CC BY
122
Литература ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2007.01.022. КУЗНЕЦОВ Ф.Ф. «ТИХИЙ ДОН»: СУДЬБА И ПРАВДА ВЕЛИКОГО РОМАНА. - М.: ИМЛИ РАН, 2005. - 864 с.
Член-корр. РАН Ф.Ф. Кузнецов видит свою задачу в том, чтобы «исследовать вопрос об авторстве "Тихого Дона", опираясь, прежде всего, на факты: на биографию писателя, историю возникновения и всю творческую историю романа... и главное - на обретенную, наконец, рукопись» (с. 14).
В структуре первой части исследования под названием «Рукопись» - две главы. В главе «Дважды обнаруженная пропажа» изложена история рукописи первых книг «Тихого Дона», оставленной писателем в 1929 г. на сохранение в семье его ближайшего друга Василия Кудашева, не вернувшегося с Великой Отечественной войны. В свое время черновики первой и второй книг романа Шолохов представил в комиссию во главе с А. Серафимовичем, созданную в связи с обвинением писателя в плагиате. «И когда на другую чашу весов легли "черновики его рукописей". - клевета прекратила свое существование» (с. 22).
Ф.Ф. Кузнецов раскрывает цепь драматических обстоятельств жизни писателя, работавшего под неусыпным оком ОГПУ, в результате чего рукопись, удостоверявшая его авторство, с 1929 г. и до начала войны находилась в квартире Кудашевых, служившей, по терминологии А.И. Солженицына, своего рода «захоронкой» (с. 32). Но эти обстоятельства до недавнего времени были неизвестны.
Автор показывает, как ученые ИМЛИ, ИРЛИ, а также дети Шолохова, Е.И. Левицкая (внучка Е.Г. Левицкой, верного друга писателя), уроженец станицы Вешенской Н.В. Ушаков вели поиск по всем возможным направлениям одновременно. Рукопись обнаружили у представительницы второго поколения наследников В. Кудашева. Благодаря материальной помощи государства (в лице тогдашнего Председателя Правительства РФ В.В. Путина) рукопись была выкуплена.
ИМЛИ начал длительный процесс идентификации текста; в итоге было получено положительное заключение Российского федерального центра судебной экспертизы, объединенной комиссии текстологов и шолоховедов ИМЛИ и Пушкинского Дома, решение экспертно-закупочной комиссии Российской академии наук (с. 44).
По просьбе наследников писателя рукопись передана в ИМЛИ в целях хранения и будущего издания. Наследница «куда-шевского архива» передала также и письма В. Кудашева, редкие его фотографии с Шолоховым, воспоминания его вдовы М.Е. Чебановой, рукописи самого В. Кудашева, которые частично (100 страниц) написаны на обороте машинописной авторизованной копии шолоховского «Тихого Дона» (с. 24). Значительная часть этих архивных материалов опубликована в реферируемой книге.
В главе «О чем говорят черновые рукописи» даны описание и научное истолкование найденного оригинала. В этом «имлийском» варианте - 920 страниц; из них 673 страницы написаны рукой самого Шолохова, что подтвердила графологическая экспертиза; оставшиеся 247 страниц - это главы романа, набело переписанные женой писателя Марией Петровной и ее сестрой Ниной Петровной Громославской. Среди написанных лично Шолоховым страниц -черновики, варианты и набело переписанные главы, наброски и вставки к тем или иным частям текста, которые свидетельствуют о длительных творческих исканиях писателя, а не о копировании чужого готового текста. Ф.Ф. Кузнецов обращает внимание на три варианта начала романа («Мелеховский двор - на самом краю...»), который подвергался правке и был датирован самим писателем. Так, в первом фрагменте стоит дата («1925 год. Осень») и есть заглавие («Тихий Дон. Роман. Часть первая»). В этом первом фрагменте рукописи, написанном осенью 1925 г., Григория Мелехова пока нет, а главного героя романа зовут Абрам Ермаков; от прототипа героя - Харлампия Ермакова - он отличается только именем. «Записанное в Святцах имя Абрам было широко распространено в казачестве» (с. 123).
