Научная статья на тему '2006. 03. 018. Андерсон К. , помфрет З. Последствия создания рыночной экономики: данные из обследований семейных бюджетов в центральной Азии. Anderson K. , Pomfret R. consequences of creating a market economy: evidence from household surveys in Central Asia. - Cheltenham; Northampton (ma): Elgar, 2003. - XI, 208 p. - bibliogr. : p. 185-198. Ind. : p. 199-208'

2006. 03. 018. Андерсон К. , помфрет З. Последствия создания рыночной экономики: данные из обследований семейных бюджетов в центральной Азии. Anderson K. , Pomfret R. consequences of creating a market economy: evidence from household surveys in Central Asia. - Cheltenham; Northampton (ma): Elgar, 2003. - XI, 208 p. - bibliogr. : p. 185-198. Ind. : p. 199-208 Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

CC BY
49
12
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЖИЗНЕННЫЙ УРОВЕНЬ ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКИЕ СТРАНЫ СНГ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2006. 03. 018. Андерсон К. , помфрет З. Последствия создания рыночной экономики: данные из обследований семейных бюджетов в центральной Азии. Anderson K. , Pomfret R. consequences of creating a market economy: evidence from household surveys in Central Asia. - Cheltenham; Northampton (ma): Elgar, 2003. - XI, 208 p. - bibliogr. : p. 185-198. Ind. : p. 199-208»

2006.03.018. АНДЕРСОН К., ПОМФРЕТ З. ПОСЛЕДСТВИЯ СОЗДАНИЯ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ: ДАННЫЕ ИЗ ОБСЛЕДОВАНИЙ СЕМЕЙНЫХ БЮДЖЕТОВ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ.

ANDERSON K., POMFRET R. Consequences of creating a market economy: Evidence from household surveys in Central Asia. - Cheltenham; Northampton (MA): Elgar, 2003. - XI, 208 p. - Bibliogr.: p. 185198. Ind.: p. 199-208.

Катрин Андерсон (Университет Вандербильта, США) и Р. Помфрет (Аделаидский университет, Австралия) опубликовали в конце 1990-х - начале 2000-х годов ряд совместных работ об уровне жизни населения в Центральной Азии (ЦА). И в прежних публикациях, и в последней монографии они основываются на следующих статистических источниках: 1) обследования семейных бюджетов (Household budget surveys), 2) измерения жизненных стандартов (Living standards measurement study - LSMS). Методику первого типа источников авторы считают несовершенной, унаследовавшей недостатки советской статистики, которая показывала средние данные и не позволяла определить «полюса потребления», в частности оценить численность бедняков; второй тип обследований, проводимых под руководством Мирового банка (МБ), обеспечивает большую репрезентативность. Особенно ценен был материал в обследовании бедности в Киргизии (Kyrgyzstan multipurpose poverty survey - KMPS) в 1993 г. и ежегодные LSMS в этой республике с 1996 г. Поэтому в монографии уделяется особое внимание Киргизии.

К моменту обретения независимости республики ЦА имели сходные стартовые позиции. Здесь не проводились в эпоху перестройки экономические эксперименты, как в Прибалтике и отдельных регионах РСФСР, зафиксирован наивысший удельный вес семей ниже черты бедности. Так, в 1989 г., при средних данных по СССР 11,1% населения с доходом ниже 75 р. в месяц, в Казахстане этот показатель составил 15,5%, в Киргизии - 32,9, в Таджикистане - 51,2, в Туркмении - 35,0, в Узбекистане - 43,6% (с. 8). Более высокий уровень жизни в Казахстане определялся относительно диверсифицированной экономикой (экспорт зерна, разнообразные богатые природные ресурсы).

В 1991 г. республики ЦА выбрали различную стратегию перехода от плановой к рыночной экономике. Киргизия, следуя советам Запада, избрала наиболее либеральный путь. Туркмения стала ее антиподом. Казахстан вначале казалось следовал примеру Киргизии, но постепенно отказался от этого пути и пользуется притоком средств из-за рубежа благодаря быстрому росту цен на нефть. Узбекистан, сохранивший жестко контролируемую политическую систему и соблюдающий постепенность в проведении экономических реформ, пока был относительно успешен. Таджикистан из-за кровавой гражданской войны задержался с определением экономической стратегии. Трудности перехода к рыночной экономике усугублялись разрывом связей между республиками и центром в результате распада СССР. 1992— 1994 гг. принесли гиперинфляцию (раньше других ее обуздали в Киргизии).

