А. А. Али-заде
ОСНОВАНИЯ ИНТЕГРАЦИОННЫХ ТЕНДЕНЦИЙ В НАУЧНОМ РАЗВИТИИ
Аннотация. В статье рассматривается история научного развития в свете проблемы научного метода, возникшей в результате исторической дезинтеграции всеобъемлющего знания, каким оно было в протонаучной (философской) парадигме, на естественные и общественные науки. Описываются предложенные философией науки варианты решения этой проблемы и исследуются основания интеграции полидисциплинарного научного знания. Делается вывод о решающем значении социального основания - именно прогресса коммуникационных технологий - в поддержании в научном развитии устойчивой интеграционной тенденции, которая в современном обществе вылилась в формирование трансдисциплинарной парадигмы науки.
Abstract. The article deals with the history of scientific development in the light of the problem of the scientific method that arose as a result of the historical disintegration of comprehensive knowledge, as it was in the proto-scientific (philosophical) paradigm, on natural and social sciences. The options proposed by the philosophy of science for solving this problem are described, and the bases for integrating polydisciplinary scientific knowledge are explored. A conclusion is made about the decisive significance of the social basis, namely, the progress of communication technologies, in maintaining a stable integration trend in scientific development, which in modern society has resulted in the formation of a transdisciplinary paradigm of science.
Ключевые слова: общественные и естественные науки; научный метод; парадигмы научного развития; прецедентная реаль-
ность; вероятностное знание; коммуникационные технологии; глобализация; трансдисциплинарность.
Keywords: social and natural sciences; scientific method; paradigms of scientific development; precedent reality; probabilistic knowledge; communication technologies; globalization; transdisciplinarity.
Общественные науки (ОН) из-за самого своего базового предмета - человека - представляют исследовательское поле, в котором методы естественно-научного познания оказываются малосостоятельными. Именно очевидная разность предметов, с одной стороны, естествознания, а с другой - обществознания ставит очень старую проблему разграничения науки и ненауки. Эта проблема научности возникла с появлением так называемых эмпирических наук, которые пришли на смену философии как протонауки, производящей всеобъемлющее знание, - продукт свободного полета ничем не стесненного теоретического мышления.
Философское знание в качестве протонауки было в точном смысле слова мудростью, не нуждающейся ни в каких подтверждениях / опровержениях, а не наукой в ее современном смысле, требующей своей легитимации через выполнение научной процедуры, иначе говоря, через следование научному методу. Трансформация протонауки (философии) в науку (эмпирические науки) и поставила вопрос о научном методе (процедуре получения научного знания) как главном критерии научности. И базовым требованием к научному методу, рассматриваемому в качестве критерия научности, было требование, чтобы сама познавательная процедура гарантировала доверие к получаемому знанию как объективной истине. Так, требование придерживаться в производстве знания научного метода и научной процедуры вызвало к жизни понятие «объективное знание».
Но что такое объективное знание? Очевидно, это знание, которое каким-то образом отражает так называемую «объективную реальность» - реальность, внешнюю для познающего субъекта. Поэтому ключевым измерением научного метода как гаранта научности (объективности) знания и стала опора на эмпирическую проверяемость теоретических идей, которые, только проходя через процедуру эмпирической верификации, могли расчитывать на статус объективного знания. Тем самым структура научного мышления, в отличие от философского (протонаучного) мышления, обязательно включает два уровня - эмпирический и теоретический, - и в литературе по теории и методологии науки предложена
масса вариантов соотношения обоих уровней научного познания, в том числе позитивизм, гипотетико-дедуктивизм (фальсифика-ционизм) К. Поппера, «постмодернизм» (теоретический плюрализм) П. Фейерабенда, конструктивизм, научный реализм, теории научного развития, связанные с именами Т. Куна, И. Лакатоса, Л. Лаудана. Все эти «измы», так или иначе варьирующие соотношение эмпирического и теоретического уровней научного мышления, предлагают свое видение научного метода и научной процедуры.
При этом понятно, что научный метод как метод оперирования научным мышлением на эмпирическом и теоретическом познавательных уровнях мыслится единым для всех конкретных наук, поскольку задан в качестве критерия научности, отграничивающего науку от ненауки. То есть научный метод в смысле гаранта самого качества научности безразличен к предмету научного познания. Но именно конкретная предметность эмпирических наук и взрывает идею единого научного метода. Действительно:
- предметность естественных наук (ЕН) такова, что как будто бы позволяет четкое разграничение между субъектом и объектом познания и, значит, достижение (через процедуру эмпирического тестирования гипотез) объективного знания;
- предметность же ОН, представляющая в сущности человеческие взаимоотношения, явно иная, имеющая не объектный, а субъектный характер, погруженная в «черный ящик» человеческой психологии и, соответственно, допускающая о себе лишь вероятностное знание, эмпирическое тестирование которого (в полевых или лабораторных условиях) не меняет его принципиально вероятностного, статистического характера.
Таким образом, идея научного метода, исторически несущая в себе ту философию науки, которая отвечает принципам именно естественно-научного познания, испытала вызов общественных наук, потребовавших корректировки философии этой идеи. Вызов состоял в том, что надо было сделать выбор из двух вариантов: (1) считая каноном научности метод естественно-научного познания, пытаться ввести в этот канон и общественные науки; (2) признать, что общественные науки, имеющие специфическую в сравнении с естествознанием предметность, имеют и собственный канон научности, не совпадающий с методом естественно-научного познания.
