УРОВНИ ЯЗЫКА
МОРФОЛОГИЯ. СИНТАКСИС
2006.04.016. ДВА ПОДХОДА К СЕМАНТИКЕ РУССКИХ РЕФЛЕКСИВНЫХ ГЛАГОЛОВ. (Обзор).
Одной из основных трудностей, осложняющих единообразное описание русских рефлексивных глаголов (далее РГ), является то, что эти глаголы отличаются значительной неоднородностью. В частности, с большими трудностями сталкиваются исследователи, пытающиеся выявить инвариант значения рефлексивного показателя (-ся/-сь, далее РП); обсуждение такого рода попыток и демонстрацию их недостатков можно найти в недавней работе Ю.П. Князева, обобщающей его многолетние исследования по семантике русской и славянской грамматики, в частности по РГ (Князев, 2005). Несомненно то, что этимологически восходящий к собственно возвратному местоимению постфикс -ся/-сь приобрел довольно широкий спектр функций, в целом типологически характерных для медиальных показателей, что само по себе является одним из наиболее распространенных грамматикализационных «каналов» в языках мира. По сути дела задача адекватного семантического анализа РГ во многом совпадает и с задачей их осмысленной классификации - в большинстве работ по русским РГ эти две проблемы решаются параллельно. При этом в самом общем виде можно выделить два основных подхода к этим двум связанным проблемам.
1. В рамках «собственно семантического» или «логического» анализа РГ классифицируются по их собственным семантическим или - реже - синтаксическим свойствам; типичными формулировками, используемыми при выделении отдельных классов РГ в рамках такого подхода, являются, например, следующие: собственно-возвратные глаголы выражают действия субъекта, направленные обратно на самого деятеля; «глаголы взаимно-возвратного значе-
ния выражают взаимное (совместное, направленное друг на друга) действие нескольких субъектов» (АГ-80, с. 617-618); «глаголы общевозвратного значения называют действие, замкнутое в сфере субъекта как его состояние» (там же, с. 618) и т.д.
По большому счету такого рода подход идеологически восходит к самым ранним исследованиям русских РГ, начиная с грамматики М.В. Ломоносова, в которой исключительно на семантических основаниях выделялось шесть «залогов», из которых три составляли глаголы, содержащие РП. Впоследствии понятие залога постепенно стало пониматься более строго, в частности, при анализе РГ в связи с понятием залога особую трактовку стали зачастую получать страдательные РГ (дом строится рабочими), с одной стороны (например, у А.А. Шахматова), и необратимые РГ (т.е. РГ, вообще не имеющие нерефлексивного коррелята, такие как смеяться, гордиться, ср. *смеять, *гордить) - с другой (например, у Ф.Ф. Фортунатова). Специфика обеих этих групп заключается в нестандартности отношений РГ с предполагаемым производящим нерефлексивным глаголом (далее НГ): в случае пассивных РГ наблюдается значительная регулярность образования РГ, проявляющаяся не только на уровне морфологической формы, но и в плане синтаксической структуры соответствующих предложений, в случае же необратимых РГ, напротив, соотносительный НГ в принципе отсутствует.
Однако, несмотря на отмеченные нюансы, анализ семантики самих РГ вне установления системных связей с производящими НГ оставался преобладающим принципом классификации РГ (по крайней мере, непассивных РГ) до 60-х годов XX в. и обнаруживается в ряде более поздних исследований, например, в (АГ-80; Ше-лякин, 1991). В целом для такого рода исследований характерен ряд общих недостатков. 1) Во многих случаях в них используются несколько туманные и размытые формулировки («изменение душевного состояния происходит как бы само собой» (Пешковский 2001, с. 116), «действие замыкается в субъекте», и т.п.). 2) Формулировки, связанные с семантикой глаголов, используемые при классификации РГ, не являются специфическими для этих глаголов; ясно, например, что по собственным семантическим свойствам такие РГ, как увеличиваться, портиться, поссориться, невозможно или, по крайней мере, очень трудно отделить от таких НГ, как расти, гнить или повздорить соответственно. Таким образом, ре-
шение использовать семантические критерии именно при классификации РГ, а не всей массы глагольного лексикона кажется несколько произвольным. 3) По большой части вне рамок рассмотрения оказываются синтаксические свойства РГ, что делает анализ несколько односторонним. 4) Сами классификации РГ оказываются неоднородными, так как различные группы РГ зачастую выделяются по сути дела на разных основаниях.