Весь анализ «Тихого Дона», выполненный Ф.Ф. Кузнецовым, позволяет ответить на вопрос, почему Шолохов, населивший свой роман многими десятками реально живших людей с их реальными фамилиями, изобразивший даже первого руководителя Вешенского
восстания П.Н. Кудинова, тем не менее дает командиру первой дивизии повстанцев Харлампию Ермакову вымышленную фамилию -Мелехов. В итоге сопоставления фрагментов рукописи автор делает вывод: «Муки творчества Шолохова заключались не только и, может быть, не столько в правке стиля, а прежде всего - в... поиске художественных решений, в частности, подлинного начала 'Тихого Дона" -его экспозиции, завязки и развития всего сюжета» (с. 62).
Начальный фрагмент рукописи, написанный осенью 1925 г., подтверждает и то, о чем неоднократно публично говорил сам Шолохов: роман он начинал с описания корниловского мятежа 1917 г., но через год, осенью 1926 г., решил начинать с показа жизни донского казачества накануне первой империалистической войны.
«А это значит, - подчеркивает Ф.Ф. Кузнецов, - что реально существовало два пласта шолоховской прозы, отразивших два варианта начала работы над "Тихим Доном": предварительный и окончательный. Причем ранний вариант, посвященный корнилов-скому мятежу, в своем преобладающем составе, но переработанном виде вошел во вторую книгу романа. Можно согласиться с тем, что не все здесь было успешным, - не случайно широко распространено мнение, что вторая книга "Тихого Дона" - не самая большая удача Шолохова. Думается, именно в сочетании и переплавке в единый художественный текст двух пластов шолоховской прозы и таится реальный, а не мифический ответ на вопрос о некоторых неувязках, которые как шолоховеды, так и "антишолоховеды" находят во второй книге романа» (с. 68). Таким образом, не проблема «соавторства», как утверждают «антишолоховеды», а проблема соединения двух авторских текстов - предварительного и окончательного - является реальной проблемой «Тихого Дона».
Ф.Ф. Кузнецов обращает внимание на высокую научную ценность шолоховской рукописи: «Просматривая ее, погружаешься в совершенно особую атмосферу, наполненную. личностной аурой автора, бесконечным поиском слов, фраз, тропов, образов, наиболее адекватно и точно выражающих авторскую мысль. Атмосфера самой рукописи. делает абсурдным само предположение, будто перед нами текст, написанный кем-то другим и лишь "переписанный" Шолоховым» (там же).
Вторая часть книги - «Прототипы. Топонимика» - состоит из трех глав и начинается с публикации фотокопий 32 принципиально
важных страниц рукописи. Исследователь подтверждает этими документами, насколько важным для понимания художественного мира писателя является вопрос о прототипах его героев.
В главе «Харлампий Ермаков - прототип или "соавтор"?..» исследователь сосредоточен на «генезисе характера Григория Мелехова», главного героя «Тихого Дона», который «держит всю художественную структуру романа» (с. 129). О том, что прототипом Григория был Харлампий Ермаков, сам Шолохов говорил неоднократно. Вот как он описал его литературоведу К. Прийме: «Его предки - бабка-турчанка, четыре Георгиевских креста за храбрость, служба в Красной гвардии, участие в восстании, затем сдача красным в плен и поход на польский фронт, - все это меня очень увлекло в судьбе Ермакова. Труден у него был выбор пути в жизни, очень труден» (с. 143). Ф.Ф. Кузнецов воссоздает «документированный образ» Х. Ермакова, получив возможность познакомиться со следственным, «расстрельным» делом Харлампия Ермакова в трех томах, которые и по сей день хранятся в архиве Ростовского ФСБ.
