CC BY
19
ЭКОНОМИКА
2005.03.042-043. СТАНЕТ ЛИ КИТАЙ ГЕГЕМОНОМ В ХХ1 В.? 2005.03.042. GILBOY G.J. The myth behind China's miracle // Foreign affairs. - N.Y., 2004. - Vol. 83, N 4. - P. 33-48.
200503.043. DREYER T.J. The limits to China's growth // О^. -РЫ^^Ы^ 2003. - Vol. 48, N 7. - P. 233-246.
Внезапное превращение Китая в глобальную торговую державу было воспринято в мире со смешанным чувством восхищения и страха, пишет Дж. Джилбой (старший менеджер крупной МНК в Пекине, сотрудничающий с Центром международных исследований в Массачусетском технологическом институте, США) (042). Избыток иррациональных чувств по поводу экономического будущего КНР побудил инвесторов хватать все большие и большие доли китайских компаний без адекватного понимания того, как эти компании функционируют в реальности. Ошибочными считает Джилбой и страхи по поводу того, что сильный Китай изменит баланс глобального торгового и технического развития в свою пользу. «Обе эти реакции ...ошибочны: они упускают из вида слабости китайского экономического "чуда" и те стратегические выгоды, которые пожинают США от того особого способа, которым Китай присое-динился к мировой экономике» (042, с. 33).
В действительности США и Китай развивают именно тот тип экономических отношений, к созданию которого давно стремились американские стратеги. У Китая теперь есть свой интерес в либеральной и устроенной по определенным правилам глобальной экономической системе, которую США строили в течение последних 50 лет: КНР открыла свою экономику прямым иностранным инвес-тициям, поощряла широкомасштабный импорт и вступила в ВТО.
Тот выбор, который сделал Китай на пути к глобальной экономической интеграции, усилил стимулы сохранения промышленного и технического господства США и Севера в целом. В форсированном марше к рынку Пекин позволил политическим и социальным реформам отстать от экономических, что привело к двум важным непредвиденным последствиям. Во-первых, чтобы предотвратить рост политически независимого частного сектора, китайское правительство провело реформу, активно помогавшую госпредприятиям (ГП), предоставляя им преференции в доступе к
передовым технологиям, капиталу и рынку. Однако реформы также благоприятствовали иностранным вложениям, которые позволили иностранным фирмам претендовать на львиную долю китайского промышленного экспорта и обеспечили им сильные позиции на китайском внутреннем рынке. «В результате китайская экономика осталась с неэффективными, но все еще мощными ГП, укреп-ляющими свои доминирующие позиции иностранными фирмами и частным сектором, который все еще не может конкурировать на равных как с первыми, так и со вторыми» (042, с. 34).
Во-вторых, бизнес-риск, присутствующий в китайской политической системе, породил у многих китайских менеджеров «индустриальную стратегическую культуру». Она заставляет их стремиться к краткосрочным прибылям, местной автономии и избыточной диверсификации. Китайские фирмы пытаются зару-читься поддержкой чиновников и получить доступ к иностранной технике. Иными словами, Китай присоединился к глобальной экономике на таких условиях, которые еще более усиливают его зависимость от иностранной технологии, техники и инвестиций и ограничивают его возможность превратиться в промышленную и технологическую угрозу развитым странам. Поэтому Джилбой рекомендует США политику не протекционизма, а «стратегической вовлеченности» в китайскую экономику, которая еще более усилит нынешние тенденции.
Дебаты последних лет об американо-китайской торговле упустили из виду важную деталь: экономические отношения с КНР выгодны США и развиваются на китайских условиях. Дешевый китайский импорт (текстиль, обувь, игрушки, домашний ширпотреб) позволил американским потребителям, главным образом семьям со средним и низким доходом, сэкономить с 1970 г. около 100 млрд. долл., а более дешевая китайская одежда для малышей позволила американским семьям сэкономить 400 млн. долл. в 1998-2003 гг. (042, с. 35). «Боинг», «Форд», «Дженерал моторс», «Ай-Би-Эм», «Интел» и «Моторола» вместе каждый год экономили миллионы долл. (или по 30-40%), покупая дешевые комплектующие из таких стран, как Китай.