По суммарным показателям перехода к рыночной экономике МБ за 1989-1997 гг. распределил республики следующим образом: Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, Туркмения; ЕБРР в 1999 г. - Киргизия, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркмения (с.16)1.

Эти данные свидетельствуют, что Казахстан и Киргизия значительно опережают остальные три республики ЦА на пути к рыночной экономике, причем МБ к 1997 г. поставил на 1-е место Казахстан, а ЕБРР в 1999 г.- Киргизию, тогда как Туркмения в обоих случаях названа последней.

Продвижение к рынку сопровождалось падением реального ВВП: в 1997 г. в Казахстане он только приближался к 71% от уровня 1991 г., в Киргизии - к 63, Таджикистане - 44, Туркмении -44, Узбекистане - 86% (с. 21). Ухудшение экономического положения в свою очередь влекло рост неравенства доходов и расширение масштабов бедности, особенно в республиках с низкими исходными показателями. Соответственно, по данным Ь8М8, коэффициент Джини составлял в Казахстане 0,35 (1996), в Киргизии снизился за 1993-1996 гг. с 0,54 до 0,41, в Таджикистане - 0,47 (1999), в Туркмении - 0,41 (1998) (с. 25). Подсчеты

1 Источник: World economic outlook, October 2000: Focus on transition economics. - Wash.: IMF, 2000. - P. 180-183. - Описание здесь и далее по реф. источнику.

удельного веса бедняков сильно различаются в зависимости от того, какая сумма признается за черту бедности. Так, по данным LSMS, ниже черты бедности (2,15 долл. в день на 1 человека) находились в Казахстане 5,7% населения (1996), в Киргизии - 49,1 (1996), в Таджикистане - 65,4 (1999), в Туркмении - 7% (1998), по Узбекистану данные отсутствуют (с. 29).

Таким образом, решающим оказывается не столько стратегия развития, сколько бедность или богатство природными ресурсами; Киргизия избрала путь быстрых и глубоких преобразований, но бедность ресурсами не позволила создать нормально функционирующую рыночную экономику; в Таджикистане положение усугубила гражданская война. У Узбекистана в 90-е годы были наилучшие экономические показатели из всех постсоветских республик, что авторы объясняют «успешной политикой сдерживания экономического спада и даже обеспечения небольшого экономического роста во второй половине 90-х годов» (с. 377).

Уровень жизни населения Киргизии можно подробно изучить по LSMS 1993-1997 гг. Даже в Бишкеке, по данным обследования 150 семей, проведенного МБ в июне 1995 г., в среднем на питание уходило 70% дохода и еще 10% на отопление и горячую воду, а у беднейших семей - 78 и 22% (с. 35). При этом КMPS за 1993 г. констатировало, что в Бишкеке положение лучше, чем в сельских районах, особенно на юге республики. Авторы в своей более ранней работе подсчитали, что в 1993 г. в деревне 56% семей находились ниже черты бедности и 31% были очень бедны (расходы вдвое ниже, чем предусмотрено чертой бедности), тогда как в городе соответственно 34 и 13% (с. 36)1. Расширение разницы в доходах между городом и деревней произошло именно в первой половине 90-х годов.

Расчеты уровня жизни в KMPS проводились не по доходам (из-за задержек выплаты зарплаты доходы в одни месяцы равнялись нулю, в другие резко возрастали), а по расходам. Черта бедности определялась МБ в соответствии с минимальными потребностями в питании для каждой возрастной группы, непродуктовые расходы оценивались в 1/5 общих расходов.

1 Pomfret R., Anderson K. Transition and poverty in Central Asia // The Soviet and Post-Soviet review. - 1998. - Vol. 25, N 2. - P. 149-162.

Проведенный математический анализ подтвердил наименьшую вероятность бедности в Бишкеке у лиц с высшим образованием. Количество детей в семье оказывает меньшее влияние (особенно в деревне). Еще слабее проявляется этнический фактор: меньший удельный вес бедняков в семьях славян скорее связан с их высоким уровнем образования. «Хотя этнос не является решающим фактором бедности, существуют различия в ее характере в зависимости от этнической группы: в киргизских и узбекских семьях многодетность ассоциируется с бедностью, в русских же проблема не в количестве детей, а есть ли в семье мужчина трудоспособного возраста» (с. 41).

