CC BY
29
СОЦИАЛЬНЫЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ. ЛИЧНОСТЬ УЧЕНОГО
2004.01.011. КОЛЛИНС Х.М., ЭВАНС Р. ТРЕТЬЯ ВОЛНА ИССЛЕДОВАНИЙ НАУКИ: ИССЛЕДОВАНИЯ КОМПЕТЕНЦИИ И ОПЫТА.
COLLINS H.M., EVANS R. The third wave of science studies: Studies of expertise and experience // Social studies of science. - L., 2002. - Vol.32, N2. - Р.235-296.
Ключевые слова: контрибутивная компетенция, интерактивная компетенция, легитимность, общество, принятие решений, фермеры.
Современные исследования, по словам английских социологов научного знания, показали, что наука и технология не всегда в состоянии самостоятельно принимать решения в актуальных для общества областях. Речь идет о таких вопросах, как: следует ли есть британскую говядину; строить атомные электростанции; использовать anti-misting керосин как более безопасное авиационное топливо; голосовать за политиков, которые верят в клонирование человека, поддерживают Киотский протокол и пр.? Главная проблема состоит в том, что скорость принятия политических решений выше скорости формирования научного консенсуса. Отсюда был сделан вывод о том, что необходимо выйти за пределы узкого круга сертифицированных экспертов и тем самым усилить политическую легитимность этих решений. Таким образом, анализ относительной ценности компетенции и опыта, которыми располагают ученые и инженеры, по сравнению с остальными членами общества, по мнению автора, становится приоритетным.
Главным в современной социологии науки стало вытеснение эпистемологических вопросов социальными. Авторы же, по их словам, предлагают вернуться к относительно старомодному подходу, поскольку их интересуют основания знаний. Но в отличие от аналогичных споров,
которые велись до «социологического поворота», они намерены сместить центр «эпистемологической» дискуссии с проблемы «истина» на проблему «компетенция и опыт», что должно стать новым направлением в науковедении.
Благодаря последним исследованиям стало гораздо труднее утверждать: «Доверяйте ученым, потому что они обладают специфическим доступом к истине». Отсюда следует вполне логичный вывод: «Почему в таком случае их советы должны особенно высоко цениться?» Авторы считают этот вопрос одним из наиболее важных и полагают, что новое направление, которое они обозначают как «исследования компетенции и опыта» (ИКО), положит начало «третьей волне» в изучении науки.
«Первая волна» - золотой век в исследованиях науки; тогда проблема «компетенции и опыта» даже и не поднималась. В 50-е и 60-е годы социологи видели свою цель прежде всего в том, чтобы понять, объяснить и эффективно содействовать успехам естествознания, а не в том, чтобы сомневаться в его основаниях. В те дни в глазах как социальных ученых, так и общества в целом хорошая научная подготовка гарантировала человеку право на экспертные суждения не только в рамках своей специальности, но часто и в других областях. Естественные науки обладали высоким авторитетом и воспринимались как эзотерические, недоступные для понимания непосвященных. Поэтому ни у кого не вызывало сомнений, что решения по вопросам, связанным с наукой и технологиями, могут приниматься лишь сообществом ученых и передаваться сверху вниз. Эта «позитивистская» волна пошла на убыль в конце 60-х годов с появлением книги Т.Куна и постепенно, в конце 70-х годов, сошла на нет.
Следующая волна исследований науки - «социальный конструктивизм», или «социология научного знания» (СНЗ), - датируется началом 70-х годов и успешно развивается до сих пор. Главным достижением СНЗ стала демонстрация того, что без обращения к вненаучным факторам невозможно понять, каким образом закрываются научные споры. Коль скоро наука была реконцептуализирована как социальная деятельность, исследователи стали обращать внимание на использование научного знания различными социальными институтами и, соответственно, на роль экспертов.
В то же время, сосредоточившись на сходстве между научным знанием и другими формами знания, социологи утратили способность говорить о том, что делает их отличными, и, соответственно, проводить
границу между экспертами и неэкспертами. Социологи оказались столь успешными в распутывании самых разных дихотомий и классов, что они больше не рискуют конструировать их. Авторы же полагают, что социологи знания не только не должны бояться своей компетенции, но, напротив, заявить о себе в качестве экспертов знания. Более того, они должны быть готовы создать новую «науку о знании»; ИКО, или «третья волна», - один из подходов к построению такой науки (с.239).
Многие представители СНЗ полагают, что «экспертов», сыгравших ведущую роль в споре, можно определить «только после того, как пыль уляжется и станет ясно, чьи утверждения в исторической перспективе оказались наиболее убедительными» (с.240). Однако решения, имеющие общественное значение, часто должны приниматься раньше, чем утихнут споры. Поэтому политики вынуждены постоянно выбирать экспертов самостоятельно до того, как будет «вынесен приговор истории», и, таким образом, они скорее делают историю, чем отражают ее.
