CC BY
73
научным парадигмам, в состоянии выполнять важнейшие медиа-торские функции в ходе междисциплинарных исследований.
«Мы называем "интерактивной экспертизой", - пишут Г. Коллинз и Р. Эванс, - такое экспертное знание (expertise), которое перебрасывает мосты между отдельными практиками с помощью совместного дискурса... В зоне обмена индивид, овладевший интерактивной экспертизой, способен легко перемещаться между разными социальными группами, "переводя" проблемы одних на язык других и обратно» (цит. по: с. 14). Именно это делает возможным одновременно и разделение труда, и взаимопонимание в науке.
П. Галисон подчеркивает, что термин «зона обмена» не следует трактовать расширительно. Он призван обозначить лишь проблемные коммуникативные ситуации, в которых общение сталкивается с серьезными трудностями, а их преодоление может привести к научному достижению. Однако представляется, что коммуникация познающих субъектов, принадлежащих к разным культурам (компьютерщиков и биологов, математиков и философов, филологов и инженеров, физиков и психологов и т.д.), всегда обременена значительным непониманием. Понимание важности перевода и общения есть такой же элемент гуманитарной культуры. Именно поэтому Г. Коллинз подчеркивает роль гуманитария (или любого специалиста с элементами гуманитарной культуры) для конструирования зоны обмена.
«Зона обмена - не только решение проблем междисциплинарного общения, не только ответ на социальную потребность выстраивания крупных социотехнических проектов. В той же мере она является плодом эволюции индивидуальной культурной лаборатории, способности творческой личности заставить реальность говорить ее голосом, воплотить в себе ее идеи, оформиться по ее воле» (с. 15).
Т. В. Виноградова
2018.01.010. ИССЛЕДОВАНИЯ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ (STS) И ПОЛИТИКА ПОСТПРАВДЫ. (Обзор).
Ключевые слова: STS; политика постправды; принцип симметрии; экспертные знания.
Авторы реферируемых материалов, ведущие специалисты в области исследований науки и технологий (Science and technology
studies - STS), спорят по вопросу о связи между так называемой политикой постправды и STS.
Действительно ли последние президентские выборы в США и история с Брекситом с их потоком фейковых новостей, легко опровергаемых, но продолжающих распространяться, бредовыми конспирологическими теориями и откровенной ложью говорят о том, что мир вошел в «эпоху постправды»? И есть ли связь между этой новой эпохой и идеями STS, - задается вопросом С. Сизмондо (5, с. 3).
Под «политикой постправды» (post-truth politics) понимают тип политической культуры, в которой дискурс в основном формируется через обращение к эмоциям и личным убеждениям аудитории, когда повторяется одна и та же аргументация и упорно игнорируются факты, противоречащие заданной концепции. Термин «политика постправды» («эра постправды») приобрел особую популярность в 2016 г. благодаря кампании по проведению референдума о выходе Великобритании из ЕС и президентским выборам в США (3, с. 1).
Главная особенность кампании состоит в том, что ее участники продолжают повторять свои тезисы и после опровержения их в СМИ или независимыми экспертами. В рамках политики постправды широко используется конспирология; благодаря Интернету и социальным сетям теории заговора распространяются максимально быстро и эффективно. Высказывается мнение о том, что в настоящее время политика постправды становится преобладающей во многих странах, включая США, Великобританию, Россию и Китай, где публичный дискурс формируется из комбинации 24-часового новостного вещания, ангажированных СМИ и всепроникающих социальных сетей (3, с. 2).
Стив Фуллер1, по словам С. Сизмондо, предлагает STS признать свою долю ответственности за возникновение политики постправды, видя в последней следствие универсализации «прин-
1 Fuller S. Embrace the inner fox: Post-truth as the STS symmetry principle universalized // Social epistemology review and reply collective. - 2016. - Mode of access: https://social-pistemology.com/2016/12/25/embrace-the-inner-post-truth-as-sts-symmet ry-principle-universalized-steve-fuller/#comment
ципа симметрии»1. Сизмондо с этим не согласен. Отстаивание идеи эпистемной демократизации не означает оптовое обесценивание технонаучного знания. Детальные описания STS процесса конструирования знания показывают, что оно требует определенной инфраструктуры, усилий, изобретательности и средств по валидиза-ции этого нового знания. Аргументы в пользу того, «что "могло бы быть иначе"... очень редко означают, что "легко могло быть иначе"; вместо этого они указывают на другие возможные инфраструктуру, усилия, изобретательность и средства валидизации. Это не похоже на постправду» (5, с. 3).
