закрывшей фабрику, уже под давлением других обстоятельств, в 1919 г. (с. 235).
Подводя итоги своего исследования, К. Руэн в эпилоге отмечает, что произведенная Л. Бакстом революция в haute couture, интегрировавшая русские представления о красоте, линии и цвете в мировую моду, разрешила созданную Петром I «культурную проблему». Теперь не было нужды носить русский костюм, чтобы продемонстрировать свою национальную идентичность. Успехом завершилось и формирование российской модной индустрии, создававшейся как зеркальное отражение западной, во многом благодаря притоку иностранных мастеров и предпринимателей, привозивших на новую родину не только умение и трудовые навыки, но и новые технологии. В итоге современная одежда, синтез русской и европейской, стала советской униформой, и «русские мотивы» периодически и с неизменным успехом используются мировыми дизайнерами в их коллекциях (с. 240-241).
О.В. Большакова
2011.04.018. БАБКИН М.А. СВЯЩЕНСТВО И ЦАРСТВО: РОССИЯ, НАЧАЛО XX в. - 1918 ГОД. ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ. - М.: Индрик, 2011. - 920 с.
Ключевые слова: Россия, начало XX в., церковно-иерархичес-кая и царская власть, церковь и государство.
Монография д.и.н. М.А. Бабкина написана на основе широкого круга источников, состоит из шести глав («Российская православная церковь в начале XX в.»; «Позиция Святейшего правительствующего синода РПЦ1 в процессе свержения монархии»; «Высшее и рядовое духовенство РПЦ и свержение монархии»; «1917-й: От Февраля к Октябрю»; «Поместный собор РПЦ 19171918 гг.: "Священство против царства"»; «Высшие органы управления РПЦ и советская власть»), заключения и двух послесловий. Книга снабжена научно-справочным аппаратом, содержит прило-
1 В реферате, вслед за автором книги, употребляется название «Русская православная церковь» и аббревиатура РПЦ, несмотря на то что это название и эту аббревиатуру стали использовать в историографии только после решения Собора епископов 8 сентября 1943 г. о титулатуре патриарха Московского и о присвоении Русской церкви указанного названия (см. сноску на с. 19). - Прим. ред.
жения. В ней освещаются взаимоотношения церковно-иерархичес-кой и царской властей, церкви и государства в судьбоносное для России время и, главным образом, с точки зрения историко-богословской - проблема «священства-царства», суть которой -что выше: царская или церковно-иерархическая власть?
В российском законодательстве начала XX в. говорилось: «Первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания». Констатировалось, что «особа Государя Императора священна и неприкосновенна», что повиноваться власти царствующего монарха «не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». При этом государь имел определенную «обязанность» перед церковью: он не мог не быть православным под угрозой потери престола. Связь Российской империи и Православной церкви была в первую очередь сакральной.
Вместе с РПЦ и другие российские конфессии, находясь под императорским контролем, пользовались как защитой со стороны государства, так и рядом привилегий. В законодательных актах Российской империи к Православной церкви применялся термин «господствующая».
Православную веру исповедовало свыше 2/3 населения страны, и в силу Основных законов империи на рубеже Х1Х-ХХ вв. священнослужители Русской православной церкви являлись духовными пастырями 115-125 млн. человек, т.е. около 70% населения России.
Начиная с рубежа Х1Х-ХХ вв. растет численность как паствы РПЦ, так и всех слоев ее духовенства: в 1900 г. насчитывалось 104 816 священно- и церковнослужителей, в 1907 г. - 106 624, а в 1914 г. - 112 629 человек. Однако процентное соотношение духовенства и православного населения сократилось с 0,13% в 1900 г. до 0,11% в 1911-1915 гг. Росло число церквей: в 1900 г. - 49 082 (включая монастырские и единоверческие, кроме церквей военного и морского духовенства, а также зарубежных храмов, находящихся, например, при посольствах), в 1907 г. - 51 413, а в 1914 г. - 54 174 храмов (с. 32).
Высшим органом церковного управления являлся Святейший правительствующий синод. Компетенция обер-прокурора Святей-
шего синода ограничивалась административным управлением и не распространялась на сферу вероисповедания и церковного права.