2. В связи со всем сказанным в более поздних работах по русским РГ преобладающим постепенно стал деривационный (пропорциональный) подход к классификации этих глаголов и их семантическому анализу. При таком подходе отдельные РГ рассматриваются в связи с их соотношениями с производящими НГ; «господствовавшее некогда деление русских возвратных глаголов по чисто семантическому признаку (...) в последние десятилетия уступает свое место классификации, основанной на синтаксической "предыстории" этих глаголов», т.е. классфикации, связанной «с формировнием (и преобразованием) в сознании говорящего синтаксической структуры предложения» (Норманн, 2004, с. 400). Так, например, чтобы охарактеризовать глаголы целоваться или соединиться в рамках такого подхода, необходимо сравнить задаваемую им семантико-синтаксическую структуру со структурами, задаваемыми соответственно глаголами целовать и соединить. Преобладание деривационного подхода в современных исследованиях в целом связано с возрастанием интереса к синтаксическим свойствам глаголов, к представлению синтаксических структур в терминах семантических ролей и синтаксических рангов и, в частности, с достижениями Ленинградской (Санкт-Петербургской) типологической школы в исследовании залогов и диатез. Наиболее последовательно принципы этой школы применительно к изучению РГ проводятся в работах Э.Ш. Генюшене, прежде всего в ее монографии (Оепшяепе, 1987). Эксплицитное указание на то, что семантика словообразовательного процесса, маркируемого аффиксацией РП, должна выявляться путем сопоставления производного глагола с мотивирующим НГ стало практически общим местом в современных исследованиях русских РГ (Князев, 2005; Норманн, 2004); имплицитно та же мысль содержится и в ряде более ранних работ, прежде всего, в классических
монографиях (Исаченко 2003; Янко-Триницкая, 19621). Во всех названных работах отмечается недопустимость неразличения тех компонентов семантики РГ, которые привносятся в ходе деривации, маркируемой РП, и тех компонентов, которые «наследуются» от исходного НГ - такое неразличение характерно для «собственно семантического», «логического» подхода. Так, например, в глаголе целоваться взаимность действия привносится именно в ходе ся-деривации (А и В целуются 'А целует В' и 'В целует А'), что позволяет квалифицировать его как (деривационно) взаимно-возвратный, а в глаголе соединиться взаимность, симметричность «наследуется» от НГ соединить, являющегося лексическим объектным реципро-ком, а ся-деривация служит удалению «за кадр» каузатора, т.е. «соединяющего» (ср. А соединил В и С, т.е. 'А сделал так, что В и С соединились'; таким образом, глагол соединиться, семантически являющийся глаголом «взаимного действия», в деривационном отношении попадает в класс декаузативных глаголов).
Итак, в рамках преобладающего в современной русистике деривационного подхода РГ рассматриваются не сами по себе, а в их соотношении с производящими НГ; понятно, что при таком подходе внимание в основном уделяется соотносительным РГ, т. е. таким глаголам, которые по своим семантико-синтаксическим свойствам каким-то регулярным образом соотносятся с исходными НГ (подробное обсуждение критериев соотносительности см. в (Оепш^епе, 1987)). Можно заметить, что такой взгляд на семантику РГ укладывается и в общие тенденции исследования словообра-зования2, согласно которым семантика словообразовательного процесса всегда по природе реляционна, т.е. определяется как своего
1 Ср.: «частица -ся ничего не говорит нам о значении того или иного глагола, если мы рассматриваем такой глагол вне сопоставления с соответствующим невозвратным» (Янко-Триницкая ,1962, с. 41).