Тем не менее STS дают основания полагать, что возникновение эры постправды гораздо более вероятно, чем может показаться большинству людей. То, что считается фактом, - это часто современный факт (modern fact), возникающий из особой конфигурации практик, дискурсов, эпистемной политики и институций. Он сохраняет этот статус, пока существует эта конфигурация, которая всегда имеет шанс быть разрушенной.
Твиттер во многом способствует дискредитации «современного факта». STS следует принять участие в анализе того, каким образом эта и другие социальные медиаплатформы используются в качестве средства для проведения столь уродливой политики. Поскольку компания «Твиттер» не предпринимает никаких усилий, чтобы удерживать от оскорблений, эта платформа стала ареной для действий, которые в других местах считались бы незаконными (5, с. 4).
Само по себе голосование - это неартикулируемое действие. Тем не менее за недавними выборами в США легко рассмотреть те же мотивы (озабоченность легальной и нелегальной иммиграцией), которые наблюдаются и при голосовании за Брексит. В число избирателей Дональда Трампа вошли те, кто озабочен проблемой «свободы торговли», сокращением рабочих мест, люди, разочаровавшиеся в политическом истеблишменте и недовольные его связями с «большими финансами». В их число вошли также «белые» шовинисты и женоненавистники и те, кто был очень раздражен имейлами Хиллари Клинтон. Их объединило чувство злости, на-
1 Согласно постулату симметрии, предложенному Д. Блуром в 1976 г., истинные и ложные верования должны интерпретироваться «симметрично», с помощью одного и того же концептуального аппарата. - Прим. реф.
правляемое на меняющиеся цели; благодаря ему они воспринимали Трампа всерьез.
Избрание Трампа частично было протестом против политической элиты, выступающей в роли экспертов; Хиллари Клинтон стала, помимо прочего, символом технократии. Тем не менее взгляды и споры внутри STS о природе экспертизы С. Сизмондо считает иррелевантными в данном контексте. Различия в интерпретации этого понятия, очевидные для читателей данного журнала, трудно уловимы для всех остальных, учитывая общее отрицание особого статуса экспертного знания избирателями и выборочное отрицание, проявленное Трампом при назначении на должности. Такое впечатление, что оптимизм в отношении тесной связи демократии и экспертизы, разделяемый рядом представителей STS, может оказаться и необоснованным (5, с. 4).
Вступая в должность администратора Агентства по защите окружающей среды (США), С. Прюитт публично отверг консенсус, к которому пришли эксперты относительно изменения климата. Согласно его официально заявленной позиции, нет достаточных доказательств в пользу вывода о том, что человеческая деятельность вызвала изменения климата, - вывод, который в экспертном сообществе считается неоспоримым фактом. Его пример согласуется с агнотологическим1 проектом топливной промышленности по созданию невежества, когда любое несогласие между учеными раздувается в попытке создать картину полного диссенсуса2. С. Сизмондо приводит и другие аналогичные примеры.
Сообщество STS быстро откликнулось на эту ситуацию. Так, в Университете Торонто М. Мерфи (M. Murphy) с коллегами начали проект по архивированию правительственных данных и документов, которые могут стать недоступными. Другая группа представителей STS Дж. Мозес (J. Moses) и Дж Видан (G. Vidan) из Гарвардского университета недавно организовали блог, посвященный проблеме «экспертиза и демократия». Несомненно, он будет сообщать и о других усилиях STS по изучению эры постправды (5, с. 5).
1 Proctor R.N. Agnotology: A missing term to describe the cultural production of ignorance // Agnotology: The making and unmaking of ignorance / Proctor R.N., Schiebinger L. (eds.). - Stanford, 2008. - P. 1-33.
Oresces N., Conway E.M. Merchants of doubt: How a handful of scientists obscured the truth on issues from tobacco smoke to global warming. - N.Y., 2011. - 368 p.
