пакета» стимулирования экономики, используя метод «затраты - выпуск». При этом выясняется, насколько сокращение экспорта в определенной отрасли, вызванное влиянием мирового финансового кризиса, было компенсировано увеличением инвестиций в эту отрасль под влиянием государственного стимулирования.

За последние годы показатели «открытости» китайской экономики достигли высокого уровня. В 2008 г. экспортная квота (доля экспорта в ВВП) составляла 33%, а внешнеторговая квота (доля экспорта и импорта в ВВП) - 60%. Поэтому сокращение масштабов внешней торговли в условиях кризиса оказало резко негативное воздействие на экономический рост в Китае. В первом квартале 2009 г. торговый оборот КНР снизился в годовом исчислении на

24,9%, а экспорт - на 19,7%. В связи с этим темп прироста ВВП замедлился до 6,1%, тогда как в первом квартале 2008 г. он достигал 10,6% (031, с. 31).

Проведенный авторами анализ по 26 отраслям китайской экономики показал, что наибольшее сокращение экспорта в тот период было отмечено в химической промышленности (включая производство удобрений, фармацевтику и изделий из пластмасс), обработке черных металлов, текстильной промышленности, кожевенной промышленности, автомобилестроении и производстве художественных изделий. В связи с прямым эффектом сокращения экспорта и производства в этих отраслях косвенное воздействие кризиса испытали на себе и обслуживающие их отрасли сферы услуг (электроэнергетика, транспорт, оптовая торговля), а также сельское хозяйство.

В ходе осуществления антикризисной политики власти пытались компенсировать сжатие экспорта наращиванием государственных капиталовложений. Как следствие, в экономике наметились структурные изменения: в одних отраслях по-прежнему главным драйвером роста оставался экспорт, а в других эту функцию выполняют инвестиции или потребительский спрос. В связи с этим и динамика, и факторы роста производства в разных отраслях выглядели по-разному.

К числу отраслей, где динамика выпуска определяется главным образом потребительским спросом, относятся: сельское хозяйство, пищевая промышленность, общепит, гостиничное дело, сфера недвижимости, финансовые и страховые услуги. Инвестиционный спрос является определяющим в динамике строительства, производстве стройматериалов и оборудования, производстве изделий из цветных металлов. Экспортно-ориентированными отраслями являются текстильная промышленность, производство изделий из пластмасс, выпуск телекоммуникационного и измерительного оборудования, электронных изделий и оптических приборов, а также обслуживающие эти отрасли черная металлургия, оптовая и розничная торговля, транспорт.

В краткосрочном плане меры государственного стимулирования неизбежно вызывают структурные шоки, от которых одни отрасли выигрывают, а другие терпят ущерб. В наибольшем выигрыше оказались строительство, черная и цветная металлургия и

металлообработка, сектор недвижимости, общее и сельскохозяйственное машиностроение, автомобильная промышленность. Наиболее пострадали производство изделий из кожи, шерсти и пуха, предметов соцкультбыта; текстильная и пищевая промышленность, фармацевтика; производство вычислительной техники, офисного и телекоммуникационного оборудования, искусственного волокна и другой продукции химической промышленности. Структурные шоки вызвали рост безработицы в ряде отраслей.

Расчеты авторов показывают, что в четвертом квартале 2008 г. совокупное снижение выпуска во всех 26 исследованных отраслях, обусловленное сокращением экспорта, составило 640,6 млрд. ю. Для его компенсации нужны были инвестиции в 252,8 млрд. ю. В первом квартале 2009 г. сокращение производства в этих отраслях достигло 892,7 млрд. ю., компенсирующие его инвестиции должны были составить 352,2 млрд. ю. (031, с. 34). Но в любом случае эффект стимулирующих мер сказался на разных частях экономики неравномерно: в одних отраслях падение темпов роста оказалось устойчивым, а в других государственный спрос способствовал началу новой экспансии.

Что же касается агрегированного, макроэкономического уровня, то в данном случае возможности компенсировать падение экспорта и поддержать тем самым динамику ВВП зависят от взаимодействия трех составных частей совокупного спроса: инвестиционного, экспортного и потребительского. Наращивание инвестиций может выполнить компенсаторную функцию, если оно (через увеличение доходов) вызовет мультипликативный эффект прироста потребления. Расчеты по построенной авторами модели инвестиционного мультипликатора показывают, что прирост потребительского спроса, вызванный увеличением инвестиций в результате осуществления антикризисных мер, сравнительно слаб: прирост инвестиций на 1 п.п. вызывает увеличение потребления на 0,65 п.п., но после корректировки с учетом потребления импортных товаров этот показатель снижается до 0,50 п.п. В одних отраслях (сельское хозяйство, сектор недвижимости, оптовая и розничная торговля, финансы и страхование) стимулирующая политика государства действительно вызвала увеличение продаж: увеличившиеся доходы населения были потрачены им на увеличение покупок соответствующих товаров и услуг. В некоторых других отраслях (черная ме-

таллургия, специальное машиностроение) спрос, наоборот, ослаб. Слабость мультипликативного эффекта напрямую связана с тем, что склонность к потреблению у китайского населения в последние десятилетия последовательно снижалась: норма частного потребления (т.е. его доля в ВВП) снизилась с 47,7% в 1992 г. до 37,7% в 2005 г. (031, с. 36).

Но государственные инвестиции могут поддерживать динамику ВВП и собственно через мультипликативное увеличение капиталовложений вследствие взаимодействия отдельных отраслей экономики. Если учесть это обстоятельство в модели, то масштабы стимулирующего эффекта существенно возрастают: прирост инвестиций на 1% вызывает увеличение ВВП на 2,12% (031, с. 38).

Анализ действия инвестиционного мультипликатора в более широком контексте - на длительном временном интервале (19872005) показывает, что стимулирующее воздействие прироста инвестиций на экономику постепенно слабеет. В 1987 г. прирост инвестиций на 1% вызывал увеличение ВВП почти на 2%, а в 2005 г. -только на 1,6% (031, с. 43), и это объясняется как раз очевидным снижением склонности к потреблению. В то же время мультипликативное увеличение инвестиций становится все более дисперсным, и это свидетельствует об интенсификации межотраслевых связей, причем в наибольшем выигрыше от этого оказывается сфера услуг. Многие отрасли, ранее развивавшиеся с опорой на внутренний потребительский спрос, за 1990-2000-е годы стали экспортно-ориентированными или опирающимися на увеличение инвестиций.

Ся Мин и Чжан Хунся заключают, что государственная инвестиционная накачка экономики может быть только паллиативным средством, она не может решить фундаментальные проблемы китайской экономики, заключающиеся в избыточной экспортной ориентации и недостатке внутреннего потребительского спроса. А без решения этих проблем и обозначившиеся в экономике под воздействием государственного стимулирования новые «полюсы роста» не выглядят устойчивыми (031, с. 45).

Го Цзе и Ян Цзе (032) напоминают, что заявленный правительством КНР в ноябре 2008 г. «пакет» стимулирующих мер на 4 трлн. ю. включал в себя меры активной фискальной и умеренно экспансионистской денежной политики. Но сердцевиной его были именно фискальные стимулы:

- наращивание государственных инвестиций (в основном в инфраструктуру и строительство жилья эконом-класса);

- структурное снижение налогов с предприятий и физических лиц (в том числе отмена ряда фискальных сборов на рынке нефтепродуктов при одновременном повышении акцизов на топливо);

- коррекция политики распределения доходов (стимулирование роста крестьянских доходов; повышение пособий для малообеспеченных групп населения в городе и на селе; стимулирование создания рабочих мест; перераспределение государственных расходов в пользу ассигнований на образование, здравоохранение, социальное обеспечение).

Замысел состоял в том, чтобы компенсировать нехватку внешнего спроса за счет того, что государственные капиталовложения повлекут за собой и оживление частных инвестиций, а наращивание социальных расходов государства приведет к активизации потребительского спроса. В течение 2009 г. эти цели были в основном достигнуты. Однако в ходе оживления экономики выявились новые проблемы: возобновился быстрый рост цен на недвижимость; из-за нового роста мировых цен на нефть китайская экономика стала испытывать на себе эффект «импортируемой инфляции». Встал вопрос о корректировке политики, с тем чтобы избежать снижения эффективности госрасходов, ослабить инфляционное давление и воспрепятствовать надуванию «пузырей» на рынках финансовых активов.