Опубликовав Анкету заключенного Ермакова, т.е. его «слу-живскую» биографию, написанную в тюрьме собственноручно, и сравнив ее с воинской биографией Григория Мелехова по тексту романа, Ф.Ф. Кузнецов говорит об их едва ли не зеркальном совпадении вплоть до примерно полугодичного пребывания в госпитале и отпуске по случаю ранения (с ноября 1916 г. по май 1917 г.). Григорий Мелехов «в течение всего этого времени выведен из действия и почти не присутствует во второй книге "Тихого Дона"» (с. 159). В беседе с К. Приймой Шолохов говорил, что он давно знаком с Харлампием: «С весны 1923 года Ермаков после демобилизации часто бывал у моих родителей в гостях. Позже приезжал и ко мне в Вешки» (с. 146). «Следственное дело» открывает многие факты из жизни Харлампия Ермакова, которые оказали существенное влияние на сюжетную структуру романа, к примеру, на его финал.
Вешенский казак Харлампий Васильевич Ермаков (18911927) - «незаурядный по храбрости, мужеству и одаренности человек», «кавалер четырех Георгиев, красный командир конницы Будённого» - на основании «внесудебного приговора», по личному распоряжению Ягоды был расстрелян 17 июня 1927 г. Отсюда
ясно, как мог реагировать Шолохов на предложение рапповцев сделать Григория красным.
«Дело» Харлампия Ермакова свидетельствует о том, что после службы у красных в 1918 г. он воевал в течение трех с половиной месяцев на стороне белых (Вешенское восстание); в 1920 г. вновь добровольно вступил в Красную армию, приведя с собой отряд в 250 сабель; имеет благодарности и памятную шашку, полученную от Будённого, был назначен начальником конной кавшко-лы в Майкопе. Вернулся он из Красной армии после демобилизации (14 раз был ранен, контужен) 5 февраля 1923 г., и почти сразу же - 21 апреля был арестован по обвинению в организации Верхнедонского восстания и руководстве им. Он провел в тюрьме два с половиной года (с. 134). Но ему удалось доказать, что он не был руководителем восстания. Весь родной хутор Базки и Вешенская округа встали на его защиту. В результате заступничества земляков 19 июля 1924 г. Х. Ермаков был отпущен из тюрьмы на поруки, а 29 мая 1925 г. его «Дело» было прекращено «за нецелесообразностью» (с. 139). Но 20 января 1927 г. он был вновь арестован и 17 июня 1927 г. расстрелян. Иными словами, он был на свободе всего 2,5 года, из которых год находился под следствием. И все это время, несмотря на бесконечные следственные действия вокруг него, Шолохов и его родители не боялись с ним встречаться. В «расстрельном» деле Ермакова есть серьезное документальное доказательство - письмо к нему Шолохова от 6 апреля 1926 г., видимо, изъятое во время ареста. В нем писатель просил сообщить «некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года», касающиеся «мелочей восстания В-Донского», говорил о необходимости встречи в мае-июне текущего года.
Ф.Ф. Кузнецов воспроизводит ксерокопии этого письма и описи четырех основных документов, хранящихся в деле в отдельном пакете: 1) письмо Шолохова от 6 апреля 1926 г. на 1 л. с конвертом; 2) фотокопия письма на 2 л.; 3) послужной список Ермакова на 2 л.; 4) выписка из протокола распорядительного заседания угсудотдела Севкавкрайсуда 2 экз. на 2 л. (с. 144).
«Нам не известно, - пишет исследователь, - знал ли Шолохов, что его письмо Ермакову попало в руки ОГПУ и фигурирует в "Деле" как вещественное доказательство участия Ермакова в Верхнедонском восстании. Но об аресте и расстреле прототипа своего
героя он не мог не знать. Именно это обстоятельство и заставляло его долгие годы занимать столь осторожную позицию в вопросе о прототипе Григория Мелехова» (с. 147).
