CC BY
16
2011.04.007. МИТЧЕЛ М. ПОЛАНИ И РОЛЬ ТРАДИЦИИ В НАУЧНОМ ИССЛЕДОВАНИИ.
MITCHELL M. Polanyi and the role of tradition in scientific inquiry // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. -Р. 206-211. - DOI: 10.1177/0270467611406516. - Mode of access: http://bst.sugepub.com/content/31/3/206
Ключевые слова: М. Полани; традиция; картина мира.
С именем М. Полани, пишет исследователь из США, как и с именами Т. Куна, И. Лакатоса, С. Тулмина и других ученых, прочно связана идея научного развития не просто как кумулятивного роста теоретического знания, а как смены «картин мира» - научных мировоззрений, научных традиций. А поскольку речь идет о смене научных традиций, это и означает значимость традиции, преемственности. Идея М. Полани о личностном характере знания предполагает нахождение такого знания в определенной традиции, определяемой временем, которое и производит ее смену. Таков механизм общественного развития, сплавляющий воедино традицию и человека как личностное знание, где традиция и личностное знание - продукты друг друга. «Традиция, по М. Полани, одновременно и конструируется личностным знанием, и конструирует личностное знание. Поэтому М. Полани не только признает традицию, но, будучи реалистом, он в то же время наделяет личностное знание важнейшей характеристикой инновационного прорыва» (с. 209).
Эта доктрина М. Полани, изобретательно и по-новому детализирующая концепцию парадигм научного развития Т. Куна, в большей мере, чем это было у Т. Куна, отвечает современным процессам научного развития как смене именно мировоззренческих (личностного знания) парадигм. Действительно, наука сегодня стала настолько социально влиятельной, что оформилась наконец потребность говорить о научном феномене в целом как мировоззрении. Само «внутреннее» научное развитие собрало ко второй половине XX в. достаточную информацию для перехода научно-методологических исследований на некий новый уровень. Уже не только профессиональному ученому, но и профессиональному науковеду (теоретику, методологу науки) нельзя было «не заметить» появления не просто новых теорий, а новых оснований науки, ска-
жем, в виде принципов неклассической физики в сравнении с принципами физики классической. Тогда же выяснилось существование в истории научного развития по крайней мере еще одних оснований науки - принципов аристотелизма.
Так увидели свет куновские «парадигмы» и аналогичные понятия других исследователей, смысл которых (этих понятий) состоял в том, что впервые системным образом в методологические исследования науки был введен новый элемент, опосредствующий связь между теориями и отражаемой в них реальностью. Этим опосредствующим элементом в развитии научного знания стало понятие «научная картина мира». Так в науке «заметили» сильный мировоззренческий элемент, а в сущности - человека, всегда опосредствующего связь образа мира и реального мира. Образ мира (а применительно к науке - теория) не существует без этого своего мировоззренческого (человеческого) основания. Поэтому в эти основания науки - научные картины мира - органически входит философия: мировоззрение обязательно имеет философское измерение.
Целый ряд исследователей отмечали продуктивность философских идей в развитии научного знания. Научная картина мира как основание научного развития всегда опирается на определенные философские принципы, но сами по себе они еще не дают и не заменяют ее. Эта картина формируется внутри науки путем обобщения и синтеза важнейших научных достижений. Философские же принципы направляют этот процесс синтеза и обосновывают полученные в нем результаты.
Научная картина мира может быть рассмотрена как форма теоретического знания, представляющая предмет исследования науки соответственно определенному историческому этапу ее развития, форма, посредством которой интегрируются и систематизируются конкретные знания, полученные в различных областях научного поиска. Обсуждение проблемы соотношения фундаментальных понятий науки с изучаемой реальностью привело к обнаружению важных характеристик научной картины мира. Так, М. Планк настаивал на том, что идеалом естествознания является построение объективной картины мира, и поставил вопросы: чем является то, что мы называем физической картиной мира; является ли картина мира только более или менее произвольным созданием нашего ума
или же, наоборот, мы вынуждены признать, что она отражает реальные, совершенно не зависящие от нас явления природы? С его точки зрения для естественно-научного исследования характерно стремление найти постоянную, не зависящую от смены времен картину мира.