Оба варианта имеют свои богатые истории и в методолого-научной литературе, и в научной практике. При этом вариант (1)
выглядит очевидно малосостоятельным, поскольку (а) игнорирует специфику предмета ОН и (б) по умолчанию соглашается, что общественные науки, производящие в силу самого своего предмета лишь вероятностное знание, в научном отношении «ниже» естественных наук, производящих (в силу своего предмета) точное (объективное) знание. А вот вариант (2), учитывающий и специфику предмета обществоведения, и равенство обеих областей знания перед качеством научности (каноны научности - разные, но оба -каноны научности), представляется явно более предпочтительным. Так, что касается варианта (1), то его история в научной практике свидетельствует о неоднозначном отношении к нему исследовательского сообщества, например по прецеденту экономической науки, которая до сих пор развивается экономистами двух научных школ равной влиятельности - сторонниками математического моделирования экономических отношений и приверженцами качественного описания экономической реальности, учитывающего психологию человеческих взаимоотношений.
Традиция же варианта (2) имеет богатую историю в разграничении научного метода на методы объяснения (для ЕН) и методы понимания / герменевтики (для ОН). И это методологическое разграничение на науку объяснения и науку понимания - корректное признание того, что научное исследование реально имеет дело с качественно разной предметностью и, соответственно, исследователь должен выбирать методический инструментарий в зависимости от качества изучаемой предметности. Очевидно, что исследовать социальные (т.е. человеческие) взаимоотношения - что и призваны делать общественные науки - нельзя по канону естественно-научного исследования, предписывающему исследователю относиться к исследуемому предмету как к объекту, поскольку изучаемая общественными науками предметность носит не объектный, а субъектный характер, устанавливая с исследовательским сообществом субъектно-субъектные отношения. Исследователь в области общественных наук, будь он экономистом, социологом, политологом, социальным антропологом или психологом, просто вынужден стать герменевтиком, погружаться в психологическую (мотивационную) реальность «социального детерминизма», а в действительности (с точки зрения лапласовского детерминизма) -индетерминизма, принимающего сугубо вероятностную картину развития событий.
Эта в принципе индетерминистская реальность социальных явлений и процессов и делает задачу исследователя в области ОН
чрезвычайно трудной, если не почти безнадежной, - именно задачей понимания психологических (мотивационных) причин человеческих действий, из которых и складывается исследуемая в ОН социальная жизнь. Объяснительные же модели (классика естественно-научного познания) едва ли здесь возможны, поскольку они представляют гипотезы, описывающие-объясняющие (как это и есть в ЕН) безусловно детерминистскую реальность - эмпирически проверяемые причинно-следственные связи. Тем не менее в ОН объяснительные модели-теории существуют, но в том-то и проблема, что они выстраиваются на зыбкой (психологически нагруженной) основе герменевтического проникновения в принципиально индетерминистскую социальную реальность, что ставит под вопрос и объективность получаемого так знания. Значит ли это, что ОН «не вполне» науки? Нет, конечно. Это значит лишь одно - наука в области обществознания имеет дело с предметностью, чрезвычайно проблемной для применения инструментария научного исследования. И выход здесь в том, чтобы искать инструментарий, соответствующий сложности исследуемого предмета, адекватный такому предмету. Поиски адекватного исследовательского (методологического и методического) инструментария и происходят непрерывно уже не один век в области ОН.
Эти методологические поиски имеют одну важную особенность, связанную опять-таки со специфической предметностью ОН. Они представляют непрерывный и вечный инновационный процесс, поскольку вечна и непредсказуема социальная динамика -генеральный предмет ОН. Устойчивым на протяжении всей истории человечества фактором непрерывного изменения человеческого мира - социальной реальности выступает инновационное по определению технологическое развитие - технологический прогресс. Действительно, существует восходящий к философии М. Поланьи новейший взгляд на природу человечества, известный как «трансгуманизм» (transhumanism) и отводящий технологии центральную роль в трансформациях рода Homo sapiens. Согласно М. Поланьи, появление и дальнейшая эволюция «человека разумного» была связана с такой дарованной человеку «тонкой технологией», как язык, посредством которого, через слово, люди получили возможность распространять свой эволюционно сформированный и телесно укорененный интеллект на окружающий их мир. М. Поланьи идентифицирует человека как технолога, который, пользуясь своими природными инструментами (мышлением, языком) и рукотворными
технологиями, непрерывно трансформирует не только внешний мир, но и самого себя - свою «человечность»1.
Как технологический прогресс трансформирует не только социальную среду, но и самого человека, - хорошо видно на примере цифровых технологий. Того, кто вырос среди цифровых технологий и в кого они «вошли», как «присваивает» ребенок родной язык, принято называть «цифровым аборигеном» (digital native), а того, кто должен обучаться этим технологиям в зрелом возрасте, -«цифровым иммигрантом» (digital immigrant). И уже возникла большая проблема информационного общества - проблема «цифрового неравенства», когда лишь подрастающее поколение может рассчитывать стать «цифровыми аборигенами», а все другие возрастные группы оказываются «цифровыми иммигрантами». Однако и «цифровые аборигены», перейдя в иную возрастную группу, превратятся в «цифровых иммигрантов» с очередным обновлением технологий. То есть проблема подобного неравенства - поколен-ческая, связанная с тем, что поколение, родившееся в новой технологической среде, ментально иное, чем поколение, социализация которого происходила в другой технологической среде2.
Технологический прогресс помещает общество в координаты развития, и именно инновационного развития, собственно и обрекающего исследователей в области ОН на постоянные методологические поиски, когда методологические инновации подсказываются достигнутым обществом на данный момент уровнем технологического развития. Наиболее сильно (революционно) меняет социальную реальность прогресс коммуникационных технологий, поскольку в основе общественной жизни лежит человеческая коммуникация - социальное взаимодействие / социальный обмен.
