CC BY
33
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЗАКАВКАЗЬЕ
2008.04.013-015. ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРАТЕГИЯ ИНДИИ И КИТАЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ.
2008.04.013. MOORE S. Peril and promise: A survey of India’s strategic relationship with Central Asia // Centr. Asian survey. - Oxford, 2007. - Vol. 26, N 2. - P. 279-291.
2007.04.014. SHEIVES K. China turns West: Beijing’s contemporary strategy towards Central Asia // Pacific affairs. - Vancouver, 2006. -Vol. 79, N 12. - P. 205-224.
2007.04.015. ХОДЖАЕВ А. О центральноазиатской политике КНР (на основе китайских источников) // Центр. Азия и Кавказ. - Lulea, 2007. - N 3. - C. 30-46.
С. Мур (Монтеррейский институт исследования международных отношений, Монтеррей, США) (013) анализирует соперничество великих держав в Центральной Азии (ЦА) с точки зрения возможностей Индии, называя ее уникальным игроком на центральноазиатской шахматной доске - «демократическим и относительно либеральным, однако лишь осторожно прозападным» (013, с. 279).
ЦА - одновременно и «буфер», и «мост» между Индией и огромной Евразией. В качестве «буфера» она: 1) препятствует созданию «исламского пояса», союзного Пакистану, 2) преграждает путь «окружению» со стороны Китая или США, 3) отделяет от наркотерроризма, свирепствующего на северных границах Индии. В качестве «моста» ЦА открывает путь к обширным рынкам для индийского экспорта (в том числе в Россию и на Ближний Восток), а также для импорта энергоресурсов, расположенных на близком расстоянии от индийской территории. Наконец, для индийских притязаний на роль великой державы имеет значение поддержка центральноазиатских правительств в стремлении Дели получить постоянное место в Совете Безопасности, а также в установлении
прямых связей с Россией, на которую Индия все больше полагается как на противовес Китаю и США.
Все названные выше аспекты поощряют большее военное сотрудничество Индии и государств ЦА. Однако особенно важен доступ к энергоресурсам и выход на новые экспортные рынки. Некоторые индийские политики напоминают об исторических связях с центральноазиатским регионом и стремятся втянуть его в культурную, экономическую и политическую орбиту Дели. Мур же предостерегает от концепции «центральности» ЦА в индийской внешней политике: она должна считаться с интересами в регионе других держав. Характерно, что на сайте индийского МИДа в июле 2006 г. ЦА упоминается 68 раз, Афганистан - 75, США - 188, Китай - 177 раз (013, с. 281).
Интерес Индии к ЦА сдерживает прежде всего политика Пакистана. Он преграждает традиционные прямые сухопутные пути, заставляя обращаться к более дорогостоящим обходным путям, в основном морем в Иран. Американские базы в ЦА после 11 сентября 2001 г. противоположно оцениваются индийскими стратегами: одни пишут об ограничении тем самым возможностей Индии, другие утверждают, что она не должна препятствовать их пребыванию, причем на реакцию индийского правительства серьезно повлияют действия КНР.
По словам главы индийского МИДа Яшванта Синха на третьей индийско-центральноазиатской конференции в Ташкенте в июне 2003 г., Китай, подобно Индии, рассматривает ЦА как «свое расширенное стратегическое соседство» (013, с. 281, 290)1. Он явно намеревается использовать ШОС для усиления своего влияния в ЦА и не хочет поддержать членство Индии в организации.
«Концепция “общего геополитического пространства” относится и к России, с которой Индия поддерживает тесные стратегические отношения... Поэтому Дели должен избегать столкновения их стратегических интересов» (013, с. 282). Наибольший потенциал для расширения индийского влияния в регионе лежит в сфере экономики, хотя здесь в 90-е годы первенствовал Китай (за исключением фармацевтической промышленности).