Г. Коллинз с соавторами в своем ответе на статью С. Сиз-мондо категорически не согласны с двумя его положениями. С. Сизмондо утверждает: 1) 8Т8 не несет ответственности за возникновение политики постправды; 2) споры о природе экспертизы, которые ведутся в 8Т8, в данном контексте иррелевантны. Напротив, Г. Коллинз с соавторами доказывают, что, несмотря на незначительность того, оказали ли 8Т8 реальное влияние на возникновение политики постправды, существует явный резонанс между этими двумя позициями. Кроме этого, по их мнению, сложившийся сегодня политический климат делает эмпирический и научный анализ экспертизы и формы существования науки актуальными как никогда (1, с. 580).
С. Сизмондо, считают Г. Коллинз и его коллеги, переписывает историю 8Т8. Его желание отмежеваться от политики постправды превращает «научные войны», проходившие в 1990-е годы, в бессмыслицу, поскольку, по его мнению, 8Т8 никогда не угрожали научной истине. Логика симметрии и порожденная ею идея демократизации науки, безусловно, способствуют скептическому отношению к экспертам и к иным элитам, столь характерному для политических дебатов в США и других странах.
Нарушение запрета К. Мангейма на распространение социологии знания и принципа симметрии на естественно-научное знание, произошедшее в 1970-е годы, привело к революции. Оно разрушило кристалл науки и показало, что социальные и политические факторы проникают повсюду. В результате 8Т8 столкнулись с серьезной проблемой, которая сначала была поднята учеными, начавшими «научные войны», и которая вновь остро встала сейчас. Пионеры 8Т8 знали о ней. Их реакция на критику состояла в том, чтобы показать, что их новые аргументы были мотивированными и эмпирически точными и что они возникли из научного подхода к природе науки (1, с. 581).
Вопреки этим хорошо документированным дебатам С. Сиз-мондо ретроспективно освобождает 8Т8 от какой-либо когнитивной ответственности за «мир после правды». 8Т8 обычно демонстрируют, что получение «такого», а не «иного» результата требует больших усилий, но главное, что этот процесс включает политическую работу. До социологии научного знания (СНЗ) предполагалось, что всегда только научная работа необходима для получения
научной истины; после же СНЗ то, что раньше рассматривалось как социально стерильный мир эксперимента и наблюдения, стало трудно отделить от мира политики.
Выявляя связи между наукой и политикой, исследования науки открыли когнитивную территорию для тех, кто был заинтересован в усилении вклада демократической политики в науку, но одновременно эта территория оказалась доступной для всех форм политики, включая популизм и политику радикального «белого» крыла. «Если мы хотим избежать обвинений в фальсификации собственной истории, мы должны признать, что достаточно долго взгляды 8Т8 оставались совместимыми с постправдой, независимо от намерений их авторов или их реального вклада» (1, с. 581).
Представителям 8Т8, считают Г. Коллинз с соавторами, следует задаться вопросами, какая работа необходима для поддержания постправды и чем она отличается от работы, которая нужна для обеспечения «научной формы жизни»? Определенные усилия в этом направлении уже предпринимаются. В качестве примера Г. Коллинз с соавторами приводят исследования, касающиеся деятельности табачных, фармацевтических, топливных компаний, которые вопреки сложившемуся в сообществе ученых консенсусу создают видимость неопределенности научных данных (1, с. 582).
Во всех этих случаях понимание того, кто может легитимно вносить вклад в экспертные споры, требует участия социальных ученых. Опираясь на свое специфическое видение процессов формирования знания, они в состоянии при необходимости отвергнуть заключения экспертов, входящих в элиту, и предоставить слово основывающимся на опыте экспертам с более низким статусом.
Экспертное знание и особенно содержание и степень консенсуса между специалистами нуждаются в том, чтобы быть правильно понятыми, и после этого его следует точно, без искажений представить публике и политикам. «Это та область, где социальные ученые имеют возможность применить свои экспертные знания, -мы, эксперты относительно природы консенсуса, но не содержания научных открытий... Превратить 8Т8 в политическое движение -значит отбросить ее уникальный академический ресурс - особое понимание организации и ценностей науки» (1, с. 582).
