CC BY
14
ВЛАСТЬ
2005.02.040-044. АМЕРИКАНСКИЙ ЖУРНАЛ О ПРОБЛЕМАХ РАЗВИТИЯ КНР.
2005.02.040. ROSMAN G. The Northeast Asian regionalism context // Orbis. - Philadelphia, 2004 - Vol. 48, N. 2. - P. 217-231.
2005.02.041. FEWSMITH J. China's new leadership: A one-year assessment // Ibid. - P. 205-215.
2005.02.042. DREYER J.T. The limits to China's growth // Ibid. - P. 233246.
2005.02.043. WALDRON A. How would democracy change China? // Ibid. -P. 247-261.
2005.02.044. BROWN D.A. The Roman Catholic Church and Hong Kong's long march toward democracy // Ibid. - P. 263-274.
Профессор Принстонского университета (США) Дж. Розман (040), рассматривая теоретические аспекты развития КНР во второй половине ХХ в., отмечает, что страна последовательно становилась важнейшим объектом анализа макросоциальных теорий, распро-страненных на Западе, - модернизации, сравнительного комму-низма, цивилизации и глобализации. Выявлявшиеся сложности приводили к тому, что эти теории накладывались друг на друга, сосуществовали, использовались параллельно для оценки различных сторон китайской действительности.
Теория модернизации была первой попыткой концептуального подхода к проблемам развития. Ее распространение началось в 50-х годах, и успехи индустриализации СССР и Китая в условиях диктаторских режимов были для нее серьезным вызовом. Тем не менее теория модернизации устояла, чему способствовало несколько обстоятельств. Она была более уравновешенной, чем, например, теория экономического роста. Ведущие теоретики модернизации отнюдь не поддерживали призывы к политической демократизации и экономической либерализации во чтобы то ни стало. Напротив, они отстаивали необходимость сбалансированного развития всех социальных сфер и подчеркивали важность для успеха демократических преобразований подготовленности к ним населения. Все это позволило теории модернизации пережить риторику «холодной войны» и возродиться после крушения мирового коммунизма.
Выдвинутый китайскими реформаторами курс «четырех модернизаций» был в определенной мере подтверждением акту-альности
и действенности модернизационной теории. Китайские реформы подтвердили и справедливость присущего ей социального оптимизма. Выяснилось, что потеснившая в 60-х годах модер-низационную теорию теория зависимости, подчеркивавшая обреченность развивающихся стран двигаться в порочном круге нищеты, пока радикально не изменится мировой порядок, никак не может претендовать на универсальность. Подтверждавшаяся историческим опытом стран Латинской Америки известного времени, она была решительно оспорена развитием стран Восточной Азии. Успехи «новых индустриальных стран» сначала в лице четырех «малых тигров», затем более крупных стран Юго-Восточной Азии и, наконец, с конца 70-х годов Китая доказали, что существующая международная среда не является враждебной и не блокирует развитие Третьего мира.
Важнейшие постулаты модернизационной теории были восприняты теорией глобализации, сделавшей акцент именно на международный контекст развития. Доказывая благоприятность взаимодействия национальных экономик, она одновременно подчеркнула решающую роль их собственной эффективности и конкурентоспособности в достижении успеха. Все это совсем не означает, что развитие КНР по пути экономических преобразований последней четверти ХХ в. полностью подтверждает применимость модернизационной теории. Слабым местом по-прежнему остается несостыкованность экономического и политического развития страны.
Хотя модернизационная теория не требует форсированной демократизации, необходимость последней - один из ее важнейших постулатов. Теоретики модернизации считают, что отсутствие политической демократии рано или поздно поставит под вопрос возможность экономического развития. В этом отношении современное развитие КНР выглядит разочаровывающим. Смена партруководства на XVI съезде КПК и информационная открытость, проявленная во время борьбы с эпидемией атипичной пневмонии, возбудили определенные надежды, однако «слухи относительно политической реформы не подтвердились» (040, с. 221).