1 Turner J. What is driving India’s and Pakistan’s interest in joining the Shanghai cooperation organisation? // Strategic insights. - Vol. 4, N 8. - P. 8-19. - Описание здесь и далее по реф. источнику.
Страхи относительно «исламского полумесяца», протянувшегося от Кашмира до Кабула, побуждают Индию принимать меры по укреплению своего и ослаблению пакистанского влияния в Афганистане. Так, после падения режима талибов Индия обещала 650 млн. долл. правительству Хамида Карзаи и к 2005 г. потратила 515 млн. долл.; афганские студенты получили возможность учиться в Индии, укрепились торговые связи (013, с. 283).
Кроме того, возросли контакты с военными Таджикистана: в 2004 г. в Индии учились больше таджикских кадетов, чем в России; 20 апреля 2006 г. «Hindustan times» сообщил, что в Таджикистане будут базироваться бомбардировщики МИГ-29, а таджикские летчики будут тренироваться в Индии; использование таджикистан-ских авиабаз позволяло индийской авиации атаковать цели в Афганистане и Пакистане, что вызывало, естественно, озабоченность Исламабада. Подобная политика отражала и опасения Дели относительно «окружения» со стороны Китая или США.
«Несмотря на страхи ограничения индийского влияния в Центральной Азии Соединенными Штатами, ясно, что подобные страхи относятся в основном к Китаю» (013, с. 284). Тесные военные связи Пекина с Исламабадом, его активность в ЦА через ШОС, подозрения в помощи пакистанской ядерной программе подталкивали к связям с центральноазиатскими государствами в сфере безопасности. Подобные инициативы частично были ответом Китаю и США, частично связаны с наркотерроризмом или так называемой дугой нестабильности. Дуга нестабильности простиралась от Афганистана до мусульманских районов Западного Китая, где фундаменталистским движениям и растущему производству наркотиков противостояли лишь слабые правительства. Во время визита в Узбекистан в апреле 2006 г. премьер-министр Манмохан Синг назвал «общие угрозы терроризма, фундаментализма и религиозного экстремизма» базой для сотрудничества с государствами ЦА (там же).
Это сотрудничество до сих пор ограничивается проведением совместных тренировочных программ. В 2005 г. войска Монголии и Узбекистана проводили тренировки, предназначенные противостоять наркотеррористическим выступлениям, в индийской Мизорамской школе. Впрочем, Индия хотела бы расширить это сотрудничество, например, присоединившись к Региональной антитерро-
ристической структуре (РАТС), созданной в Ташкенте в 2004 г. Еще более она заинтересована во вступлении в ШОС.
Помимо кооперации в сфере безопасности, индийско-центральноазиатские отношения могли бы стать для Индии «мостом» к новым рынкам, энергоресурсам, политическим союзам. Предполагается, что к 2010 г. ей придется импортировать 80% энергоресурсов, поэтому ее взоры устремлены к России и ЦА; ЦА -ближайший и растущий потребительский рынок для Индии с неиспользуемыми до сих пор возможностями (в 2001-2002 гг. экспорт не превышал 67 млн. долл., или 0,16% всего индийского экспорта, импорт - меньше 1%) (013, с. 285). Сейчас предпринимаются меры по расширению экспорта, особенно фармацевтических товаров и информационных технологий. Индийские компании уже обеспечивают 30% фармацевтического рынка ЦА, Казахстан проявляет заинтересованность в индийской экспертизе производства информационных технологий (013, с. 286).
Но особенно важны для Индии газовые и нефтяные ресурсы ЦА: сотрудничество с Узбекистаном осуществляется успешно, планируется газопровод из Туркмении через Пакистан и т.д.
Усилия Индии по налаживанию центральноазиатского «моста» включают ряд инициатив в сфере культуры и образования: например, в 1996 г. открыт Центр изучения Ганди в Киргизии, индийская кафедра в Университете мировой экономики в Узбекистане, в 2004 г. в ряде индийских городов был проведен «Фестиваль Центральной Азии» и т.д.