Китай не только экспортирует, но и импортирует, причем намного больше других стран Северо-Восточной Азии. Имея в 2003 г. положительный торговый баланс (124 млрд. долл.) по отношению к США, Китай имел торговый дефицит с Японией (15 млрд. долл.), Южной Кореей (23 млрд.), Тайванем (40 млрд.) и странами АСЕАН (16 млрд.). С
середины 1990-х по 2003 г. китайский импорт вырос с 40 млрд. долл. до 187 млрд. (042, с. 36).
В отличие от таких торговых партнеров США, как Япония и Южная Корея, которые в течение десятилетий отвергали американский импорт и инвестиции, Китай сразу открылся в качестве огромного рынка для американских товаров. Хотя экспорт США в последние годы в целом стагнировал, их экспорт в Китай увеличился в три раза (за 2003 г. - на 28%, тогда как общий экспорт - на 5%, 042, с. 36).
Китай позволяет иностранным фирмам вкладывать капиталы в свою экономику в беспрецедентных масштабах: с начала реформ в 1978 г. Китай получил 500 млрд. прямых инвестиций - в 10 раз больше, чем все инвестиции в Японию в 1945-2000 гг. По данным Министерства торговли КНР, фирмы США вложили 40 млрд. в 40 тыс. проектов в Китае (042, с. 37).
В качестве открытой экономики Китай мог бы быть союзником США во многих сферах глобальной торговли и финансов. Вступив в ВТО, КНР пытается взломать рынки Японии и Южной Кореи - то, к чему давно стремились США. Интеграция в глобальную экономику может привести к либерализации всех сфер китайского общества, и это будет главным выигрышем США.
Страхи по поводу превращения Китая в экономическую сверхдержаву Азии Джилбой считает необоснованными по трем причинам. Во-первых, в китайском экспорте промышленности и хай-тека доминируют иностранные, а не китайские фирмы. Во-вторых, китайские промышленные фирмы находятся в глубокой зависимости от США и других развитых стран по дизайну, важнейшим компонентам и оборудованию. В-третьих, китайские фирмы не проявляют активности в «присвоении» импортируемой техники и распространении ее в местной экономике, и это вряд ли позволит Китаю превратиться в глобального конкурента США.
В пользу этого свидетельствуют и тенденции в развитии китайского экспорта за последнее десятилетие. Так, если в экспорте промышленного оборудования в 1993 г. доля предприятий, пол-ностью принадлежавших иностранцам, составила 17%, то в 2003 г. - 62%; в экспорте компьютеров и комплектующих - соответственно 51 и 75%; в экспорте электронного и телекоммуникационного оборудования -соответственно 15 и 43% (042, с. 39). И чем более сложной и развитой является данная сфера промышленности, тем больше в ней доля
иностранных предприятий. Так, за 1998-2002 гг. в области экспорта хайтека иностранные предприятия увеличили свою долю с 74 до 85% (042, с. 40). При этом китайские частные фирмы так и не превратились в игроков глобального уровня.
Одна из причин, по которым государственные, коллективные и частные фирмы в Китае отстают от принадлежащих иностранцам, заключается в том, что они не смогли систематически инвестировать в долгосрочное техническое развитие, как это сделали в 1970-1980-е годы Япония, Южная Корея и Тайвань. Разумеется, это сложный и рискованный процесс. Чтобы добиться успеха и создать новый продукт, фирмы должны разворачивать научно-исследовательские программы, мониторинг рынка, создавать сеть широких контактов, основанных на знании, капитале, продукции и таланте, что возможно лишь в рамках и посредством свободной социальной организации. Однако возникновение именно такой организации сетевого типа и горизонтальных связей блокирует нереформированная политическая система КНР с характерными для нее коррупцией и парти-куляризмом. В такой системе, где все зависит от личных «исключительных связей» с чиновниками (это весьма похоже на тип отношений между первыми китайскими промышленниками и чиновниками династии Цин 150 лет назад), сотрудничество на национальном уровне затруднено (проведенное недавно исследо-вание 200 компаний, осуществивших поглощение и сотрудничество внутри страны, показало, что 86% из них инвестировали в фирмы, расположенные в одном с ними городе, 91% - только в рамках своей провинции, 042, с. 45), а долгосрочная стратегия трудноосуществима. Все это подрывает конкурентоспособность китайских фирм, их возможность абсорбировать западную технологию, отсюда - низкий внутренний спрос на высокоразвитую технику. В этом китайцы 1990-х сильно уступают японцам 1970-х и корейцам 1980-х.