Единство Империи и Церкви, основанное на православной вере, по мнению автора, хотя и не было лишено недостатков, в целом было плодотворным. Империя, поддерживая Русскую церковь морально и материально через институт обер-прокуратуры, избавляла епископат от рутинной бюрократически-канцелярской работы, поддерживала ее просветительскую и миссионерскую деятельность. Для Православной церкви в Российской империи были созданы условия наибольшего благоприятствования: в Основных законах насчитывалось более тысячи статей, оберегавших привилегии и имущественные права РПЦ. При этом имперская власть не видела особого смысла в предоставлении Церкви «свободы самоуправления», поскольку основным содержанием ее деятельности считалось совершение богослужений, катехизация паствы, поднятие среди нее нравственности, образованности, почитание праздников и проч.
Социальный состав рядового духовенства был практически однороден: подавляющее большинство всех приходских клириков составляли выходцы из своего сословия. Доля выходцев из светских социальных групп среди приходских клириков в начале XX в. насчитывала 1,5% (по другим оценкам - 3%).
Церковь, исторически являясь опорой Трона, оказывала заметное влияние на общественно-политическое сознание православного народа империи. Но в масштабах империи в народе, особенно среди интеллигенции, все более распространялись атеистические и религиозно индифферентные настроения. Современники указывали на неуклонное падение престижа российской Церкви, на отсутствие авторитета у ее епископата, на то, что православные священнослужители, находясь в духовном застое, не выполняли свою пастырско-руководящую роль. Церковная проповедь зачастую была официозно-формальной или вялой, безынтересной и далекой от реальной жизни. Такое положение сложилось из-за многочисленных политических, идеологических, психологических и религиозных обстоятельств. Однако само духовенство видело едва ли не главную причину церковных «неурядиц» в сложившихся государственно-церковных отношениях, в установив-
шемся в империи примате светской (царской) власти над духовной (церковно-иерархической) (с. 52).
Автор считает, что с рубежа Х1Х-ХХ вв. вплоть до начала Февральской революции представители высшей церковной иерархии своей деятельностью стремились ограничить участие императора в церковном управлении и таким образом «отдалить» Церковь от государства. Подтверждением этому служат, в частности, проведённое в феврале 1901 г. сокращение «верноподданнической» части присяги для рукополагаемого в сан епископа и отмена присяги для членов Святейшего синода и др.
О желании высшего духовенства ограничить участие императора в церковном управлении свидетельствуют и отзывы епархиальных архиереев о церковной реформе в 1905-1906 гг. В них отражалось недовольство представителей иерархии сложившимися в России отношениями церкви и государства, обнаруживалось «стремление епископата РПЦ не только увеличить свою роль в государственном управлении вплоть до участия в законодательной деятельности, но и осуществить это за счет ограничения власти императора в церкви» (с. 81). Об этом, а также о стремлении восстановить в РПЦ патриаршее управление говорилось и в материалах Предсоборного присутствия (1906), а также Предсоборного совещания (1912-1913). Названные церковные комиссии предлагали усилить в управлении Церковью власть епископата.
Меры, предпринимавшиеся представителями епископата в предреволюционные годы, были направлены на десакрализацию власти российского самодержца. Они сводились к укоренению в сознании паствы представлений о царе не как о духовно-харизматическом лидере народа и «Божием установлении» (помазаннике), а как о мирянине, находящемся во главе государства. Духовенство (в частности, члены Синода) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо иной формой правления нет, по сути, никаких принципиальных отличий: всякая власть - «от Бога».
После нескольких безуспешных попыток добиться высочайшего разрешения на созыв Поместного собора представители архиерейского корпуса стали связывать надежды на «освобождение» церкви от императорского контроля с возможностью смены формы государственной власти в России в пользу любой иной формы
правления. Стремясь увеличить свою власть за счет умаления прав верховной власти в области церковного управления, видные представители высшего духовенства работали, по существу, на революцию, полагает автор.
Определенным испытанием на верноподданничество для высшей иерархии явилась Первая российская революция. Во время нее Святейший синод в целом вел себя непоследовательно и противоречиво. С одной стороны, он придерживался своеобразной аполитичности (нередко умалчивая о революционерах и порицая лишь их противников), с другой - старался оказать поддержку правительству. Колебания политической линии высшего органа церковного управления были обусловлены отсутствием у него четкой позиции в отношении к царской власти.
23 апреля 1906 г. была принята новая редакция Основных законов Российской империи. В титуле императора сохранялись слова о Божественном происхождении власти монарха - «Божьей милостью». Другими словами, власть императора утверждалась скорее в религиозном плане, чем в строго юридических формулировках.