Многое зависит от действий в регионе России, Китая и США. Будущая политика Индии в ЦА определится тем, пойдет ли она на сближение с Вашингтоном, с растущими экономиками Восточной Азии или с богатой ресурсами Россией? «Дели может искать баланс между соперничающими Россией, Китаем и США, одновременно стремясь к максимальным экономическим и политическим преимуществам от своих центральноазиатских союзников» (013, с. 288). Прежде всего необходимо заключение соглашений по нефтегазовым ресурсам ЦА.
Препятствием для центральноазиатской политики Индии является враждебность Пакистана. Соперником, вероятно, останется Китай, тогда как Россия и США - объекты сотрудничества для деятельности Дели в регионе. «Интересы Индии в Центральной Азии
значительны, и она будет стремиться усилить сколь возможно свою роль в регионе. Однако столь же ясно, что эти расчеты зыбки и зависят от отношений с другими державами и регионами. Центральная Азия представляет и опасность, и обещание для Индийского субконтинента. На шахматной доске Азии регион между Ираном, Россией, Китаем и Индией чреват и стратегическим риском, и стратегической возможностью для вновь ставшей могучей Индии» (013, с. 289).
К. Шейвс (Бэйлорский университет, г. Уэйко, США) (014) напоминает, что в последнее десятилетие Китай обращает большее внимание на ЦА1, действуя в рамках ШОС. Во многом это объясняется опасениями относительно сепаратистского движения в Синьцзяне (Синьцзян-Уйгурском автономном районе - СУАР). Уйгурская община в ЦА невелика (примерно 1 млн. человек в Казахстане и Киргизии, тогда как в Синьцзяне 8 млн. (см.: 014, с. 209), но она стимулирует сепаратистов в СУАР тем, что: 1) морально вдохновляет пример получения независимости тюркскими сородичами -независимости соседними государствами ЦА; 2) уйгурская диаспора в ЦА лоббирует требования уйгуров Синьцзяна о предоставлении им большей автономии в КНР в различных международных организациях и СМИ.
Китайское правительство неправомерно приравнивает сепаратистов к террористам, говоря о «трех злых силах - терроризме, сепаратизме, экстремизме» или «трех экстремизмах»; все сведения
о связях уйгурских групп с «Аль-Каидой» исходят из сообщений китайских источников с целью оправдать военное подавление выступлений в Синьцзяне (014, с. 210)2. Реакция КНР на «цветные революции» в ЦА подчеркивает ее заинтересованность во всех аспектах стабильности в регионе, а не только в контртерроризме. Так, после киргизской «революции тюльпанов» китайские власти высказывали надежду на сохранение новым правительством прежнего курса по отношению к уйгурскому населению в Киргизии, а также верность принципам регионального сотрудничества в сфере безопасности; через две недели после событий в Андижане состоялся
1 Автор сосредотачивается на взаимоотношениях с Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном и Узбекистаном, не затрагивая Туркмению. - Прим. реф.
См.: Fuller G., Lipman J. Islam in Xinjiang // China’s Muslim borderland / Ed. by F. Starr. - N.Y, 2004. - P. 341.
визит президента Узбекистана И. Каримова в Китай, и обе страны высказались не только за политическую стабильность, но и за законное право правительств силой подавлять беспорядки во имя ее восстановления. Следовательно, «сохраняется призыв Китая к центральноазиатским странам: поддерживайте региональную стабильность любой ценой» (014, с. 212).
Следует отметить, что ШОС в значительной мере восприняла китайскую фразеологию о «трех злых силах», и Китай «постоянно использовал механизм ШОС, преследуя свои интересы региональной стабильности в ЦА... Лидерство Китая в ШОС обеспечивало и ограниченную возможность противостоять господству России в ЦА, и успокоение центральноазиатских страхов относительно Китая» (014, с. 213-214).