Процесс ускорения и глобализации человеческой коммуникации, связанный с прогрессом коммуникационных технологий, -вечный для человечества процесс качественного изменения общества, и значит - предмета ОН. Но если предмет ОН качественно меняется, то такие сдвиги должны влечь за собой и соответст-
1 Doede R. Technologies and species transitions: Polanyi, on a path to post-humanity? // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. -Р. 225-235. DOI: 10.1177/0270467611406050; Mode of access: http://bst.sugepub. com/content/31 /3/225
2 Pelt van J. Toward a Polanyian critique of technology: Attending from the indwelling of tools to the Course of technological civilization // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 236-246. - P. 239. - DOI: 10.1177/ 0270467611406518; Mode of access: http://bst.sugepub.com/content/31/3/236
вующий (адаптирующийся к этим сдвигам) пересмотр / корректировку исследовательской методологии. С самого начала истории эмпирических наук в общественных науках как части этой истории всегда было осознание, что предметность ОН - качественно иная, чем предметность ЕН. Но было и признание за ОН статуса эмпирических наук, т.е. научного, а не протонаучного (философского) статуса. Необходимость совмещения для общественных наук требования научности (по канону эмпирической науки) с их специфической предметностью, сопротивляющейся такому совмещению, собственно и сделала ОН областью постоянного методологического поиска, призванного отвечать на качественные изменения исследуемого предмета (общества) в связи с прогрессом коммуникационных технологий.
По ключевому для истории методологических поисков в ОН фактору прогресса коммуникационных технологий эту историю следовало бы делить на два периода: (1) период до вхождения в жизнь общества компьютерных технологий коммуникации (КТК); (2) период, когда КТК стали перемещать общественную жизнь из координат физического мира в координаты мира виртуального -когда физическая коммуникация, требующая преодоления пространства и затрат времени, какими бы малыми эти пространственно-временные издержки ни были, явно проигрывала виртуальной коммуникации, вообще уничтожившей пространственно-временные координаты социального взаимодействия. В периоде (1) методологические поиски в ОН не выходили за рамки исследовательской парадигмы, признающей сопротивление предмета ОН методам ЕН, но пытавшейся это сопротивление снизить под эгидой все тех же методов ЕН - дополняя их методами статистического и психологического анализа. Классический пример действия такой парадигмы в отношении ОН - эмпирическая социология, где обследования общественного мнения происходят по всем канонам эмпирической науки, предписывающей в данном случае исследовательскую работу с «репрезентативными выборками», т.е. выборками, в отношении которых делается допущение, что они представляют реальное общество в целом. Проблема состоит в том, что это ключевое для эмпирической социологии допущение невозможно эмпирически обосновать, превратить из гипотезы в объективное знание, - невозможно из-за самого предмета исследования, объективное знание о котором может существовать только в виде «среднестатистического» знания, т. е. знания не о реальном, а о «среднестатистическом», условном обществе. И другого инструмента исследования
предмета ОН, кроме статистического анализа, традиционная исследовательская парадигма, сформированная в соответствии с каноном эмпирической науки, не может предложить.
Речь идет о том, что не естествознание, но именно общественные науки всегда формировали спрос на некий новый, нетрадиционный исследовательский инструментарий, адекватный сложности предмета ОН, - спрос на новую исследовательскую парадигму, в которой канон научности, определяемый требованиями эмпирической науки, станет лишь частью методического арсенала исследователя аналогично тому, например, как из ньютоновской физической реальности можно попасть в эйнштейновскую физическую реальность (или квантовую физическую реальность), выполняя определенные граничные условия. Иными словами, предмет ОН - из другой предметной реальности, нежели предмет ЕН, и между обеими реальностями должны существовать граничные условия взаимного перехода, поскольку и физическая, и социальная реальности представляют части некой единой глобальной реальности. Соображение, что естественные и общественные науки отражают лишь разные части единой глобальной реальности, и дает основание к моделированию единства ЕН и ОН - единства всей науки.
В современных философско-научных исследованиях тема единой, трансдисциплинарной науки активно разрабатывается с разных аргументационных позиций, в том числе с позиции единства природы, с одной стороны, и человека и общества - с другой. Именно с этой трансдисциплинарной позиции дикая природа не есть в противоположность обществу некий мир устойчивости, порядка и предсказуемости, но представляет, как и общество, реальность, лишенную гарантий устойчивости и равновесия. И потому науке в принципе свойственны интеграционные поиски, в том числе поиски единства ЕН и ОН. Так, в одном из подобных исследований ставится вопрос о дикой природе, в которой нет и не может быть равновесия, как его нет и не может быть в общественном развитии, осуществляющемся с помощью «неограниченных» инструментов науки и технологии. Это исследование призывает развивать экологическую науку вместо эмоций по поводу «гармоничной природы», призывает пересмотреть наличные представления о равновесии, коль скоро они таковы, что получается, будто человечество в своем «пристрастии» к технологическому развитию оказывается «чужим» природной системности Земли как нарушитель равновесия в этой системности. Может ли быть человечество «чужим» на Земле -
представляя такую же экологическую систему, как и все прочие экологические системы на планете? Нет - и значит, требуется пересмотреть само понятие равновесия. Понятие равновесия, стабильности вообще неприменимо к экологическим системам, поскольку они - эволюционные и их эволюция происходит в крайне медленном по сравнению со скоротечной человеческой жизнью геологическом и климатическом времени. Для очередных живущих поколений людей геологическое и климатическое время практически остановлено - эволюции экологических систем не существует. Поэтому люди и наделяют экологические системы стабильностью, делая единственное исключение для экологической системы человечества именно из-за короткой жизни людского поколения: социальная динамика отчетливо видна в быстром социальном времени, а природная динамика не видна в медленном геологическом и климатическом времени.