Сравнение данных LSMS 1993 г. и 1996 г. выявляет значительное сходство влияния таких факторов как город -деревня, Бишкек - Юг, но усилилось значение образования, количества членов семьи; что касается этноса, то в 1993 г. был выше удельный вес бедняков в киргизских семьях на юге республики, а в 1996 г. различия стали минимальными (с. 42-43). Этот результат демонстрирует, что более образованные люди быстрее приспосабливаются к процессу перемен; высокая стоимость содержания иждивенцев объясняется крушением системы социальной поддержки вслед за распадом СССР, а этническая дискриминация смягчается под воздействием рыночных сил (к тому же сказываются некоторые привилегии титульной киргизской нации).

Киргизстанские данные 1993 г. и 1996 г. позволяют провести сопоставление не только по бинарному принципу (выше или ниже черты бедности), но и для всех имущественных групп. В среднем каждый дополнительный ребенок в семье снижал расходы на 1 человека на 11% в 1993 г. и на 17% в 1996 г., т. к. содержание детей в переходный период удорожается (с. 47). Влияние большего числа в семье стариков и кто ее возглавляет - мужчина или женщина -оказалось менее заметным и в 1999 г., и в 1996 г. Напротив, регион и образование играли в обоих случаях заметную роль: выше расходы в Бишкеке и в семьях с более высоким уровнем образования, причем оба фактора заметнее в 1996 г. (с. 50). Таким образом, во-первых, положительное влияние образования на уровень жизни заметнее всего в низших по доходам группах населении, во-вторых, повышение стоимости содержания

нетрудоспособных членов семьи проявляется во всех группах, в-третьих, растет значение регионального фактора (с. 51).

Наконец, заметно падает роль этноса: в Бишкеке она была невелика все годы, в других регионах выше потребление в славянских и узбекских семьях по сравнению с киргизскими, в 1996 г. эта разница сглаживается (с. 54).

Сопоставив результаты двух типов анализа (бинарного и по всем имущественным группам), авторы подчеркивают, что в 1993 г. в условиях резкого ухудшения экономики наиболее защищенными оказались столичные семьи с высшим образованием (включая советскую элиту). «Заметные различия между регионами свидетельствовали о низкой мобильности рынка труда. О резком снижении уровня социальной защиты населения, предоставляемой государством, говорит обесценивание значения пенсий советского периода в 1996 г. по сравнению с 1993 г. Возросшая стоимость содержания детей привела к снижению рождаемости: в 1985 г. 32,0 на 1 тыс. населения, в 1996 г. - 27,5 (с. 60). К тому же дети 90-х годов получали худшее образование, чем их родители. «Уменьшение человеческого капитала осложнит перспективы будущего роста, а появление отчужденных низов станет угрозой социальной стабильности» (с. 61).

Как сопоставить эти данные по Киргизии с аналогичными обследованиями в других республиках ЦА? В Казахстане Ь8М8 осуществлено в 1996 г, в трех областях Узбекистана ИБ8 в 1995 г., в Туркмении Ь8М8 проведено в 1998 г., но его данные не опубликованы, в Таджикистане Ь8М8 в 1999 г.

В Казахстане оказался наименьший рост бедности благодаря более высокому исходному уровню жизни. Удельный вес населения ниже черты бедности (75 р. в месяц на 1 человека в 1989 г.) вырос за 1989-1995 гг. с 15,5% до 22,6% по стране и до 35% в сельских районах (с. 67). Показатели рождаемости снизились: в 1985 г. 24,9 на 1 тыс. Населения, в 1995 г. - 16,7, но это связано с экологическими и культурными факторами советского периода (с. 68 и 90). Правда, многие исследователи утверждают, что казахстанское правительство не сумело обеспечить условия для

успешного перехода к рыночной экономике, выросло неравенство, снизились госрасходы на образование и здравоохранение1.

По другим данным, приводимым Б. Милановичем, картина иная. В Узбекистане стратегия «постепенного перехода» обеспечила меньшее падение ВВП, меньшее возрастание неравенства и масштабов бедности, чем в других странах ЦА: если удельный вес бедняков с 1987-88 до 1993-95 гг. вырос в Казахстане с 5 до 65%, в Киргизии с 12 до 88, в Туркмении с 12 до 61, то в Узбекистане с 24 до 63% (с. 27,68)2. При всех разночтениях в количественных подсчетах можно сказать, что в Узбекистане оказалось меньше «новых богачей» и «новых бедняков», сохранились структуры социального обеспечения. Обследование трех областей Узбекистана в 1995 г. отметило значительное влияние многодетности на вероятность опуститься ниже черты бедности (половина бедняков из семей, где семь и более детей), стариков среди бедноты немного, поскольку сохранилась пенсионная система; влияние этноса значительно (уроженцы ЦА составляют 79% населения и 92% бедняков, славяне соответственно 16 и 4%); велики различия город-деревня и между регионами (10% бедноты в Ташкенте и 60% в Каракалпакии) (с. 69)3. Преимущество славян отметили многие исследователи. В Таджикистане Ь8М8 1999 г. зафиксировало катастрофические последствия гражданской войны - 96% населения не имеют минимальной потребительской корзины, 20 тыс. вдов, 55 тыс. сирот (с. 71). В целом по ЦА приходится констатировать усиление неравенства в развитии человеческого капитала из-за ухудшения систем здравоохранения и образования. Ь8М8 подтвердили более высокие доходы, более «европейскую» культуру Казахстана (в том