В экономической науке вопрос о влиянии фискальной политики на макроэкономическую динамику - один из самых обсуждаемых. Начавшийся в 1929 г. самый глубокий в истории капитализма экономический кризис подорвал веру в абсолютную способность рыночной системы эффективно использовать ресурсы. На авансцену выступили сторонники государственного интервенционизма во главе с Кейнсом, которые доказывали, что в условиях рецессии государство должно наращивать свои расходы, поддерживать тем самым совокупный спрос и способствовать оживлению экономики. Кейнсианство в качестве теоретической базы экономической политики господствовало до конца 1970-х годов, когда в условиях стагфляции на Западе (сочетания высокой инфляции со спадом производства) его постулаты были поставлены под сомнение сторонниками более консервативных концепций - монетариз-

ма, теории рациональных ожиданий, экономики предложения. Но и в 1980-1990-е годы на кризисные потрясения вроде «черного понедельника» на Нью-Йоркской фондовой бирже в 1987 г. или азиатского финансового кризиса в 1998 г. правительства реагировали усилением своего вмешательства в экономические процессы.

Фискальная политика в КНР за последние десятилетия прошла четыре этапа: 1) 1992-1998 гг. - фискальная экономия с целью обуздания инфляции; 2) 1998-2002 гг. - экспансионистская фискальная политика, нацеленная на стимулирование внутреннего спроса, преодоление дефляции; 3) 2002-2007 гг. - нейтральная фискальная политика, ориентированная на предотвращение «перегрева» экономики; 4) с 2008 г. - антикризисная активная фискальная политика.

Предыдущий (1998-2002) эпизод активной фискальной политики в КНР, когда осуществлялась масштабная эмиссия государственных облигаций и поступления от них вкладывались в инфраструктурные проекты, китайские экономисты оценивают по-разному. Преобладает мнение о том, что такая политика способствовала новому ускорению экономического роста. Но есть и оценки, согласно которым мультипликативное воздействие государственных инвестиций было незначительным, их предельная эффективность снижалась, происходило «вытеснение» частных инвестиций государственными; дисбалансы в структуре внутреннего спроса не урегулировались, а усугублялись.

Различны оценки и по поводу долгосрочных тенденций фискальной политики в КНР. Одни авторы считают ее более эффективной, чем монетарная политика, так как последняя за 2000-е годы в значительной мере утратила свою самостоятельность. Другие экономисты считают, что фискальная политика имеет процикличе-ский характер, ее меры запаздывают с реакцией на ухудшение экономической ситуации и порождают значительный «эффект вытеснения» частных инвестиций и потребления (032, с. 52).

Если же говорить о краткосрочных последствиях фискального стимулирования, начатого в конце 2008 г., то уже в середине 2009 г. практически все микро- и макроэкономические показатели (индекс промышленного производства, розничный товарооборот, располагаемые доходы физических лиц, рентабельность промышленных предприятий и т. д.) свидетельствовали об оживлении эко-

номики, а масштабы инвестиций - даже о ее «перегреве». Но показательно, что у госпредприятий местного подчинения объемы продаж и рентабельность росли медленнее, чем у предприятий центрального подчинения. Тем самым косвенно подтверждается, что быстрое, и-образное оживление во многом стало следствием наращивания инвестиционного спроса со стороны центрального правительства. Показательно и то, что в 2009 г. доля инвестиций в городскую и поселковую экономику, приходящихся на центральные и западные провинции, превысила 50%: известно, что в этих относительно отсталых регионах главным инвестором выступает государство (032, с. 56). Снижение доли восточных, приморских провинций в общенациональном фонде накопления свидетельствует о том, что экспортно-ориентированная экономика этих регионов испытала на себе сильное воздействие мирового кризиса.

Далее авторы строят эконометрическую модель влияния государственных инвестиций на процесс капиталообразования в китайской экономике. Расчеты по модели показывают, что в долгосрочной перспективе влияние государственных инвестиций на формирование общенационального фонда накопления относительно невелико, а между государственными и частными инвестициями нет устойчивой позитивной корреляции. Поэтому осуществленные в антикризисных целях государственные капиталовложения не отличаются высокой эффективностью, экономический рост на их основе не может быть устойчивым, так что фискальная политика нуждается в корректировке (032, с. 63-64).

Коррективы нужно также внести и в разделение фискальных полномочий между Центром и регионами. С середины 1990-х годов в китайской фискальной системе происходила концентрация доходов на уровне центрального бюджета, тогда как все большее число расходных обязательств (особенно в социальной области) передавалось на уровень местных правительств. Эта асимметрия доходных и расходных полномочий еще больше усилилась в ходе проведения антикризисной политики. С начала 2009 г. местные правительства стали провозглашать собственные программы стимулирования экономики, объем предполагаемых расходов по ним должен был составить более 13 трлн. ю., что более чем в три раза превышало расходы, предусмотренные общенациональным «пакетом» стимулирования (032, с. 64). Но адекватных источников фи-

нансирования для этого у местных властей нет, и они вынуждены были все более активно заимствовать кредитные ресурсы. При этом у местных чиновников есть специфические стимулы для наращивания капиталовложений в инфраструктуру: они хотят показать свое рвение вышестоящим властям. Все это ведет к низкой эффективности инвестиций, реализации ненужных, избыточных проектов. А необходимость последующей выплаты процентов по набранным кредитам увеличивает нагрузку на местные бюджеты.

Своевременная коррекция фискальной политики нужна и в свете опыта 1998-2002 гг.: тогда фискальное стимулирование экономики продолжалось слишком долго и заложило основу для последующего «перегрева» инвестиций в базовых отраслях промышленности (черной металлургии, алюминиевой, цементной). Фискальная накачка экономики стимулирует и новое вызревание «пузырей» на рынках недвижимости и других активов, как это уже было в середине 2000-х годов. Сейчас проводить политику по образцу 1998-2002 гг. нельзя и потому, что Китай уже в основном обеспечен необходимой инфраструктурой. Стимулировать рынки недвижимости и автомобилей по модели тех лет тоже нельзя, так как эти рынки уже в значительной мере управляются платежеспособным спросом (032, с. 66-72).

Чжао Фэн (033) констатирует, что в 2000-е годы значительно расширился охват китайского населения всеми пятью существующими в КНР системами социального страхования (пенсионного, медицинского, от безработицы, от производственного травматизма, по беременности). Возросло и число семей, получающих пособия, гарантирующие прожиточный минимум. Однако ни развитость институтов социальной поддержки, ни ассигнования на эти цели все еще недостаточны.

В городах пенсионным страхованием не охвачена значительная часть (до 100 млн. человек) тех, кто занят на негосударственных предприятиях или работает по срочным трудовым договорам. Страхование на случаи болезни и производственного травматизма на конец 2007 г. охватывало 30 млн. работавших в городах сельских мигрантов, но это составляло только 1/4 их общего числа. Пенсионным страхованием было охвачено только 15% сельских мигрантов (12% их общей численности). Возникшая в середине 2000-х годов новая система кооперативной сельской медицины ох-

ватывает большинство сельских уездов, но в ее рамках крестьянам компенсируется не более 30% фактически осуществленных расходов на лечение. Система пенсионного страхования на селе развивается медленно, этот процесс страдает от недостатка координации между провинциями (033, с. 77-78).

В связи с происходящим в КНР «старением» населения расходы на пенсионное обеспечение и медицинское обслуживание возрастают. В ряде регионов обостряется дефицит финансовых средств, используемых на эти цели, а компенсировать его переводом денег из более благополучных провинций невозможно из-за региональной обособленности соответствующих государственных фондов. Проблему приходится решать переводом средств из центрального бюджета. В то же время для средств, помещенных на индивидуальные счета застрахованных социальными фондами физических лиц, не хватает ликвидных финансовых инструментов, в которые могли бы временно вкладываться такие ресурсы.

Особую актуальность этим проблемам придал кризис 20082009 гг. Он лишний раз подтвердил, что развитие систем социального обеспечения необходимо для активизации внутреннего спроса и преодоления избыточной экспортной ориентации китайской экономики. Теоретически макроэкономическая роль социального обеспечения была обоснована еще в кейнсианстве. Речь идет о том, что в условиях экономического спада расходы на социальные цели способствуют увеличению совокупного спроса и стабилизации хозяйственной динамики. В условиях «перегрева» экономики, когда доходы населения растут спонтанно, социальные расходы должны ограничиваться, с тем чтобы ослабить инфляционное давление. В современных теориях экономического роста считается, что хозяйственная динамика определяется не столько накоплением физического капитала, сколько научно-техническими инновациями, а для них ключевое значение имеет накопление человеческого капитала. Условия для него и создаются развитием систем образования и здравоохранения, а также политикой выравнивания доходов, способствующей расширению доступа населения к этим системам. Кроме того, между социальным обеспечением и масштабами потребительского спроса есть позитивная корреляция: социальные расходы напрямую стимулируют увеличение потребительских расходов и сокращение предохранительных сбережений.