Суть в том, констатирует это исследование, что в природе, в том числе в экологической системе человечества, нет гармонии, нет равновесия, но есть вечная эволюция, вечное отрицание равновесия, стабильности. Это - эволюция без замысла, эволюция как инновационное развитие, когда конкретные инновации (в природе, обществе) появляются не с какой-то целью, но случайно, ради самих себя. Глобальный ненаправленный, прецедентный эволюционизм - вот базовый принцип существования экологических систем, в том числе экологической системы человечества. В обществе этот глобальный эволюционизм принимает вид технологического развития - просто потому, что человеческая форма жизни адаптируется к среде технологически. Отсюда - планетарная экспансия человеческой формы жизни, теснящей все другие формы жизни на планете: в отличие от животных форм жизни, чрезвычайно медленно эволюционирующих под влиянием медленных средовых (геологических и климатических) изменений, человек, наоборот, - источник чрезвычайно быстрых технологических изменений среды1.
Внутри традиционной парадигмы научного развития (основанной на принципах эмпирической науки) интеграционные процессы идут уже довольно давно - в виде формирования междисциплинарных исследовательских полей, объединяющих смежные
1 Sullivan H. Unbalanced nature, unbounded bodies, and unlimited technology: Ecocriticism and Karen Traviss' wess'har series // Bulletin of science, technology & society. - 2010. - Vol. 30, N 4. - P. 274-284; P. 276; 282-283. - DOI: 10.1177/ 0270467610373821; Mode of access: http://bst.sagepub.com/content/30/4/274
(близкие по предмету) научные дисциплины. Но трансдисциплинарная наука - устанавливающая мосты между предметами ЕН и ОН и вообще широко демократизирующая свой метод, - это смена традиционной (академической) парадигмы роста научного знания. Формирование трансдисциплинарной парадигмы науки - неизбежный этап в истории научного развития, которое до этого последовательно прошло этапы (1) протонаучного (философского) всеобъемлющего знания, (2) полидисциплинарной парадигмы эмпирической науки, (3) формирования междисциплинарных исследовательских полей, объединяющих смежные научные дисциплины. В настоящее же время происходит реальный переход к этапу (4) -трансдисциплинарной науке, которая представляет как бы возврат к протонаучному всеобъемлющему знанию, но уже с учетом опыта этапов (2) и (3). И спровоцировала этот переход революция в человеческой (социальной) коммуникации, обязанная КТК и радикально изменившая режим социального взаимодействия. С приходом КТК возникло новое общество с предельно демократизированной виртуальной коммуникацией - когда социально значимым коммуникатором способен стать любой человек, пользующийся коммуникационными ресурсами Интернета и тем самым предоставляющий исследователям в области ОН социологический материал, которого просто не было в обществе, не знавшем КТК. Соответственно, должна была измениться методология ОН, призванная отреагировать на прекращение монополии узкого академического сообщества на производство и обработку социологических данных, -трансформироваться из элитарной (замкнутой в элитарном академическом сообществе, элитарном пространстве академических дисциплин) методологии в так сказать «народную» методологию, «народную» науку, структурированную как трансдисциплинарное исследовательское поле в смысле выхода исследовательского инструментария за академические рамки.
Современные процессы формирования новой мировой общественной парадигмы описываются в научной литературе понятием «глобализация». Понятие это многомерное и разрабатывается в разных аспектах - экономическом, миграционном, культурном, -но суть его состоит именно в связанной с КТК глобализации и беспрецедентной демократизации человеческой коммуникации. Ряд исследователей считают, что глобализация выступает прямым социальным фактором интеграционных процессов в современном научном развитии - именно фактором формирования трансдисциплинарной парадигмы в ОН. Действительно:
(1) глобализация повышает системность мирового социума, усиливая взаимозависимость всех его частей;
(2) это ведет к быстрому распространению по всей системе «возмущений», возникающих в каких-то ее частях, т.е. к частым системных сдвигам, что выглядит как ускоренное общественное развитие;
(3) следовательно, глобализация, существенно повысившая системность человеческого мира и скорость системных изменений в нем, предъявляет наукам об обществе требование стать адекватными повышенной социальной системности, давать синтетическую картину социального мира, который не просто изменчив, но непредсказуемо изменчив, коль скоро некое непредвиденное локальное «возмущение» способно принять глобальный масштаб.
Процессам в человеческом / социальном мире в принципе свойствен статистический (вероятностный) характер из-за вмешательства в них случая, прецедента, что делает социум реальностью, в которой не работает классический (лапласовский) детерминизм. Глобализация отчетливо проявила этот статистический, прецедентный характер общественных процессов. Повысив системность мирового общества (взаимозависимость его частей) и, соответственно, скорость распространения по всей системе прецедентных локальных «возмущений», придала случаю, прецеденту в социальной динамике значение системного фактора. В сущности, глобализация именно как глобализация и беспрецедентная демократизация человеческой коммуникации, радикально изменив (благодаря КТК) режим социального взаимодействия / социального обмена, поставила перед науками об обществе императив серьезного пересмотра их базовых теорий в двух направлениях: (1) создания целостной, синтетической картины социальной реальности и (2) развернутого, методологически обеспеченного отражения «индетерминизма» общественных явлений и процессов - их непредсказуемого, «случайного», прецедентного развития1.