Высокий темп экономического роста КНР ведет к обострению ситуации с энергоресурсами, все большей зависимости от импорта ближневосточной нефти1. Помимо импорта из России необходимо искать и другие источники. Географическая близость ЦА дает преимущества в транспортировке в Китай своих богатых запасов нефти, газа, угля и гидроэнергии, но центральноазиатские правительства не осуществляют необходимых инвестиций в транспортную инфраструктуру. Поэтому ЦА сейчас остается «в лучшем случае вспомогательным источником энергетической безопасности Китая» (014, с. 215).
Китайские государственные нефтяные компании закупили крупные пакеты акций в нефтяных компаниях Казахстана, особенно большие вложения в перспективные месторождения сделала Китайская национальная нефтяная компания (КННК). Сейчас завершается строительство совместно финансируемого правительствами КНР, РК и КННК нефтепровода из Западного Казахстана в Синьцзянь. Киргизия и Таджикистан представляют интерес для КНР только как возможный источник покупки электроэнергии. Узбекистан - источник импорта газа, но до сих пор газопровод Узбекистан - Казахстан - Китай лишь планируется. Пока же весь импорт энергоресурсов из ЦА не достигает и 1% общего энергетического импорта КНР (014, с. 217-218)2. В перспективе ЦА
1 Guoji luntan. - Vol. 3, N 1. - P. 4.
2
China energy databook. - Vol. 6.
должна приобрести большее значение в обеспечении энергетической безопасности КНР.
Пекин был обеспокоен появлением американских военных баз в ЦА, и встал вопрос: совпадают или различаются интересы США и КНР в ЦА? С одной стороны, они одинаково стремились уничтожить террористическую угрозу, исходящую от движения «Талибан» в Афганистане, с другой - руководство КНР не желало допустить, «чтобы военное присутствие США в ЦА стало серьезной и постоянной колючкой в боку» (014, с. 221). Поэтому на встрече глав государств - членов ШОС в Астане в июле 2005 г. было принято заявление об ограничении срока пребывания американских баз в Узбекистане и Киргизии, а через несколько недель Узбекистан потребовал их вывода в течение шести месяцев (очевидно, это было связано с реакцией США на события в Андижане). Затем вся эта риторика в КНР постепенно смягчилась, поскольку «желание стабильных отношений США - Китай превышает обеспокоенность относительно степени американского вовлечения в Центральную Азию» (014, с. 222).
Таким образом, растущее присутствие Китая в ЦА не должно повредить его теплым отношениям с Россией и США. Контртерроризм, региональная стабильность, сепаратизм в Синьцзяне - решающие факторы, определяющие сейчас и в длительной перспективе курс Пекина, причем ШОС будет способствовать кооперации КНР - ЦА по этим проблемам. В дальнейшем ЦА сможет вносить больший вклад в энергетическую безопасность Китая, хотя важнее региональная стабильность. «Вхождение КНР в ЦА посредством ШОС мотивировано прежде всего соображениями региональной стабильности, далее - энергетической безопасности и наконец геополитическими отношениями с США» (014, с. 223-224).