1 См. статью А.Аканова и Б.Сужиковой в: Social sector issues in transitional economies of Asia/ Ed. By L.Brooks, Myo Thant. - Oxford, 1998.

2 См.: Milanovic B. Income, inequality and poverty during the transition from the planned to market economy. - Wash., 1998. Эти расчеты основаны на HBS, авторы называют их не вполне сопоставимыми. Другой подсчет, проведенный Центром экономических исследований (Ташкент), в Узбекистане понижает удельный вес бедности на 1996 г. (с учетом продукции, произведенной в собственном хозяйстве) до 46% (CER. Methods and applications of poverty analysis: Case of Uzbekistan. - Tashkent, 1997).

3 Coudouel A. Living standards in transition: The case of Uzbekistan . - Firenze,

1998.

числе многочисленность горожан, меньше детей в семьях). Киргизия ближе к Казахстану, чем к Таджикистану и Узбекистану.

Авторы настойчиво подчеркивают, что варианты количественного анализа данных Ь8М8 подтверждают: во второй половине 90-х годов в четырех республиках ЦА расходы семей определяются в основном тремя факторами - «место жительства, количество детей и университетское образование» (с. 88). Несомненно в рыночной экономике по сравнению с советским периодом возросла стоимость содержания детей; хорошее высшее общее образование обычно открывает теперь новые возможности, тогда как узкое техническое может не найти применения.

Отдельно в монографии рассматривается положение женщин на рынке труда Киргизии по данным обследований семейных бюджетов 1993 и 1997 гг. Оно ухудшилось по ряду причин: 1) возродились досоветские традиции о месте женщины у домашнего очага, (особенно на более исламизированном юге; 2) падение производства выталкивало из формального сектора (ФС) рынка труда прежде всего женщин; 3) закрытие детских садов также заставляло уходить с работы.

Приводимые данные о среднемесячной зарплате и отработанном количестве часов для мужчин и женщин (с. 99) свидетельствуют, что первые все время получают больше, чем вторые. При этом в 1997 г. разница снизилась по сравнению с 1993 г.: 0,78 в 1993 г. и 0,89 в 1997 г. Эта закономерность проявляется на севере и юге, в городах и сельских районах. Иначе говоря, на различия в оплате труда не влияют ни культурные, ни религиозные факторы. Разница в образовании между мужчинами и женщинами невелика, хотя она стала заметнее в 1997 г. (с. 100). При этом в целом уровень образования в 1997 г. вырос. Оба обследования зафиксировали, что женщины чаще заняты беловоротничковой работой, мужчины - «синие воротники» или владельцы фирм (чаще в 1997 г.); удельный вес специалистов резко упал (с. 100). Одновременно отмечается движение в сторону сельскохозяйственной занятости.

Проведя дополнительный математический анализ данных 1993 и 1997 гг. о зарплате и отработанных часах, авторы приходят к выводу, что «переход к рыночной экономике не сопровождался ухудшением положения женщин на рынке труда» (с. 128). Разница

между мужчинами и женщинами по количеству отработанных часов и заработку за 1993-1997 гг. сузилась (так же как в Восточной Европе при отказе от плановой экономики). Женщины даже выиграли от рынка больше, чем мужчины, так как увеличилась ценность формального образования, появилась большая возможность выбрать сколько часов работать, сузился разрыв в зарплате.

Оценку динамики развития частного сектора в ЦА провел ЕБРР (см. табл. 1).

Таблица 1 (с. 142) Удельный вес частного сектора в ВВП (%)

1991 1993 1995 1996 1997 1998

Казахстан 5 10 25 40 55 55

Киргизия 15 25 40 50 60 70

Таджикистан 10 10 15 20 25 25

Туркмения 10 10 15 20 20 30

Узбекистан 10 15 30 40 45 45

Источник: EBRD Transition report 1999. - L., 1999.