В рамках 8Т8 существует комплекс работ, которые обеспечивают иной подход к проблеме постправды. Программа «Иссле-
дования экспертизы и опыта» (ИЭиО) (Studies of expertise and experience) и в целом «третья волна исследований науки»1 базируются на аргументе, прямо противоположном постправде. Первоначально проблема, на изучение которой была направлена новая программа, описывалась как «тенденция размывать границы между экспертами и публикой так, что уже нет оснований для лимитирования неограниченного расширения прав на принятие технического решения» (1, с. 582). Когда политические импликации ИЭиО и «третьей волны» были сформулированы более четко, «главной заботой стала борьба с "техническим популизмом". и защита демократий, которые стимулируют дискуссию и дебаты по техническим вопросам, одновременно отрицая как популизм всех толков, так и технократию» (1, с. 582).
В своей книге «Почему демократиям нужна наука»2 Г. Коллинз и Р. Эванс развивают эту мысль дальше. Некоторые формы демократии (непопулистская или прямая демократия в буквальном смысле) разделяют важные ценности с наукой, и необходимо выбирать науку даже тогда, когда утилитарные аргументы не оправдывают этот выбор - позиция, называемая «выборным модернизмом» (elective modernism).
Очевидно, что проблема экспертизы сейчас важна как никогда раньше, и тем не менее С. Сизмондо считает связанную с ней дискуссию «полностью иррелевантной». Отказ от STS как от источника экспертных знаний относительно экспертизы, безусловно, согласуется с концепцией STS как преимущественно политическим агентом, чья конечная цель состоит в демократизация науки.
С. Сизмондо прав, обращая внимание на последствия политики постправды, но не прав, предположив, что на политические результаты нельзя повлиять с помощью эмпирически обоснованного, научного понимания экспертизы и организации и ценностей науки. «Нет ничего неверного в том, что Сизмондо убеждает ученых принять участие в политической деятельности, чтобы поддержать демократические институции. Но STS может быть большим, чем один политический актор среди многих, причем наименьший
1 См. предыдущий реферат: 2018.1.009. - Прим реф.
2
Collins H., Evans R. Why democracies need science. - Cambridge: Wiley, 2017. - 200 p.
из них. Нам необходимо опираться на наше научное понимание науки и экспертизы, поскольку это именно то, что позволяет нам давать четкие интерпретации, недоступные другим политическим акторам» (1, с. 583).
Тяжелые для 8Т8 вопросы были поставлены давно, но они по большому счету игнорировались вплоть до недавней угрожающей вспышки популизма. С. Сизмондо доказывает, что эти вопросы покоятся на непонимании сути 8Т8 и что ее ответом на политику постправды служат блоги и сбор документов. Это было бы верно, утверждают Г. Коллинз и его коллеги, если бы 8Т8 были политическим движением, но это не так. 8Т8 - это академическая / научная дисциплина, цель которой - понять природу знания.
Хотя политика - не главное в работе 8Т8, она может иметь и имеет политические последствия. Объясняя характер знания, 8Т8 дают ответ на давнюю проблему, как использовать экспертные заключения, чтобы не только не укреплять власть технократии, но и не создавать комфортную среду для популистских заявлений. «Хотя мы и не хотим участвовать в политике постправды, нельзя отрицать, что наш главный вклад в новое понимание знания - признание роли социальных и культурных факторов в его производстве -содержит потенциальные возможности для создания благоприятной среды для политиков постправды и их сторонников. Мы должны это признать и найти новые способы, которые смогут обосновать выбор между заявками на знание, чтобы информировать общественное мнение и политиков» (1, с. 584).
В своем ответе на критику Г. Коллинза с соавторами С. Сиз-мондо говорит о том, что он польщен нападками как «элитистов» в лице Г. Коллинза с соавторами, так и «популистов» в лице С. Фул-лера1. По его словам, Г. Коллинз с соавторами сделали слишком далеко идущие выводы из того немногого, что он сказал. Поэтому он не намерен тратить время и место в журнале на исправление карикатуры на его взгляды. Они изложили свою позицию относительно значимости 8Т8 в общественной жизни, он хочет защитить альтернативную позицию (4, с. 587).