А. Ходжаев (Институт востоковедения Академии наук Узбекистана, Ташкент) (015) утверждает, что Китай всегда рассматривал ЦА как жизненно важную соседнюю зону, от которой зависит его политическая и экономическая безопасность. После распада СССР центральноазиатская политика Пекина подробно освещалась в следующих китайских изданиях: «Чжунъя яньцзю» («Исследование по Центральной Азии». Ланьчжоу, 1995), «Чжунго хэ синь дули дэ Чжунъя гоцзя гуаньси» («Отношения Китая с новыми независимыми государствами Центральной Азии». Харбин, 1996);
«Чжунъя уго гайкуан» («Общее положение пяти государств Центральной Азии». Урумчи, 1997), «Чжунъя гоцзи гуаньси ши» («История международных отношений в Центральной Азии». Чанша, 1997); «Чжунго 1997-1997 цяньхоу ди чжэнчжи цзинцзи фэньси юй юйцэ» («Китай 1997: политико-экономический анализ периода до и прогнозы на период после 1997 года». Пекин, 1997), «Чжунго юй Чжунъя» («КНР и Центральная Азия». Пекин, 1999), «Чжунъя гэц-зюй юй дицюй аньцюань» («Ситуация в Центральной Азии и региональная безопасность». Пекин, 2001), «Чжунъя уго шиган» («Краткая история пяти государств Центральной Азии». Пекин, 2002), «Шанхай хэцзо цзучжи - синь аньцюань гуан юй синь цзич-жи» («Шанхайская организация сотрудничества - новое мышление и новый механизм безопасности». Пекин, 2002), «Чжоубянь дицюй миньцзу цзунцзяо вэньти тоуши» («Взгляд на этнические и религиозные проблемы окружающих регионов». Пекин, 2002), «Чжунъя ды диюань чжэнчжи вэньхуа» («Геополитика и культура Центральной Азии». Урумчи, 2003) и других (015, с. 31).
Согласно этим публикациям, в процессе формирования центральноазиатской политики КНР учитывались следующие факторы, положительно или негативно влияющие на ее интересы.
К числу положительных относятся: изменение взаимоотношений с Россией; возникновение в ЦА огромного рынка сбыта для китайских товаров и возможности использовать ее природные ресурсы; превращение территории региона в удобный для КНР коридор в Европу, Южную Азию и на Ближний Восток; сокращение протяженности границы КНР с РФ и появление между ними «буфера» из небольших государств.
К числу негативных факторов относятся: получение независимости народами ЦА влияет на усиление идей сепаратизма в СУАР и на других западных территориях КНР, возникновение в ЦА угрозы распространения идей исламского фундаментализма и пантюркизма (в борьбе против первого Китай сотрудничает с Россией и Западом, а против второго - с Россией и Ираном); необходимость предотвращения налаживания связей тайваньскими властями с государствами ЦА; наличие возможности в регионе производства ядерного оружия, что вынуждает КНР согласиться с сохранением в ЦА российского контроля; ЦА стала объектом геостратегических и геополитических интересов держав, в частности США, что угрожа-
ет позициям Китая и вынуждает его в союзе с Россией принимать меры по противостоянию американским стремлениям включить регион в сферу своего влияния.
Сопоставив все эти положительные и негативные факторы, «в Пекине пришли к выводу, что новая политико-экономическая ситуация в регионе в целом является выгодной для его интересов» (015, с. 33). Поставлены задачи: 1) уточнить границы КНР с новыми государствами, 2) убедить их правительства, что развитие связей с Китаем имеет приоритетное значение, а также укрепить доверие народов ЦА к Китаю.
Как признает Син Гуанчэн, государства ЦА наиболее тесно и всесторонне связаны с Россией. Однако КНР считает возможным ограничить монополию Москвы в регионе, одновременно объединяясь с ней в борьбе против усиления влияния США. Поскольку чрезмерное укрепление на этой стратегически важной территории позиций КНР может вызвать недовольство РФ, китайскому правительству необходимо, стремясь к соглашению с ней, «вместе с тем призвать государства ЦА учитывать интересы КНР и отказаться от поддержки движений за независимость народов Западного Китая» (015, с. 34)1.
Авторы сборника «Чжунго юй Чжунъя» считают, что политическая и экономическая стабильность в ЦА послужит «важным фактором безопасности в Евразии» (015, с. 34)2. Поэтому КНР выступает против превращения ЦА в «задний двор» России, а также против желания США использовать регион в качестве инструмента для сдерживания Китая. Понимая, что в ЦА есть опасения относительно прихода к власти в Пекине амбициозных лидеров, которые захотят усиления китайских позиций в соседнем регионе, авторы призывают к созданию прочного фундамента китайско-центральноазиатского сотрудничества. Для этого Пекину, по их мнению, следует привлечь государства ЦА к совместной борьбе против сепаратизма, повысить заинтересованность в использовании Великого шелкового пути посредством его «модернизации»
1 Син Гуанчэн. Чжунго хэ синь дули дэ Чжунъя гоцзя гуанси. - Харбин, 1996. - С. 98.