Теория сравнительного коммунизма стала распространяться после начала хрущевских реформ в СССР и обрела второе дыхание в конце 70-х годов с приходом к руководству КНР Дэн Сяопина, третьим этапом стала горбачевская «перестройка». Последовательно противопоставляя опыт одной социалистической страны развитию другой, западные
эксперты так и не смогли определиться, какой вариант лучше. Демократизация политической жизни в СССР контрастировала с успехами экономической либерализации в КНР, что отразилось в общественном мнении и настроениях научного сообщества КНР. Сторонники советского опыта вынуждены были замолчать после распада СССР.
Новый этап начался с 2000 г. Политическая стабилизация и экономический рост в России, активизация ее сотрудничества с США произвели заметное впечатление на Китай. Вновь оживились сторонники демократизации: с одной стороны, «мнение, что российские демократы являются врагами Китая, утратило убеди-тельность» (040, с. 223); с другой стороны, выяснилось, что Китай не менее демократизированной России страдает от коррупции. К тому же с крушением Берлинской стены китайцы стали опасаться изоляции. Опыт Северной Кореи никого не вдохновляет, и если появляются статьи на эту тему, они носят критический характер. В то же время развитие стран Восточной Европы вызывает сочувственные комментарии. Сравнительный анализ развития бывших социалис-тических стран приводит к выводу: «Поспешная демократизация может обернуться беспорядком, ее откладывание -коллапсом». Логика этого анализа подчеркивает необходимость «поэтапного развития демократии со сдержками и противовесами» (040, с. 223).
Цивилизационный подход стал распространяться в 80-х годах. Идея особой «региональной цивилизации» была призвана объяснить успехи Японии и «малых тигров» в экономическом развитии притом, что социальная структура этих стран оставалась во многом традиционной, иерархической и клановой. В качестве положи-тельного противовеса отсталости этой структуры были выдвинуты «конфуцианские ценности» трудолюбия, стремления к образованию, заботы о семейных сбережениях. Сторонники существования «конфуцианской цивилизации» стали доказывать, что индивидуализм и эгалитаризм присущи исключительно Западу, а Восток может компенсировать их отсутствие социальной гармонией.
Руководство КНР подхватило идеи «восточноазиатской» цивилизации. Они оказались крайне востребованными, когда после событий на площади Тяньаньмэнь (май 1989 г.) в КНР произошел крах процесса демократизации. «Китайская специфика» была противопоставлена различным универсальным теориям, и идеологи КНР
всячески разоблачали их западную сущность. Поскольку же прежние западоцентристские постулаты теории модернизации энергично изживаются научным сообществом, уходя в прошлое, все более выявляется идеологическая начинка теорий «особой» цивилизации, ее антидемократическая суть. Все более очевидной одновременно становится необходимость «деконфуцианизации» для продолжения экономического развития.
«Поборники традиционных ценностей оказываются самыми активными противниками демократии и гражданских прав, включая права женщин, мигрантов и новых элит». Давление глобализации между тем все более ставит под вопрос освященные «конфуци-анскими» ценностями привилегии традиционных элит, поддерживая «устремления новых поколений, состоящих из лучше образованных и более космополитичных людей». В этих условиях «цивилизационный подход становится оправданием для замедления демократизации, что создает угрозу для достижений в будущем» (040, с. 226).
Вместе с тем процесс глобализации и ее пропагандистское обоснование дали толчок распространению идей национальной идентичности, и «третье поколение» китайского руководства во главе с Цзян Цзэминем активно использовало эти идеи, сформулировав доктрину «великого Китая». Под флагом великодержавности проис-ходила активная интеграция страны в мировую экономику, и одновременно великодержавная идентичность становилась мощной идеологической преградой на пути превращения экономической глобализации в политическую, иными словами - в демократизацию общественного устройства КНР.
Новая идентичность Китая как динамично развивающейся и порывающей с прежней замкнутостью страны приветствовалась администрацией Клинтона, и в 90-х годах идеи китайской идентичности содержали больше элементов сотрудничества с США, чем конфронтации. Однако при Буше положение изменилось; и после 11 сентября 2001 г. стало ясно, что доктрина избирательной глобализации китайского руководства исчерпала свой международно-политический ресурс. Сопротивление политической глобализации приобретает все более одиозный характер, поскольку проблемы распространения демократии стали отождествляться с проблемами международной безопасности.