Наличие в каждой картине мира элементов, соответствующих объективной реальности, позволяет до определенного момента отождествлять эту картину с самим миром. Онтологизация картины мира, согласно Планку, имеет большое значение в процессе научного творчества, иначе, в отсутствие такой онтологизации, ученые просто не смогли бы делать свои открытия, не будучи убеждены в том, что достигнутое ими знание достоверно. Но в том-то и дело, что этого убеждения слишком мало для успешного научного творчества. Наука по мере своего развития открывает для нас ту истину, что достигнутый и вполне удостоверенный корпус знания на самом деле является очень приблизительным, схематизированным отражением реальности. Наука постепенно открывает для своих великих профессионалов - М. Планка, А. Эйнштейна и равных им проницательных «аутсайдеров» вроде М. Полани, - что ученые, развивая теоретическое знание, оперируют именно схемами, приближениями реальности, имеющими историческое качество в смысле соответствия таких схем, приближений своему времени.
По этой логике научного развития как развития теоретического знания, например, эйнштейновская картина мира в принципе не могла появиться раньше, чем она появилась. Также - и ньютоновская и аристотелевская. Научная картина мира - это, конечно, мировоззрение и в узком смысле слова, в смысле научного мировоззрения. Но это и мировоззрение в широком смысле, включающее человека в его непосредственной и нерасторжимой связи с «социальной ситуацией». И эта социально-культурная привязка научного развития побуждает науку по некоей строгой логике истории менять свои схемы и приближения - представления о том, что есть истина. Можно поэтому было бы сказать, что мировоззренческие установки со всем их философским содержанием как неотъемлемая часть социально-культурного развития выполняют по отношению к научному развитию прогностические функции. Можно было бы сказать, заостряя тезис, что философия выполняет
прогностическую функцию по отношению к специальному научному исследованию.
В подтверждение достаточно обратиться хотя бы к фундаментальным для нынешней науки представлениям о саморазвивающихся объектах, категориальная сетка для осмысления которых разрабатывалась в философии задолго до того, как они стали предметом естественно-научного исследования. Именно в философии первоначально была обоснована идея существования таких объектов в природе и развиты принципы историзма, требующие подходить к объекту с учетом его предшествующего развития и способности к дальнейшей эволюции. Естествознание же приступило к исследованию объектов, учитывая их эволюцию, только в XIX столетии. Что же касается конкретно-теоретического исследования, направленного на изучение законов исторически развивающегося объекта, то оно впервые было дано в учении Ч. Дарвина о происхождении видов. Показательно, что в философских исследованиях к этому времени уже был развит категориальный аппарат, необходимый для теоретического осмысления саморазвивающихся объектов. И здесь наиболее весомый вклад был внесен Гегелем (саморазвитие абсолютной идеи).
Возникает вопрос: каковы механизмы прогностической функции философии по отношению к естественно-научному поиску? Ответ на него предполагает выяснение функций философии в динамике культуры, ее роли в перестройке оснований конкретно-исторических типов культуры. Динамика культуры связана с появлением одних и отмиранием других надбиологических программ человеческой жизнедеятельности. Все эти программы образуют сложную развивающуюся систему, в которой можно выделить несколько уровней. Интересующий нас уровень культурных феноменов связан с тем, что в нем вырабатываются программы будущих форм и видов поведения и деятельности, соответствующих последующим ступеням социального развития. Генерируемые в науке теоретические знания, вызывающие перевороты в технике и технологии последующих эпох, идеалы будущего социального устройства, нравственные принципы, разрабатываемые в сфере моральной философии и часто опережающие свой век, - все это образцы программ будущей деятельности, приводящие к изменению существующих форм социальной жизни.