2 Чжунго юй Чжунъя. - Пекин, 1999. - С. 135-140.
(015, с. 35)1. Пекин демонстрирует готовность поддержать любую инициативу, направленную на сохранение стабильности в ЦА.
В других китайских работах ЦА характеризуется как зона влияния исламского фактора, а также усиления панисламизма и пантюркизма, способных угрожать КНР (там же)2.
Во всех названных выше трудах большое внимание уделяется экономической политике КНР в регионе, но это направление не является главным и единственным в ее внешнеэкономической стратегии. Прежде всего, на нынешнем этапе Китай «не выступил против интересов РФ»; далее, предоставление китайским правительством ряда льгот многим государственным и частным компаниям для экспорта продукции в ЦА не привело к обеспечению ее высокого качества, китайские компании не вкладывают крупные инвестиции в экономику ЦА, предпочитая кратковременные вложения с быстрой окупаемостью, поэтому «многие совместные предприятия недолговечны» (015, с. 36-38).
ШОС - новый механизм усиления влияния Китая в ЦА. В китайских изданиях она преподносится как «наиболее авторитетная и перспективная международная структура для развития сотрудничества и защиты безопасности ЦА» (015, с. 40)3. Но на практике наполнение рынка региона дешевыми китайскими товарами наносит ущерб развитию местной промышленности, отрицательно влияя на занятость населения, а это не способствует стабильности в регионе. «ШОС должна бы содействовать усилению интеграционного процесса центральноазиатских стран, а задачи борьбы с терроризмом, религиозным экстремизмом, наркобизнесом диктуют необходимость их сотрудничества со многими государствами, особенно с США, Японией, ЕС» (015, с. 41-42).
Сегодня в ЦА соперничают Россия, КНР и США, хотя первые и действуют согласованно в рамках ШОС: тем самым Китай надеется «усилить собственные позиции в мировой политике в качестве глобальной державы... а также посредством ШОС Китай обеспечивает поддержку ее стран-участниц в борьбе против сепа-
1 Чжунго юй Чжунъя. - Пекин, 1999. - С. 155-170, 209-212.
2 Цюаньцю миньцзу вэньти да цзюйцзяо. - Пекин, 2002; Шицзе цзунцзо. -Пекин, 2003.
3
Шанхай хэцзо цзуини-синь аньцюань гуань юй синь цзичжи. - Пекин,
2002.
ратизма в СУАР Китай может использовать ШОС для сдерживания усиления позиций в регионе России... Есть мнение, что государства ЦА могут использовать ШОС в качестве сдерживающего фактора против растущего влияния Китая в регионе. Но стать таким механизмом Организация может в том случае, если Москва сумеет заметно укрепить свой экономический потенциал и стать серьезным противовесом Пекину. В ином случае ШОС будет отвечать главным образом интересам КНР» (015, с. 43-44).
Ходжаев заключает: «Китай становится все более значимым фактором политического, экономического и культурного влияния на страны ЦА» (015, с. 45). Он наращивает экономический и военный потенциал, растет численность его населения. Одновременно повышается политико-экономическая значимость ЦА для КНР. С политической точки зрения это обусловлено необходимостью: 1) предотвращения возможности для США использовать ЦА в качестве рычага давления на Китай, 2) недопущения восстановления былого доминирования России в регионе. Экономическое значение ЦА для КНР объясняется прежде всего «ростом потребности Китая в энергоресурсах региона. Содействие экономическому подъему последнего не входит в расчеты Пекина.» (015, с. 46).
С.И. Кузнецова