В свою очередь, и естествознание, и философско-научные исследования накопили фундаментальное теоретическое обоснование того, что не только социальный, но и физический мир, и вообще развитие, в какой бы области оно ни происходило (в при-
1 Costanza R. Science and ecological economics: Integrating of the study of humans and the rest of nature // Bulletin of science, technology & society. - 2009. -Vol. 29, N 5. - P. 358-373. - DOI: 10.1177/0270467609342864; Mode of access: http://bst.sagepub.com/cgi/content/abstract/29/5/358
роде, обществе, науке), есть в основе своей единая - именно статистическая, прецедентная - реальность. То есть глубинный предмет и ОН, и ЕН - единый, что и выступает фундаментальным обоснованием моделирования единства ЕН и ОН. Действительно, уже довольно давно выяснилось, что базовые вселенские процессы и на макроуровне, и на внутриатомном уровне, такие как вселенский термодинамический процесс, а также физические процессы, описываемые теорией относительности и квантовой механикой, носят статистический, т.е. вероятностный характер. Это процессы, где (аналогично социальным явлениям и процессам) фундаментальную роль играет случай - непрогнозируемое изменение, вызывающее к жизни реальность, которой раньше не было. Мощный вклад в понимание, что фундаментальные вселенские процессы имеют статистический характер, внесла эволюционная теория Ч. Дарвина, показавшая не просто эволюцию биологических систем, но эволюцию, которая носит именно прецедентный характер, обязанную прецедентам (случаям) индивидуальных отклонений от видовых признаков. Ч. Дарвин впервые со времен Аристотеля пришел к идее, что тот или иной наличный биологический вид -не сотворенная в готовом виде и неизменная данность, но реализованная возможность из заложенного в индивиде множества подобных возможностей, когда данный биологический вид мог бы быть и другим. Это и есть признание прецедентного характера биологических систем, саму возможность изменений, эволюции, развития которых и обосновал Ч. Дарвин, указав на прецедентный характер биологической эволюции - на то, что индивид «волен» в силу непредсказуемого, случайного стечения обстоятельств и факторов положить начало некоему новому виду. Тем самым любой наличный биологический вид оказывается прецедентным, вероятностным продуктом, продолжающим существовать лишь до тех пор, пока достаточное число его индивидов воспроизводят из поколения в поколение его признаки. И всегда есть вероятность прецедента накапливания на индивидуальном уровне признаков нового вида, который и реализуется, когда этот прецедент становится статистически значимым. Согласно Ч. Дарвину, общее (вид, класс и т. п.) не является для единичного непреложным законом, не превращает единичное в свою марионетку. Напротив, именно единичное создает статистический прецедент общего. И общее оказывается статистическим именем для эмпирически складывающихся «образцов» реальности.
Прецедентно складывающаяся реальность может быть любой - эволюцией видов, как у Ч. Дарвина, или, как у Т. Куна, научным развитием. Кстати, идея Т. Куна о научном развитии через смену «образцов» - парадигм научной практики очень напоминает эволюционную теорию Ч. Дарвина, и ключевое у Т. Куна понятие «парадигма» в точности совпадает с понятием «биологический вид» у Ч. Дарвина - как прецедентно складывающаяся «матрица» соответствующей практики, когда практика всегда может отвергнуть «матрицу», если создаст иные прецеденты. Ч. Дарвин в естествознании XIX в. и Т. Кун в философии науки XX в. сделали сходное фундаментальное открытие, заключающееся в том, что «виды» («парадигмы») исторически меняются, обновляются по индивидуальным прецедентам, непредсказуемым в силу самого системного качества реальности, в которой эти «вольные» прецеденты не только происходят, но и должны происходить. Ч. Дарвин и Т. Кун, руководствуясь научной добросовестностью, совершили даже нечто «запретное» с точки зрения укорененного в человеческом мире и спасительного для человеческого сознания мифа. Они разрушили миф о том, что окружающая человека действительность и сам человек как ее часть надежно защищены некими «генеральными смыслами», неким «общим», организующим все видимое многообразие единичных вещей, явлений и событий в систему «объективных законов». Они показали, что само «общее», закономерное, воспроизводящееся во времени складывается в прецедентных системах и поэтому является относительным, зависимым от времени и места.
Собственно, статистический, прецедентный характер вселенской реальности (в данном случае в отношении физической реальности) математически установил И. Ньютон в законе всемирного тяготения, который не действует там, где нет масс, т.е. оказывается, что законы ньютоновской механики носят статистический характер, поскольку «последняя» физическая реальность представляет случайное распределение масс во вселенной. Продемонстрировал прецедентный характер физической реальности А. Эйнштейн, опровергнув в своей теории относительности представление об абсолютных времени и пространстве - показав их относительность, условность, зависимость от скоростей: переход из ньютоновской физической реальности в эйнштейновскую физическую реальность происходит при скоростях, близких к скорости света (300 000 км/сек). И если даже физическая реальность в своем фундаменте представляет прецедентную систему, то прецедентный ха-
рактер социальной реальности, выстраиваемой во взаимодействии множества индивидуальных воль, очевиден. Люди сами создают прецедентную систему «общество» и сами же для собственного психологического комфорта творят для себя «абсолюты», передавая им свою ответственность. Отсюда - важный для человека миф о детерминизме как надежно упорядоченном, закономерном, предсказуемом, планомерном бытии. Однако реальность - физическая, биологическая, социальная - разрушает этот психологически удобный для человека миф, усилиями науки представая перед людьми фундаментально прецедентной картиной мира, в которой желанный детерминизм оборачивается психологически некомфортным «детерминизмом случая», выравнивающим права и ответственности единичного и общего, индивида и вида, отдельного гражданина и власти, поскольку общее в качестве своей функции управления обязано не самому себе, но прецедентному раскладу единичного в данное время и в данном месте. То есть получается - суть не в результатах, но в самой процедуре прецедентного их получения.
Понятие «процедура» - ключевое в понимании того, что такое наука, научный метод. Современная (начиная со второй половины XX в.) философия науки демонстрирует, что узаконивание научной, так называемой «объективной» истины происходит не в результате ее эмпирического обоснования, но в результате правильной процедуры ее получения. Этим современная философия науки вносит большой вклад в формирующуюся сегодня новую парадигму научного развития, обязанную в конечном счете новым коммуникационным технологиям, сделавшим человеческую коммуникацию глобальной и беспрецедентно демократичной. Эффекты глобализации для общества и науки заставляют, например, пересмотреть привычный в философско-научном сообществе образ П. Фейерабенда как эпатажного философа. Действительно, в представлении П. Фейерабенда, институт науки, как он сложился в мире с Нового времени, осуществляет процедуру - но не объективного, родившегося вместе с человеком познания как такового, а того, что называется научным мировоззрением. Научное мировоззрение, как любое мировоззрение, представляет лишь одну из возможных картин мира на правах исторической традиции. Историческая же традиция когда-то возникает и подвержена изменениям вплоть до собственного исчезновения - просто потому, что исторически меняется, развивается ее социальный, человеческий контекст. Для П. Фейерабенда наука как научная традиция (как и любая историческая традиция) - не более чем процедура, нацеленная
не на какие-либо результаты, а на воспроизведение себя самой с помощью выполнения определенных норм, стандартов, метода, которые называют научными и декларируют в качестве средств для достижения объективной истины.