2 Широко дискутируемая проблема положения русских РГ в рамках противопоставления словоизменения / (формообразования) / словообразования не является релевантной для настоящего обсуждения. Из соображений экономии места здесь и далее процесс ся-аффиксации условно называется словообразовательным, несмотря на то, что часть функций этого процесса, прежде всего возвратный пассив, по убеждению большинства современных исследователей, тяготеет к словоизменительному полюсу соответствующего континуума. - Прим. авт.
рода константа, взаимодействующая с семантической переменной — семантикой базы словообразовательного процесса (Rainer, 2005).
Разумеется, сама идея семантической соотнесенности РГ с производящими НГ присутствует во всех без исключения исследованиях русских возвратных глаголов, начиная с самых ранних. Однако суть деривационного подхода заключается в том, чтобы принцип соотносительности выдерживался последовательно. Действительно, нельзя признать удовлетворительными такие классификации РГ, в которых одни группы выделяются по признаку особого типа отношений между исходным и производным глаголом, а другие — по тем или иным семантическим признакам действия, выражаемого РГ; такое смешение признаков классификации априорно является логически несовершенным, на что обращали внимание многие исследователи, например, А.В. Исаченко, Н.А. Янко-Триницкая, Ю.П. Князев. По сути дела два обсуждаемых типа анализа ориентированы на классификацию разных объектов: при семантическом (логическом) анализе классифицируются лексико-семантические разряды глаголов, а при последовательно-деривационном — разновидности словообразовательного процесса, выражаемого РП — ся.
Итак, в самых общих чертах развитие подходов к анализу русских РГ в последние несколько десятилетий можно охарактеризовать как рост последовательности, с которой при таком анализе проводится деривационный принцип. Во многих современных работах отклонения от деривационного принципа при анализе РГ трактуются как исследовательская небрежность или как нежелательное наследие предшествующей лингвистической эпохи. Тут, однако, можно заметить, что и в последовательно деривационном анализе РГ и соответствующей классификации этих глаголов есть свои очевидные недостатки; в первую очередь бросается в глаза тот факт, что при последовательном использовании деривационного подхода за рамками рассмотрения оказывается огромное число РГ, а именно, необратимые РГ, и — шире — несоотносительные РГ, т.е. такие РГ, которые не связаны - или связаны нерегулярным образом -с совпадающими по форме глаголами без РП какими бы то ни было регулярными отношениями, например, водиться (о рыбе в озере) — водить (экскурсию), приняться (например, за дело) — принять (посла) и т. п. При этом, согласно данным, полученным в ходе анализа
значительного корпуса, необратимые и семантически несоотносительные глаголы покрывают около 50% всех употреблений РГ в тексте (Калашникова, 2006) — как представляется, это доля слишком велика для того, чтобы соответствующие глаголы могли быть отброшены как несущественная «периферия» при описании РГ.
Классом РГ, по отношению к которому применение деривационного подхода в принципе возможно, но связано с определенными сложностями, является класс частично соотносительных РГ, т.е. таких РГ, в которых помимо ощутимого регулярного изменения определенного типа аффиксация РП привносит индивидуальный оттенок смысла, отсутствующий в исходном НГ и не прослеживаемый в других парах НГ - РГ. Примером частично-соотносительного РГ может служить глагол оправдываться в значении 'говорить / писать, что ты не виноват в чем-либо'. Этот глагол близок собственно-рефлексивным глаголам, т.е. таким глаголам, где аффиксация РП маркирует кореферентность подлежащего и прямого дополнения конструкции с соотносительным НГ. Однако, по сравнению с глаголом оправдывать в глаголе оправдываться присутствует целый ряд идиосинкратических семантических изменений. Интересно, что, как неоднократно отмечалось в литературе, в русском языке вообще почти нет глаголов, которые бы строго соответствовали формальной схеме собственно-рефлексивных глаголов; действительно, простая кореферентность двух первых актантов переходного глагола в русском языке обычно выражается сочетанием этого глагола и винительного падежа возвратно-личного местоимения себя (я увидел себя в зеркале) (Исаченко, 2003; РаИ^, 1977 и т.д.), а так называемые собственно-рефлексивные глаголы в большинстве своем при последовательном применении деривационного подхода оказываются не полностью соотносительными.
