CC BY
40
2010.01.013-015
JO -
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЗАКАВКАЗЬЕ
2010.01.013-015. РУМЕР Е., ТРЕНИН Д., ЧЖАО ХУАШЭН. ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ: ВЗГЛЯД ИЗ ВАШИНГТОНА, МОСКВЫ И ПЕКИНА.
RUMER E., ТРЕНИН Д., ZHAO HUASHENG. Central Asia: Views from Washington, Moscow, and Beijing / Forew. R.Menon. - Armonk (N.Y.); L.: Sharpe, 2007.
From the cont.:
2010.01.013. MENON R. Introduction. Central Asia in the twenty-first century. - P. 3-17.
2010.01.014. RUMER E. The United States and Central Asia. In search of a strategy. - P. 18-74.
2010.01.015. Huasheng Zhao. Central Asia in China's diplomacy. - P. 137-213.
Раджан Менон (Зихай университет, Индия) (013) полагает, что с превращением в 1991 г. советских республик Центральной Азии (ЦА) в независимые государства перед их лидерами встали вопросы: какой должна быть форма правления; какими должны быть взаимоотношения между государством и гражданами; как преобразовать советскую экономику в капиталистическую таким образом, чтобы возникающие трудности не породили протесты населения? Какой должна быть политика относительно языка и культуры, чтобы создать новую постсоветскую идентичность, соответствующую народным ожиданиям? Какой должна быть роль ислама и как сочетать неизбежное усиление роли религии с предупреждением появления радикальных политических движений? Наконец, как сбалансировать сохранение связей с Россией с уменьшением зависимости от нее путем привлечения других государств и организаций, не принадлежащих к региону ЦА?
Ситуация особенно сложная, поскольку решение проблем в одной сфере затрудняет положение в других. Например, переход к
рыночной экономике с ее перераспределением богатства и власти может породить нестабильность и затруднить взаимоотношения между отдельными этносами. Нынешние президенты независимых государств ЦА были подготовлены к роли руководителей одной из республик СССР, а не к своему новому статусу и новым обязанностям. Столь же не были подготовлены к переменам и рядовые граждане. Тем самым, к началу 1992 г. «центральноазиаты увидели вакуум в политике и экономике, но никто в руководстве не знал, как его заполнить» (013, с. 5).
И царское и советское наследие сохранили огромное влияние России в регионе. Здесь продолжают жить миллионы этнических русских, центральноазиатская элита русифицирована по языку и культуре, тысячи рядовых граждан ЦА ищут работу в России. Наконец, РФ неизмеримо сильнее государств ЦА и обеспечивает стабильность в регионе.
В то же время произошло «открытие ЦА». Особенно укрепились позиции Китая, прежде всего в сфере энергоресурсов. В этой же сфере действуют ТНК: в Казахстане их инвестиции выросли с 1,8 млрд. до 2,4 млрд. долл. за 1999-2004 гг. (013, с. 7). Активны также НАТО, ОБСЕ, ЕС, НПО. Современное соперничество многих стран и организаций в ЦА нельзя назвать «новой большой игрой», вспоминая прежнее противостояние Российской и Британской империй и терминологию Киплинга. Сейчас ситуация сложнее, что открывает центральноазиатским лидерам поле для маневрирования между соперниками - государствами или корпорациями, сталкивая их друг с другом.
Менон называет несколько сфер взаимовлияния. Одна из них -«ислам и политика». Контакты со всем исламским миром возрастают, но полагать неизбежным подъем «фундаментализма» или «ваххабизма» - это сверхупрощение. Правда, центральноазиаты могут использовать заветы ислама для противодействия тем режимам, которые не борются с коррупцией, неравенством, этническими столкновениями.
Формулировка другой сферы - «Москва и Пекин: настоящее и будущее» (013, с. 11). Судьбы России и ЦА тесно связаны - развод невозможен. Роль Китая в инвестициях и торговле растет, он использует механизм ШОС. Сейчас обе державы объединяют подозрительность по отношению к США, опасения исламского ради-
кализма. Но положение может измениться. Возникнет ли острое соперничество Москвы и Пекина или Россия примирится с гегемонией Китая в регионе? «В отдаленной перспективе возможность замещения в Центральной Азии России Китаем в качестве господствующей внешней силы достаточно высока» (013, с. 12) Шансы других стран (например, Турции или Ирана) ничтожны.
