Таким образом, полагает автор книги, По пародийно обыгрывает христианскую модель воскрешения Лазаря - герой символически переживает смерть и избавляется от страха. Он не только излечивается, но и находит причину болезни, ее «возбудителей»: ими оказываются книги по медицине, «заупокойная риторика» и рассказы-страшилки. Сам рассказ По, написанный в жанре «страшилки», также предстает источником заразы. «Когда автор предупреждает ("не читай!"), уже поздно: рассказ прочитан. Как, возможно, прочитаны и другие рассказы, к которым отсылают вставные истории. Герой-рассказчик выздоровел, не только совершив ритуальное сожжение "заразных" книг, но и передав свои страхи другому... Автор же вдвойне "отомщен", обманув читателя (серьезный рассказ оказывается фарсом) и заразив его "инфекцией" правдоподобного страха и беспокойства» (с. 218).
Е.В. Соколова
2010.03.027. ГРЕВЕН Д. МАСКУЛИННАЯ ТЕОРИЯ И РОМАНТИЧЕСКОЕ АВТОРСТВО, ИЛИ ГОТОРН, ПОЛИТИКА, ЖЕЛАНИЕ.
GREVEN D. Masculinist theory and romantic authorship, or Hawthorne, politics, desire // New literary history. - Balimore, 2008. -Vol. 39. N 4. - P. 971-987.
В статье американского исследователя литературы XIX в. Дэвида Гревена анализируется проблема отношения критики к произведениям Натаниеля Готорна в свете интерпретативной модели оппозиций «политики» и «гендера» в текстах писателя. Гре-вен проводит экскурс в работы многих исследователей творчества Готорна и американской литературы XIX столетия, но основные труды, рассмотренные в связи с выдвинутыми проблемами, принадлежат таким ученым, как Сакван Беркович, Джонатан Арак и Джон Карлос Роу.
Фигура Готорна как автора в основном рассматривалась в 1980-х годах «левой» критикой, которая игнорировала гендерные проблемы. Эта критика, заинтересованная в выявлении политических стратегий автора, презентовала Готорна как непримечательного и консервативного писателя. Основная претензия к писательским стратегиям Готорна, выдвинутая критикой, была сформулирована как «реакционная позиция социального бездействия» (Беркович).
Для критической мысли, находящейся в поле влияния марксистских идей, гендерные проблемы являлись побочными, подчиняющимися более значимым изменениям политического и экономического характера (Дж.У. Скотт). Такая позиция в какой-то степени связана с тем, что сама эпоха создания готорновских произведений маркирована невключенностью сексуальных и гендерных проблем в общий процесс реакции прозы на изменения политической сферы (с. 971).
Но если «политическое» воспринимается как мир идей, а точнее - мир трансформирующихся мужских идей, то сама попытка презентации «бездействия» Готорна автоматически поднимает вопрос гендерной идентификации автора в общем механизме интерпретаций текста. Критика, акцентирующая внимание на игнорировании Готорном социополитических реалий, одновременно обращается и к более масштабной проблеме американской литературы - к вопросу о доминирующем положении реализма перед романтизмом, восприятия творчества писателей как «темного и кровавого перекрестка встречи литературы и политики» (Лионель Триллинг «Реализм в Америке»).
История и исторические процессы, имеющие огромное значение в интерпретации литературы как в эпоху Готорна, так и в современности, в ревизионистских исследованиях «левой» критики сводятся к эмпирическому выявлению так называемых «жестких фактов» американской истории (Филипп Фишер). Такая позиция приводит к выстраиванию «виртуальной литературной истории, но не истории литературы» (Уильям Спенгемен). Выявление этих «жестких факторов» в изучении американской литературы приводит современных критиков к вопросу о том, имеют ли место «мягкие факторы»: любовь, желание, эрос, эстетика, красота. «Женские» качества (феминизация и развлекательность литературы), эмоциональное участие для «левой» критики выступают как угроза маскулинной критической оптике, выявляющей политические механизмы культурного продукта (Джеймс Сосноски, Элен Сиксу).
Если левая критика и пытается выявить неполитизированные фигуры («Декадентский холостяк»/«decadent bachelor», «Любез-ность»Л^еЬопа1г»), то, в конечном счете, такие актанты рассматриваются в негативном ключе, как деградирующие фигуры (Френк Лентриччи) или «модель феминизированного непродуктивного
сознания». Эрик Шейфиц, следуя за Берковичем и Араком, обвиняет Готорна в «аморальной пассивности». Исследования критиков, игнорирующих гендерные аспекты готорновского письма, выделяя названную стратегию «аморальной пассивности», эксплицитно относят авторскую функцию Готорна к знаковому комплексу «женского», тем самым по умолчанию актуализируют гендерный аспект авторской позиции (с. 974).
Д. Гревен подробнее рассматривает позиции Джона Роу и Джонатана Арака в двух частях статьи («Роу и глобализация Го-торна» и «Арак и действие») и, сопоставив эти концептуальные стратегии критиков, резюмирует свои наблюдения в третьей части работы («Декадентствующий либерализм»).