В КНР в последние десятилетия очевидное снижение склонности к потреблению и наращивание сбережений были связаны с тем, что существовавшая в условиях плановой экономики система социальной помощи уже демонтирована, а новые институты социального страхования еще очень несовершенные. Относительной стагнации потребительского спроса способствовало и то, что в структуре распределения национального дохода доля домохозяйств устойчиво снижалась, а доли предприятий и государства росли. Доля домохозяйств снизилась с 69,0% в 1990 г. до 59,1% в 2007 г., тогда как доля государства увеличилась за этот период с 21,9 до 23,9%, а доля предприятий - с 9,1 до 17,0% (033, с. 85-86). Одна из причин - это то, что трансферты в пользу домохозяйств из фискальных источников практически не растут, т.е. люди платят налоги и социальные взносы, но социальной поддержки они взамен не получают. Хотя при этом фискальная нагрузка на предприятия тоже возрастает за счет различных отчислений в социальные фонды. Фактически получается так, что деньги, изымаемые из экономики в рамках пяти систем социального страхования, концентрируются в руках государства, они уязвимы для коррупции, а по назначению они используются лишь частично.

Особенностью последнего десятилетия развития экономики КНР было то, что быстрый экономический рост не сопровождался столь же быстрым увеличением занятости. Причины тому множественны:

- значительное число рабочих мест в городах и поселках занимают сельские мигранты, которые не учитываются при подсчете занятости городского населения;

- лидерами экономического роста теперь являются не трудоемкие, а капиталоемкие отрасли;

- возможности расширения занятости в экспортном секторе ограниченны из-за ужесточения конкуренции на внешних рынках.

Развитие систем социальной защиты может способствовать увеличению занятости за счет снижения рисков для ищущих работу людей; за счет относительного снижения социальных взносов с предприятий, которое позволит направить высвободившиеся средства на создание дополнительных рабочих мест.

Заявленный в ноябре 2008 г. «пакет» стимулирования экономики, констатирует Чжао Фэн, включал в основном инвестицион-

ные расходы, а собственно социальная его составляющая была невелика. Эффект стимулирования потребительского спроса был бы намного сильнее, если бы на антикризисные цели была использована часть временно свободных средств, аккумулированных в фондах социального страхования. Основные векторы необходимых реформ в социальной области - это распространение систем социального страхования на как можно большую часть населения и перенос части нагрузки по социальным взносам с предприятий на самих застрахованных лиц (033, с. 89-90).

Чэнь Яньбинь и Чэнь Цзюнь (034) отмечают, что по форме трудности китайской экономики в 2008-2009 гг. были вызваны сокращением внешнего спроса из-за финансового кризиса в развитых странах. Но по сути речь шла о проявлении фундаментальных дисбалансов, свойственных сложившейся в Китае модели экономического роста с ее опорой на экспорт, нехваткой внутреннего спроса и тенденцией к накоплению избыточных производственных мощностей. До сих пор китайское правительство в политике стимулирования внутреннего спроса осуществляло преимущественно меры поощрения инвестиций, но такая опора на накопление капитала не может быть устойчивой в долгосрочном плане: если продукция, производимая на вновь создаваемых мощностях, не будет поглощаться внутренним потребительским рынком, то ничего не останется, кроме как снова наращивать экспорт.

Доля конечного потребления в китайском ВВП снизилась с 61,% в 2000 г. до 49,0% в 2007 г. Слабым звеном китайской экономики является низкая доля частного потребления: она снизилась с 48,0% ВВП в 2000 г. до 35,3% ВВП в 2007 г., тогда как доля государственного потребления оставалась стабильной: 13,1% ВВП в 2000 г. и 13,7% ВВП в 2007 г. Между тем, согласно данным Всемирного банка, в среднем по миру доля потребления в ВВП составляла в 2000 г. 62%, в том числе доля государственного потребления -15% (034, с. 97-98). Таким образом, доля государственного потребления в КНР находится на рациональном уровне, тогда как доля потребления домохозяйств - аномально низкая, именно ее увеличение необходимо для поддержания устойчивого экономического роста.

Согласно экономической теории, потребление домохозяйств определяется уровнем их доходов и накопленного ими богатства.

Но различные научные школы трактуют эти взаимосвязи по-разному. В кейнсианской теории абсолютного дохода считается, что величина доходов домохозяйств напрямую определяет параметры их потребления. Теория относительного дохода Дьюзенбери утверждает, что люди принимают потребительские решения, сопоставляя свои доходы с заработками других лиц и с максимальным уровнем своих доходов в прошлом. Фридман предложил гипотезу о перманентном доходе, согласно которой люди расходуют деньги на потребительские цели, исходя из долгосрочных ожиданий по поводу уровня своих доходов. Концепция «жизненного цикла» Модильяни предполагает, что в течение всей жизни люди адаптируют свое потребление к текущим доходам и выстраивают таким образом наиболее рациональную модель потребления. Теория рациональных ожиданий утверждает, что государство не в состоянии эффективно стимулировать потребление домохозяйств путем снижения налогов или выделения льготных потребительских кредитов, так как рационально мыслящие субъекты экономики заранее учитывают возможные последствия правительственных решений, и добиться от них желаемой реакции невозможно. С этой точки зрения добиться активизации потребительского спроса можно только, если увеличатся доходы и богатство домохозяйств (034, с. 99).

В КНР по мере развития рынка капитала доходы от обладания активами играют все большую роль в структуре доходов домо-хозяйств, а соответственно влияют и на уровень их потребления. Доля доходов городских домохозяйств, связанных с обладанием активами, в их совокупных доходах увеличилась с 2,87% в 2000 г. до 3,41% в 2007 г. В структуре чистых доходов сельских домохо-зяйств соответствующий показатель вырос за это время с 2,00 до 3,10% (034, с. 100).

Однако абсолютные размеры богатства большинства китайских домохозяйств крайне низкие, что негативно влияет на потребительский спрос. Коэффициент Энгеля (доля расходов на питание в общей структуре расходов домохозяйств) в китайских городах снизился в 1980-2007 гг. с 56,9 до 36,3%, а в деревне - с 61,8 до 43,1%, но эти показатели все еще остаются на высоком уровне. Для сравнения, в США коэффициент Энгеля снизился с 35,3% в 1946 г. до 23,7% в 1983 г. (034, с. 102). Все это свидетельствует о том, что

повышение благосостояния в КНР в годы реформ происходило медленнее, чем росла экономика; стереотипы потребительского поведения китайских домохозяйств не претерпели радикальных изменений, и это сказывается на параметрах совокупного потребительского спроса в экономике.

Низкие показатели располагаемых активов на душу населения сочетаются с неравномерным распределением богатства. Коэффициент Джини, исчисленный применительно к располагаемому домохозяйствами богатству, достигал в 2007 г. в городах и поселках 0,58, а на селе - еще более высокого уровня в 0,62 (034, с. 104). При этом потребительский спрос несбалансирован и у зажиточных, и у малообеспеченных социальных групп. Преуспевающие люди владеют значительными активами, но их предельная склонность к потреблению низка, получаемые ими доходы от собственности в недостаточной степени стимулируют расширение совокупного потребительского спроса. У бедных склонность к потреблению высокая, но у них практически нет активов; из-за неразвитости систем социального обеспечения они вынуждены ограничивать текущее потребление и откладывать деньги на непредвиденные нужды (например, на случай болезни).

На потребительском спросе сказываются и нарастающие разрывы между городом и деревней, в том числе в масштабах осуществляемых инвестиций. В 1983 г. в городах и поселках осуществлялось в 3,3 раза больше капиталовложений в основные фонды, чем на селе, а в 2007 г. - уже в 22,9 раза больше (034, с. 105-106). Тем самым поддерживается ситуация, когда промышленность быстро растет, а сельское хозяйство испытывает большие трудности в развитии.