Китайские промышленные фирмы тратят 93% своих средств на научные исследования и технические разработки внутри самих фирм, лишь 2% - на сотрудничество в этой области с университетами и 1% - на сотрудничество с другими фирмами (042, с. 44). В результате страдает коммерциализация нововведений. Новые продукты фирм Китая составляют 10% от общего дохода продаж, тогда как в странах ОЭСР - 35— 40% и даже в Бразилии - 40% (042, с. 46). Китаю скорее всего суждено стать не новым азиатским технико-экономическим гигантом, а новой индустриальной страной типа Индии или Бразилии. Но даже для этого
ему еще предстоит создать институциональный фундамент, что невозможно, по мнению автора, без структурных политических реформ.
Впечатляющий экономический рост КНР за последние 25 лет, пишет профессор политологии Университета Майами (США) Дж. Тойфель Дрейер (043), привел к тому, что многие аналитики предсказывают: вскоре Китай станет крупнейшим рынком, облада-телем крупнейшего ВВП, новым мировым экономическим и военным гегемоном. Однако, подчеркивает автор, эти прогнозы неприятно напоминают то, что в 1970-1980-е годы говорилось о блестящих перспективах Японии, как конфуцианской Japan Incorporated. Когда в 1990 г. японский пузырь лопнул, специалисты предсказывали быстрое восстановление. Однако прошло десять лет, а страна до сих пор не восстановилась. «Хотя ситуации Японии 1980-х и нынешнего Китая совершенно различны, японский опыт указывает на опасность предсказаний бесконечного экономического роста» (043, с. 233). В то же время нет причин предсказывать, как это делают некоторые аналитики, неизбежный коллапс Китая по финансовым, социальным или демографическим причинам. Всегда имеет место определенная инерция, во время которой паллиативные меры способны как-то смягчить возникающие проблемы. Однако эти проблемы (демография, энергетика, рост социально-экономического неравенства, безработица, нестабильность финансовой системы, коррупция, негативные стороны глобализации, экология и многие другие) угрожают экономическому росту и становятся серьезнейшим вызовом для руководства, у которого отсутствует легитимность революционных отцов-основателей.
К концу 1970-х в Китае насчитывалось около 1 млрд. человек; согласно официальным китайским оценкам, при росте населения чуть меньше 1% в год к 2030 г. его население достигнет 1,6 млрд. Однако китайские демографы утверждают, что 25-35% рождений не регистрируется, а потому реальный темп прироста населения - 2-2,3%, следовательно в 2000 г. в КНР насчитывалось не 1,3 млрд. человек, а на 100 млн. больше (043, с. 234). Косвенно эту картину подтверждают данные госкомиссии по планированию семьи.
Законы о планировании семьи привели к перекосу в соот-ношении мужчин и женщин - 113 : 119. Это значит, что многие мужчины не смогут создать семью, а большое количество неженатых мужчин нередко создает угрозу социальной стабильности.
Три четверти китайских потребностей в энергии удовлет-воряется за счет угля весьма плохого качества. Условия жизни, техника безопасности и здоровье шахтеров не соответствуют мировым стандартам. Треть нефти (цифры 2002 г.) Китай импортирует, ощущая тем не менее ее постоянную нехватку. Летом в двух третях провинций КНР были введены ограничения на потребление энергии. По данным журнала «Oil and gas», к 2015 г. 50% потребностей в энергии КНР будет удовлетворять за счет импорта (043, с. 235), а поскольку 60% нефти перевозится на танкерах с Ближнего Востока, в случае необходимости (например, конфликт КНР и Тайваня) США могут легко установить морскую блокаду. Отсюда попытки Китая решить свои проблемы с помощью конти-нентальных трубопроводов (например, Ангарск-Дацин, Актюбинск-Тарим), реализации гидроэлектрических проектов и т.п.