С точки зрения Д. Гревена, недавний сборник эссе под редакцией М. Белл «Готорн и реальность» поднимает важную проблему соотношения творческой фантазии и «реального» у Готорна, анализирует отношение писателя «к социальной реальности, которую он временами именовал неинтересной и нерепрезентабельной». Очевидно различие между лакановским пониманием «реального» как области нерепрезентабельного и той социальной реальностью, с которой сталкивается Готорн. Но, учитывая опыт изучения готорновского текста левой критикой, ассоциация с лака-новской реальностью в критике Готорна сознательно опускается: «Любые проблемы, не поддающиеся количественному измерению и классификации, не обсуждаются в критических дискуссиях» (с. 975). По утверждению М. Белл, «Готорн был политической фигурой огромного значения в свое время, и... те самые проблемы, к которым он, как считалось, равнодушен, на самом деле являлись основными в его творчестве: аболиционизм, раса, права женщин, национальная политика» (с. 975).
Роу вслед за Берковичем демонстрирует в своем анализе го-торновский «романтический регионализм», служащий экспансионистским политическим и культурным целям. «Трансмиграционная» способность Готорна позволяет ему «путешествовать где угодно, на худой конец, в себе самом и придуманных им же мирах, которым он выдает лицензию на существование» (с. 976). Фантазия и воображение автора трактуются Роу как игра с политической системой власти: главным пагубным идеологическим воздействием «Алой буквы» для Роу является тот факт, что героиня разменивает
«свою потенцию к открытой социальной революции» на «субтильные психологические трансформации, что отражает собственно готорновскую метаморфозу личного желания политической революции, которую Роу называет "эстетическим инакомыслием"» (с. 977).
Обращаясь к «Итальянским дневникам» и роману «Мраморный фавн», Роу показывает индифферентное отношение Готорна к политической системе, «Мраморный фавн» важен еще тем, что запечатлевает, как готорновский «переменчивый интерес к женской воле к власти и к женской сексуальности со временем трансгрессировал в фобию» (с. 979). Героини Готорна обладают уникальными характерами и качествами, «достигнутыми посредством имагина-тивной эмпатии Готорна к женскому опыту» (с. 980).
Постструктуралистская работа Джонатана Арака «Политика "Алой буквы"» является перенесением идей М. Фуко на опыт американской литературы XIX в. Арак обращается к проблеме рабства, и, по его мнению, Готорн в своих текстах «определял рабство как потенциальное разногласие, рабство ему не нравилось; он лишь признавал, что с этим ничего нельзя поделать» (с. 981). То, что другими критиками интерпретируется как «бездействие» («аморальная пассивность») Готорна, Арак объясняет как «романтическую интерпретацию "Гамлета", основанную на отказе от аристотелевского восприятия характера как "действующего персонажа"».
Арак и Роу, обращаясь к картине социальных отношений XIX в., пытаются понять образ автора у Готорна. Эпоха, внушающая сомнение и неуверенность, приводит писателя к сомнениям в собственной маскулинности, порождает застенчивость, пассивность и интуитивность, считающиеся женскими качествами. В сочетании с эксплицитным женоненавистничеством готорновский автор оказывается проявлением «гендерной смеси». Готорн - писатель, способный критиковать и одновременно поддерживать господствующую в его время систему «эстетического жеста», перенесенного в политический «акт». Эта система основана на маскулинной активности, рационализме, уверенности и, главное, -на абсолютной власти.
Для объяснения любого литературного опыта важно учитывать фигуру «желания», проявленного автором в тексте и воспринимаемого как естественный акт читателем, но левая критика не
2010.03.028-029
признает это «желание» в качестве категории человеческого опыта, не говоря уже о его важности для литературы или политики.
Анализ исследований творчества Готорна позволяет Д. Гре-вену сделать вывод, что «левая критика будет вынуждена принять во внимание эротику и воображение, невыразимую таинственность, вторгающееся в текст иррациональное, словом, перверсии литературного искусства» (с. 983). Возникает общая необходимость в «декадентском либерализме», в критике, которая способна учитывать важность «персональной фантазии» (воображения), «эротизма» при чтении литературы - всего, что присуще человеческой природе.
Т.Н. Амирян
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2010.03.028-029. НОВЫЕ КНИГИ ОБ АННЕ АХМАТОВОЙ: НЕАКАДЕМИЧЕСКОЕ АХМАТОВЕДЕНИЕ. (Сводный реферат).
2010.03.028. ФАЙНШТЕЙН Э. Анна Ахматова / Пер. с англ. Новиковой Т. - М.: Эксмо, 2008. - 416 с.; илл.
2010.03.029. ДЕМИДОВА А.С. Ахматовские зеркала: Комментарий актрисы // Ахматова А. А. Поэма без героя. Демидова А.С. Ахматовские зеркала: Комментарий актрисы. - М.: ПРОЗАиК, 2009. -С. 79-397.
Известная британская поэтесса Элен Файнштейн долгое время работает над творческим наследием русских поэтов Серебряного века и написала книги о А. Пушкине1 и М. Цветаевой2. По материалам частных коллекций, письмам, воспоминаниям современников, интервью с друзьями и родственниками А. Ахматовой (1889-1966), по сохранившимся архивным документам она воссоздала неодно-
1 Feinstein E. Pushkin / Исследование биографии и творчества русского писателя А.С. Пушкина, (1799-1837). - London, 1998.
2
Feinstein E. A captive lion: The life of Marina Tsvetaeva. - London, 1987.