Если «вторая волна» имеет дело с проблемой «Как формируется научный консенсус?», то «третья» - пытается ответить на вопрос: «Как принимаются решения, основанные на научном знании, до того, как ученые достигнут консенсуса?» Один из возможных подходов к решению этой проблемы состоит в том, чтобы проанализировать, каким образом науке гарантируется легитимность в политической, юридической и других сферах. И многие работы, которые касаются взаимоотношений науки и общества, подходят к этой проблеме именно таким образом. Авторы же пытаются понять, почему науке должна гарантироваться легитимность в связи с характером знания, которым она обладает. «При такой постановке вопроса, - пишут они, - мы возвращаемся к старой проблеме, что делает науку особой сферой деятельности. Эта проблема волновала многих социологов и философов типа Р.Мертона... Но мы пытаемся решить ее уже после того, как "первая волна" исследований науки исчерпала себя» (с.241-242).
Авторы начинают свой анализ с естественных наук. Если наука носит эзотерический характер, тогда только члены «ключевой группы», имеющие прямое отношение к спору, могут выступать в качестве экспертов и вносить легитимный вклад в формирование консенсуса. Эта группа обычно очень мала - не более дюжины ученых. Не всегда просто распознать границы «ключевой группы», потому что подобные споры часто включают «работу по определению границ»: попытки разделить ученых на «инсайдеров», имеющих право выступать от имени науки, и «аутсай-
деров», лишенных такого права. Тем не менее в отношении действительно эзотерических научных споров, например регистрации гравитационных волн или солнечных нейтрино, члены западного общества твердо знают: любой, кто не является признанным физиком, не будет и не должен участвовать в принятии решений, касающихся самой науки. Эти принципы не распространяются на науки, связанные с общественной сферой.
Но и в отношении эзотерических наук подчеркивание превосходства и исключительности ключевых ученых становится все более проблематичным в свете результатов, которые были получены в рамках СНЗ. Согласно этим данным, даже «ключевая группа» не в состоянии избежать воздействия политических факторов: иногда это будет политика научного сообщества, иногда - «большая» политика. Но как эта позиция сочетается с нормативным утверждением, что в эзотерических науках «любой, кто не является признанным физиком, не будет и не должен участвовать в принятии решений» (с.245)? Социологи научного знания, продемонстрировав влияние различных внешних факторов на формирование научных представлений, тем не менее разделяя стереотипы западного общества, не считают их легитимными.
В 70-е годы социологи, занявшись изучением научных споров, обнаружили, что в «твердой раковине», созданной из мифов и внушенных представлений о науке, скрывается мягкое социальное нутро, знакомые страсти и аргументы. Оказалось, что ученые опираются на ту же логику рассуждений и пользуются теми же риторическими приемами, что и простые смертные. Отсюда был сделан вывод: любой член общества имеет право высказать свое мнение наряду с мнением уже далеко не столь особенных ученых (с.248).
Необходимо отличать научный и технологический вклад в принятие решений от политического вклада. Представители «первой волны» считали экспертные знания и компетенцию исключительной прерогативой сертифицированного научного сообщества, противопоставляя его всем остальным, непрофессионалам. В отличие от этого, сторонники СНЗ не наделяют сообщество ученых особой ролью в процессе принятия решений. Тем самым они стирают границы между правами, которые дает научная компетенция, и политическими правами, между сертифицированными экспертами и обществом в целом. Авторы, представляя «третью волну», намерены восстановить эти различия, проводя разграничительную линию между экспертами-специалистами и неспециалистами, не-
важно, сертифицированы они или нет. Они вводят понятие «эксперты-практики» для обозначения тех людей, которые плохо разбираются в науке, но имеют большой опыт и практические знания в данной области. Как показали исследования, отделить признанных ученых от опытных практиков гораздо труднее, чем когда-то представлялось.
Авторы строят классификацию научной компетенции, отталкиваясь от собственной практики проведения социальных исследований. Социологи, занимающиеся полевыми исследованиями в той или иной научной области, должны иметь представление о том, что в ней происходит. Безусловно, они редко достигают уровня экспертов в этой области, а в случае эзотерических наук это в принципе невозможно. Поэтому можно выделить три уровня компетенции:
1. Отсутствие компетенции: это тот уровень, с которого начинает социолог; его недостаточно, чтобы осуществлять социо-логический анализ или проводить полевые наблюдения.
2. Интерактивная компетенция: это уровень, достаточный для того, чтобы взаимодействовать с учеными и проводить социологический анализ.