Вместе с тем в сложном калейдоскопе культурных феноменов каждой исторической эпохи можно выявить их основания, своего рода глубинные программы социальной жизнедеятельности. Анализ этих оснований культуры и их исторической динамики подводит вплотную к проблеме функций философии в жизни общества. А формами, в которых реализуются представления об основаниях культуры, являются категории культуры - мировоззренческие универсалии, систематизирующие и аккумулирующие накапливаемый человеческий опыт. Именно в их системе складываются характерный для исторически определенного типа культуры образ человека и представление о его месте в мире, представления о социальных отношениях и духовной жизни, об окружающей природе и строении ее объектов и т.д. Мировоззренческие универсалии определяют способ осмысления, понимания и переживания человеком мира.
Выявляя мировоззренческие универсалии, философия выражает их в понятийно-логической форме, в виде философских категорий. Рационализируя основания культуры, философия осуществляет «прогнозирование» и «проектирование» возможных изменений в этих основаниях. Уже само рациональное осмысление категорий культуры, которые функционируют в обыденном мышлении как неосознанные структуры, определяющие видение и переживание мира, - достаточно ответственный шаг. Философское познание выступает как особое самосознание культуры, которое активно воздействует на ее развитие. Многие выработанные философией идеи транслируются в культуре как своеобразные «дрейфующие гены», которые в определенных условиях социального развития получают свою мировоззренческую актуализацию. В этих ситуациях философские идеи могут обрести статус мировоззренческих оснований того или иного исторически конкретного типа культуры.
«Ученый, не меньше, чем теолог, философ или ремесленник, -пишет автор в заключение, - зависит от "здоровья" своей традиции. Ведь он преследует "неявное знание" реальности, которое еще предстоит открыть, и для этого он пользуется ресурсом традиции. Традиция облегчает процесс научного открытия, обязательно производящего удивительные результаты, о которых редко подозревает тот, кто это открытие делает. Так, по М. Полани, и идут рука об руку традиция и открытие, которое кладет начало изменению тра-
диции. Сама традиция, находясь в движении, содержит в себе устойчивый импульс к собственной смене через открытия, иначе она -не традиция, не движение, не жизнь» (с. 210).
А.А. Али-заде
2011.04.008. ДЖАРДИН М. ЗРЕНИЕ, ЗВУК И ЗНАНИЕ: ЭПИСТЕМОЛОГИЯ М. ПОЛАНИ КАК ПОПЫТКА СПРАВИТЬСЯ С СЕНСОРНЫМ НЕРАВНОВЕСИЕМ В СОВРЕМЕННОЙ ЗАПАДНОЙ МЫСЛИ.
JARDINE M. Sight, sound, and knowledge: M. Polanyi's epistemology as an attempt to redress the sensory imbalance in modern Western thought // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 160-171. - D0I:10.1177/0270467611406512. - Mode of access: http://bst.sugepub.com/content/31/3Z160
Ключевые слова: М. Полани; объективизм; литературная культура.
Автор (США) видит в М. Полани философа науки, который попытался доказать, что закономерности научного развития носят не специфический, «внутринаучный», а общий, «культурный» характер, и принципы исторического существования языка науки ничем не отличаются от аналогичных принципов любого естественного языка.
Существуют ситуации, когда историк, читая старинный текст, встречает фрагменты, в которых все термины как будто знакомы, но не связываются в формулы, отвечающие смысловым ожиданиям читателя. Обычная реакция читателя - непонятное объявляется бессмыслицей или заблуждением. Между тем ясно, что эта «бессмыслица» существует лишь в смысловой системе, в которой живет читатель. А что если эта индивидуальная система не универсальна? Тогда придется рассматривать «исторические бессмыслицы» органической частью лексикона, отражающего специфический, не похожий на индивидуальный смысловой мир. Тогда придется принять постулат о существовании разных семантических миров - лексиконов.
Насколько такой постулат состоятелен? Прежде всего он оправдывается феноменом перевода художественной литературы с одного языка на другой - феноменом, суть которого заключается в