Далее Менон отмечает совпадение точек зрения Е. Румера, Д. Тренина и Чжао Хуашэна по ряду вопросов.
Е. Румер (Национальный университет обороны, США) (014) констатирует, что распад СССР и появление независимых государств в ЦА оказались полной неожиданностью для американских экспертов по внешней политике, сфокусированных на проблемах «холодной войны», атомной конкуренции1. В новой сложной мировой ситуации ЦА еще долгие годы мало интересовала США, поскольку несравнимо важнее были отношения с Россией.
Определенное внимание госдепартамент уделял лишь отдельным проблемам: ликвидация ядерного арсенала, оставшегося как советское наследие на территории Казахстана (завершено к маю 1995 г.); помощь всем центральноазиатским правительствам в осуществлении политических и экономических реформ (они были провозглашены только в Казахстане и Киргизии); поощрение сотрудничества со структурами НАТО, ОБСЕ. Выступление в 1997 г. С. Талботта - главного архитектора политики администрации Клинтона по отношению к бывшему СССР - ясно показало, что «Центральная Азия не является регионом важного стратегического значения для США, и, соответственно, Вашингтон не имеет специфической стратегии для Центральной Азии» (014, с. 29). С точки зрения американских интересов лучшая перспектива - не господство в регионе, а недопущение превращения его в сферу влияния любой другой державы (great-power-free zone) (014, с. 30).
Тем не менее, несмотря на подобные заявления, отнюдь не второстепенным фактором для США в 90-е годы была нефть ЦА. В Казахстане ее запасы составляли 9-40 млрд. баррелей, что равнялось по низшим оценкам резервам Алжира, а по высшим - Ливии (014, с. 32). Казахстан, Туркмения, Узбекистан обладают значи-
1 См.: Talbott S. The Russia hand: A memorial of presidential diplomacy. -N.Y., 2002; Goldgeier J., McFaul M. Power policy and purpose: U.S. policy toward Russia after the cold war. - Wash., 2003. Описание дано по реф. источнику.
тельными ресурсами газа (соответственно, 65-100, 71 и 66 трлн. куб. футов) (014, с. 32).
В целом нефтяные резервы Каспия, по высшим американским оценкам, могли составлять 200 млрд. баррелей, что ставит регион на 2-е место после Ближнего и Среднего Востока, хотя доказанные резервы - 15 млрд. (014, с. 33). Огромная сложность -нефтепроводы. Американская политика по отношению к ним определялась не столько экономическими, сколько политическими и стратегическими соображениями. США не хотели допускать полного контроля России над экспортом нефти Каспия, поэтому идея расширения ее системы нефтепроводов отвергалась, хотя и ее исключение из нефтепоставок также было неприемлемо. Столь же неприемлем был кратчайший южный маршрут через Иран по политическим соображениям (поддержка им терроризма, разработка ядерного оружия). Поэтому наилучшие варианты - один через Новороссийск, другой через Баку, Грузию к турецкому порту Джей-хан (завершен в 2005 г.).
В конце 90-х годов наступает период разочарования относительно проблем ЦА: в этих республиках видят не будущих «азиатских тигров», но подобие Нигерии или Конго - государств, упустивших преимущества своих природных ресурсов. ЦА рассматривается как регион нестабильности, причем наибольшей угрозой представляется не движение «Талибан», а внутренние проблемы, поскольку здесь воцарились коррупционные, недемократические режимы (даже в Казахстане и Киргизии, не говоря уже о диктаторских в Узбекистане и Туркмении). «Центральноазиатские лидеры также имели основания разочароваться в США» (014, с. 38).
Все изменило 11 сентября 2001 г.: «Таджикистан, Узбекистан. Туркмения, Казахстан и Киргизия стали одними из важнейших прифронтовых государств в американской войне против терроризма» (014, с. 39). Но одновременно осталось еще много вопросов. Насколько важна ЦА для США? Что интересует США в регионе? Какую роль должны сыграть США в регионе: менеджера по проблемам безопасности, гегемона или партнера по некоторым вопросам?
США начали действительно участвовать в решении проблем безопасности ЦА. Американские вооруженные силы появились в Киргизии, Таджикистане, Узбекистане. Особенно важны оказались
авиабазы Карши-Ханабад (Узбекистан) и Манас (Киргизия), имевшие важное значение для операций против «Талибан» в Афганистане. Узбекистан стал стратегическим союзником США в этой войне: в марте 2002 г. президентом И. Каримовым и тогдашним госсекретарем К. Пауэлом была подписана декларация о стратегическом партнерстве и сотрудничестве, в которой говорилось о помощи США в проведении демократических реформ в Узбекистане и сохранении его территориальной целостности и безопасности. Подобная декларация уникальна для любого постсоветского государства и объяснялась задачами борьбы против «Аль-Каиды».