Если П. Фейерабенд и «радикал», то вся его радикальность проявилась лишь в том, что он развернул логику идеи приоритета процедуры познания над результатами познания в картину научного познания, которое не только может мотивироваться, но и реально мотивируется интересами, посторонними по отношению к интересу достижения истины. Эта уверенность П. Фейерабенда в «посторонних интересах» ученых - эксцесс его концепции научного развития, но концепции, в целом верно понимающей науку как одну из традиций, которые выстраивает человек и суть которых - воспроизведение самих себя в соответствующих процедурах. П. Фейерабенд критикует научную традицию прежде всего за ее реальные или воображаемые социальные минусы, которые несет в себе любая историческая традиция. Действительно, любая традиция стремится к самосохранению, и поскольку она обязательно эволюционирует, это усиливает ее стремление к самосохранению, и для нее существует два способа самосохраниться: (1) элитарная самоизоляция от общества и (2) самореформирование по вызовам собственной социальной эволюции. Суть концепции научного развития П. Фейерабенда в том и заключается, что он критикует сложившуюся в Новое время научную традицию именно за выбор ею способа (1) самосохранения. Этим и объясняется весь адресованный науке разоблачительный пафос П. Фейерабенда, за который он был прозван «эпистемологическим анархистом». Между тем «анархизм» П. Фейерабенда - это защита им способа (2) самосохранения науки в обществе. Он выступает за реформацию -именно демократизацию - института науки. В сущности, «анархизм» П. Фейерабенда - выступление против сложившегося в науке авторитарного порядка, когда плюрализм интеллектуальных результатов подавляется властью академически авторитетных идей и академических авторитетов, стоящих на страже элитарной (замкнутой в академическом сообществе) модели познания. И это не только эпистемологический, но и социальный протест П. Фейе-рабенда, поскольку он прямо называет системным изъяном существующей модели науки вовсе не дефицит средств получения достоверного знания, но дефицит в ней эпистемологической и социальной демократии. По П. Фейерабенду, устранение этого дефицита - все, что науке нужно для выполнения в обществе своей
миссии поставщика «объективных истин» в форме теоретического знания и технологий.
В сущности, фейерабендовская философия науки описывает то, что реально происходит в настоящее время с науками об обществе, которые в связи с обязанной КТК коммуникационной революцией, радикально изменившей общество и, соответственно, предмет ОН, обустраиваются в новой парадигме научного развития, предусматривающей (совсем по П. Фейерабенду) эпистемологический и методологический плюрализм - эпистемологическую и методологическую демократию. Сегодня эта эпистемологическая и методологическая демократия в научном развитии существует уже не как философско-научный проект, но как реальность формирования трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания1. Выстраивание трансдисциплинарного исследовательского пространства проявляется в беспрецедентной демократизации исследовательской методологии, использовании самого широкого - академического и неакадемического - исследовательского инструментария, преодолевающего не только границы академических дисциплин в ОН и между ОН и ЕН, но и вообще границу между академическим теоретическим мышлением и, так сказать, «народным» теоретическим мышлением. Притом что понятия «народные теории» и «народная наука» - не какие-то образные выражения, а уже узаконенные в научной литературе термины2. В ряде исследований тема демократизации научного метода именно в плане установления академическим теоретическим мышлением союза с «народным»
1 Буданов В.Г. Трансдисциплинарные дискурсы постнеклассики: Познание, коммуникация, самоорганизация в антропосфере // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 145-159; Лепский В.Е. От монодисциплинарности к трансдисциплинарности в эволюции представлений об управлении // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р. В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 543-563; Keestra M. Understanding human action. Integrating meanings, mechanisms, causes, and contexts // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. -564 с. - С. 201-235; Pohl Ch. What is progress in transdisciplinary research // Транс-дисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. -564 с. - С. 451-468.
2 Rip A. Folk theories of nanotechnologies // Science as culture. - L., 2006. -Vol. 15, N 4. - P. 349-365.
теоретическим мышлением разрабатывается, например, в проекте объединения всех интеллектуальных групп общества, в том числе интеллектуалов от научно-фантастической литературы и литературы в целом, как инсайдеров научного развития1.
Широкая демократизация научного метода, выражающая трансдисциплинарную (объединительную) тенденцию научного развития, - современная исследовательская практика в ОН. Эту практику отчетливо демонстрируют исследования в области так называемых когнитивных наук, где для тестирования работы когнитивного аппарата человека в разнообразных ситуациях принятия решений используется, по сути дела, неограниченный - академический и неакадемический - методический арсенал, призванный как-то решить огромную в ОН психологическую проблему субъектно-субъектных взаимоотношений исследователей с исследуемой реальностью2. Исследователи когнитивных механизмов поведения человека в частности отмечают, что не все в человеческой коммуникации как когнитивном процессе можно выразить словами, - осуществляется она и в каких-то неявных формах, например в форме сенсорной моторики, что побуждает исследователей рассматривать человеческую коммуникацию как весьма сложный, многомерный феномен, включающий физическое пространство коммуникации, жестикуляцию, слова, и пытаться выстроить из явного и неявного, прямого и косвенного содержания коммуникационного феномена систему. Здесь нужен культурологический подход. «Нужна разработка темы зависимости когнитивных процессов и механизмов от культуры. Социально-культурные теории предполагают, что любая когнитивная функция имеет социальную природу и потому представляет культурный феномен. Чтобы понять, что, собственно, такое познание и развитие познания, необходимо рассматривать этот предмет в системе культуры. Исследование культуры - область антропологии. Значит, требуется междисциплинарный и трансдисциплинарный подход к изучению познания и культуры как единого, целостного феномена, и это -
1 Jacobs S.P. Snow's «The two cultures»; Michael Polanyi's response and context // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 172-178. DOI; 10.1177/0270467611406052; Mode of access; http://bst.sugepub.com/content/ 31/3/172
2 Online information search performance and search strategies in a health problem-solving scenario / Sharit J., Taya J., Berkowsky R., Czaja S // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 211-228. - DOI; 10.1177/1555343415583747; Mode of access; http://edm.sagepub.com/content/9/3/211/
подход (методология) в рамках когнитивной антропологии»1. Вообще, исследования в области когнитивных наук - классический пример трансдисциплинарного исследования, «вовлекающего в свой анализ самые разные исследовательские области, равно как и неакадемические когнитивные ресурсы»2.