При жизни И. Сталина на вопрос о прототипе героя «Тихого Дона» писатель, как правило, отвечал, что этот герой - собирательный образ. И лишь 29 ноября 1974 г. в беседе с К. Приймой он дал подробную характеристику Харлампия Ермакова, рассказал о своих отношениях с ним. «Эта беседа также была им завизирована» (с. 142), - свидетельствует Ф.Ф. Кузнецов.
Взаимоотношения Шолохова и Ермакова - коренной вопрос для прояснения проблемы авторства «Тихого Дона», считает исследователь. Изучив историографию «Тихого Дона», документы и свидетельства очевидцев, накопленные почти за 80 лет с момента выхода романа, Ф.Ф. Кузнецов обнаружил, что после 1919 г. из всех руководителей Вешенского восстания на территории России оставался один Харлампий Ермаков. Только он обладал общественной, стратегической информацией о восстании и мог сообщить автору «Тихого Дона» правду о восстании, обеспечивая роману высокий уровень достоверности: Шолохов первым назвал дату начала Вешенского мятежа (25 февраля 1919 г.); более точно, чем думали в штабе Южного фронта, обозначил численность повстанцев (30-35 тыс. человек), их вооружение, центр мятежа и т.д.
«Скажу более, - продолжает Ф.Ф. Кузнецов, - на Шолохова и его роман оказала, быть может, решающее воздействие не только жизнь и судьба Харлампия Ермакова, но и его смерть. Нравственные обязательства перед его памятью дали писателю силы устоять под напором литературных и политических властей и не сделать Григория Мелехова "большевиком", "своим", как этого от него требовали. На всем протяжении четвертой книги романа "незримо присутствует" тень расправы с Харлампием, "грозной тучей нависает над вернувшимся домой Григорием Мелеховым", делая эту книгу, может быть, самой сильной из всех четырех» (с. 188).
Исследователь называет еще один очень важный источник «Тихого Дона» Шолохова: «...Он писал Григория Мелехова не только с Харлампия Ермакова, но и с себя» (с. 479). В этом серьезном выводе ученый опирается на размышления Е.Г. Левицкой: «...смотря на М.А., думаешь, нет ли некоторых автобиографических черточек в Григории и его сомнениях, исканиях и шатаниях.
И никаких трудов не надо жалеть, чтобы крепче связать его с нами... а не травить, как это делают враги и, что еще хуже, так называемые "друзья и товарищи", проклятые братья-писатели» (с. 477).
В романе именем Харлампия Ермакова назван другой герой -один из приближенных Павла Кудинова, руководителя контрреволюционного Вешенского восстания. Долгое время исследователи творчества Шолохова - Л. Якименко, И. Лежнев, Ю. Лукин, А. Бритиков и даже К. Прийма - считали Павла Кудинова вымышленным персонажем. Лишь в 1955 г. К. Прийма узнал от Шолохова, что это - историческое лицо. «Это еще более грустная песнь, чем у Григория Мелехова», - сказал о нем Шолохов.
Через вешенцев К. Прийма пытался обнаружить следы этого героя. Ф.Ф. Кузнецов продолжил историческую реконструкцию образа незаурядного казачьего лидера, опираясь на материалы следственного «Дела» Павла Кудинова, его очерка «Восстание верхне-донцев в 1919 году» (Прага, 1931-1932), тогда не известного в СССР1, и рукопись «История моего ареста в Болгарии», которая хранится в Музее-заповеднике М.А. Шолохова. В ней Кудинов рассказывал, как он был арестован в последний год Великой Отечественной войны в Болгарии, где тогда жил в эмиграции, органами СМЕРШ, которые разыскивали за рубежом врагов советской власти и шпионов. Он был осужден, десять лет находился в СССР, в лагерях, а по истечении срока заключения отбыл в Болгарию к семье. Павел Назарович Кудинов (1891-1967) умер в эмиграции в нищете.