Появление США в ЦА дало возможность центральноазиатским лидерам маневрировать в их отношениях с Москвой и Пекином.
Национальная стратегия борьбы с терроризмом, принятая администрацией Буша в феврале 2003 г., провозглашала искоренение условий, способствующих его появлению. Тем самым проведение экономических и политических реформ в ЦА становилось предварительным условием победы в глобальной антитеррористической кампании, а не самостоятельной задачей, к которой Вашингтон подталкивал лидеров ЦА.
11 сентября способствовало улучшению американо-российских отношений и ограничивало возможности центральноазиат-ских лидеров эксплуатировать противоречия Москвы и Вашингтона, например по маршрутам нефтепроводов. Россия не могла не поддержать антитеррористическую войну США и не открыть им доступ в ЦА. Ей оставалось лишь использовать преимущества своего географического положения (близость к Афганистану) и давние позиции в ЦА (включая русские общины, хотя и сократившиеся из-за эмиграции). «Учитывая совпадение интересов США и России в борьбе с радикальным исламским терроризмом, военная слабость Москвы означает, что в это время американское военное присутствие в Центральной Азии приносит важные преимущества российским интересам безопасности, как бы тяжело ни было российской элите принимать такой курс событий» (014, с. 47). Напротив, Иран, в отличие от России, проиграл после 11 сентября.
Если для США проведение реформ в ЦА считалось элементом глобальной антитеррористической войны и залогом стабильности в регионе, то местные элиты были уверены, что именно они необходимы для обеспечения стабильности и безопасности своих
стран и региона в целом. США приходилось полагаться как на союзников в борьбе с террористами на режимы, которые в перспективе создавали условия, благоприятные для террористов. Иначе, по мнению американских политиков, «не проводя реформ и не обеспечивая изменений в Центральной Азии, нынешние союзники в войне с террором станут в дальнейшем противниками» США (014, с. 50).
Пробным камнем во взаимоотношениях США - ЦА послужили события 2005 г.: «революция тюльпанов» в марте в Киргизии была оценена лидерами остальных стран как знак необходимости более жестокого контроля, а не терпимости к оппозиции. Еще более важными оказались события в Андижане в мае в Узбекистане. Правительство США обвинило узбекские власти в чрезмерном применении силы при подавлении волнений и призвало провести независимое расследование. Узбекистан отверг и эти обвинения, и идею создания независимой комиссии, а затем потребовал отозвать американский контингент с базы Карши-Ханабад, игравшей важную роль в операциях США в Афганистане (выполнено досрочно). Эти действия США в защиту прав человека «поразили централь-ноазиатскую элиту как удивительно наивные... Им стало понятно, что они не смогут рассчитывать на американскую помощь в случае волнений у себя дома; центральноазиатские режимы должны были искать поддержки в другом месте» (014, с. 53).
С 2005 г. сложилась таким образом новая геополитическая ситуация - возросла роль России и Китая. В России к этому времени сказались благоприятные результаты 7-летнего экономического роста, она накопила более 200 млрд. долл. резервов, Путин пользовался поддержкой 70% населения, баррель нефти стоил 70 долл., кризис 1998 г. забывался. Это позволяло России, контролируя большинство центральноазиатских путей к внешнему миру, укрепить свое влияние в регионе. К тому же здесь сохранялась роль русского языка, мигранты ехали на заработки в Россию, куда шла большая часть сельскохозяйственного экспорта региона. Наконец, сохранились тесные связи с правителями республик: в Москве нашел убежище свергнутый президент Киргизии А. Акаев, она поддержала президента Узбекистана И. Каримова; для «Газпрома» центральноазиатский газ был стратегическим резервом. «Москва теперь и хотела и могла преследовать свои интересы в Центральной Азии» (014, с. 56).