Различия в динамике развития промышленности и сельского хозяйства сказываются и на инфляционных процессах. В промышленности из-за недостатка потребительского спроса и значительных инвестиций поддерживается ситуация избыточных мощностей, и это удерживает цены на промышленную продукцию от существенного повышения. В аграрном секторе предложение продукции недостаточно стабильно, при этом сельскохозяйственные товары являются предметами первой необходимости, их ценовая эластичность по доходу низкая, а спрос на них увеличивается вслед за уве-

личением населения. Поэтому колебания объема сельскохозяйственного производства оказывают значительное воздействие на цены.

Статистика за 2002-2008 гг. свидетельствует, что цены на сельхозпродукцию росли в этот период намного быстрее, чем цены на промышленную продукцию. А поскольку структура потребления в деревне более примитивная, чем в городе (в ней и сейчас высок удельный вес продуктов питания), то рост цен на аграрную продукцию препятствует накоплению активов сельскими домохо-зяйствами. В свою очередь, из-за узости спроса в деревне промышленности не хватает достаточно емкого внутреннего рынка.

В качестве рецептов увеличения богатства китайских домо-хозяйств, сглаживания неравенства и расширения тем самым потребительского спроса Чэнь Яньбинь и Чэнь Цзюнь предлагают дальнейшее разгосударствление экономики, т.е. перевод богатства в распоряжение частного сектора; снижение налогов с физических лиц с одновременным перекрытием каналов ухода от налогообложения; развитие финансовых рынков и стимулирование тем самым роста доходов от собственности; культивирование финансовых инноваций, с тем чтобы ускорить рыночный оборот активов, которыми располагают домохозяйства; стимулирование оборота земли и укрупнение тем самым крестьянских хозяйств (034, с. 109).

Сунь Вэнькай (035) обращает внимание на то, что разрыв в среднедушевых располагаемых доходах между городом и селом увеличился с 1,86: 1 в 1985 г. до 3,00: 1 в 2006 г. Но это только одна из причин медленного роста потребительского спроса деревни. Нельзя объяснить его исчерпывающим образом и ссылками на миграцию крестьян в города. На самом деле важно то, что по мере роста чистых доходов крестьянских домохозяйств снижается та доля доходов, которая используется на потребительские расходы: она уменьшилась с 80,7% в 1986 г. до 69,0% в 2006 г. Особенно заметно снизилась за этот период доля средств, расходуемых на питание: с 54,8 до 36,9%; доля расходов на одежду снизилась с 8,2 до 5,6%, доля расходов на покупку товаров длительного пользования оставалась стабильной - 4,9 и 4,5%; в то же время возросла доля расходов на образовательные цели - с 2,1 до 5,9%. Но и в 2006 г. у 48,5% крестьянских домохозяйств доля расходов на питание составляла более 50%, а у 27,3% крестьянских семей она составляла

более 60%, т.е. средний уровень благосостояния оставался низким (035, с. 111-112).

Взаимосвязь доходов и потребления крестьян многоаспектна. Финансовая поддержка деревни государством, коммерциализация аграрного производства, расширение возможностей несельскохозяйственной занятости для крестьян ведут к росту их доходов и потребления. Но из-за увеличения числа факторов неопределенности в экономике усиливается волатильность доходов, хотя конкретные аспекты ее влияния на потребление остаются малоисследованными. В имеющейся литературе описаны причины поддержания в Китае высокой нормы сбережения. В большинстве исследований показано, что сбережения совершаются не только ради долгосрочного накопления богатства, но и из предохранительных мотивов - чтобы гарантировать на будущее поддержание приемлемого уровня потребления. В большинстве имеющихся работ используется макроэкономический подход, это напрямую связано с трудностями получения микроэкономической информации о поведении сельских домохозяйств. Для того чтобы восполнить этот пробел, Сунь Вэнь-кай использует результаты обследований крестьянских семей, проводившихся в 1986-2006 гг. Лабораторией экономической политики ЦК КПК, Министерством сельского хозяйства КНР и Канцелярией станций наблюдения за деревней.

Исследование строится на следующих предпосылках. До начала 1990-х годов в структуре доходов крестьян абсолютно доминировали доходы от аграрной деятельности, колебания уровня доходов были относительно незначительны. Но затем под влиянием миграции крестьян в города стали расти их доходы от неаграрной занятости, увеличилась волатильность доходов. В связи с этим стали расти предохранительные сбережения и уменьшилась склонность к потреблению. Среднедушевые чистые доходы крестьян и их среднедушевые активы позитивно коррелируют с величиной потребительских расходов крестьянских дворов. Чем больше в крестьянской семье трудоспособных, тем выше в ней уровень доходов и потребления. Уровень потребления выше в тех семьях, главы которых являются членами КПК, административными функционерами, имеют относительно высокий уровень образования или возможность выезжать на заработки за пределы деревни. Возможности поддерживать потребление на определенном уровне зависят также

от доступности кредита для крестьян. На потребительские расходы влияют также темпы инфляции и инфляционные ожидания (035, с. 115-116).

Обследования, материалы которых использованы автором, проводились в 1986-2001 гг. в шести, а в 2003-2006 гг. - в 23 провинциях Китая. В качестве основного параметра, характеризующего уровень дохода крестьянской семьи, автором рассматривается среднедушевой чистый доход. В структуре потребительских расходов семей выделены расходы на повседневные нужды, культурно-бытовые расходы и другие затраты, не связанные с погашением кредитной задолженности. Под богатством домохозяйств имеются в виду активы, имеющие денежную оценку, в том числе наличность и средства на депозитных счетах.

Предполагается, что доход домохозяйства в каждом конкретном году состоит из двух элементов: устойчивого дохода (он характеризует материальные возможности, возрастную структуру и другие характеристики семьи) и краткосрочного дохода (он возникает под влиянием нестабильных, случайных факторов). Если соотношение между ними со временем изменяется в пользу краткосрочного дохода, то это означает, что волатильность доходов возросла. Результаты расчетов по построенной автором экономет-рической модели показывают, что именно это произошло в китайской деревне в период после 1995 г. Но эта тенденция, в свою очередь, оказалась неустойчивой: начиная с 2003 г. волатильность сельских доходов пошла на убыль (035, с. 116-117).

Влияние тех или иных факторов на потребление крестьянских семей исследуется в разбивке по трем периодам: 1986-1991, 1995-2001 и 2003-2006 гг. Выявлено, что в течение и первого, и второго периодов рост потребления ограничивался нараставшей волатильностью доходов, это в особенности касалось бедных семей. Нестабильность доходов провоцировала предохранительные сбережения. Но эти явления отчасти компенсировались повышением общего уровня доходов и облегчением доступа крестьян к кредитованию. В течение обоих этих периодов рост стоимости активов крестьянских хозяйств позитивно влиял на их потребление, компенсируя ограничения на его рост со стороны доходов. Плотность населения в сельском районе негативно коррелировала с подушевым потреблением. Это свидетельствует о том, что необходимость

распределять доходы и богатство среди большого числа людей сдерживает рост потребления. В то же время не подтвердились предположения о том, что большое количество работников в семье способствует повышению уровня ее потребления.

В течение первого периода политико-административный статус главы семьи способствовал росту ее потребления, но во втором периоде влияние этого фактора ослабло. Влияние образовательного уровня в первом периоде не было выраженным, а во втором периоде оно сначала снизилось, а затем стало нарастать (по и-образной траектории). Доступность кредита стала фактором, позитивно влияющим на потребление, только во втором периоде, причем наиболее сильно такое влияние в случае с низкодоходными семьями. Трудовая миграция крестьян оказывала очевидное позитивное влияние на потребление их семей, и во втором периоде оно стало еще более сильным, чем в первом. Инфляция в первом периоде не оказывала существенного влияния, а во втором периоде ее влияние было дифференцированным: среди бедных семей инфляция стимулировала потребление, среди обеспеченных - ограничивала. В целом эти тенденции подтверждаются и применительно к третьему периоду, но в данном случае из-за недостатка информации невозможно было оценить влияние стоимости активов и доступности кредита на потребление (035, с. 120-124).