Попытки китайского руководства противопоставить давлению США региональную идентичность оказались малоэффективными. И у
Японии, и у Южной Кореи существуют большие опасения, что конструируемый руководством КНР восточноазиатский или «северовосточноазиатский» (в тексте Розмана) регионализм станет прикрытием китайского гегемонизма в противостоянии КНР и США. Не увенчалась успехом и попытка опереться на Россию: это стало ясно, когда Путин твердо поддержал американское вторжение в Афганистан.
Дипломатия многостороннего сотрудничества, «мультилате-ральности» дает руководству КНР серьезный ресурс, чтобы противостоять угрозам однополярного мира, но не решает фундаментальную проблему. Это осознается и в КНР. С приходом «четвертого поколения» во главе с новым генсеком Ху Цзиньтао началась дискуссия в высших кругах, которая затронула такие вопросы, как «отделение правительственных учреждений от партийных комитетов, конституционная реформа, прямое избрание руководителей в профсоюзах и других органах и даже пересмотр оценки тяньаньмэньских событий». Однако «контратака сподвиж-ников Цзяна» сорвала дальнейшее обсуждение1 (040, с. 228).
Очевидно, что реформаторы могут утратить и легитимность, и власть, если поставят под вопрос доктрину великодержавной идентичности Китая. Предлагаемая демократизация должна соответствовать потребностям китайского общественного мнения в отстаивании достойной национальной идентичности для страны.
Профессор Бостонского университета (США) Дж. Фьюсмит (041) характеризует начало деятельности нового генсека ЦК КПК. Состоявшееся на XVI съезде (ноябрь 2002 г.) избрание Ху Цзиньтао было знаменательно в нескольких отношениях и прежде всего в том, что впервые смена партийного лидера произошла «мирно» и без смерти предшественника. Важно и другое: с избранием генсеком 59-летнего Ху, сменившего на этом посту 77-летнего Цзян Цзэминя, состоялся приход к власти «четвертого поколения» (первые три символизировали последовательно Мао, Дэн, Цзян) (041, с. 295).
Однако смену власти еще нельзя считать состоявшейся. Ху успел за год сделать немало для обретения популярности, в частности, он посещал дома крестьян, рабочих, солдат. Он очертил новую программу партруководства, сделав упор на трех темах: правопорядок и
1 Pomfret J. China orders halt to debate on reform // Washington post. 2003. Aug. 27. (040, с.228). - Описание здесь и далее по реф. источнику.
институционализация власти, возрождение партии, преодоление экономического неравенства в стране. Однако по обыкновению Ху демонстрировал при этом верность традиции. Местом для произнесения речи о возрождении в партии револю-ционного духа было избрано Сибайпо, где накануне занятия Пекина Мао говорил о необходимости для членов партии «честно жить и упорно бороться». При этом Ху обращался одновременно к «марксистам-ленинцам», удрученным упадком духа в КПК, и к «либералам», которые отнюдь не симпатизируют ностальгии по «добрым старым временам», но приветствуют борьбу с коррупцией (041, с. 208).
Особенно тщательно Ху демонстрирует лояльность к своему предшественнику, превратив теорию «трех представительств»1 в «идеологический тотем» нового правления. В целом новый генсек «обнаружил искусство хвалить Цзяна, дистанцируясь от него». Причина такой предусмотрительности проста: большинство членов политбюро все еще продолжают составлять назначенцы Цзяна (041, с. 208-209). Соотношение сил в высшем руководстве - это первое, что сдерживает борьбу с коррупцией. В обществе ходят упорные слухи, что в последней замешаны ближащие сподвижники Цзяна, остающиеся на высоких постах, и что Ху об этом хорошо знает. Характерной для поведения генсека остается предельная деликатность в отношении выдвиженцев своего предшественника. Даже когда он прямо вмешался в борьбу с эпидемией атипичной пневмонии, то одновременно с жесткой критикой министра здравохранения, креатуры Цзяна, распорядился об увольнении мэра Пекина, которого считали связанным с теперешним генсеком.