Китай приобрел новое значение в ЦА благодаря растущим экономическим связям с регионом (включая нефтепровод из Казахстана в Китай), созданию ШОС, желанию цетральноазиатской элиты противопоставить американскому демократическому влиянию не только Россию, но и Китай. В свою очередь, «чтобы продемонстрировать поддержку нынешних центральноазиатских лидеров, Пекин устроил теплый прием узбекскому президенту Каримову вскоре после событий в Андижане» (2, с. 57). На саммите ШОС в июле 2005 г. в Астане было сделано символическое заявление с просьбой к США прояснить: когда они намерены вывести свои вооруженные силы из ЦА. Это заявление свидетельствовало о растущем влиянии России и Китая за счет США.
Какие перспективы у политики США в ЦА? Насколько важен для них этот регион? По мнению Румера, его значение определяется расположением в сердце Евразии, а Евразия - совокупность самых крупных и наиболее населенных стран мира, источник как минеральных ресурсов, так и острейших конфликтов. ЦА - стратегический тыл стран Европы и Азии, в котором сильны (хотя и не первостепенны) интересы Китая, Индии, России, Ирана, Турции, Пакистана. Кроме того, у США большие интересы в каждом из соседей ЦА, чем в ней самой. Как сочетать все это и выбрать наиболее важное для США? Румер считает наиболее разумным сотрудничество с правящими режимами ЦА, одновременно поощряя экономические и политические изменения в этих странах при соблюдении принципов преемственности и постепенности (continuity, gradualism) (014, с. 63).
США необходимо выработать новую центральноазиатскую стратегию, учитывая новую геополитическую реальность. Уже выяснилось, что в ряде случаев поощрение демократизации может привести к дестабилизации (пример Киргизии); в то же время нельзя игнорировать необходимость проведения реформ, ограничиваясь только проблемами энергетики; наконец, «новая стратегия США, чтобы быть успешной, не может сфокусироваться только на проблемах региона», необходимо учитывать российский и китайский факторы (014, с. 68). США в состоянии помочь государствам ЦА обрести подлинную независимость и достойное место на мировой арене, причем это можно сделать только «при поддержке и в сотрудничестве» с Россией и Китаем (014, с. 69).
«США продолжают держать ключи к безопасности региона благодаря своему присутствию в Афганистане. Ни центрально-азиатские государства, ни Россия, ни Китай не заинтересованы в провале американской миссии в Афганистане, ибо это повредит их интересам. Это и дает США точку отсчета для разговора с Россией и Китаем относительно разделения ставок в регионе» (014, с. 69). Центральноазиатские государства также должны стать одной из сторон в таких переговорах, а они в свою очередь приветствуют американское участие. «Более того, Китай и Россия заинтересованы в присутствии США в Центральной Азии. Она слишком важна для США, чтобы предоставить решение проблемы только России и Китаю: у них нет ресурсов поставить регион на путь длительной стабильности и безопасности. Их поддержка усилий США в Центральной Азии должна стать интегральной частью американской стратегии...» (014, с. 70-71).
Чжао Хуашэн (директор Центра российских и центральноа-зиатских исследований Фуданского университета, КНР) (015) утверждает, что стратегия Китая относительно ЦА все еще четко не сформировалась. Пока можно выделить следующие ее элементы: «...безопасность границ, борьба с движением "Восточный Туркестан", проблемы энергетики, экономические интересы, геополитика, ШОС» (015, с. 138). Но необходимо выяснить, насколько важен каждый из этих элементов? Какие приоритеты? Есть ли у Китая потенциал для их осуществления?
До 1997 г. важнейшими элементами была безопасность границ и стабильность. Кроме того, нельзя было не учитывать, что в первой половине 90-х годов произошло усиление «Восточного Туркестана» - террористического движения в Синьцзян-Уйгурском автономном регионе. Остальные элементы имели меньшее значение.
Вопрос о границах продвинулся с подписанием 26 апреля 1996 г. договора Китем, Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном и последующем соглашении сторон (на базе договора 1996 г.) о сокращении военных сил в приграничных районах. «Эти два документа имеют фундаментальное значение для безопасности границ Китая, России и центральноазиатских государств» (015, с. 140).
Затем приоритетной стала задача борьбы с терроризмом. Об этом свидетельствует заявление ШОС. Особенное значение для Китая имеют многовековые сепаратистские устремления в Синь-
цзяне. Беспорядки неоднократно возникали после провозглашения КНР; в 90-е годы сепаратистов вдохновило провозглашение независимости центральноазиатских республик, и за 1990-2001 гг. террористы «Восточного Туркестана» совершили более 200 инцидентов в Синьцзяне (убиты 162 человека, ранены - 440). Наконец, после 11 сентября 2001 г. Китай счел целесообразным провозгласить борьбу с «Восточным Туркестаном» частью международной войны против терроризма, а 11 ноября министр иностранных дел КНР в речи в ООН сказал, что сепаратисты «Восточного Туркестана» - часть международного терроризма (015, с. 142-143, 209)1.