Жизнь и судьба этого человека раскрываются в главе «Голгофа Павла Кудинова». Исследователь считает, что восприятие романа «Тихий Дон» казачеством, оказавшимся в эмиграции, далеко не последний аргумент в «споре об авторстве». «Роман М. Шолохова "Тихий Дон" - писал П. Кудинов, - есть великое сотворение истинно русского духа и сердца... Читал я "Тихий Дон" взахлеб, рыдал-горевал над ним и радовался - до чего же красиво и влюбленно все описано, и страдал-казнился - до чего же полынно горькая правда о нашем восстании... И многие рядовые и офицеры допытывались у меня: "Ну, до чего же все точно Шолохов про
1 Кудинов П. Восстание верхнедонцев в 1919 г. // Отчизна. - М., 1991. -№ 6, 7, 8.
восстание написал. Скажите, Павел Назарович, не припомните, кем он у вас служил в штабе, энтот Шолохов, что так досконально все мыслию превзошел и изобразил". И я, зная, что автор "Тихого Дона" в ту пору был еще отроком, отвечал полчанам: "То все, други мои, талант, такое ему от Бога дано видение человеческих сердец и талант!"... "Тихий Дон" потряс наши души и заставил все передумать заново, и тоска наша по России стала еще острее, а в головах посветлело»... (цит. по: с. 255).
Изучив «Дело» Кудинова, Ф.Ф. Кузнецов пришел к выводу, что казачья эмиграция 20-30-х годов никогда не подвергала сомнению авторство Шолохова, и в зарубежных «казачьих» публикациях не раз говорилось о том, что Мелехов - это Харлампий Ермаков.
Павел Кудинов и Харлампий Ермаков - «опорные для романа фигуры» (с. 261); их историческую и литературную судьбу скрупулезно исследует Ф.Ф. Кузнецов. Ученый внимателен и к прототипам второстепенных персонажей романа. Более того, его интересует историческое пространство «Тихого Дона» в целом, он стремится соотнести его с реалиями окружавшей писателя жизни.
Третью часть книги - «История романа» - Ф.Ф. Кузнецов начинает с анализа первой автобиографии Шолохова, опубликованной в сборнике «Лазоревая степь» в 1931 г., сообщая важные подробности: автограф ее хранится в архиве Е.Г. Левицкой, приобретенном ИМЛИ; в нем есть существенные разночтения с опубликованным текстом и неточности, которые автор комментирует. Исследователь печатает и другие шолоховские автобиографии, не публиковавшиеся ранее (см. раздел «Начало пути»).
В разделе «От рассказов - к роману» излагаются веские аргументы в споре с Р. Медведевым, который видит принципиальную разницу между «Донскими рассказами», написанными комсомольцем, и «Тихим Доном», где трагедия казачества воспринимается как собственная. Ф.Ф. Кузнецов отвечает оппоненту писателя: «...Шолохов никогда не был продотрядником: он был лишь "про-дработником" - налоговым инспектором... он никогда не был комсомольцем, что помешало ему поступить на рабфак и продолжить образование... Чисто шолоховское в "Донских рассказах" - то бесстрашие в выявлении жестокости жизни, которое не свойственно, пожалуй, никакому другому писателю, - и это сближает лучшие из "Донских рассказов" с "Тихим Доном"» (с. 374-375). Замы-
сел эпохи вырос из лучших «Донских рассказов» и одновременно -из отталкивания писателя от них в процессе преодоления той «классовой» узости и политической ограниченности, печать которых лежала на некоторых из них (с. 378).
Исследователь называет пять основных источников «Тихого Дона»: 1) сама казачья жизнь, к которой он принадлежал если не генетически, то «биографически», которую глубоко знал и любил всей душой. («Люди... все были под рукой, как живые», - писал Шолохов); 2) беседы с Харлампием Ермаковым (он «знал о событиях Вешенского восстания больше... чем я мог прочесть в книгах, которыми пользовался», - отмечал Шолохов в беседе с норвежским литературоведом Г. Хьетсо в 1977 г.); 3) поездки по станицам и хуторам, встречи с живыми участниками империалистической и Гражданской войн, проверка и перепроверка своих замыслов и представлений, фактов, деталей; 4) кропотливое изучение специальной военной литературы, периодики времен Гражданской войны, разборка военных операций; 5) ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими, источниками, работа в архивах и музеях (с. 391-392).