В оценке масштабов частного сектора следует учитывать, что в ЦА, в отличие от Северной Америки и Западной Европы, мелкие заведения и самостоятельные работники - не столько свидетельство развития предпринимательства, сколько последняя возможность для выживания. Как происходило формирование несельскохозяйственного семейного бизнеса (НССБ) в Киргизии в 90-е годы? По данным Ь8М8 1993, 1996 и 1997 гг. из 6545 опрошенных семей сообщили о НССБ 508, о самостоятельной работе - 3940; это предположительно соответствует 60-70 тыс. НССБ в 1996-1997 гг., в начале 1999 г., по официальным статистическим данным, в 101 тыс. несельскохозяйственных средних и мелких заведениях (СМЗ) работали примерно 260 тыс. человек (с. 144).

Обследования 1996-1997 гг. показали значительные изменения по сравнению с 1993 г.: первая волна приватизации завершилась в 1994 г., начала снижаться гиперинфляция, поэтому число СМЗ выросло, одновременно менялись их характеристики; в

1993 г. 1/6 СМЗ производили товары, к 1997 г. их осталось7%, все остальные заняты в сфере услуг, соответственно использовали семейный труд 38 и 89%, среднее число работающих в одном заведении упало с 8 до менее 2 человек (с. 147).

Обобщенные характеристики, составленные авторами по обследованиям 1993, 1996 и 1997 гг. (с. 149-151), показывают:

1) семьи, владеющие бизнесом, в среднем более образованны, чем не владеющие (соответственно 56 и 44% глав семей с высшим или выше среднего образования), они моложе (главы семей 37 и 41 год);

2) заметна значительная разница по этносу - среди семей, владеющих мелким бизнесом, киргизов меньше, чем русских и других славян1, соответственно не имеют доходов не от работы по найму 69 и 21%; 3) в семьях владельцев бизнеса больше работоспособных, меньше пенсионеров; 4) семейный бизнес более распространен в городах (особенно в Бишкеке), занятость не по найму - в селе; 4) среди семей владельцев бизнеса 32% бедных, среди других семей - 53%.

Несмотря на либеральную репутацию Киргизии, основать бизнес очень трудно - не хватает средств, дороги кредиты, трудно получить лицензию, узок спрос и т.д. Правительство не обеспечивает порядок, каждый четвертый жалуется на поборы и насилие.

В заключение авторы констатируют, что «все новые независимые центральноазиатские страны испытали огромный негативный экономический шок вследствие прекращения центрального планирования и распада СССР» (с. 172). Ни одна из республик не достигла к концу 90-х годов показателей ВВП 1989 г. Уровень жизни населения снизился, неравенство увеличилось. Киргизия, быстрее других создавшая рыночную экономику, испытала к 1993 г. резкое возрастание неравенства и численности бедняков; в 1993-1996 гг. произошла некоторая стабилизация. Положительное воздействие на благосостояние семьи оказывало высшее образование главы, отрицательное - количество иждивенцев - особенно детей.

По другим республикам сведения менее подробные, но они демонстрируют примерно те же тенденции. Так, Казахстан проводил сходную стратегию реформ, но уровень жизни населения упал в меньшей степени вследствие более высоких жизненных

1 Авторы повторяют, что среди владельцев мелкого бизнеса меньше киргизов, чем славян (с. 149,167), но не приводят соответствующие расчеты. - Прим. реф.

стандартов в советский период и богатых природных ресурсов. Узбекистан избрал стратегию постепенного отхода от плановой экономики, тем не менее в положении семей наблюдалась ситуация, сходная с Киргизией. Туркмения отвергала экономические изменения до кризиса 1997-1998 гг., и уровень жизни населения изменился незначительно. Таджикистан был разорен гражданской войной.

В независимых республиках ЦА встала задача создания новой системы социального обеспечения. Обычно считается, что бедность связана с наличием в семье женщин, детей и стариков. Однако данные по ЦА свидетельствуют, что в переходный период наиболее уязвимы многодетные семьи1. Это проблема не только настоящего, но и угроза потери человеческого капитала в будущем.

В приложении дополнительно рассматриваются преимущества данных из Ь8М8 по сравнению с бюджетными обследованиями и повторяются основные показатели из осуществленных в ЦА в 90-е годы Ь8М8 (пять в Киргизии, по одному в Казахстане, Таджикистане и Туркмении). Именно материалы Ь8М8 послужили документальной основой монографии.

С. И. Кузнецова

1 Bauer A. et al. A generation at risk: Children in the Central Asian republics of Kazakhstan and Kyrgyzstan. - Manila, 1998.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.