Сейчас ЦА - промежуточное звено между «Восточным Туркестаном» в Китае и международными террористами, в ее республиках находят убежище активисты, бежавшие из Синьцзяна. «Китай не сможет полностью разрешить проблему борьбы с сепаратистами, ставящими целью создание независимого государства "Восточный Туркестан", но его первоочередной целью должно стать поддержание ее в "спящем" состоянии» (015, с. 144). С 2001 г. центр стратегии КНР в ЦА перемещается в энергетику, поскольку растет ее потребление в стране и изменилась международная ситуация после 11 сентября 2001 г. Импорт нефти подскочил уже в 1997 г. и удвоился в 2000 г., что потребовало новой «энергетический стратегии», а 11 сентября 2001 г. усилило конкуренцию за источники нефтепоставок, показав нестабильность ситуации на Ближнем Востоке; резко возросла стоимость нефти.
Китай импортировал 74,2 млн. т нефти в 2001 г., 102 млн. т. в 2004 г., заплатив на 7 млрд. долл. больше, чем в 2003 г. (015, с. 145). Поэтому он проявил особый интерес к ЦА: Китайская национальная нефтяная компания (КННК) решила увеличить инвестиции в нефтеносные месторождения ЦА, Пекин проявил гоовность построить нефтепровод из Казахстана, строительство которого началось в 2003 г. Сейчас лишь 2 млн. т из 100 млн. т импортируемой нефти идут из ЦА, а после введения в действие этого нефтепровода ожидается минимум 10 млн. т, в дальнейшем 20 млн. т (015, с. 146). Тем самым диверсифицируются нефтепоставки, уменьшится зави-
1 См.: Ji Qi. Uygurs in Central Asia. - Urumqi, 2003; Ma Dazheng. National interests is highest. - Urumqi, 2002; Сыроежкин К. Л. Мифы и реальность этнического сепаратизма в Китае и безопасность Центральной Азии. - Алматы, 2003. Описание здесь и далее дано по реф. источнику.
симость от поставок с Ближнего Востока. Кроме того, нефтепровод из Казахстана поможет получать нефть из Сибири, что усилит энергетическое сотрудничество КНР - Россия.
Удельный вес всех государств ЦА в торговле Китая невелик (в 2005 г. 0,6%), но имеет гораздо большее значение для Синьцзяна (см. табл. 1).
Таблица 1 (015, с. 147)
Торговля между Синьцзяном и ЦА (в млрд. долл.)
Год Стоимость
1993 0,5
1997 0,76
1999 1,07
2001 1,02
2002 1,55
2003 2,56
2004 4,5
2005 6,0
Источник: Hu Hongping. Vigorously marching toward Central Asia market // Russian, Central Asian and East European markets. - 2005. Данные 2004-2005 гг. -оценка автора.
Экономическое сотрудничество Синьцзяна с ЦА (благодаря протяженной границе с ЦА и общим культурным ценностям) оказывает благоприятное воздействие на его экономику. Это ценно для всего Китая. Более того, ЦА важна для его связей с внешним миром: путь в Европу через ЦА на 1 тыс. км короче, чем транссибирский; здесь богатые минеральные ресурсы и т.д.
У Китая есть и геополитические интересы в ЦА - это стратегический тыл. Поэтому он заинтерисован в его стабильности и озабочен появлением американских военных баз. «11 сентября 2001 г. явно подняло интерес Китая к геополитике Центральной Азии» (015, с. 150). С этой точки зрения ценно, по мнению автора, создание ШОС. Эта организация укрепляет влияние КНР в ЦА.
В китайской дипломатии ЦА относится к категории «периферийной дипломатии» (015, с. 152). Она представляет интерес для КНР лишь в ряде аспектов. «Главная угроза для безопасности Китая, связанная с Центральной Азией, - террористические, сепара-
тистские и экстремистские силы» (015, с. 153). Однако основная опасность движения «Восточный Туркестан» таится в самом Китае, а ЦА играет второстепенную роль. Столь же второстепенно ее значение для экономического развития КНР, за исключением энергоресурсов (особенно нефти из Казахстана).