Без всякого сомнения, развитие теории диатезы и соответствующее изменение взглядов на природу РГ явилось значительным шагом вперед, позволившим внести определенную строгость и последовательность в классификацию РГ, а также в значительной степени формализовать представления об их семантике и выработать удобный аппарат представления обсуждаемого словообразовательного процесса. Однако в рамках антропоцентрического подхода к языковым явлениям последовательно деривационный подход
не может являться единственной моделью репрезентации русских РГ. Другими словами, адекватный анализ РГ должен учитывать не только те отношения, которые связывают каждый РГ с его производящим НГ, но и те ассоциации, которые устанавливаются между различными РГ независимо от их словообразовательной «истории»; для носителей русского языка оказывается релевантной возможность помещения готового словообразовательного «продукта» в группу семантически подобных ему глаголов.
Так, например, для репрезентации таких РГ, как целоваться, драться, ссориться, судиться, бороться и т.п., в компетенции носителей русского языка является существенным тот факт, что все они имеют общие семантико-синтаксические свойства, характерные для глаголов взаимного действия, несмотря на то, что среди них лишь глагол целоваться является собственно реципрокальным в деривационном отношении, в то время как другие глаголы из этого списка попадают в иные деривационные классы.
Таким образом, основной тезис данной работы состоит в том, что русские РГ образуют сложную сеть, в которой выявляются (по крайней мере) два относительно независимых «измерения» — деривационное и собственно семантическое. Поскольку релевантность первого из этих двух измерений на данном этапе развития лингвистической мысли считается общепризнанной, в следующем разделе приводятся несколько иллюстраций важности второго из упомянутых аспектов, находящегося в современных исследованиях в тени и даже зачастую эксплицитно отметаемого.
Одним из наиболее распространенных типов ошибок, связанных с употреблением РГ в речи, является ситуация, когда говорящий ошибочно образует в процессе речи РГ и употребляет его вместо ожидаемого НГ, как в следующем высказывании:
(1) Этот вид спорта сильно эволюционировался.
Если бы единственной формой представления РГ в компетенции носителей языка были бы своего рода словообразовательные «пропорции», т.е. аналоги т.н. квадрата Гринберга, то такие ошибочные употребления можно было бы трактовать исключительно как ошибочную деривацию ad hoc с опорой на существующие пары типа «НГ — РГ». Поскольку в приведенном примере РГ употреблен в значении 'эволюционировал', постольку следовало бы признать, что говорящий взял за модель словообразования т. н.
(деривационно) синонимические РГ (белеть — белеться, чернеть — чернеться и т.п.). Учитывая исключительную лексическую ограниченность этого деривационного класса, с одной стороны, и довольно высокую частотность ошибок обсуждаемого типа - с другой, такое предположение кажется крайне маловероятным. Гораздо более естественным кажется предположение о том, что при порождении приведенного высказывания говорящий осуществлял процесс лексического поиска и процесс оформления глагола показателем —ся независимо друг от друга. Другими словами, РП — ся был порожден вследствие моделирования внешней действительности с опорой на определенный образ результата, т.е. на представления о том, что необходимое значение может (должно) быть выражено возвратным глаголом; само же такое представление может быть сформировано потому, что в ментальном лексиконе говорящего представлено большое число РГ со значением изменения состояния, т.е. схожих с глаголом, требовавшимся по смыслу при порождении высказывания (1): изменяться, развиваться и т.п. Итак, значение изменения состояния ассоциируется с возвратностью само по себе, безотносительно к представленным в русском языке словообразовательным моделям. В каком-то смысле, породив высказывание (1), говорящий при помощи непропорциональной аналогии «исправил» тот факт, что глагол эволюционировать в русском литературном языке является нерефлексивным. Такому «исправлению» систематически подвергаются и другие — не очень многочисленные — нерефлексивные глаголы, выражающие значение изменения состояния:
(2) Посмотри, по-моему, она там не совсем потухлась (о сигарете).