Сведения об этой кропотливой работе писателя содержатся в многочисленных книгах местных краеведов, в работах отечественных и зарубежных ученых - все они изучены, учтены и обобщены Ф.Ф. Кузнецовым. Ученый использует их в полемике с Д. (И.Н. Медведевой-Томашевской), автором книги «Стремя "Тихого Дона"»: «Подведем исключительно важный для прояснения проблемы авторства романа итог. У всех разнородных печатных источников, которые нашли текстуальное отражение в романе, есть одна общая особенность: все они вышли в свет после 1920 г., т.е. после смерти Ф.Д. Крюкова» (с. 399). Этого писателя «антишоло-ховцы» считают автором или соавтором «Тихого Дона».
Важными в книге являются и те разделы, где речь идет о людях, причастных к истории создания и публикации «Тихого Дона» («Филипп Миронов и "Тихий Дон"», «Шолохов и Горький», «Шолохов и Сталин» и др.).
В своем фундаментальном исследовании Ф.Ф. Кузнецов обосновал органичное единство творческой личности писателя и его романа. Поэтому разговор с оппонентами оказывается не главным, за исключением отдельных фактов (например, факси-
мильной публикации письма А. Солженицына к М. Шолохову от 20 декабря 1969 г. в пору уважительного отношения писателей друг к другу).
В книге публикуется отзыв М.Г. Петровой, являющейся ведущим научным сотрудником ИМЛИ, специалистом по позднему народничеству, по творчеству Ф.Д. Крюкова, а также консультантом и помощником А. Солженицына. В ответ на просьбу Ф.Ф. Кузнецова прочесть книгу она обещала: «Прочитаю со всем вниманием. Но Вы никогда не убедите меня, что 'Тихий Дон" написал Шолохов». Однако после прочтения монографии М.Г. Петрова сказала: «Я была не права. Вы меня убедили» (глава «Мнение специалиста»).
В «Заключении» ученый подводит итоги, суть которых емко выражена в его заглавии «Несравненный гений!»
Каждая глава книги снабжена примечаниями, являющимися библиографическим сводом работ о личности и творчестве писателя. Книгу завершают «Приложение» и «Указатель имен».
А.П. Герасименко
2007.01.023. АННА АХМАТОВА: ЭПОХА, СУДЬБА, ТВОРЧЕСТВО: КРЫМСКИЙ АХМАТОВСКИЙ НАУЧНЫЙ СБОРНИК / Отв. ред. Темненко Г.М. - Симферополь: Крымский Архив, 2005. - Вып. 3. - 208 с.
В статье «Мифоборчество и мифотворчество Анны Ахматовой» В.А. Черных (Москва) обращается к мифам и легендам, которые возникали и продолжают возникать в литературе вокруг личности, биографии и творчества Ахматовой. Живя в условиях несвободы, она не могла вступать в открытую полемику с зарубежными авторами и поэтому на страницах записных книжек, в частных беседах не просто оспаривала те или иные свидетельства мемуаристов, но отрицала само их моральное право высказываться о ней и Н.С. Гумилёве. Яростное мифоборчество было неразрывно связано с настойчивым мифотворчеством: многие воспоминания Ахматовой «насквозь мифологизированы» (с. 12). При этом ее автобиографические легенды не являются разрозненными, случайными, но «выстраиваются в определенную систему» и, в отличие от ее мифоборческих выступлений, «тесно переплетаются с поэтическим творчеством» (с. 13). Характерная особенность автобиографической и мемуарной прозы Ахматовой - четкое разделение