1 Fuller S. Is STS all talk and no walk? // EASST review. - 2017. - Vol. 36, N 1. - P. 21-22.
Г. Коллинз с соавторами идут в одном русле со многими другими комментаторами, которые обвиняют релятивистский подход в рассвете эры постправды. Как сообщает Дж. Хорган1, Э. Моррис (E. Morris) заявил, что Т. Кун стал провозвестником современного политического режима. Дж. Хорган с этим не согласен, но только потому, что работы Т. Куна и Б. Латура не знакомы тем, кто отрицает изменения климата, полезность вакцинации, комментаторам Fox News и остальным, кто стоит в авангарде сторонников постправды. Он называет Т. Куна и Б. Латура «радикальными постмодернистами», придерживающимися взглядов, которые фактически поддерживают эру постправды, но утверждает, что они не имели влияния на публику (4, с. 587). Ряд других авторов также счастливы обвинить постмодернизм и даже отдельных философов, включая Ф. Ницше, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Бодрийяра и Ж. Дерриду (Guest Writer, 201б; McKnight P., 201б; Read R., 201б).
С. Сизмондо, прежде чем писать этот ответ, проанализировал и обобщил характеристики, которые дают «эре постправды», и выделил пять основных тем: 1) эмоциональный резонанс и чувства, вызываемые политическими заявлениями, начали значить больше, чем фактическая база; 2) мнения, особенно если они отвечают тому, во что люди уже хотят верить, становятся важнее фактов;
3) публичные фигуры могут делать абсурдные заявления, не боясь, что опровержение будет иметь какие-либо последствия; значительные сегменты публики не способны отличать факты от выдумок;
4) оскорбления, целенаправленное вранье и демагогия становятся все более принимаемой частью политической и общественной жизни; их нужно отличать от обычного обмана, в котором нет ничего нового; 5) утрата традиционными медиа власти и доверия, что ведет к большому количеству фейковых новостей, новостных пузырей и самодельных расследований (4, с. 588). С. Сизмондо не видит общих черт между каким-либо из этих утверждений и той работой, которая постоянно проводится в рамках STS.
Г. Коллинз с соавторами, утверждает С. Сизмондо, с этим одновременно согласны и не согласны. С одной стороны, они доказывают, что «логика симметрии» предлагает не верить экспертам и
1Horgan J. Did Thomas Khun help elect Donald Trump? // Scientific American blog. - 2017. - 25 May. - Mode of access: https://blogs.scientificamerican.com/cross-check/did-thomas-kuhn-helpelect-donald-trumpt/
другим элитам; что для STS «наука - это просто другая форма политики»; что «признание роли социальных и культурных факторов в создании научного знания... потенциально способны создавать благоприятную среду для политиков постправды и их сторонников» (цит. по: 4, с. 588). С другой стороны, в конце своего эссе они пишут о понимании в STS отличий, которые существуют между социальной организацией науки и социальной организацией успешных, обливающих грязью конспирологических теорий. Именно это, по словам С. Сизмондо, он и утверждает и считает верной вторую точку зрения (4, с. 588).
В качестве экстремального примера постправды С. Сизмондо приводит историю, получившую название «пиццагейт». Эта история началась с того, что прямо перед выборами 2016 г. в Твиттере на аккаунте «белых» националистов появилось сообщение, что существует тайная организация педофилов, связанная с важными членами американской демократической партии. Эта история была подхвачена рядом других сайтов и переросла в утверждение, что Хиллари Клинтон стоит во главе операций по секстраффику, центром которого служит популярная пиццерия Comet Ping Pong в Вашингтоне.
Все эти измышления опирались на опубликованную на Ви-киликс переписку Джона Подесты, начальника штаба Хиллари Клинтон, с владельцем пиццерии. Сторонники теории строили свои предположения на основе «подозрительных» совпадений, фотографий в Инстаграм и других косвенных признаках. Дональд Трамп эту теорию публично не поддерживал, в отличие от своего советника генерала М. Флинна.
Теория была подвергнута критике и названа фальшивкой многими СМИ, придерживающимися самых разных политических позиций. Полицейский департамент округа Колумбия назвал «Пиццагейт» «выдуманной теорией заговора». А кончилось все тем, что некий Э. Уэлш из Северной Каролины, взбудораженный всеми этими сообщениями, ворвался в пиццерию и сделал несколько выстрелов; к счастью, никто не пострадал (4, с. 589).
По словам С. Сизмондо, вряд ли можно найти что-либо общее между «пиццагейт» и STS. Тот факт, что даже самые бесспорные научные идеи и теории испытывают влияние со стороны соци-
альных, политических и культурных факторов, не имеет никакого отношения к «пиццагейт-теории».