Увеличение роли ЦА во внешней политике Китая возрастет по следующим причинам: 1) «Центральная Азия будет одним из важнейших регионов, где великие державы взаимодействуют, сотрудничают и конкурируют...»; 2) «...создание американских авиабаз в Центральной Азии увеличивает возможность долговременного военного присутствия США в регионе.»; 3) «Центральная Азия - зарождающийся новый фокус китайской дипломатии. Она расположена между Китаем и Россией, граничит с Монголией на востоке, примыкая к Ирану на западе, смотрит на Индию и Пакистан на юге.»; 4) «особенно важно, что роль центральноазиатских энергоресурсов в китайской экономике значительно возрастет.» (3, с. 155-156). Эти обстоятельства определяют фундаментальные идеи и задачи цен-тральноазиатской политики Китая. Они показывают «растущую роль Китая в Центральной Азии» (015, с. 162). Одним из инструментов этого влияния является ШОС1. Большое значение имеют возросшие инвестиции китайских компаний в нефтересурсы ЦА.
Двусторонние отношения с Казахстаном в ближайшие 510 лет будут особенно важными, учитывая 1,3 млн. казахов, живущих в Синьцзяне, а также роль Казахстана как главного торгового партнера Китая в ЦА: в 2005 г. 7 млрд. долл. торговый оборот между ними составил (015, с. 171, см. также табл. 2).
Импорт Китая включает нефть, сталь, экспорт в Казахстан -основные потребительские товары. К 2005 г. китайские инвестиции в республику превысили 1,4 млрд. долл., прежде всего в нефтяной сектор; здесь было зарегистрировано более 2 тыс. совместных предприятий (015, с. 172).
1 Collection of papers of the International seminar on Central Asian situation and the SCO. - Shangai, 2003.
Таблица 2 (015, с. 171)
Торговля между Казахстаном и Китаем (по 100 млн. долл.)
Год Экспорт КНР в Казахстан Импорт КНР из Казахстана
1992 2,3 1,4
1997 1,0 4,3
2000 4,9 6,4
2003 15,7 17,2
2004 22,1 22,9
2005 39 29
2006* 37,7 29,4
* Данные за 2006 г. относятся к январю - октябрю.
Китай и Казахстан сотрудничают и в других сферах: к 1998 г. были урегулированы пограничные вопросы; в 2002 г. подписаны договоры о дружбе и сотрудничестве, о сотрудничестве в борьбе против терроризма, сепаратизма, экстремизма; в 2003 г. разработана программа сотрудничества на 2003-2008 гг.; в 2005 г. с первой из центральноазиатских республик установлено стратегическое партнерство, направленное на развитие двусторонних отношений. Существуют и некоторые проблемы в отношениях из-за десятилетий советской пропаганды «китайской угрозы», внушавшей казахскому народу негативный образ Китая как агрессивной державы, гораздо более сильной, чем ее соседи. Но теперь «теория китайской угрозы» не является ни господствующей, ни официальной точкой зрения Казахстана. Наиболее разумная часть казахстанской элиты признает, что «Китай представляет благоприятные возможности, а не угрозу Казахстану» (015, с. 173).
Двусторонние отношения с Узбекистаном отличаются от китайско-казахстанских. Китай и Узбекистан не имеют общей границы, в Ташкенте не получила распространения «теория китайской угрозы». Экономические отношения между двумя странами ограничены, хотя торговля в последние годы относительно быстро развивалась. В 2005 г. был достигнут рекордный уровень, но тогда общая стоимость экспортно-импортных операций не превысила 900 млн. долл. - 1/8 соответствующего казахстанско-китайского показателя (015, с. 174). Китай заинтересован в узбекском газе, что может поднять значение Узбекистана в китайской внешней политике.
Двусторонние отношения с Киргизией и Таджикистаном, имеющими общую границу с КНР, развиваются благоприятно. Например, в 2005 г. стоимость торгового оборота КНР с Киргизией была на 2-м месте после соответствующего казахстанско-китай-ского, что объясняется удобными транспортными связями (015, с. 176). Киргизия также активно борется с терроризмом («Восточный Туркестан» действует в Южной Киргизии), что важно для Китая. У Таджикистана хорошие отношения с Китаем: «Восточный Туркестан» здесь мало активен, торговые отношения и китайские инвестиции ограничены, хотя небольшая помощь оказывается.