(3) Чай уже остылся.
(4) Да она уже протухлась совсем (о колбасе).
Таким образом, говорящие по-русски регулярно ошибочно осуществляют спонтанное «морфологическое уподобление», при этом уподоблению, что существенно, подвергается сам порождаемый глагол, а не деривационные отношения в паре типа «НГ — РГ». Как и многие другие типы ошибок, отклонения обсуждаемого типа могут становиться узуальными, постепенно закрепляясь в языке. Это, по всей видимости, относится к использованию в речи глагола коррелироваться, иллюстрируемому в примере (5):
(5) Отношение к рекламе коррелируется с полом.
Глагол коррелироваться не является нормативным, однако его встречаемость в текстах (по сравнению с нормативным коррелировать) столь высока, что едва ли каждое употребление этого глагола следует считать ошибкой, подобной образованию глаголов потухнуться, остыться и т.д. в приведенных выше примерах. По всей видимости, синхронно глагол коррелироваться следует трактовать как вариант глагола коррелировать. Тем не менее диахронически этот рефлексивно—нерефлексивный дуплет является застывшим результатом процесса непропорционального уподобления этого глагола семантически близким глаголам (например, соотноситься, связываться и т.д.).
По всей видимости, следующим возможным этапом на таком пути развития является вытеснение исконного НГ рефлексивным глаголом, процесс, довольно широко представленный в ходе развития русского языка в последние два столетия, ср. следующие НГ, фиксировавшиеся в XIX в., но уступившие место своим рефлексивным коррелятам в современном языке: виднеть — виднеться, помолвить (на ком-то) — помолвиться (с кем-то), прислушивать — прислушиваться, совещать — совещаться (Булаховский, 1954). Разумеется, в современном языке употребление этих РГ уже не свидетельствует о живом уподоблении этих глаголов другим возвратным глаголам. Диахронически, однако, такое сближение (вероятно, также начавшееся с употреблений, которые воспринимались как ошибочные) имело место: все приведенные РГ относятся к семантическим группам, в которых представлены близкие по смыслу РГ, ср. виднеться и слышаться, чувствоваться, помолвиться и пожениться, прислушиваться и присматриваться, принюхиваться, совещаться и консультироваться. Следует особо отметить, что все четыре обсуждаемые РГ в современном русском языке являются необратимыми, т.е. при последовательной ориентации на деривационный анализ должны рассматриваться как несистематизируе-мый балласт, своего рода случайный лексический «мусор», затемняющий суть словообразовательного процесса, маркируемого ся—аффиксацией; ясно, однако, что на самом деле появление этих глаголов совсем не является случайным и скорее проясняет, чем затемняет свойства русских РГ и их отдельных подклассов.
Отказ от строгого следования деривационному подходу может оказаться полезным и при сугубо синхронном анализе некото-
рых групп глаголов. В качестве иллюстрации этого тезиса можно привести минигруппу глаголов, обозначающих типы поведения и содержащих семантический компонент завышенной самооценки субъекта; речь идет о глаголах чваниться, зазнаваться, кичиться, похваляться, задаваться, заноситься и т.д. Все приведенные глаголы несоотносительны; тот факт, что все эти глаголы рефлексивные, оказывается совершенно случайным и необъяснимым, если считать, что «семантический потенциал» РП ограничен теми семантическими изменениями, которые выявляются при сопоставлении производных соотносительных РГ с исходными НГ. По всей видимости, однако, рефлексивность названных глаголов не является случайной; это подтверждается хотя бы тем, что просторечные экспрессивные «новобранцы» в этой небольшой и семантически достаточно однородной подгруппе также являются РГ, независимо от своей обратимости / необратимости (выпендриваться).