Стремления высшей иерархии в предреволюционный период автор вкратце формулирует следующим образом: духовенство хотело получить для своей религиозной организации государственную регистрацию (статус юридического лица), право самостоятельно и практически бесконтрольно распоряжаться церковной собственностью, а также стать фактическим монополистом в «посредничестве между миром дольним и горним». Для осуществления первого необходимо было юридически отделить Церковь от «тела» православной Империи. Для второго - разграничить церковную собственность и «собственность» империи. Для третьего -так или иначе избавиться от царя (помазанника Божиего) как от своего «харизматического конкурента».
Наиболее яркое выражение противостояние высшего духовенства монархии (в контексте проблемы «священства-царства») приняло в дни Февральской революции.
27 февраля, когда на сторону восставших стали переходить войска столичного гарнизона, с предложением к Святейшему синоду осудить революционное движение выступил обер-прокурор Н.П. Раев. Он обратил внимание членов высшей церковной иерархии на то, что руководители этого движения «состоят из изменни-
ков, начиная с членов Государственной думы и кончая рабочими». Синод отклонил это предложение, ответив обер-прокурору, что еще неизвестно откуда идет измена - сверху или снизу. Церковь фактически отказалась защищать императора, а члены Святейшго синода не предпринимали каких-либо попыток его поддержать.
2 марта 1917 г. в покоях московского митрополита состоялось частное собрание членов Синода и представителей столичного белого духовенства. Синодалы признали необходимым немедленно установить связь с Временным правительством, сформированным в тот же день Временным комитетом Государственной Думы. Этот факт дает основание утверждать, что Святейший синод признал новую власть еще до отречения Николая II от престола, которое состоялось в ночь со 2 на 3 марта.
Первое после свержения монархии официально-торжественное заседание Святейшего синода состоялось 4 марта. На нем председательствовал митрополит Киевский Владимир и присутствовал новый обер-прокурор В.Н. Львов. От лица Временного правительства он объявил о предоставлении РПЦ свободы от опеки государства. Члены Синода выразили радость по поводу наступления новой эры в жизни Церкви. Несмотря на отсутствие юридического отречения от престола Дома Романовых, Святейший синод 6-8 марта распорядился изъять из богослужебных чинов поминовение царской власти.
«Именно по причине противостояния священства царству вопрос даже о теоретической возможности установления в России хотя бы конституционной монархии официальными органами церковного управления в 1917 г. не рассматривался. Но официальная политика РПЦ была с первых чисел марта направлена на приветствие и узаконивание народовластия» (с. 257). Автор полагает, что политическая позиция Святейшего синода в февральско-мартов-ские дни 1917 г. фактически решила судьбу российской монархии (с. 273).
В некоторых городах представители рядового духовенства и епископата входили в местные органы власти - в Комитеты общественной безопасности и Советы рабочих и солдатских депутатов (с. 353). Никаких сколько-нибудь массовых контрреволюционных выступлений с целью защиты монархии духовенством в послефев-ральский период 1917 г. проведено не было. Известно лишь об од-
ном случае планирования подобной манифестации в Саратове (с. 390).
Духовенству принадлежал приоритет в изменении государственной, исторически сформировавшейся монархической идеологии Российской империи. Святейший синод уже 7-9 марта официально отрешился от второй составляющей лозунга «за Веру, Царя и Отечество». Временное же правительство декларировало недопущение возврата монархии лишь 11 марта. Процесс перехода Церкви на сторону Временного правительства, на сторону революции завершился 9 марта 1917 г. В тот день Синодом было выпущено послание «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий» и объявлена «для исполнения» по духовному ведомству «Присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий», утвержденная Временным правительством 7 марта.
По мнению автора, можно с большой долей уверенности утверждать, что если бы Святейший синод в судьбоносные для царя и страны февральско-мартовские дни 1917 г. предпринял в отношении монархии охранительные меры, то политические события и в столице, и на местах пошли бы по иному сценарию.
Члены Синода, пойдя навстречу революционной власти и поддержав свержение монархии, не смогли верно предвидеть дальнейшего развития политических событий и остановить расползание революции. Февральский же «этюд» оказался лишь «увертюрой» Октября. Царская власть являлась в многонациональной и многоконфессиональной России системообразующим стержнем. И последствия исчезновения этого стержня заранее можно было предвидеть. Однако на протяжении всего 1917 г., невзирая на следующие один за другим кризисы власти и нарастание в стране центробежных явлений, корректировки политического курса Русской православной церкви «вправо» проведено не было.