Сегодня в целом в ОН происходит настоящая методологическая революция именно в связи с КТК. С нынешним развитием компьютерных технологий в их многообразном приложении и связанным с этим экспоненциальным ростом социальной коммуникации использование данных из Интернета - так называемых «больших данных» (big data) - практикуется в широком спектре областей научного исследования. Возник совершенно новый тип исследования - онлайн-исследование3. Понятно, что прямой интерес к онлайн-исследованию есть у социологической науки. Этот новый и бурно растущий ресурс пошатнул положение традиционного социологического исследования из-за возрастающей аналитической активности в отношении социологических данных со стороны неакадемических организаций. Кроме того, неуклонное возрастание сегодня значения Интернета как средства массовой коммуникации и океана мнений, комментариев и индивидуальных самопрезентаций уже радикально реформировало социальное взаимодействие / социальный обмен - базу общественной жизни, общественной динамики. Все это открывает огромные возможности для исследователей-обществоведов, которые вынуждены сейчас переоценивать не только свои методологические подходы к пониманию процессов социальной коммуникации и социального взаимодействия, но и сами теории общества. Притом что инструментарий онлайн-исследования - сам по себе мощный фактор сообщения ОН трансдисциплинарного характера, поскольку онлайн-исследо-вания коммуникационны по своей природе, представляют онлайн-
1 Roth W.-M. Cultural practices and cognition in debriefing // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 263-278. - P. 264. - DOI: 10.1177/1555343415591395; Mode of access: http://edm.sagepub.com/content/9/3/263/
2 Gonzalez C., Meyer J. Integrating trends in decision-making research // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 120-122. -P. 122. - DOI: 10.1177/1555343416655256; Mode of access: http://edm.sagepub.com/ content/10/2/120/
3 The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 1-14. - DOI: 10.1177/2059799116630665; Mode of access: http://mio.sagepub.com/content/9/1/
коммуникации, легко стирающие границы между дисциплинами, весьма далекими друг от друга по своим предметам, объединяющие радикально разные научные интересы, методологические подходы, исследовательские умения, техники, дисциплинарные лексиконы. Интернет с его сетями социальной коммуникации поставил общественные науки перед необходимостью радикальных изменений в их исследовательском инструментарии, в самой исследовательской коммуникации со всеми вытекающими последствиями, главное из которых - формирование трансдисциплинарного исследовательского поля1.
В настоящее время, судя по методолого-научной литературе, сообществом методологов науки принята интеграционная модель научного развития - объединения всех наук через теорию сложности (complexity theory), в которой главную роль играют нелинейная динамика и неравновесность, и вокруг герменевтики, делающей акцент на смысле, интерпретации и риторике. Появление теории сложности в методолого-научном дискурсе знаменует важную веху в методологии науки - слияние нескольких влиятельных трендов, берущих начало в параллельном развитии общей теории систем и кибернетики в середине XX в. И общая теория систем, и кибернетика имеют дело с системами, которые характеризуются чрезвычайно сложными - нелинейными и нестабильными - взаимосвязями и динамикой, не поддающимися описанию традиционными математическими методами. Моделирование сложности в современных исследованиях общества - существенная особенность общественных и естественных наук. Теперь и в ОН, и в ЕН научные законы больше не «жесткие», но лишь вероятностные, а это означает, что невозможно иметь теории на все времена. Моделирование сложности в современной науке демонстрирует пространственно-временную зависимость описания систем. Например, в механике Ньютона физические системы описывались как системы, чьи траектории были раз и навсегда детерминированы определенными параметрами и начальными условиями, и не имело значения, в каком именно начальном состоянии находилась система. С позиции же теории сложности история системы производна от ее (системы) траектории, т.е. система утрачивает свою «устойчи-
1 The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 1-14. - DOI: 10.1177/2059799116630665; Mode of access: http://mio.sagepub.com/content/9/1 /
вость» во времени - время для нее становится необратимым. Эта особенность сложности с очевидностью работает в обществозна-нии, когда ученые-обществоведы отчетливо чувствуют, что факторы вроде социальных отношений, институтов, культуры и истории фундаментально важны для понимания социальных процессов1.
Таким образом, формирование сегодня трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания - реальность. И эту реальность представляет именно методологическая трансдисциплинарность, когда исследовательские методы не только свободно преодолевают дисциплинарные границы между ОН и ЕН, но и выходят в неакадемическое пространство, выстраивая новое, беспрецедентно демократизированное исследовательское сообщество (которое уравнивает в правах профессиональных и «народных» исследователей) и, в сущности, реализуя знаменитый слоган философии науки П. Фейерабенда о «неограниченном» научном методе: «Все проходит»2.