Тем не менее Ху пытается проводить свою линию. Показательным в этом отношении был третий пленум ЦК (октябрь 2003 г.). Вместо «успехов», которые подчеркивались на XVI съезде, упор был сделан на «остающихся проблемах». В частности, принятая резолюция обязывала «совершенствовать» регулирование потоков населения, организовать «устойчивое и упорядоченное» перемещение избыточной рабочей силы из деревни (100-200 млн. человек по различным оценкам). Обращалось внимание на необходимость поддержки внутренних районов старой промышленной базы на Северо-Востоке, пострадавшей от закрытия и реструктурирования предприятий госсектора (041, с. 214).
1 Теория «трех представительств» - это выдвинутая Цзян Цзэминем в 2001 г. установка, что КПК представляет интересы народа, «передового производства» и «передовой культуры». Реально установка открыла двери партии для предприни-мателей. В настоящее время «около 20% капиталистов стали членами партии» (041, с. 210).
На пленуме обсуждался даже вопрос о политической реформе, однако информация об этом была представлена очень глухо и в чисто традиционном стиле. Резолюция предлагала «активно и настойчиво продвигать политическую структурную реформу, расширять социалистическую демократию, создавать здоровую социалистическую правосистему, крепить и расширять объединенный патриотический фронт, усиливать идеологическую и политическую работу, чтобы обеспечить надежные политические предпосылки для развития социалистической рыночной экономики»1 (041, с. 214).
В структуре высшего руководства Китая есть определенные черты двоевластия - отделения гражданской сферы от военного командования. Характерны предпринятые после избрания Ху генсеком усилия сподвижников Цзяна представить нынешнего председателя Высшего военного совета теоретиком военной мысли, внесшим важный вклад в военную доктрину КНР вслед за Мао и Дэном. Как заявил заместитель председателя Совета, «мысли Цзян Цзэминя о национальной обороне и строительстве вооруженных сил представляют научное руководство на новом этапе в новом столетии». Важным этапом военного мышления Цзяна провозгла-шена выдвинутая им идея «трех представительств» (041, с. 213).
Пока, заключает Фьюсмит, «отсутствие резких различий» по программным вопросам позволяет поддерживать в китайском руководстве необходимую устойчивость. Тем не менее существование «двух центров власти» чревато серьезными последствиями: Китай-ские аналитики любят вспоминать, что именно это обстоятельство привело к трагическому исходу событий на площади Тяньань-мэнь (041, с. 207). Очевидные признаки контроля за действиями Ху со стороны сподвижников Цзяна создают «неопределенность в политической системе», и если возникнет кризисная ситуация, такая неопределенность может привести к краху системы (041, с. 215).
Профессор Университета Майями (США) Дж. Дрейер (042) доказывает, что успех преобразований в КНР сопровождается нарастанием серьезных трудностей. Последние же побуждают критически отнестись к существующим прогнозам, что страна в ближайшее время станет «крупнейшим мировым рынком», будет
1 Decision of the Central Committee of the Chinese Communist Party on some problems in perfecting the socialist market economic structure (WWW. people.com.cn) (041, c. 214).
обладать «одним из самых больших ВВП», достигнет «военной и экономической гегемонии»1 (042, с. 233).
Дрейера удивляет распространенность подобных прогнозов в США, где имеется основательная информация противоположного свойства, а главное - что в них верят даже компании, ведущие бизнес в Китае. Некоторые из них «настолько убеждены в грядущем процветании страны, что склонны оставаться в ней, несмотря на то, что сейчас несут убытки». Подобная ситуация, считает ученый, очень напоминает недавние прогнозы, предсказывавшие «бесконечный экономический рост Японии». В 1970-1980-х годах эксперты с тем же энтузиазмом пугали бизнесменов США неотразимой мощью «Джапан инкорпорейтед», восхищались мудростью «конфуцианской корпора-тивной системы» с ее семейными ценностями, коллегиальностью руководства и коллективизмом работников. Японская динамика резко контрастировала со стагфляцией президентства Картера, но даже после кризиса 90-х годов многие западные специалисты предсказывали скорую ремиссию японской экономики. Между тем прошло уже 10 лет, а она еще не наступила.
Это не означает, что следует бросаться в другую крайность и предсказывать грядущий коллапс Китая2. Китайская система обладает значительной инерцией самосохранения, но существуют серьезные проблемы, а нынешнему руководству «недостает той легитимности, которая была у поколения революционных основателей» (042, с. 234).