3. Контрибутивная компетенция: это уровень, позволяющий вносить значимый вклад в ту научную область, которая анализируется.
Понятно, что наличие «интерактивной компетенции» не позволяет человеку внести значимый вклад в данную научную область. В то же время может показаться, что она служит необходимым, хотя и недостаточным условием «контрибутивной компетенции». Но это не так. В качестве примера авторы обращаются к исследованию Б.Винна (Wynne), посвященному взаимоотношениям между учеными и фермерами-овцеводами после радиоактивного загрязнения Камберлендских гор в результате взрыва в Чернобыле.
Винн обнаружил, что фермеры располагали весьма обширными знаниями об экологии и поведении овец, релевантными для обсуждаемой темы, как свести к минимуму последствия радиоактивного загрязнения. Другими словами, фермеры обладали достаточной «контрибутивной компетенцией» и были способны помочь ученым. Однако ученые эксперты не захотели поучиться у фермеров. Для того чтобы получить оптимальные результаты, научные эксперты должны обладать «интерактивной компетенцией», позволяющей абсорбировать опыт практиков. К сожалению, ученые пока к этому не готовы.
Отсюда следует, что «партия», не обладающая «интерактивной компетенцией», должна быть представлена кем-то, кто ею обладает. Фермеры добились бы большего успеха в их взаимодействии с учеными, если бы их посредником выступил ученый из Гринписа, например Б.Винн. Такой человек смог бы репрезентировать опыт и проблемы фермеров в более знакомой для ученых форме и, таким образом, ослабить сопротивление. Эта проблема была осознана активистами по борьбе со СПИДом в США. Они обнаружили, что им необходимо выучить научный язык, чтобы представлять интересы более широкого сообщества в ходе судебных разбирательств (с.256).
Исследование Б.Винна показало, что существовала не одна, а две группы специалистов, каждая из которых способна внести свой вклад в решение поставленной задачи. Фермеры представляли собой маленькую группу, которая обладала знаниями столь же эзотеричными, как знания квалифицированных ученых. Фермеры не были непрофессионалами, они были экспертами, которые не получили сертификата.
Иногда экспертные знания и опыт в одной области могут быть распространены на другие, смежные с ней области. Авторы называют этот вариант «иррадиирующей компетенцией»; она обязательна для руководителей и лидеров больших научных проектов. Они не должны и не могут быть экспертами одновременно во многих научных областях, работу в которых они координируют. В то же время менеджерам необходимо знать из своего собственного опыта, что значит заниматься творческими поисками в науке.
Существуют по крайней мере еще два качества, которые важны при принятии экспертных решений. Во-первых, это умение «переводить», без чего разные группы экспертов не смогут вести диалог друг с другом. Некоторые люди обладают особой способностью вставать на позицию «другого» и быть посредниками между разными социальными мирами, осуществляя «перевод» с одного языка на другой. Необходимое, но не достаточное условие такого «перевода» - это достижение уровня «интерактивной компетенции» в каждой из областей, между которыми должен осуществляться «перевод» (с.258).
Во-вторых, это способность к «дискриминации». Суждения относительно заявок на новое знание могут основываться в том числе на вне-научных соображениях. Например, принадлежит ли автор данной точки зрения к вызывающей доверие социальной сети, обладает ли он достаточным опытом, чтобы делать правдоподобные утверждения. Существу-
ют и вторичные характеристики самого утверждения, о которых можно судить с минимальными научными знаниями: является ли оно внутренне непротиворечивым, совпадает ли с прежними утверждениями того же автора? Большинство членов общества способны разграничивать то, что может считаться наукой, а что - нет. Это то знание, на которое мы опираемся, когда отвергаем астрологию и ей подобные науки.
В 50-е годы предполагалось, что ученые могут авторитетно судить о предметах вне их узкой области специализации. СНЗ показала, к каким серьезным ошибкам может приводить преувеличение значимости «ирра-диирующей компетенции» сообщества ученых. Вот почему авторы ставят знак равенства между учеными и обществом в целом, с точки зрения их компетенции, во всех областях, кроме тех, в которых они специализируются.
Все исследования отношений между экспертами и обществом, выполненные в рамках СНЗ, приходят примерно к одному выводу: участие общественности в принятии решений должно возрастать, что усилит их легитимность. Для «третьей волны», которая ставит проблему экспертных решений в центр своего анализа, характерен несколько иной подход. Как подчеркивают авторы, существуют случаи, когда участие общественности, напротив, должно быть уменьшено в силу ее недостаточной компетенции. Они приводят следующие два примера.