Таким образом, по результатам количественного исследования, изначальные предположения в большинстве своем подтвердились. Установлено, что в начале реформ из-за неразвитости рыночных институтов и недоступности кредита основным фактором, влиявшим на потребление крестьян, был уровень их доходов. А из-за отсутствия инструментов диверсификации рисков нараставшая волатильность доходов стимулировала предохранительные сбережения, и это ограничивало потребление. В дальнейшем ситуация улучшилась: неопределенность доходов продолжала нарастать, но проявились и компенсирующие ее тенденции - повышение общего уровня доходов и большая доступность кредита. Увеличению подушевого потребления способствовало и относительное уменьшение численности сельского населения. Но в течение второго периода объемы кредитования крестьян сократились, поэтому возможности позитивного влияния кредитного финансирования на потребление не были реализованы. Между тем именно развитие кредитного

рынка имеет особо важное значение для увеличения крестьянского потребления, так как крестьянским доходам свойственны цикличность и нестабильность динамики. В связи с этим, заключает Сунь Вэнькай, необходимы легализация и дальнейшее развитие на селе частных кредитных институтов, которые уже фактически существуют на неформальной основе (035, с. 125-126).

Фань Чжиюн (036) констатирует, что в течение 2008 г. денежная политика в КНР радикально изменилась: от рестрикцион-ной антиинфляционной политики, проводившейся в первом полугодии, до «умеренно экспансионистской» политики, которая стала осуществляться с сентября 2008 г. До конца 2008 г. процентные ставки по кредитам и депозитам снижались пять раз, а НОР - четыре раза, были отменены административные квоты на кредитную эмиссию финансовых институтов (036, с. 152). Как следствие, с начала 2009 г. прирост денежного предложения резко ускорился. В то же время из-за начавшейся дефляции произошел рост реальных процентных ставок, дополнительно угнетавший экономический рост и увеличивавший издержки предприятий. Однако с конца 2009 г. прирост потребительских цен стал положительным, а номинальные процентные ставки при этом не увеличивались, и это формировало условия для нового ускорения инфляции. Валютный курс юаня в течение 2008-2009 гг. продолжал ревальвироваться, и это создавало дополнительное негативное давление на китайский экспорт. Таким образом, и реальные процентные ставки, и реальный валютный курс в условиях кризиса оказывали дополнительное дефляционное воздействие на экономику.

Такого существенного прироста денежной эмиссии, как в 2009 г., не отмечалось со времен высокой инфляции в середине 1990-х годов. Наблюдение за циклическими колебаниями китайской экономики в пореформенный период свидетельствует о том, что показатели денежного предложения и реальных процентных ставок в ней плотно коррелируют с динамикой экономического роста и инфляции, прирост денежной эмиссии оказывает на экономику проциклическое воздействие. Проведенное Фань Чжиюном эконометрическое исследование показало, что в условиях Китая прирост денежной массы сказывается на приросте (ИПЦ) Индекса потребительских цен через один-два квартала (036, с. 162).

Кроме того, согласно экономической теории, темпы инфляции связаны и со скоростью обращения денег. При высокой инфляции (как в КНР в 1994-1995 гг.) она возрастает, а это, в свою очередь, увеличивает превышение спроса над предложением. В условиях избытка предложения (как в КНР в 1998-2002 гг.) темпы инфляции снижаются, это ведет к замедлению оборота денег, что еще больше усугубляет недостаток спроса. Итак, взаимосвязь скорости денежного обращения и инфляции имеет проциклический характер, и это создает особые трудности для монетарных властей.

Когда инфляция ускоряется, то реальные процентные ставки обычно снижаются, и это вполне логично: с нарастанием рисков люди уменьшают спрос на деньги, а скорость обращения их увеличивается. Напротив, в условиях дефляции увеличение спроса на деньги способствует сокращению скорости их оборота. Формирующаяся взаимосвязь вызывает шоковое воздействие прироста денежной массы на совокупный спрос, и в результате макроэкономические колебания становятся еще более выраженными.

Эконометрическое исследование автора подтверждает эти предположения. Установлено, что в Китае увеличение темпа инфляции на 1% в течение последующего года приводит к увеличению скорости обращения денег на 0,8% (036, с. 165).

Существуют два передаточных механизма влияния денежного предложения в условиях кризиса на реальный сектор:

- из-за банковской паники и накопления «плохих долгов» снижаются показатели собственного капитала банков, и это затрудняет кредитование реального сектора;

- из-за обесценения активов, которыми располагают заемщики, снижается их способность обслуживать задолженность, усиливаются риски на финансовых рынках, и в конечном счете предприятиям становится труднее получить банковские кредиты. А для обслуживания накопленной задолженности предприятия вынуждены распродавать активы и товарные запасы, что усугубляет дефляцию.

В КНР показатели «плохих долгов» с середины 2000-х годов устойчиво снижались, эта тенденция оставалась в силе и в условиях кризиса: на конец первого квартала 2009 г. доля «плохих долгов» составляла всего 2,04% от суммы всех выданных кредитов (036, с. 166). В то же время рентабельность промышленных предприятий с середины 2008 г. быстро снижалась, и в комбинации с

высокими реальными процентными ставками и дефляцией это привело в действие второй из вышеописанных механизмов. Возникла угроза формирования дефляционной спирали по типу того, как это было в конце 1990-х годов, и для ее предотвращения резкое смягчение денежной политики в конце 2008 г. было вполне оправданным (036, с. 168).

По мнению Ван Цзиньбиня (037) перед китайской монетарной политикой стоят две ключевые проблемы: 1) как обеспечить экономический рост при низкой инфляции; 2) как обеспечить собственную самостоятельность в условиях «открытой» экономики. В более конкретном плане речь идет о том, что механизмы снабжения экономики ликвидностью остаются недостаточно эффективными. На внутреннее денежное предложение оказывают слишком большое воздействие факторы, связанные с колебаниями внешнего спроса на китайские товары и с притоком иностранного спекулятивного капитала в китайскую экономику. Иными словами, национальная денежная политика стала за последние годы в значительной степени адаптивной к изменениям величины торгового профицита страны и к колебаниям объемов краткосрочных иностранных инвестиций, она оторвалась от запросов реального сектора китайской экономики.

Процентные ставки до сих пор не стали эффективным инструментом воздействия властей на инвестиционный и потребительский спрос, а валютный курс пока не может абсорбировать шоки, вызванные изменениями процентных ставок в других странах. Поэтому китайская монетарная политика до сих пор вынуждена опираться на такие грубые методы регулирования денежного предложения, как изменения НОР и административное квотирование кредитной эмиссии. Тем самым искажаются пропорции, в соответствии с которыми расходы по обслуживанию кредитной задолженности включаются в издержки реального сектора.

Постепенная либерализация процентных ставок началась с 1996 г., когда НБК отменил контроль за ставками на межбанковском кредитном рынке. Но и сейчас между процентными ставками и объемом кредитной эмиссии нет устойчивой взаимосвязи. В 1998 г. было отменено планирование эмиссии коммерческих банков, но в тогдашней дефляционной ситуации это так и не привело к увеличению денежного предложения. В числе причин такой ситуации:

перекос кредитования в пользу обслуживания госсектора; отсутствие прямого воздействия сниженных процентных ставок на частные инвестиции и потребительский спрос и т.д. В настоящее время ставки по банковским депозитам все еще подвергаются достаточно жесткому контролю, хотя ставки по кредитам устанавливаются более свободно. На рыночной основе устанавливаются ставки на межбанковском рынке и на рынке государственных облигаций.

В 1998-2007 гг. главным источником финансирования капиталовложений в основные фонды в Китае были собственные средства предприятий, их доля достигала 72,1%, причем она из года в год увеличивалась. Доля внутренних кредитных источников составляла 19,1%, а прямых иностранных инвестиций - 5,0% (037, с. 173). При такой относительно незначительной роли кредитных ресурсов вполне логично то, что процентные ставки по кредитам не оказывают регулирующего воздействия на инвестиционный процесс. Решения об инвестициях принимаются главным образом на основе ожиданий по поводу общей динамики экономики. Проведенное автором эконометрическое исследование подтверждает этот тезис. Но при этом было выявлено и то, что с конца 1990-х годов изменения процентных ставок стали оказывать влияние на инвестиции в сферу недвижимости. По-видимому, это связано с тем, что развитие этого сектора вообще протекает в значительной степени за счет кредитных ресурсов, хотя в случае с Китаем это в основном зарубежные кредиты.

Поскольку до 90% прироста валютных резервов стерилизуется НБК через продажу собственных векселей и пополнение обязательных резервов, то внутреннее денежное предложение формируется прежде всего за счет прироста кредитной эмиссии. Количественное исследование подтвердило взаимосвязь показателей кредитования и денежного агрегата М2: они изменяются синхронно, и их динамика оказывает непосредственное воздействие на уровень инфляции (037, с. 174-175).