Демография. Прогнозы, согласно которым благодаря семей-ному планированию удастся добиться снижения темпов роста населения до 1%, и к 2030 г., достигнув рубежа 1,6 млрд. человек, численность населения стабилизируется, оказываются несосто-ятельными. Данные о проведении вакцинации свидетельствуют, что рост идет на уровне 22,3%. В то же время политика «одного ребенка» привела к неблагоприятному изменению полового состава: на 100 женщин
1 Mosher S.W. Hegemon: China's plan to dominate Asia and the World. - San Francisco, 2000; Timperlake E., Triplett W.C. Red Dragon rising: Communist China's military threat to America. - Wash., 1999; Mar P., Richter F.-J. (eds.). China enables new era of changes. -Singapore, 2003.
2
Chung G.G. The coming collapse of China. - N.Y., 2001; Studwell J. The China dream: The Quest for the last great untapped market on Earth. - N.Y., 2000 (042, c. 234).
приходится 113-119 мужчин1. Невозможность для миллионов мужчин иметь нормальную семью создает не только демографическую аномалию, но и социальную проблему2.
Энергетика. Летом 2003 г. две трети провинций страны ввели ограничения потребления энергии. До недавнего времени Китай три четверти потребностей покрывал за счет угля. Но китайский уголь в большинстве случаев низкого качества, его использование ухудшает экологию, а смертность среди китайских шахтеров самая высокая в мире. Переход к альтернативным энергоисточникам становится необходимостью. Энергопроект на Янцзы очень дорогостоящий и опасный для природной среды, но это единственное, что Китай может противопоставить своей растущей зависимости от внешнего мира. По расчетам к 2015 г. страна наполовину будет зависеть от поставок извне (042, с. 235).
Прежде всего - это нефть. Еще в 1999 г. Китай экспортировал нефть, а в 2002 г. уже на треть зависел от поставок нефти из-за рубежа. В настоящее время 60% их обеспечивают танкеры с Ближнего Востока. Однако этот источник крайне уязвим из-за политической нестабильности в регионе и противоречивости китайско-американских отношений. Положение может улучшить строительство нефтепровода Ангарск -Дацзын (2260 км), но у него есть конкурент: Япония заинтересована в строительстве нефте-провода Ангарск - Находка. Чтобы покрыть убытки дорогостоящего строительства, требуется большой объем поставок, которые Россия по двум нефтепроводам не может обеспечить. Поэтому предлагается паралелльно с нефтепроводом строить газопровод от Ангарска до Дацзына и далее на Пекин, Далянь и через Желтое море в Южную Корею (4 тыс. км) (042, с. 235).
Ху Цзиньтао подписал соглашение о строительстве нефте-провода из Актюбинска до Таримского бассейна в Синьцзяне (3100 км), но для рентабельности он должен пропускать 20 млн. т в год, а китайские компании не контролируют в Казахстане и половину этого количества из-за сопротивления конкурентов (042, с. 236).
1 Традиция мужского преобладания приводит к тому, что там, где семьи вынуждены ограничиться одним ребенком, если ожидается девочка, происходит прерывание беременности. Власти вынуждены принимать меры (См.: Three-year campaign launched against aborting girls // Agence France-press. Beijing. 2003. Aug. 16) (042, с. 234).
2
В некоторых провинциях положение еще более неблагоприятно: на 100 женщин приходится до 130 мужчин. - Прим. реф.
Рост неравенства. После уравниловки времен Мао заявление Дэна о том, что в ходе реформ одни обогатятся раньше других, шокировало, хотя подразумевалось, что в конечном итоге обогатятся все. Однако ход реформ продолжает усиливать неравенство: по индексу Джини от 0,3 времен Мао до 0,5 в 2002 г. Особенно заметно неравенство между городом и деревней: доходы горожан в 5-6 раз превышают доходы крестьян, составляющих более 70% населения, но располагающих только 17% сбережений. Половина сельских жителей вообще не имеет сбережений, а 80% последних находится в руках 20% сельских семей (042, с. 236-237).