17 июля 1984 г. британский Центральный совет по производству электроэнергии (Central electricity generating board) решил продемонстрировать безопасность транспортировки отработанного ядерного топлива (ОЯТ) по железной дороге. Они имитировали крушение поезда, в котором находились контейнеры, предназначенные для хранения ОЯТ. 1 декабря 1984 г. на военной базе в Калифорнии НАСА имитировала катастрофу Боинга-720 с полными баками anti-misting керосина, на борту которого вместо пассажиров было 75 манекенов; предполагалось, что использование этого керосина вместо обычного топлива уменьшит вероятность возгорания.
Публика получила непосредственный доступ к проводимым экспериментам: все желающие могли наблюдать за происходящим либо со специальных трибун, либо в прямом эфире по телевидению. В первом случае аудитория убедилась, что контейнеры, в которых предполагалось перевозить ОЯТ, не были повреждены. Во втором - все увидели, что самолет в результате катастрофы почти полностью сгорел, из чего был сделан вывод: керосин потерпел неудачу. Публика, не имея достаточных
знаний и опыта, была не в состоянии судить о результатах испытаний, и, как предполагают авторы, эти демонстрации были призваны служить политическим целям.
Согласно мнению независимых экспертов, авария поезда не могла рассматриваться в качестве доказательства безопасности предлагаемого метода транспортировки, поскольку эксперимент не был «чистым». В частности, скорость была относительно небольшой, кроме того, за местом аварии отсутствовали рельсы, что уменьшило масштабы катастрофы. Точно так же эксперимент с самолетом вовсе не означал, что новый вид керосина столь же опасен, как и обычное топливо. По мнению этих экспертов, авария была более серьезной, чем предполагалось. Тем не менее возникший пожар был не таким сильным, как обычно, и некоторые пассажиры могли бы спастись; вокруг самолета осталось много несго-ревшего топлива.
Сложилась парадоксальная ситуация: защитники окружающей среды, которые обычно выступают за расширение участия общественности в принятии решений, явно предпочли бы ту интерпретацию, которая была дана специалистами позднее. В подобных случаях лучшую интерпретацию даст группа специалистов, в которую, безусловно, должны входить не только «официальные» эксперты, но и представители общественных организаций.
Степень включения общественности в принятие решений зависит от характера науки и технологии, о которых идет речь. Если рассматривать такие технологии, как производство автомобилей, велосипедов, компьютеров и компьютерных программ, то экспертиза несертифициро-ванных специалистов будет иметь важнейшее значение уже на стадии разработки этих технологий (и таким образом смежных наук).
Но существуют и другие научно-технические области, где роль общества более ограничена. Авторы выделяют: «постнормальные науки», «нормальные науки», «исторические науки» и «рефлексивные исторические науки».
В «постнормальной науке» отсутствуют серьезные споры: эти области настолько устоявшиеся, насколько это вообще возможно. Поэтому роль экспертов и консультантов могут выполнять исключительно ученые, ее представляющие, по крайней мере, до тех пор, пока вновь не возникнут споры и противоположные точки зрения.
«Нормальная наука» - это та, которая потенциально может стать «постнормальной», но пока внутри «ключевой» группы еще не достигну-
то консенсуса. К областям этого типа авторы относят спор о воздействии генетически модифицированных продуктов на пищеварительный тракт крыс; спор о причинной связи между «коровьим бешенством» и заболеванием Кретцфельда - Якоба. Нет оснований полагать, что ученые в итоге не придут к консенсусу или что на их решение должен повлиять кто-либо, не работающий в специальных научных лабораториях или медицинских школах. Эти вопросы, считают авторы, слишком рано были вынесены на суд политиков и публики, до того как споры среди ученых были «закрыты». Отсюда не следует, что решения о последующих действиях в отношении генетически модифицированных продуктов или «коровьего бешенства» могут или должны быть переданы исключительно сертифицированным специалистам.
В противоположность этому «исторические науки» - это те, в которых в принципе нельзя ожидать, что в обозримом будущем споры будут закрыты. Эти области имеют дело с уникальными историческими тенденциями, а не с лабораторными экспериментами, которые можно повторить. К ним относятся проблемы глобального потепления, долговременные прогнозы погоды, экологические следствия применения биотехнологий. При решении подобных проблем невозможно ограничиться лишь мнением сертифицированных специалистов.
В «рефлексивных исторических науках» неопределенность еще выше, поскольку долгосрочные тенденции, с которыми они имеют дело, испытывают влияние со стороны самих людей. Например, наука о глобальном потеплении, будучи исторической, одновременно является рефлексивной. Это означает, что итоговые решения будут зависеть от результатов политических и этических дебатов в обществе.
Эта статья, как отмечают авторы в заключение, носит скорее программный характер. Тем не менее, как они надеются, им удалось изменить представление о современных исследованиях науки и тех задачах, которые перед ними стоят.
Т. В. Виноградова