Таким образом, подход от семантико-синтаксических свойств самих РГ, не опирающийся на соотношение этих глаголов с их «мотивирующими» глаголами, может позволить увидеть некоторые закономерности в деривационно несоотносительных РГ — см. об этом (Пешковский, 2001). То же, по всей видимости, верно и для групп глаголов, которые лишь отчасти выявляются при деривационном анализе. Наиболее ярким примером такой группы являются так называемые автокаузативные глаголы — один из важнейших классов РГ, выделяемых в большинстве современных исследований. Можно заметить, что даже в тех работах, где наиболее последовательно выдерживается деривационный подход к классификации РГ, описание конституирующих свойств этой группы зачастую не свободно от собственно семантической характеристики самих рефлексивных дериватов вне их словообразовательной связи с производящими глаголами, см., например, следующее их определение: «Автокаузативные РГ обозначают ситуации с агентивным субъектом, который собственными действиями изменяет положение своего тела (...) или перемещается в пространстве» (Князев, 2005, с. 184). Таким образом, в эту группу обычно включают такие глаголы, как подняться (он поднялся по лестнице), наклониться (мать наклонилась), броситься (он бросился вперед) и т.д. Эта группа глаголов является обширной (по результатам корпусного исследования К.Калашниковой, они покрывают около 15% от всех
употреблений РГ в тексте (Калашникова, 2006)), продуктивной (ср. экспрессивные образования вроде тащиться, переться и т.п.) и — интуитивно — достаточно однородной.
Однако попытки строгого определения этой группы в деривационных терминах сталкиваются с определенными сложностями. Дело, прежде всего, в том, что большое число глаголов, которые, казалось бы, есть основания трактовать как автокаузативные, являются по своей природе метафорическими; при этом, что особенно существенно, степень ощущаемой метафоричности различна для разных глаголов, которые в принципе есть основания трактовать как автокаузативные; в кинуться метафоричность ощущается сильнее, чем в, скажем, подняться, а в рваться (он рвется в бой), пожалуй, еще сильнее, чем в кинуться. Наконец, к перечисленным глаголам семантически примыкает, например, необратимый РГ стремиться (в значении 'быстро направляться куда-либо'). Таким образом, при строгом следовании деривационному подходу группа автокаузативных глаголов как бы распадается на части, т.к. в производных глаголах в разной степени идиоматичности видоизменяются свойства «исходных» НГ, в частности, их субкатегоризационные ограничения на заполнение семантических валентностей и лексическая сочетаемость. При этом отмеченная выше продуктивность этой группы — а она пополняется новыми членами независимо от степени прозрачности их отношений со своими нерефлексивными коррелятами (ср. болтаться, шататься, таскаться, шляться и т.д.) — говорит о ее представленности в качестве определенного единства в ментальных лексиконах носителей русского языка.
Как было сказано выше, в подавляющем большинстве современных исследований, содержащих обсуждение классификации функций РП в русском языке, более или менее эксплицитно отстаивается деривационный подход к такой классификации. Однако при обсуждении конкретных глаголов исследователи сплошь и рядом — и в противоречии со своими собственными общими убеждениями — относят отдельные глаголы к определенной группе, опираясь на семантический, или «логический», анализ самого деривата вне его связи с т.н. «исходным» глаголом. Можно привести несколько примеров такого рода непоследовательностей. Так, Н.А. Янко-Триницкая относит к числу глаголов, называемых ею РГ «включенного взаимного объекта», глагол видеться (Янко-
Триницкая, 1962). Однако, хотя глагол видеться действительно содержит реципрокальный компонент значения, он не является полностью соотносительным с глаголом видеть. Видеться означает не только перцептивный, но и социальный акт (« 'встречаться, иметь свидание'), что проявляется, например, в невозможности использования глагола видеться по отношению к животным и в других несовпадающих сочетаемостных свойствах этих двух глаголов. Во многом подобную неаккуратность допускает и Ю.П. Князев, относящий к числу деривационно реципрокальных глагол ругаться, что также не вполне корректно. В недавней статье Б.Ю. Нормана (Норман, 2004) рассматриваются РГ «включенного объекта», т.е. такие РГ, которые соотносимы с сочетанием НГ + какой-то объект, чаще всего, находящийся в посессивных отношениях с субъектом, например, строиться 'строить себе дом, жилище', нестись (о курице) 'нести яйца' и т.д. Среди примеров такого рода глаголов Б.Ю. Норман приводит следующие: «засветиться 'засветить (т.е. обнаружить) свое присутствие', отстреляться 'закончить свою миссию, свое дело', букв. 'расстрелять все патроны'» (Норман, 2004, с. 403). Как представляется, приводимые Б.Ю. Норманом комментарии в скобках необходимы для того, чтобы представить семантику обсуждаемых РГ так, как если бы они были соотносительными. На самом же деле переходный засветить не употребляется с объектом присутствие, поэтому в синтаксически-деривационном отношении засветиться не является соотносительным глаголом «включенного объекта». Mutatis mutandis это относится и к отстреляться.