Начиная с июля 2005 г. китайские власти предприняли шаги по либерализации режима установления валютного курса юаня. Однако показатели процентных ставок и валютного курса и сейчас остаются рассогласованными. Об этом свидетельствует, в частности, асинхронность движения процентных ставок в КНР и США: она показывает, что курс юаня не является абсорбатором шоков,

проистекающих из изменения процентных ставок в другой крупной экономике. Отсутствие взаимосвязи между динамикой процентных ставок и динамикой валютного курса как раз и снижает способность китайской экономики управлять рисками, связанными с движением иностранного спекулятивного капитала.

В процессе корректировки денежной политики китайским властям придется решать следующие проблемы.

Во-первых, до сих пор из-за неразвитости механизма процентных ставок денежная политика вынуждена была опираться на количественные методы регулирования - изменения НОР и квотирование кредитной эмиссии. В частности, квотирование вводилось в 2004 и 2007 гг., когда стояла задача усмирить инфляцию, а в четвертом квартале 2008 г., когда, наоборот, нужно было поддержать экономический рост в условиях мирового кризиса, квоты были отменены. Но в условиях, когда процентные ставки не являются отражением действительных издержек, связанных с кредитованием, такое количественное ослабление чревато новым накоплением «плохих долгов». Частые изменения НОР (только в 2007 г. она повышалась 10 раз) ведут к колебаниям величины денежного мультипликатора (т.е. способности банковской системы создавать ликвидность), что еще больше усложняет задачи денежных властей.

Во-вторых, колебания величины торгового профицита и притока иностранного капитала затрудняют стерилизацию прироста денежной массы, вызванного притоком в страну валютной ликвидности. Тем более что делается это опять-таки за счет использования квот на кредитную эмиссию и НОР, выпуска векселей НБК. В результате предложение кредита внутри страны попадает в зависимость от динамики валютных резервов и рассогласовывается с потребностями реального сектора, а внешние шоки оказывают глубокое влияние на положение дел в экономике КНР.

В-третьих, из-за того, что финансовые активы не являются абсолютно взаимозаменяемыми, и из-за того, что существует национальный контроль за трансграничным движением капитала, механизм процентных ставок в любом случае не является совершенным. Тем не менее капитал обычно находит возможности для межстранового перемещения, в том числе через сделки, относимые к текущим операциям, и пользуется различиями в национальных уровнях процентных ставок для получения арбитражной прибыли.

Исследования по Китаю свидетельствуют о том, что чем больше разница в процентных ставках между КНР и другими странами, тем больше краткосрочных спекулятивных инвестиций направляется в китайскую экономику. Причем это практически не сказывается на состоянии капитального счета платежного баланса. Но тем самым подтверждается и то, что в условиях, когда процентные ставки в КНР и валютный курс юаня автономны друг от друга, приток капитала в Китай управляется не различиями в уровнях процентных ставок между КНР и США, а ожиданиями по поводу ревальвации юаня и роста стоимости юаневых активов (037, с. 178-182).

Решать эти проблемы Ван Цзиньбинь рекомендует путем дальнейшей либерализации процентных ставок и диверсификации финансовых рынков. Необходимы также отказ от использования НОР в качестве одного из главных инструментов стерилизации прироста валютных резервов в пользу более активного использования в этих целях векселей НБК, а также допуск иностранных финансовых институтов на межбанковский кредитный рынок, с тем чтобы создать механизм взаимовлияния процентных ставок и валютного курса (037, с. 182-183).

В другой своей главе Ван Цзиньбинь (038) размышляет о перспективах переключения китайской экономики на обслуживание внутреннего спроса. Механизм экспортной ориентации основан на том, что в условиях относительной нехватки внутреннего потребительского спроса экономический рост и инвестиции происходят в значительной степени под влиянием спроса внешнего. В то же время благодаря освоению экспортных рынков, реализации эффекта масштаба и импорту технологий происходит увеличение совокупного предложения, которое, в свою очередь, создает условия для наращивания экспорта. Китайский опыт «внешнеориентиро-ванного» развития соответствует этим закономерностям, в ходе его были успешно реализованы сравнительные преимущества китайской экономики в обладании дешевой рабочей силой, страна обрела внешнеторговую специализацию на товарах обрабатывающей промышленности. Однако в ходе мирового финансового кризиса произошло абсолютное сокращение китайского экспорта. Давно ставившийся вопрос о смене модели экономического развития стал еще более актуальным.

Экспортная ориентация китайской экономики поддерживалась целым рядом мер экономической политики. С 1984 г. поощрялось выполнение китайскими предприятиями заказов на поручительскую обработку импортных материалов, с этой целью были снижены или отменены совсем таможенные пошлины и налог на добавленную стоимость (НДС) на импортируемые сырье и оборудование. С 1992 г. были значительно снижены пошлины на ввоз капиталоемких товаров, в особенности - используемых предприятиями с иностранными инвестициями. Именно это способствовало с середины 1990-х годов активизации китайского экспорта промышленной продукции. Эти процессы еще более интенсифицировались после присоединения Китая к ВТО в 2001 г.

У китайской экономики за годы реформ было три периода, в течение которых экспорт вносил значительный позитивный вклад в поддержание экономического роста: в 1989-1990, 1997 и 20052007 гг. Последний период можно назвать «золотым веком» опоры на внешний спрос. Вклад чистого экспорта товаров и услуг в ВВП в 2005-2007 гг. достигал 21,03%, а в экономический рост - 2,33 п.п. (038, с. 186). Однако такие периоды были короткими, влиянию чистого экспорта на макроэкономические показатели свойственна существенная нестабильность, что и подтвердилось в условиях кризиса.

В среднесрочной перспективе на состоянии китайского экспорта будет сказываться целый ряд неблагоприятных факторов, в их числе:

- ослабление спроса со стороны развитых стран из-за неопределенной ситуации в их экономиках. Одной из фундаментальных причин мирового кризиса явился рост дефицита во внешней торговле США. Пиковое его значение было достигнуто в 2006 г., когда он составил 5,98% американского ВВП. Но в условиях финансового кризиса и девальвации доллара дефицит стал достаточно быстро уменьшаться - до менее 3% ВВП в 2009 г. При этом в 2007-2008 гг. более 40% американского торгового дефицита приходилось на торговлю с Китаем. По оценкам, сокращение американского торгового дефицита на 1% для китайской экономики означает сокращение внешнего спроса на 0,4%. Так что дальнейшая балансировка американской внешней торговли для китайской экономики чревата сужением возможностей для наращивания экспорта (038, с. 189-190);

- высокая концентрация китайского экспорта на некоторых страновых рынках. В середине 2000-х годов 85% китайского экспорта приходилось на развитые страны, новые индустриальные экономики, страны АСЕАН, Россию, Индию и Бразилию (038, с. 191). Замедление экономического роста в этих странах неизбежно скажется на китайском экспорте;

- невозможность нового значительного стимулирования экспорта за счет освобождения его от НДС. Политика возмещения НДС экспортерам стала проводиться с 1985 г. В 2005-2007 гг. на суммы возврата НДС приходилось 5,5% стоимости китайского экспорта. В общем объеме собираемых косвенных налогов доля возврата экспортерам достигла в этот период 28,7%. А если учесть то, что доля НДС и акцизного налога в совокупных налоговых поступлениях достигала 41,0%, то ясно, что дальнейшее наращивание такой практики упирается в естественные границы. Тем более что исследования свидетельствуют: однозначного стимулирующего воздействия таких мер на прирост экспорта не прослеживается, это показала и китайская практика антикризисного стимулирования экспорта в 1998-1999 и 2008-2009 гг. (соответственно в периоды азиатского и мирового финансового кризисов). Особенно трудно стимулировать таким образом экспорт товаров с высокой эластичностью спроса. В 2008-2009 гг. произошло семь туров повышения нормативов возврата экспортного НДС, они охватили более 13 тыс. товарных позиций. Но при этом экспорт продукции машиностроения и электроники продолжал падать высокими темпами, тогда как по традиционным трудоемким товарам сокращение экспорта было более умеренным (038, с. 193-194);

- рост цен на ресурсы в китайской экономике. Преимущества Китая в дешевизне рабочей силы постепенно утрачиваются как из-за роста доходов в стране, так и из-за снижения удельных издержек на оплату труда в развитых странах благодаря росту производительности. Конкурентоспособность китайской продукции ухудшается и из-за происходящей с 2005 г. ревальвации юаня;

- усиление торгового протекционизма. По данным ВТО, в 2008 г. в мире было возбуждено 208 антидемпинговых расследований и 14 расследований по поводу применения экспортных субсидий, из них, соответственно, 73 и 10 были начаты против китайских производителей. В течение 14 лет КНР находится на первом месте

в мире по числу открытых против ее компаний антидемпинговых разбирательств (038, с. 196).