Список литературы
1. Буданов В.Г. Трансдисциплинарные дискурсы постнеклассики: Познание, коммуникация, самоорганизация в антропосфере // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 145-159.
1 Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity: Unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. - 2016. -Vol. 27, N 1. - P. 1-32. - P. 18-19, 21. - DOI: 10.1177/0260107914560864; Mode of access: http ://jie.sagepub.com/content/27/1/1/
2 Doyle E., Buckley P. Embracing qualitative research: A visual model for nuanced research ethics oversight // Qualitative research. - 2016. - P. 1-23. - DOI: 10.1177/1468794116661230; Mode of access: http://qrj.sagepub.com/content/1/; Enriching qualitative research by engaging peer interviewers: A case study / Devotta K., Woodhall-Melnik J., Pedersen Ch., Wendaferew A., Dowbor T., Guilcher S., Hamilton-Wright S., Ferentzy P., Hwang S // Qualitative research. - 2016. - P. 1-20. -DOI: 10.1177/1468794115626244; Mode of access: http://qrj.sagepub.com/content/1/; Kezar A., Maxey D. The Delphi technique: An untapped approach of participatory research // International journal of social research methodology. - 2016. - Vol. 19, N 2. -P. 143-160. - DOI: 10.1080/13645579.2014.936737; Mode of access: http://dx.doi.org/ 10.1080/13645579.2104.936737; Mawer M. Observational practice in virtual worlds: Revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. - 2016. - Vol. 19, N 2. - P. 161-176. - DOI: 10.1080/ 13645579.2014.936738; Mode of access: http://dx.doi.org/10.1080/ 13645579.2104.936738
2. Лепский В. Е. От монодисциплинарности к трансдисциплинарности в эволюции представлений об управлении // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. -М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 543-563.
3. The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 1-14. - DOI: 10.1177/2059799116630665; Mode of access: http://mio.sagepub.com/content/9/1/
4. Costanza R. Science and ecological economics: Integrating of the study of humans and the rest of nature // Bulletin of science, technology & society. - 2009. - Vol. 29, N 5. - P. 358-373. - DOI: 10.1177/0270467609342864. - Mode of access: http:// bst.sagepub.com/cgi/content/abstract/29/5/358
5. Enriching qualitative research by engaging peer interviewers: A case study / De-votta K., Woodhall-Melnik J., Pedersen Ch., Wendaferew A., Dowbor T., Guilcher S., Hamilton-Wright S., Ferentzy P., Hwang S. // Qualitative research. - 2016. -P. 1-20. - DOI: 10.1177/1468794115626244; Mode of access: http://qrj.sagepub. com/content/1/
6. Doede R. Technologies and species transitions: Polanyi, on a path to posthumanity? // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 225-235. -DOI: 10.1177/0270467611406050; Mode of access: http://bst.sugepub.com/con-tent/31/3/225
7. Doyle E., Buckley P. Embracing qualitative research: A visual model for nuanced research ethics oversight // Qualitative research. - 2016. - P. 1-23. - DOI: 10.1177/ 1468794116661230; Mode of access: http://qrj.sagepub.com/content71/
8. Gonzalez C., Meyer J. Integrating trends in decision-making research // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 120-122. -DOI: 10.1177/1555343416655256; Mode of access: http://edm.sagepub.com/con-tent/10/2/120/
9. Jacobs S.P. Snow's «The two cultures»: Michael Polanyi's response and context // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 172-178. -DOI: 10.1177/0270467611406052; Mode of access: http://bst.sugepub.com/con-tent/31/3/172
10. Keestra M. Understanding human action. Integrating meanings, mechanisms, causes, and contexts // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р. В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 201-235.
11. Kezar A., Maxey D. The Delphi technique: An untapped approach of participatory research // International journal of social research methodology. - 2016. - Vol. 19, N 2. - P. 143-160. - DOI: 10.1080/13645579.2014.936737; Mode of access: http://dx.doi.org/10.1080/13645579.2104.936737
12. Mawer M. Observational practice in virtual worlds: Revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. -2016. - Vol. 19, N 2. - P. 161-176. - DOI: 10.1080/13645579.2014.936738; Mode of access: http://dx.doi.org/10.1080/13645579.2104.936738
13. McNeese M. The phenomenal basis of human factors: Situating and distributing cognition within real-world activities // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 116-119. - DOI: 10.1177/1555343416653703; Mode of access: http://edm.sagepub.com/content/10/2/116/
14. Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity: Unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. - 2016. -Vol. 27, N 1. - P. 1-32. - DOI: 10.1177/0260107914560864; Mode of access: http ://jie.sagepub .com/content/27/1/1/
15. Pelt van J. Toward a Polanyian critique of technology: Attending from the indwelling of tools to the Course of technological civilization // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 236-246. DOI: 10.1177/0270467611406518; Mode of access: http://bst.sugepub.com/content/31/3/236
16. Pohl Ch. What is progress in transdisciplinary research // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с. - С. 451-468.
17. Rip A. Folk theories of nanotechnologies // Science as culture. - L., 2006. - Vol. 15, N 4. - P. 349-365.
18. Roth W.-M. Cultural practices and cognition in debriefing // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 263-278. - DOI: 10.1177/1555343415591395; Mode of access: http://edm.sagepub.com/content/9/3/263/
19. Online information search performance and search strategies in a health problemsolving scenario / Sharit J., Taya J., Berkowsky R., Czaja S. // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 211-228. -DOI: 10.1177/1555343415583747; Mode of access: http://edm.sagepub.com/con-tent/9/3/211/
20. Sullivan H. Unbalanced nature, unbounded bodies, and unlimited technology: Eco-criticism and Karen Traviss' wess'har series // Bulletin of science, technology & society. - 2010. - Vol. 30, N 4. - P. 274-284. - DOI: 10.1177/0270467610373821; Mode of access: http://bst.sagepub.com/content/30/4/274