Социальное обеспечение. Необходимость обеспечить конкурентоспособность побуждает жертвовать развитием социальной сферы. Особенно это касается здравоохранения и пенсионного обеспечения. Переведя на самообеспечение больницы, власти заставили их отказывать в лечении тем, кто не может платить. В то же время старение населения и массовые увольнения привели к кризису пенсионной системы (в 1978 г. на 1 пенсионера приходилось 30,3 работающих, в 1999 г. - 3,7, а к 2030 г. этот показатель может достичь 1 : 2,4) (042, с. 238).
Безработица. За последние 5 лет в результате реструктурирования производства работу потеряли более 60 млн. рабочих. При этом перспективы получения новой работы непрерывно сокращаются: в 1998 г. 50% уволенных вновь устроились на работу, в 2000 г. - 35, в 2001 г. - 9%. Даже уверенный рост китайской экономики не способен рассосать образовавшуюся армию безра-ботных. По официальным оценкам численность ищущих работу составит к концу 2004 г. 24 млн., а ежегодный экономический рост в 7% может создать лишь 10 млн. рабочих мест. Перспективы тоже неутешительны, поскольку каждый год на рынок труда вновь выходит 10 млн. молодых людей (3, с. 239-240). Немаловажно, что сельских жителей китайская статистика безработицы вообще не учитывает.
Нестабильная финансовая система. Банковская система страны остается непрозрачной. Исключительно высока доля неоплачи-ваемых кредитов, по экспертным оценкам она достигает 37-50% и даже по официальным данным (27%) вдвое превышает международно признанный уровень безопасности (042, с. 241). Результатом стано-вится регулярный крах банков.
Коррупция. В стране вследствие сотрудничества мафиозных группировок с представителями властей сложился «красно-черный»
«политико-криминальный блок», и регулярные кампании, завершающиеся показательными расправами, не способны изменить положение. По оценкам китайских экономистов, коррупция снижает уровень ВВП на 13,2-16,8% в год, а поступления от подоходного налога уменьшаются на 150 млрд. долл. Ассигнования по любому проекту на 15-20% съедаются коррупцией1 (042, с. 242-243).
Последствия глобализации. Усиливается давление на руко-водство КНР: США и другие импортеры китайских товаров требуют ревальвации юаня. Растет недовольство внешнеэкономической экспансией Китая со стороны таких стран, как Бразилия и Мексика, грозящее торговыми войнами. Для Китая в целом последствия вступления в ВТО носят двойственный характер - благоприятные для промышленности и негативные для сельского хозяйства.
Экология. Вместе с экономическом ростом страна вступила в полосу долгосрочной деградации природной среды: опустынивание, обезлесение, потеря обрабатываемых земель. Еще наглядней дегра-дация городской среды. По данным ВОЗ, в 1999 г. 9 из 10 мегало-полисов с наиболее загрязненным воздухом находились в Китае. Нехватка воды в городах оборачивается издержками в 14 млрд. долл. ежегодно в промышленности и снижением стоимости урожая на 24 млрд. долл. (042, с. 243-244).
По словам профессора Пенсильванского университета (США) А. Уолдрона (043), демократизация режима буквально стучится в двери современного Китая, и об этом с определенностью свиде-тельствуют события в Гонконге (Сянган). Массовые демонстрации 1 июля 2003 г., а затем осенние выборы в местные органы власти специальной административной зоны отчетливо продемонстри-ровали волю населения к демократическим реформам. А если центральные власти уступят в Гонконге, им крайне затруднительно будет противостоять аналогичным требованиям в других районах, как уже произошло с экономической реформой, когда движение, начавшееся в самых бедных провинциях, в течение самого непродолжительного времени распространилось на всю страну.
Нельзя утверждать, как делают некоторые западные специалисты, что авторитарный режим соответствует национальной традиции и
1 Sun Zhifa. Hu Angang speaks freely about four categories of corruption // Zhongguo Xinwen She. Beijing. 2001. Feb. 23 (040, c. 243).