По мнению Ван Цзиньбиня, быстро заменить внешние источники спроса на внутренние заведомо не получится; задача на обозримую перспективу состоит в том, что нужно и стимулировать внутренний спрос, и искать новые экспортные ниши на международных рынках. За последние годы КНР стала не только крупным импортером, но и одним из ведущих экспортеров высокотехнологичной продукции: доля таких товаров в китайском экспорте с середины 2000-х годов составляет около 30%. Однако Китай пока специализируется на производстве высокотехнологичных товаров с относительно низкой добавленной стоимостью. В 2007 г. 85,4% китайского экспорта высокотехнологичных товаров осуществлялось в рамках контрактов о поручительской обработке, т.е. речь шла о работе по иностранным технологиям, а не о реализации собственных китайских инноваций. Это подтверждается и тем, что в 2007 г. доля предприятий с иностранными инвестициями в общенациональном экспорте такой продукции достигала 86,6%, а в импорте - 79,4% (038, с. 201-202).

Собственный научно-технологический потенциал Китая остается недостаточным. Доля расходов на НИОКР в национальном ВВП стала повышаться только с конца 1990-х годов. В 2007 г. она составляла 1,44%, это было больше, чем в России и Бразилии, но намного меньше, чем в США, Японии и Германии. Доля крупных и средних предприятий в расходах на НИОКР составляла в Китае в 2007 г. 25,8%, а в США и Франции - порядка 40%. Именно развитие собственного инновационного потенциала, считает Ван Цзинь-бинь, должно стать ключевым направлением поиска новой экспортной специализации и обретения новых сегментов внешнего спроса. А одним из механизмов поддержки экспорта должно быть расширение практики использования юаня в международных торговых сделках. Этот процесс следует продвигать прежде всего в отношениях с ведущими торговыми партнерами из числа развивающихся стран, которые так же, как и Китай, заинтересованы в ограничении использования американского доллара. Тем самым можно отчасти компенсировать и негативное влияние ревальвации юаня на китайский экспорт (038, с. 202-203).

Юй Чуньхай (039) отмечает, что негативное влияние мирового кризиса на китайскую экономику оказалось столь сильным из-за присущей ей несбалансированности совокупного спроса. С теоретической точки зрения при условии однородности структуры товарного предложения сокращение внешнего, экспортного спроса может быть компенсировано ростом внутреннего потребления и инвестиций, а для достижения такого результата нужно задействовать механизмы фискальной, монетарной и социальной политики. Однако в реальности в условиях «открытой» экономики условие однородности товаров не соблюдается. Товары делятся на торгуемые (т.е. способные вовлекаться в международный оборот) и не-торгуемые. Иначе говоря, структура внутреннего спроса на потребительские и инвестиционные товары не полностью совпадает со структурой спроса на экспортные товары страны. Поэтому избыток предложения, возникающий из-за уменьшения экспортных заказов, может и не быть поглощен внутренним спросом даже при условии государственного стимулирования.

Макроэкономическая функция международной торговли как раз и состоит в компенсации разницы между спросом и предложением на внутреннем рынке. Но эффективность и конкретные механизмы такой балансировки определяются тем, насколько торгуемыми являются товары и услуги. Товары обрабатывающей и добывающей промышленности в большинстве своем являются торгуемыми. В структуре сферы услуг строительные, образовательные, медицинские услуги, оптовая и розничная торговля, услуги сектора недвижимости относятся к неторгуемым, а финансовые и страховые услуги - к торгуемым. По оценке автора, с середины 1990-х годов в структуре потребления китайских домохозяйств доля неторгуемых товаров и услуг устойчиво повышалась: соотношение неторгуемых и торгуемых товаров и услуг изменилось с 0,51 в 1995 г. до 0,89 в 2008 г., и это было, в частности, связано с возраставшими расходами на образовательные и медицинские цели, на покупку жилья из-за сворачивания государственных субсидий по этим направлениям. В то же время в структуре выпуска соотношение неторгуемых и торгуемых товаров и услуг росло медленнее: с 0,64 в 1995 г. до 0,88 в 2002 г., а к 2008 г. оно снизилось до 0,85 (во многом из-за того, что высокая инфляция 2007-2008 гг. затронула главным образом торгуемые, потребительские товары; повышение

цен на них сказалось на результатах вычислений). В структуре инвестиционных расходов оценить соотношение неторгуемой и торгуемой составляющих невозможно из-за недостатка данных. По данным ООН, обычно удельный вес неторгуемых товаров и услуг в совокупных инвестиционных расходах в разных странах находится в диапазоне 48-69%. Предполагается, что так обстоит дело и в КНР. Тогда соотношение неторгуемых и торгуемых товаров и услуг в структуре инвестиционного спроса можно оценить в диапазоне 0,92-2,23 (039, с. 208-209).

Итак, в целом в структуре спроса в Китае наблюдается перекос в пользу неторгуемых товаров, а в структуре предложения - в пользу торгуемых. В период после 2002 г. этот структурный разрыв между спросом и предложением стал особенно очевидным. Недостаток внутреннего спроса на торгуемые товары (прежде всего -готовую промышленную продукцию) находит внешнее выражение во внешнеторговом профиците Китая, который как раз и стал быстро увеличиваться после 2002 г. Но по сути речь идет не просто о количественном несовпадении объемов спроса и предложения на внутреннем рынке, а о различиях их качественной структуры, и это обстоятельство ограничивает возможности компенсации дефицита внешнего спроса за счет внутренних источников в ситуации сокращения китайского экспорта.

Дело в том, что вследствие дисбаланса между структурой потребительского спроса и структурой предложения постоянно растущий под влиянием роста доходов потенциальный спрос домохо-зяйств на неторгуемые услуги (образовательные, медицинские, социальные и т.д.) не превращается в реальную покупательную силу, и это находит выражение в росте сбережений домохозяйств. Фактически это вынужденные сбережения, совершаемые из-за неразвитости социальной сферы (т.е. недостатка предложения неторгуемых услуг), а поддерживается он вследствие того, что с середины 1990-х годов социальные расходы государства стали уменьшаться, и они не были компенсированы увеличением инвестиций со стороны частных поставщиков таких услуг. Дефицит неторгуемых услуг, таким образом, является глубинной причиной завышенной нормы сбережения и, соответственно, узости потребительского спроса в китайской экономике.

Эффект политики антикризисного стимулирования внутреннего спроса ощущают на себе прежде всего производители торгуемых товаров и услуг, избыточное предложение со стороны соответствующих отраслей еще более увеличивается, а это означает, что зависимость экономики от внешнего спроса не только не преодолевается, но и еще больше усугубляется: такой избыток предложения может рассасываться только благодаря экспорту. Внешне это выглядит так, что прирост внутреннего потребления сопровождается новым увеличением торгового профицита Китая. Увеличение же предложения неторгуемых услуг не может быть быстрым из-за структурных ограничений, а тем самым сдерживается и увеличение спроса на такие услуги. Так что заменить внешний спрос на внутренний потребительский просто так не получится.

В структуре инвестиционного спроса на неторгуемые товары и услуги до 90% совершаемых расходов приходится на строительные услуги. В данном случае структурные ограничения на увеличение объемов оказываемых услуг относительно слабы. Однако увеличение инвестиций и объемов капитального строительства означает формирование новых производственных мощностей, а эффективность их использования ограничивается емкостью имеющегося рынка на производимые товары. Поэтому существует вероятность того, что результатом инвестиций станет новое увеличение предложения торгуемых товаров, тогда как инвестиционный и потребительский спрос будут увеличиваться с меньшей скоростью. В конечном счете это выльется в дополнительное увеличение чистого экспорта. Иначе говоря, макроэкономический баланс поддерживается таким образом, что именно наличие внешнего спроса является необходимым условием для совершения внутренних инвестиций, и, в свою очередь, инвестиции ведут к дальнейшему увеличению экспорта и торгового профицита. Поэтому и государственная политика поощрения внутренних инвестиций не сможет автоматически привести к замещению внешнего спроса внутренним. Для принципиального решения проблемы нехватки внутреннего спроса, резюмирует Юй Чуньхай, нужны изменения в структуре совокупного предложения, а именно: преодоление дефицита неторгуемых услуг, прежде всего - социальных (039, с. 225-226).