Там, где Г. Коллинз с соавторами видят отрицание сторонниками 8Т8 различий между научным и ненаучным знанием, С. Сизмондо видит значительный объем работ, показывающих, каким образом эти различия создаются и поддерживаются. Там, где они видят в 8Т8 вызов эпистемному авторитету науки, он видит работы, помогающие объяснить этот авторитет.
В дополнение к пяти вышеприведенным темам, обсуждаемым в связи с политикой постправды, С. Сизмондо считает нужным добавить еще одну - шестую, против которой выступают Г. Коллинз с соавторами: эксперты утратили уважение и доверие со стороны общества. И как он полагает, страстная защита Г. Коллинза с соавторамиих специфической программы в изучении экспертизы вряд ли способна изменить эту ситуацию.
В конце своей статьи Г. Коллниз с соавторами, по словам С. Сизмондо, соглашаются с его утверждением, что 8Т8 не поддерживает мир постправды, но они не видят никаких оснований для этого заявления кроме своих собственных.
Заключает эту дискуссию статья М. Линча. Г. Коллинз с соавторами и С. Фуллер, отмечает он, редко соглашаются друг с другом, но в данном случае они едины, утверждая, что С. Сизмондо не прав, отрицая прямую или косвенную связь с «эрой постправды». Но почему есть авторы, которые думают, что 8Т8 связана с потоком обвинений и контробвинений во лжи, фейковых новостях и «мусорной науке», которые заполняют страницы газет и радиоволны? А чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, что имеется в виду под «постправдой»? Что означает «симметрия» в контексте 8Т8? Как «симметрия» связана «эпистемной демократией»? И что должны, если вообще должны, делать 8Т8 с текущими дискуссиями о «постправде»? (2, с. 593).
Учитывая, что Оксфордский словарь назвал «постправду» словом 2016 г., полезно начать с определения этого термина. «Он связывает или указывает на обстоятельства, в которых объективные факты менее влиятельны в формировании общественного мнения, чем обращение к эмоциям и персональным верованиям» (цит. по: 2, с. 594). Википедия (2017) детализирует историю «политики постправды», прослеживая ее до 1992 г., когда впервые поя-
вилось это выражение в связи со скандалом Иран-контрас в США (1986-1987). Приводимые в Википедии другие примеры показывают, что спорадически оно используется уже 25 лет.
Недавнее возрождение этой идиомы связано с последними президентскими выборами в США и Брекситом. Но сейчас она становится все более популярной, к ней прибегают и в бытовых ситуациях, например в обсуждениях того, сколько человек было на инаугурации Трампа и во сколько пошел дождь. Эксперты, включая метеорологов, могут принять в них участие, но их мнение никоим образом не считается приоритетным.
Концепт «симметрии» сейчас не часто обсуждается в 8Т8. С. Фуллер и Г. Коллинз с соавторами «смахнули пыль» с этого понятия, но использовали его, по мнению М. Линча, в широком смысле. «Симметрия» была ключевым термином в СНЗ, в которой многие видят предтечу или область 8Т8. Но позднее он был переосмыслен благодаря введению «генерализованной симметрии» в акторно-сетевой теории Б. Латура, которая подвергла деконструкции различия между человеческим и нечеловеческим порядками вещей, столь важными для СНЗ, чтобы объяснить природный порядок как продукт (человеческого) социального упорядочивания.
Д. Блур ввел этот термин в 1976 г. в качестве ключевого постулата для исследований в социологии знания, которая была призвана включить в свою сферу содержание естественных наук и математики. Симметричность превратилась в «стиль объяснения», когда одна и та же категория причин должна объяснять как истинные, так и ложные верования (2, с. 595). Предполагалось, что акцент на «социальных» объяснениях не будет мешать принятию научной теории или становлению научного факта как истины. Другой постулат Д. Блура - беспристрастность в отношении истины и ложности, рациональности и иррациональности, успеха или неудачи - часто смешивают с симметрией. Соответственно, нет необходимости доказывать, что кандидат на «верование» ложный, иррациональный или самоотвергающий, чтобы на первое место поставить «социальное» объяснение.