интересам всего китайского народа. В истории не бывает вечных и неизменных национальных интересов, а любая культурная традиция многозначна. «Со времен Конфуция китайская культура содержала немало либеральных элементов, и в прошлом веке большинство интеллигенции отстаивало демократические требо-вания». Поддержка коммунистов была обусловлена тем, что часть интеллигенции поверила в демократичность коммунистического строя. Между тем вплоть до 1949 г. политический режим в Китае был гораздо свободнее, чем сейчас. «Можно было распространять и обсуждать различные идеи, университеты культивировали подлинно свободную мысль, предпринимательство было более или менее свободно от вмешательства»1. Следует говорить скорее об «аномаль-ности» нынешнего режима, чем о соответствии его политики «китайской традиции и национальным интересам» (043, с. 253).
Какие силы препятствуют демократизации? Те, которые заинтересованы в сохранении нынешнего положения, а его благами пользуется меньшинство. Экономика Китая контролируется смешан-ной «олигархией из китайцев и иностранцев» (043, с. 255), и потому современный режим благоприятствует высокотехнологическому производству, куда вложен иностранный капитал; партаппарату, представители которого составляют 80% предпринимателей; прибрежным городам (043, с. 250).
Демократические выборы дали бы перевес сельским жителям (70% населения страны), что прежде всего отразилось бы на распределении финансовых потоков. Поскольку недостаток средств у государства является сейчас «хроническим», перераспределение ресурсов в пользу сельских районов и нужд сельского хозяйства привело бы либо к инфляции, либо к отказу от многих амбициозных и дорогостоящих проектов вроде Олимпиады (более 20 млрд. долл.) или равного по стоимости управляемого полета в космос (октябрь 2003 г.), а также затрат на строительство и приобретение ракет, кораблей, самолетов (043, с. 251).
Нездоровая финансовая система четко свидетельствует об олигархическом характере режима. Государство вынуждено тратить огромные средства на поддержку госсектора, а банки, которых власти, не имея достаточных ресурсов, заставляют давать госпред-приятиям
1 Уолдрон - автор двух книг по истории Китая. См.: Waldron A. The Great wall of China from history to myth. - Cambridge univ. press, 1992; Id. From war to nationalism: China's turning point 1924 - 1925. - Cambridge univ. press, 1995 (043, c. 247).
большие кредиты, становятся банкротами, поскольку госпромышленность остается нерентабельной и долги по кредитам не возвращаются. Между тем важнейшим основанием для сохранения обширного госсектора остается монополия компартии на власть.
Олигархический режим оборачивается и амбициозной внешней политикой, отнюдь не соответствующей национальным интересам. Можно ли сказать, что последним отвечает поддержка Пакистана в ущерб налаживанию сотрудничества с Индией, или поддержка Северной Кореи в ущерб отношениям с Южной Кореей и Японией, или постоянные осложнения с Тайванем? Демократизация привела бы к стабилизации политических отношений Китая с важнейшими экономическими партнерами - США, Японией, Южной Кореей, Тайванем, а также с Европой и Австралией. Немаловажный вопрос - позиция китайской диаспоры, между тем хуацяо определенно становятся в оппозицию Пекину, о чем свидетельствуют консолидированная поддержка Фалуньгун в Интернете и протест против репрессий, предпринятых правящим режимом КНР против этого движения.
Итак, объяснение нынешней политики КНР следует искать не в национальных интересах и традициях, а в «типе режима» (043, с. 252). Не случайно осознание необходимости перемен начинает зреть среди высшего руководства. Выступая накануне празднования 1 октября 2003 г., Ху Цзиньтао заявил: «Мы должны обогащать формы демократии, совершенствовать демократические процедуры, расширять организованное участие граждан в политической жизни, обеспечить народу возможность участия в демократических выборах» (043, с. 256).
Демократизация становится насущной потребностью, и тот из политического руководства, кто «сможет направить в рамки демократических институтов чаяния и ширящееся недовольство современного китайского общества, окажется победителем» (043, с. 257). «Если исходить из потребностей обретающего достаток, развитого информационного общества и его динамичной экономики, политические перемены в Китайской Народной Республике могут произойти раньше, чем многие ожидают, и скорее всего они примут демократическое направление» (043, с. 247), - делает вывод Уолдрон.