После того, как Дэн Сяопин высказался о приемлемости экономического неравенства, начал расти разрыв в доходах, а партначальники уже не скрывали своего уровня жизни, как это было при Мао. В результате к 2002 г. коэффициент Джини поднялся с 0,3 (при Мао) до 0,5, тогда как уже 0,4 считается опасным уровнем (043, с. 237). По оценкам Мирового банка, 100 млн. китайцев живут за чертой бедности.
Серьезный разрыв существует между жителями города и деревни, восточных (приморских) и западных регионов, между работниками различных отраслей промышленности. Составляя 70% населения страны, крестьяне обладают лишь 17% сбережений; 80% сбережений в деревне приходится на 20% наиболее зажиточных крестьян; 50% крестьян вообще не имеют сбережений (043, с. 237). Жители Шанхая и Гуаньчжоу зарабатывают намного больше, чем жители в Ляонин и Хэйлунцзян. В середине 1990-х доходы крестьян стали снижаться из-за падения цен на зерно и повышения цен на сельхозинвентарь и удобрения.
Маоистский режим обеспечивал человеку пусть минимальные, но гарантии - на протяжении всей его жизни. Однако не удалось создать адекватную систему стимулов к труду. Ломая систему гарантированной занятости, Дэн устранил и систему социальных гарантий. Люди стали работать больше, однако начался кризис пенсионной и здравоохранительной систем. Особенно жестким он оказался в сельских районах. Больницы, перешедшие на самооку-паемость, отказываются госпитализировать бедных; на частных врачей у крестьян не хватает денег. Все это усугубляется ростом численности лиц старшего возраста: в
1978 г. 1 пенсионер приходился на 30,3 работающих, в 1999 г. - 1:3,7, а на 2030 г. прогнозируется 1:2,4 (043, с. 238). Это означает сверхнагрузку на социальную среду. Слабое здоровье работающих тоже постепенно становится экономической проблемой.
За последние пять лет 60 млн. китайцев потеряли работу. Число безработных, которых удается занять, падает: в 1998 г. - 50%, 2000 г. -35%; 2001 г. - 9% (043, с. 239). В августе 2003 г. правительство признало, что проблема безработицы решается с трудом из-за недостаточно быстрого роста экономики.
По официальным китайским данным, к концу 2003 г. число безработных превысило число вакансий на 14 млн.; 7%-ный ежегодный экономический рост создает только 10 млн. рабочих мест. Из 24 млн. официально зарегистрированных безработных 10 млн. - это молодые люди, только начинающие трудовую деятельность, 6 млн. - уволенные с госпредприятий и 8 млн. - те, кто уже в течение какого-то времени регистрируется как безработный (043, с. 240). Ясно, что все эти люди -источник социального недовольства, и власти хорошо понимают это.
Экономические трудности усугубляются нестабильностью финансовой системы. Чтобы поддерживать убыточные госпред-приятия, правительство приняло пакет налогового стимулирования экономики, объясняя, что иначе экономику ждет коллапс. Банки расширяли кредитование наращиванием объема безнадежных долгов. Критериями предоставления займов часто были личные связи и взятки, а не кредитоспособность. В результате многие госпред-приятия не могли рассчитаться за кредиты. Правительство признало, что безнадежные долги составляют 27% общей суммы, что в два раза превышает уровень, рассматриваемый как безопасный базельским Банком международных расчетов. На самом деле официальные цифры занижают число безнадежных долгов, реальная цифра - где-то между 37 и 50% (043, с. 241). Это означает, что банковская система находится на грани коллапса.
Коррупция - бич Китая. По оценке экономиста Ху Андана, ВВП страны ежегодно снижается на 13,2-16,8%, что влечет потерю 150 млн. долл. доходов от налогообложения (043, с. 243). Ху считает, что в каждом проекте коррупция съедает 15-20% фондов, отсюда рушащиеся новые мосты, дамбы, негодные дороги и многое другое. «Китайские мафии» столь сильны, что контролируют целые секторы промышленности, сельские районы и городские кварталы. Во многих районах именно к главарям
мафии, а не к партийным начальникам обращаются люди для решения своих проблем. Все это, естественно, подрывает легитимность партии и правительства.