Ся Мин и Чжан Хунся (040) пишут, что в условиях мирового кризиса приоритетность развития сферы услуг в КНР стала осо-

бенно очевидной. В сервисных отраслях может быть занято достаточно много избыточных трудовых ресурсов, в том числе людей, вновь ставших безработными, это будет способствовать и решению задачи расширения внутреннего спроса.

Развитие китайской сферы услуг исследуется авторами в сопоставлении с опытом США, Японии и Германии. В статистике, публикуемой ОЭСР, услуги подразделяются на две категории:

1) коммерческие услуги (оптовая и розничная торговля, ремонт автотранспортных средств и бытовой техники, гостиничные услуги, общепит; транспортные, телекоммуникационные, складские услуги; финансовое посредничество, продажа и найм недвижимости, производственные услуги, в том числе осуществление НИОКР);

2) публичные и персональные услуги (государственное управление и оборона, образование, здравоохранение, найм персонала для работы в домохозяйствах и др.).

Главный критерий разграничения - это то, какие механизмы определяют развитие той или иной категории услуг: рыночные силы или государство и другие общественные институты. Китайская классификация услуг в целом совпадает с международной.

В западных странах сфера услуг уже давно сменила обрабатывающую промышленность в качестве наиболее весомой составной части экономики. В 2003 г. в США доли обрабатывающей промышленности и сектора услуг в ВВП составляли, соответственно, 14 и 77%; в Японии - 20 и 69%; в Германии - 22 и 70%. Причем рост удельного веса сервисных отраслей происходит главным образом за счет коммерческих услуг, тогда как доля публичных и персональных услуг остается стабильной, в 1980-2003 гг. она колебалась в США в дипазоне 21-25%, в Японии - 17-22%, в Германии в 1991-2003 гг. - в диапазоне 20-22%. На коммерческие услуги в развитых странах приходится, таким образом, порядка 50% ВВП, причем наибольший удельный вес (около 30%) принадлежит блоку финансовых услуг, страхования, сферы недвижимости и производственных услуг (040, с. 231).

В КНР удельный вес сферы услуг стабильно растет, и он уже превысил 40% ВВП, но он все еще меньше доли обрабатывающей промышленности. В структуре сферы услуг начиная с 1990-х годов сокращается доля транспортных, почтовых и складских услуг, оп-

товой и розничной торговли. Доля гостиничных услуг и общепита стабильна, а доли сферы недвижимости и финансового сектора возрастают медленными темпами. В то же время за последние годы значительно возросла доля «прочих услуг», прежде всего - социальных (образования, государственного управления), информационных (передача информации, обслуживание компьютерной техники, программное обеспечение). В совокупности их доля в 2006 г. составляла около 23%, а в целом «прочих услуг» - около 40% совокупного производства в сервисных отраслях, тогда как в западных странах соответствующий показатель составляет порядка 13%. Несложно заметить, что развитие китайской сферы услуг происходит в значительной степени на нерыночной основе - за счет расширения сферы государственного управления (040, с. 234-235).

Занятость в китайской сфере услуг постоянно увеличивается, но происходит это за счет перетока туда трудовых ресурсов из сельского хозяйства, а не из промышленности. В 2007 г. в сельском хозяйстве и добывающей промышленности работали 40,8% занятых в народном хозяйстве, в обрабатывающей промышленности и строительстве - 26,8%, в сфере услуг - 32,4% (040, с. 235).

Услуги по природе своей предназначены в большей степени для конечного потребления, именно потребительские услуги наиболее активно развивались на начальных стадиях постиндустриализации в западных странах. Однако практика развитых стран показывает, что в структуре сферы услуг последовательно возрастает доля услуг промежуточного спроса (т.е. обслуживающих производственные процессы): в США она увеличилась с 34% в 1977 г. до 40% в 2000 г.; в Японии - с 39% в 1975 г. до 42% в 2000 г., а в Германии - с 36% в 1978 г. до 44% в 2000 г. (040, с. 236). Причем этот процесс затрагивает как коммерческие, так и публичные услуги, хотя удельный вес коммерческих производственных услуг растет намного быстрее; спрос на них устойчиво предъявляет обрабатывающая промышленность. Такое обособление отдельных функций в структуре производства товаров обрабатывающей промышленности и передача соответствующих заказов на исполнение в сферу услуг принято называть аутсорсингом. Значительная часть услуг промежуточного характера потребляется внутри самого сервисного сектора. Именно эти процессы в последние десятилетия определяют динамику развития сферы услуг в западных экономиках. По-

этому логику постиндустриализации нельзя сводить только к тому, что в связи с ростом доходов люди предъявляют все больший спрос на услуги. На деле гораздо большее значение имеет углубление межотраслевых связей внутри сервисного сектора и между ним и обрабатывающей промышленностью.

В Китае спрос на услуги со стороны обрабатывающей промышленности пока крайне невелик, тогда как внутри самой сферы услуг потребление услуг промежуточного характера весьма значительно. Вроде бы дело обстоит так, что одна из тенденций, свойственных западным экономикам, в экономике КНР не присутствует, а вторая - имеет место. Но если говорить более конкретно, то в период после 2002 г. обрабатывающая промышленность предъявляла спрос главным образом на услуги оптовой и розничной торговли, а также транспортные, финансовые и страховые, т.е. традиционные услуги. В таких подотраслях, как лизинг оборудования, обслуживание компьютерной техники, финансы, страхование, транспорт, до 80% выпуска потреблялось внутри самого сервисного сектора. Образовательные, медицинские и управленческие услуги предназначены главным образом для конечного потребления, и они не могут развиваться на такой основе. В целом, таким образом, высокая доля услуг, потребляемых внутри самого сервисного сектора, - это отражение нехватки внутреннего спроса в экономике КНР, и аналогии с западными тенденциями в данном случае поверхностны (040, с. 244). Развитие сервисного сектора в КНР, в отличие от западных стран, происходит не столько благодаря технологическим изменениям, позволяющим все больше использовать аутсорсинг, сколько благодаря изменениям структуры спроса. Но поскольку потребительский спрос расширяется медленно, то и развитие сектора услуг не может быть быстрым (040, с. 250).

Еще в 1960-е годы на Западе появилась концепция, согласно которой из-за низкой производительности в секторе услуг экономика может испытывать «болезнь издержек». По этой теории в экономике присутствуют два сектора: обрабатывающая промышленность («растущий сектор»), где происходят технологический прогресс, накопление капитала и реализуется эффект масштаба, и сектор услуг («стагнирующий сектор»), который из-за низкой производительности привлекает большое количество рабочей силы и поддерживает тем самым занятость в экономике. В то же время

уровни заработной платы в двух секторах тяготеют к выравниванию, что в долгосрочном плане ведет к росту издержек и снижению производительности во всей экономике. С этой точки зрения рост занятости в сфере услуг - это результат не роста доходов и потребительского спроса, а низкой производительности труда в этом секторе.

Однако опыт западных стран в период с 1970-х годов свидетельствует о том, что добавленная стоимость и занятость в сфере услуг там росли, но замедления роста производительности при этом не происходило. Обычно это объясняют тем, что в определенных отраслях сферы услуг, непосредственно работающих на корпоративный спрос (финансовые, транспортные, телекоммуникационные услуги), производительность даже выше, чем в обрабатывающей промышленности, а также развитием аутсорсинговых производственных услуг, тогда как низкопроизводительные сервисные отрасли обслуживают в основном конечного потребителя. Количественные исследования показывают, что в развитых странах производительность действительно быстрее растет в обрабатывающей промышленности, а не в сфере услуг. В КНР соотношение в темпах прироста производительности между этими двумя секторами меняется со временем. До начала 1990-х годов обрабатывающая промышленность отнюдь не опережала третичный сектор по показателям производительности, но в 1990-е годы разрыв стал быстро нарастать. Вполне логично поэтому и то, что в 1990-е годы прирост занятости в сфере услуг был гораздо более существенным, чем в промышленности. Доля третичного сектора в совокупной занятости стала расти, а доля обрабатывающей промышленности - сокращаться. Но поскольку китайский сектор услуг обслуживает в основном промежуточный, а не конечный спрос, то возникновение «болезни издержек» маловероятно, заключают Ся Мин и Чжан Хунся (040, с. 250-252).

П.М. Мозиас