Двусторонние отношения с Туркменией менее близки, чем с другими странами ЦА, учитывая ее статус нейтралитета, но сотрудничество в сфере энергетики (особенно газ) должно быть значительным в перспективе.
Первостепенное значение имеют отношения Китая в ЦА с Россией и США.
Россия - стратегический партнер Китая. «Безопасность и доверие в приграничных районах останутся ключевым элементом китайско-российского сотрудничества еще длительное время» (015, с. 179). Инструмент этого сотрудничества - ШОС. «Китай признает особые отношения России с Центральной Азией и приветствует консолидацию здесь позиции Москвы... Китай никогда не пытался конкурировать с Россией в Центральной Азии и предпринимает все усилия, чтобы не создалось такое впечатление» (015, с. 180).
Каковы общие интересы Китая и России в ЦА? Прежде всего -соблюдение безопасности границ, совместная борьба с террористами, экстремистами в ЦА, поддержание здесь стабильности, ибо хаос в регионе затронет и Россию и Китай. У обеих стран общая позиция относительно американского военного присутствия в ЦА: они считают его закономерным после 11 сентября 2001 г., но против того, чтобы оно было длительным, рассматривая его как «потенциальную геополитическую угрозу. Однако они не намерены сформировать антиамериканский союз в Центральной Азии» (015, с. 181).
«Цветные революции» в бывших советских республиках укрепили сотрудничество между Китаем и Россией из-за противоположного отношения к ним европейских держав и США. В то же время не исчезло и китайско-российское соперничество в ЦА:
«По меньшей мере в обозримом будущем Россия сохранит господствующее влияние в регионе» (015, с. 182). Но она и не может рассматривать ЦА как сферу, из которой должны быть исключены любые другие страны. Сложился определенный баланс сил между двумя странами: «Хотя китайское влияние в Центральной Азии растет, в обозримом будущем ни Россия, ни Китай не получат решающего превосходства и возможность вытеснить другую страну из региона» (015, с. 184). Соответственно, Китай ищет стратегическое сотрудничество с Россией, его центральная задача - избегнуть ненужного соперничества и конфронтации. Поэтому он совершенно иначе относится к российским военным базам в ЦА, чем к американским.
Китаю сложно сформулировать свою политику по отношению к роли США в регионе. Обе державы могут сотрудничать в борьбе против терроризма в ЦА, но «американское военное присутствие в Центральной Азии вызывает озабоченность Пекина» (015, с. 187). В то же время Китай придает большое значение хорошим отношениям с США, что важно для развития китайской экономики и поддержания стабильности в ситуации с Тайванем. Судя по заявлениям китайских официальных лиц и деклараций ШОС в Астане 5 июля 2005 г., Пекин против длительного американского присутствия в ЦА, но он хотел бы достичь компромисса и не ухудшить китайско-американские отношения.
По убеждению Чжао Хуашэна, события 11 сентября 2001 г. и «цветные революции» оказали самое значительное влияние на геополитическую ситуацию и взаимоотношения трех крупнейших держав в ЦА. Правда, китайские специалисты ставят под сомнение в сочетании слов «цветная революция» сам термин «революция», ибо события в ЦА не означали «смену системы и исторический прогресс» (015, с. 191). Автор подчеркивает, что основной причиной недовольства населения Киргизии была бедность. К 2002 г. 52% жителей имели доход ниже прожиточного минимума, причем в Нарынском районе этот показатель достигал 80%, повсеместно особенно бедно жили в деревне; в самом низу социально-экономической лестницы находились 13% обитателей республики
(015, с. 193)1. В этих условиях процветала страта политиков и чиновников, особое возмущение населения вызывала повсеместная коррупция.
«Цветные революции» подорвали авторитет США в регионе, обесценили достигнутое после 11 сентября. Россия же, наоборот, выиграла: новый президент Киргизии заявил, что «Россия была и будет главным стратегическим партнером республики в политике, военной технологии, экономике, культуре и гуманитарной сфере»; еще более поразительно укрепились отношения с Узбекистаном (015, с. 195). «Цветные революции» укрепили и китайско-российское сотрудничество в ЦА.