Глобализация оказывает противоречивое воздействие на экономику КНР. Она бьет по крестьянам, которые не могут конкурировать с агробизнесом развитых стран, все более ухудшая положение деревни. В то же время китайские рабочие от нее выигрывают: производство из таких стран, как Мексика, Бразилия и даже США, переводится в Китай. Дефицит США в торговле с Китаем превышает американский дефицит в торговле с Японией. Однако все это тоже чревато серьезными проблемами для КНР. Конгресс США уже призвал к протекционистским мерам против Китая, к аналогичным мерам могут прибегнуть и другие страны.
Быстрый экономический рост последней четверти века резко ускорил уже существовавшую деградацию природной среды Китая. Сведение лесов, использование маргинальных земель для земле-делия, сверхэксплуатация сельхозугодий - все это интенсифици-ровалось. 28% земельной площади КНР подверглись опустынива-нию, еще 18% земель находятся в зоне риска (043, с. 243); нарастают проблемы с утилизацией мусора. Согласно ВОЗ, в 1999 г. 9 из 10 городов мира, в наибольшей степени страдающих от загрязнения воздуха, находились в Китае. Ощущается нехватка воды, особенно в городах. Ежегодная цена этого вопроса - потери промышленной продукции на 14 млрд. долл.; вместе с загрязнением нехватка воды приводит к ежегодной потере урожая на 24 млрд. долл. (043, с. 244). Китайские специалисты предупреждают, что экологические скрепы страны постоянно слабеют.
Дополнительные экономические трудности создает рост военного бюджета - КНР стремится играть все более активную роль в международных отношениях.
В Пекине прекрасно отдают себе отчет во всех этих взаимосвязанных и взаимоусиливающих друг друга проблемах. Однако попытки решить их создают новые трудности. Паллиативные меры удерживают систему от немедленного коллапса, однако, они ограничивают рост экономики и позволяют проблемам постепенно накапливаться, что чревато взрывом.
Многие достоинства Китая оборачиваются его слабостями. Например, преимущество Китая в производстве продукции, не требующей сложного оборудования, не стимулирует вложения в
нововведения. Китайские компании мало вкладывают в научные исследования. Предпринимательский успех в Китае зависит от знания местных условий и личных связей, что не способствует развитию творческого потенциала, столь необходимого для конкуренции на мировом уровне.
Все это, и прежде всего ресурсные ограничения, не позволит КНР в обозримой перспективе стать новым гегемоном или даже сверхдержавой.
А.И.Фурсов
2005.03.044. ЦВЕЙГ Д., ЧАНГИ Ч. И РОЗЕН С. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЙ «ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ» КАПИТАЛ: УЧЕНЫЕ И СТУДЕНТЫ, ВОЗВРАЩАЮЩИЕСЯ В КИТАЙ ПОСЛЕ УЧЕБЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ.
ZWEIG D., CHANGGUI CH. AND ROSEN S. Globalization and transnational human capital: Overseas and returnee scholars in China // China quart. - L., 2004. - N 174. - P. 735-757.
Д. Цвейг - профессор Гонконгского университета науки и технологии, Ч. Чанги - профессор Пекинского университета и С. Розен -профессор политических наук университета Южной Калифорнии (США) стремятся выяснить, на самом ли деле командированные за границу студенты и ученые стали обладателями транснационального «человеческого» капитала и как китайские организации и государство вознаграждают их за знания и опыт, приобретенные за границей. Другой вопрос - каковы экономические мотивации возвращающихся ученых и студентов (ВУиС)? Сбор фактического материала авторы проводили в Китае в 1997 и 2001 гг.
Для полноты картины авторы вспоминают пример из истории, когда в 1870-е годы династия Цин направила в США группу студентов, обучавшихся в 1872-1881 гг. в американских школах в районе города Хартфорд (штат Коннектикут). В это время в Китае осуществлялась программа модернизации экономики. Возвра-тившиеся из США студенты занимали важные должности в государственном аппарате Китая, а также в таких сферах, как строительство железных дорог, телеграфных линий, предприятий по добыче угля, в создании таможенной службы страны. 17 человек стали офицерами военно-морского флота Китая. Один из бывших студентов впоследствии стал