Исламистский терроризм, пишет Дебора Браун (Университет Сетон-Холл, г. Саус Орандж, штат Нью-Джерси, США) (044), придал религиозным объединениям агрессивно-консервативный имидж. Между тем в современной международной жизни немало случаев, когда
религиозные организации становятся опорой демократических сил. Это движение, возглавляемое буддистским монахом Чамлонгом Сримуангом в Таиланде, мусульманские объединения Нахтадул Улама и Мухаммадийя в Индонезии, протестантские церкви в Южной Корее, пресвитерианская церковь на Тайване. И в Гонконге католическая церковь под руководством епископа Джозефа Цзэнь Цзэкиюня «играет решающую роль в борьбе за мирное утверждение демократии» (044, с. 263).
Демократическая позиция церкви объясняется несколькими обстоятельствами. Определенное значение имеют доктринальные аспекты. «Римская католическая церковь, - подчеркивает Цзэнь, -должна культивировать справедливость, любовь, мудрость, дух общественного служения, высокие нравственные критерии, честность, правосудие и мужество» (044, с. 264-265). Еще важнее оказывается та роль, которую церковь в Гонконге традиционно играет в образовании, здравоохранении, социальной сфере.
При населении Гонконга 6,8 млн. человек насчитывается 230 тыс. католиков и 260 тыс. протестантов, при этом под опекой двух общин находится 49% средних школ и немалое число начальных (044, с. 265266). Между тем пекинские власти затеяли реформу образования в специальном административном районе в духе «китаизации». Церковные школы оказались под угрозой в связи с обвинениями в элитарности и слабой национальной идентичности. Им также были приписаны «недостаток творческого духа» и «консерватизм» (044, с. 267). Образовательная политика церкви оказалась в противоречии также с курсом администрации района на культивирование «азиатских ценностей» и осуждением инди-видуализма, присущего «западным ценностям» (044, с. 269).
Как утверждают руководители христианских общин, Гонконгу угрожает перенесение того режима в отношении религиозных организаций, который существует на континенте, а это, по словам Цзэня, «полный контроль» властей (044, с. 274). Пока, однако, центральные власти проявляют сдержанность, будучи связанными подписанным с английской администрацией соглашением. Модель «одна страна - две системы» предусматривает сохранение статуса церкви и обеспечение тех условий и направлений ее деятельности, что сложились за 150 лет британского колониального правления.
Все-таки решающую роль в политической активизации церкви сыграли не чисто церковные вопросы, а настроения в обществе - подъем демократического движения в Гонконге, начавшийся в конце 2002 г. и достигший кульминации летом 2003 г. Экономический спад, неэффективная борьба администрации с эпидемией атипичной пневмонии, унесшей на острове 300 жизней, наконец, попытка ввести в спецзоне «закон о безопасности», ставивший под угрозу обвинения в измене политические и вообще внешние связи гонконгцев, вызвали подъем массового движения и ряд много-тысячных демонстраций.
На острове «возникла критическая масса среднего класса». За 1981-2001 гг. численность людей с университетскими дипломами возросла более чем втрое: с 3,4 до 12,7% населения. Притом население Гонконга предельно политизировано: 70% прочитывает за день по крайней мере одну газету. Среди полумиллиона демон-странтов представители среднего класса составляли 60%. Давление этой массы на власти в пользу демократизации политического устройства спецзоны, несомненно, будет продолжаться (044, с. 271). Ближайшая цель -избрание в 2007 г. руководителя администрации острова, а в 2008 г. -законодательного собрания, призванного руководить внутренней жизнью Гонконга.
Церковное руководство и прежде всего католический епископ становятся выразителями демократических требований. Выступая перед 20 тыс. слушателей 13 июля 2003 г., Цзэнь говорил, что народ Гонконга -это «культурные и образованные люди», но они не могут быть «хозяевами своей судьбы», что они «любят свою страну», а им «не доверяют» (044, с. 270). Несмотря на указания центральных властей, церковь широко отметила канонизацию Ватиканом 120 христианских мучеников, проповедовавших в Китае. Наконец, церковь стала вдохновителем траурной церемонии 3 июня 2003 г. в память о жертвах событий на площади Тяньаньмэнь. Вспоминая о погибших в 1989 г., Цзэнь говорил: «Они - мученики. Мы должны чтить их память. Мы будем вдохновляться их примером и продолжим их незаконченное дело» (044, с. 273).
А.В. Гордон