Примеры неточностей анализа отдельных глаголов в лингвистических работах, специально посвященных такому анализу, можно было бы продолжить, однако и уже приведенных достаточно для того, чтобы сделать основной вывод. Этот вывод заключается в том, что операция группирования РГ по семантическим признакам является очень естественной, напрашивающейся для русскоязычных исследователей. Даже сознательно стремясь избежать ошибки, которые они сами бы охарактеризовали как «логический», а не собственно «лингвистический» анализ, лингвисты порой не справляются с поставленной задачей, «сбиваясь» на недеривационный, т.е. собственно семантический подход. Представляется, что в таких случаях интуиция лингвиста как носителя языка перевешива-
ет его собственные теоретические установки. Цель предложенного анализа как раз и заключалась не в критике отдельных упомянутых работ, а в том, чтобы попытаться вскрыть эти интуитивные представления, которые сами могут служить дополнительным свидетельством при обсуждении языковых реалий.
Основной вывод заключается в том, что носители русского языка способны порождать и воспринимать РГ без опоры на соотносительный НГ, хотя в то же время и учитывая внутреннюю структуру этих глаголов при их семантической обработке, т.е. выделяя РП как значимый элемент. Сказанное свидетельствует о том, что деривационный подход к семантике возвратных глаголов не может считаться единственной моделью, адекватно и исчерпывающе представляющей функциональный потенциал соответствующего явления. Так, по всей видимости, не вполне правомочно утверждение о том, что «(п)оскольку присоединение РП практически всегда влечет за собой изменение диатезы, а оно может быть различным, адресат сообщения, чтобы понять потенциально неоднозначный РГ, должен по косвенным признакам определить диатезу РГ и ее соотношение с диатезой НГ» (Князев, 2005, с. 178, курсив мой). На самом деле определить диатезу «по косвенным признакам» носители языка способны и без установления ее соотношения с диатезой НГ — последняя задача оказывается не вполне тривиальной даже для лингвиста. Таким образом, адекватный подход к семантике РГ должен, по всей видимости, учитывать оба обсуждаемых измерения: 1) деривационную связь РГ со «своим» НГ и 2) семантические связи, устанавливаемые среди НГ вне зависимости от «деривационной истории» каждого из них.
Предлагаемый комбинированный подход к обсуждаемому словообразовательному процессу можно соотнести с некоторыми тенденциями в исследовании совершенно иных явлений. Как представляется, деривационный — в самом широком смысле слова — подход к языковым явлениям стал абсолютно доминирующим на довольно долгое время после т.н. хомскианской революции; задача адекватного анализа самых разнообразных структур зачастую считалась во многом эквивалентной тому, чтобы понять, как, т.е. по каким «правилам», они выводятся их какой-то другой более базовой - «исходной» — структуры.
Однако для целого ряда современных направлений характерно увеличение интереса к рассмотрению «самих по себе» — вне их связи с предполагаемой «исходной» структурой — тех языковых явлений, которые раньше было принято считать лишь продуктом различных модификаций и операций. Здесь можно, например, вспомнить об «ориентированных на продукт» (product-oriented) схемах Дж. Байби (Bybee,1995; 2001). При помощи этих схем обобщаются сходства между морфологическими формами, выражающими определенную категорию, при этом никакое из значений категории не выводится из другого.