Действия высшей церковной иерархии в период февральско-мартовских событий 1917 г. оказали заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны. Они послужили одной из причин «безмолвного» исчезновения с российской политической сцены правых партий, православно-монархическая идеология которых с первых чисел марта 1917 г. фактически лишилась поддержки со стороны официальной церкви.
«Действия, предпринятые в послефевральский период 1917 г. духовенством (и Святейшим синодом, и епископатом, и приходским духовенством) в центре и на местах, - отмечает автор, - способствовали смещению влево спектра общественно-политических настроений православной паствы» (с. 601).
Социально-политическая активность священно- и церковнослужителей начала спадать приблизительно с июля 1917 г. Революционные иллюзии и энтузиазм духовенства стали рассеиваться с наступлением общего разочарования граждан России в политике Временного правительства. В результате в духовной среде начало расти недовольство сложившейся в стране политической и социальной обстановкой. Священнослужители стали придерживаться более правых взглядов и даже переходить в оппозицию революции.
В середине августа 1917 г. был созван Поместный собор РПЦ, проработавший более года. Патриархом на нем 5 ноября был избран Тихон (Белавин), возведенный в этот сан 21 ноября. В результате восстановления патриаршества и реформирования внут-рицерковного управления церковные полномочия царя в области церковно-правительственного управления (юрисдикции), охраны вероучения и контроля за церковным благочинием в полной мере перешли к духовенству.
На Октябрьский переворот высшие органы церковного управления фактически не отреагировали, однако и не оказали поддержки Временному правительству. До начала декабря 1917 г. духовенство в отношении советской власти занимало выжидательную позицию.
Позже, когда советская власть стала ущемлять церковные интересы, Поместный собор и Священный синод попытались оказывать противодействие большевистскому «царству». Вместе с тем органам церковной власти важны были лишь собственные интересы. «Отрешаясь от политики», они, например, не отреагировали на разгон большевиками Учредительного собрания и вплоть до расстрела царской семьи не вспоминали о ее участи.
С третьей декады января 1918 г. для РПЦ начался новый исторический этап. Декретом «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» и другими соответствующими постановлениями Православная церковь фактически была поставлена в стране Советов вне закона.
В ответ на это духовенство стало открыто выражать протесты правительству, в частности - проводить крестные ходы и публичные молебны о прекращении «воздвигнутых на Церковь Божию гонений». Однако подобные действия не принесли желаемого результата, духовенство все больше ощущало свою беззащитность и бесправие при новой власти. Все эти реалии, считает автор, в определенной мере были обусловлены официальной политической позицией самой РПЦ в предшествующий, послефевральский период 1917 г.
Период 1917-1918 гг. принес Церкви типичные для всех революций плоды: смену элит и передел собственности. Для самого духовенства царскую власть в стране сменила патриаршая.
В заключение автор отмечает, что после известных политических (фактически - революционных) событий, произошедших в России на рубеже 1980-1990-х годов, для РПЦ наступило «время благоприятно». В условиях отсутствия «харизматической конкуренции» между Церковью и светским, лишенным сакрального содержания государством, были установлены те формы отношений, в пользу которых в начале декабря 1917 г., по существу, и высказывался Поместный собор. То, за что духовенство «боролось» в период с начала XX в. по 1917 г. включительно, удалось получить в 1990-е годы. В современной России между Церковью и государством установились такие взаимоотношения, которые духовенством (в лице патриарха Алексия II) названы «близкими к идеальным». И «если судить по положению церкви в царской России и нынешнему состоянию вещей, - заключает автор, - то можно констатировать, что в XX в. на "харизматическом фронте" священство взяло верх над царством» (с. 607).
В.М. Шевырин
2011.04.019. МАЙНЕР СМ. СТАЛИНСКАЯ СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА. РЕЛИГИЯ, НАЦИОНАЛИЗМ И СОЮЗНИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА, 1941-1945 / Пер. с англ. Артемова В. - М.: РОССПЭН; Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2010. - 455 с.
Ключевые слова: СССР, 1941-1945 гг., религия, национализм, союзническая политика.
Американский исследователь Стивен Меррит Майнер, используя советские, английские и американские источники, иссле-