Для Китая они стали предметом озабоченности, внесли «неопределенность в отношения между ним и центральноазиатскими странами» (015, с. 197). Когда начинаются такие революции и на улицы выходят народные массы, в стране может воцариться хаос, который используют террористические и экстремистские силы. «Дестабилизация в Центральной Азии могла оказать воздействие на безопасность китайской среды (security environment), его экономическую и торговую активность и личную безопасность китайских бизнесменов» (так было в Киргизии) (015, с. 198). Следовательно, «Китай не одобряет и не поддерживает цветные революции в Центральной Азии. Неизбежные изменения должны проводиться законным путем. Китай считает главным приоритетом стабильность в Центральной Азии. Только стабильность может сделать возможными политические реформы, экономическое развитие, торговлю и региональную безопасность. Следовательно, стабильность служит интересам Центральной Азии и Китая» (015, с. 199).
Однако Китай считает, что ближайшие 5-10 лет он будет наблюдать в ЦА нестабильность в политике, экономике, безопасности и в социальных отношениях. Самую значительную внешнюю угрозу региональной безопасности и стабильности представляет Афганистан. Еще 5-10 лет угрозой ЦА останутся терроризм, сепаратизм, экстремизм; террористическая угроза проявляется с разной интенсивностью, но остается долгосрочной проблемой.
1 Проблемы борьбы с бедностью в странах Центральной Азии в условиях глобализации. - Алматы, 2004. - С. 144.
Китай считает экономическое развитие весьма важным для решения всех других проблем. Пока оно различно в отдельных странах, жизненный уровень населения низок, и пауперизация порождает социальную напряженность, религиозный экстремизм. Важны также политическая стабильность и двусторонние взаимоотношения между странами ЦА.
Отношения между Китаем и странами ЦА не порождают больших сложностей, поскольку он относится к ним как к равным, оказывает экономическую помощь. «Китай спокойно воспримет любые политические изменения и хочет развивать двусторонние отношения с любым законным режимом» (3, с. 202). В этих отношениях должны учитываться общие интересы, включая проблемы культуры, а идеологии, риторике необходимо придавать меньшее значение. В 2005 г. Китай создал Конфуцианский колледж в Узбекистане, Китайский культурный центр в Казахстане и планирует открыть такие центры повсеместно в ЦА для поощрения изучения китайского языка и культуры.
Проблемы могут возникнуть в случае дестабилизации обстановки в ЦА, но пока в ближайшей и среднесрочной перспективе не стоит вопрос о введении туда вооруженных сил КНР (подобно США или России), хотя нельзя исключать возможности их участия в многосторонних военных операциях на территории ЦА.
В ближайшие годы основные возможности Китая связаны с экономической сферой: рост торговли, инвестиций (особенно совместные предприятия) и экономической помощи отдельным странам. Например, стоимость торгового оборота со странами ЦА (исключая Туркмению) выросла с 500 млн. долл. в 1992 г. до 8,7 млрд. долл. в 2005 г. (015, с. 204).
Велика роль ШОС, которая продвигает интересы КНР в регионе. Другая важнейшая проблема - это китайско-российские взаимоотношения. «Если китайско-российские отношения хорошие, то это может быть весьма благоприятно для Китая. Если же они плохие, то это может повредить Китаю. Именно китайско-российские, а не китайско-американские отношения будут в значительной мере оказывать воздействие на политику Пекина по отношению к Центральной Азии в ближайшие 5-10 лет. У Китая и России есть не только общие интересы, они также являются соперниками в Центральной Азии. Когда первые перевешивают
конкуренцию, как сейчас, это облегчает сотрудничество. Если же доминировать будет конкуренция, сотрудничество соответственно сократится. Хотя сейчас последнее превалирует, центральная задача - обеспечить, чтобы так и продолжалось. Грядущее десятилетие будет критическим - заложат ли Китай и Россия основы для длительного эффективного сотрудничества в регионе. Это десятилетие станет свидетелем роста роли в регионе и Китая и России. Помимо растущей роли Китая в экономической, политической сферах и в сфере безопасности необходимо также предвидеть увеличение роли России. Она должна решить, рассматривать ли Китай как партнера или как конкурента. Если Москва выбирает партнерство, две страны установят стратегические рамки сотрудничества; если же Москва выбирает конкуренцию, стратегическое сотрудничество будет сходить на нет. Соответственно изменит свою стратегию Китай» (015, с. 207).
В целом, заключает автор, в грядущее десятилетие у Китая будут и значительные возможности, и проблемы в ЦА. Первые, особенно в экономической сфере (в энергетическом секторе), перевешивают вторые. Все свидетельствует о «значительном возрастании влияния Китая в Центральной Азии в ближайшие 5-10 лет» (015, с. 208).
С. И. Кузнецова