Идеологически близкие предложения были сделаны и рядом исследователей в области синтаксиса, прежде всего, представителями различных версий Грамматики конструкций, см. например (Goldberg, 2002, 2005; Croft, 2001). Основная идея конструкцион-нистского подхода к синтаксису заключается в том, что грамматика рассматривается как набор соответствий между сложными языковыми формами и их значениями, при этом арсенал такого рода соответствий, т.е. собственно грамматических конструкций, достаточно обширен, и свойства различных, в частности, конкурирующих друг с другом, конструкций невозможно ни свести друг к другу, ни вывести из свойств элементов, входящих в эти конструкции. Сами сторонники Грамматики конструкций признают, что в определенном смысле их теория представляет собой возвращение на новом витке к «таксономическим» подходам, долгое время казавшимся устаревшими в связи с господством различных вариантов порождающих — в самом широком смысле — грамматик.
Грамматики, построенные по принципу вычислительной системы, т.е. постулирующие ограниченное число исходных элементов и набор правил построения более сложных структур на основе этих элементов, достаточно хорошо могут работать тогда, когда описываемые языковые структуры соответствуют принципу фреги-анской композициональности. Однако большинство компонентов грамматики естественных языков не подчиняются этому принципу -для таких языковых явлений деривационные модели оказываются неадекватными и должны сочетаться с моделями, «ориентированными на продукт». Представляется, что семантика русских возвратных глаголов является ярким примером такого грамматическо-
го явления, для которого отклонение от принципа композицио-нальности является скорее нормой, чем исключением.
Список литературы
Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX века. -2-е изд. - М.: Учпедгиз, 1957. - 492 с.
Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словацким: Морфология. - М.: Яз. слав. культуры, 2003. - Ч. 2. - 570 с. - Первое издание: Братислава, 1960.
Калашникова К. Деривационные классы русских рефлексивных глаголов и их частотность в тексте: Диплом. работа. - СПб.: СПбГУ, 2006.
Князев Ю.П. Проблемы описания грамматической семантики: Дис....д-ра филол. наук. - СПб., 2005.
Норман Б.Ю. Возвратные глаголы-неологизмы в русском языке и синтаксические предпосылки их образования // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе / Ред. Храковский В.С. - М .: Знак, 2004. - С. 394-406.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М.: Яз. слав. культуры, 2001. - XXXIII, (I), 510 с. - Репринт 7-го издания: М., 1956.
Шелякин М. А. Русские возвратные глаголы в общей системе отношений залоговости // Теория функциональной грамматики:
Персональность. Залоговость. - СПб.: Наука, 1991. - С. 312-326.
Янко-Триницкая Н.А. Возвратные глаголы в современном русском языке. -М: Изд-во АН СССР, 1962. - 247 с.
By bee J. Morphology: A study of the relation between meaning and form. -Amsterdam ; Philadelphia: Benjamins, 1985. - XII, 235 p.
Bybee J. Regular morphology and the lexicon // Lang. a. cognitive process. -Brighton, 1995. - N 10. - P. 425-455.
Bybee J. Phonology and language use - Cambridge: Cambridge univ. press, 2001. - 256 p.
Croft W. Radical construction grammar. - Oxford: Oxford univ. press, 2001. -
444 p.
Faltz L.. Reflexivization: a study in universal syntax: Ph.D. - Berkeley: Univ. of California press, 1977. - -vi, 295 leaves.
Geniusiene E. The typology of reflexives. - Berlin etc.: Mouton de Gruyter, 1987. - XX, 435 p.
Goldberg A. E. Surface generalizations: An alternative to alternations // Cognitive linguistics. - Berlin; N.Y., 2002. - Vol. 13, N 4. - P. 327-356.
Goldberg A. E. Constructions: A construction grammar approach to argument structure. - Chicago: Univ. of Chicago press, 2005. - 271 p.
Rainer F. Semantic change in word formation // Linguistics - The Hague; Paris, 2005. - Vol. 43, N 2. - P. 415-441.
С. Сай