Д. Блур, как подчеркивает М. Линч, намеревался ограничить релятивистские импликации симметрии, настаивая, что это не метафизическая позиция, но скорее процедурная максима, которая поощряет усилия искать социально-исторические объяснения всех
и всяческих верований, независимо от того, считаются ли они сейчас истинными, успешными и рациональными или нет. Г. Коллинз1 также пытался ограничить «эмпирический релятивизм», который он отстаивал, отличая его от философского релятивизма. Ни Д. Блур, ни Г. Коллинз не видели какой-либо нужды обесценивать истинность, успех или рациональность данного «верования», чтобы дать социальное объяснение, каким образом оно стало господствующим (2, с. 595).
Г. Коллинз с соавторами, по мнению М. Линча, идентифицируют «логику симметрии» с демократизацией науки, которую она порождает. Это приводит к росту скептического отношения к экспертам и другим элитам, которое сейчас преобладает в политических спорах не только в США, но и в других странах. Они выступают против оптовой демократизации экспертизы, которая, как они утверждают, сейчас широко распространена в 8Т8.
Одновременно они частично согласны с С. Фуллером2, который идет дальше и объявляет, что симметрия была «универсализирована» и политизирована в 8Т8 до такой степени, что «экспертиза оказывается хранилищем искаженных суждений, предназначенных для того, чтобы подавлять перспективные альтернативы уже обанкротившимся позициям» (цит. по: 2, с. 596). Г. Коллинз с соавторами намерены преодолеть скептическое отношение к экспертизе и безусловное принятие «эпистемной демократии», которую С. Фуллер считает «неизбежным» развитием внутри и вне 8Т8. «Что остается спорным, - пишет М. Линч, - так это легкость перехода от симметрии как аналитической ориентации к симметрии как полемическому орудию для демократизации науки» (2, с. 596).
Определение, которое Оксфордский словарь дает «постправде», явно противоречит трактовке «объективных фактов» в 8Т8. И, как признает С. Фуллер, это определение прямо противоположно трактовке объективности в 8Т8. Помимо определений и этимологии «постправды», контекст использования термина в современной политике не имеет очевидного отношения к тому способу,
1 Collins H.M. Introduction: Stages in the empirical program of relativism // Social studies of science. - 1981. - Vol. 11, N 1. - P. 3-10.
2
Fuller S. Science has always been a bit «posttruth» // The Guardian. - 2016. -15 December. - Mode of access: https:// www.theguardian.com/science/political-science/2016/dec/15/science-has-always-been-a-bit-post-truth
каким представители STS склонны трактовать научное знание. Тем не менее С. Фуллер, несмотря на усилия С. Сизмондо и других авторов, настаивает на том, что постправда - это «отпрыск» STS. Г. Коллинз с соавторами также критикуют С. Сизмондо за неспособность признать долг «постправды» по отношению к STS.
«Многие из нас в STS озабочены выборочным использованием скептического настроя общества для обоснования политического действия или бездействия. Но было бы крайней степенью высокомерия предполагать, что наша область породила или несет ответственность за риторические средства, с помощью которых делается политика постправды» (2, с. 597).
Заключает свое эссе М. Линч перечнем вопросов, на которые также должны ответить STS, и выражает надежду, что блог «Transmissions», который создает журнал «Social studies of science», поможет на них ответить (2, с. 598).
Список литературы
1. Collins H., Evans R., Weinel M. STS as science or politics? // Social studies of science. - 2017. - Vol. 47, N 4. - P. 580-586. - DOI: 10.1177/0306312717710131.
2. Lynch M. STS, symmetry and post-truth? // Social studies of science. - 2017. -Vol. 47, N 4. - P. 593-599. - DOI: 10.1177/0306312717720308.
3. Post-truth politics // Wikipedia. - Mode of access: https://en.wikipedia.org/wiki/ Post-truth_politics
4. Sismondo S. Casting a wider net: A reply to Collins, Evans and Weinel // Social studies of science. - 2017. - Vol. 47, N 4. - P. 587-592. - DOI: 10.1177/ 0306312717721410.
5. Sismondo S. Post-truth? // Social studies of science. - 2017. - Vol. 47, N 1. - P. 36. - DOI: 10.1177/0306312717692076.
Т.В. Виноградова
2018.01.011. МЕХАНИЗМ «ОЦЕНКИ РАВНЫХ» И ВОПРОСЫ ЕГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: рецензирование рукописей; экспертные заключения; оценка равных.
Реферируемые материалы касаются одной из центральных проблем, связанных с научными публикациями: как добиться того, чтобы среди них не было работ, не отвечающих принятым нормам и критериям.
