ЧАСТНЫЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ И ЭМПИРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
2000.03.007. ЧЯНЬ ЧЭПО. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРАГМАТИЗМ КИТАЙСКИХ СТУДЕНТОВ: 10 ЛЕТ СПУСТЯ ПОСЛЕ ДВИЖЕНИЯ 1989 ГОДА.
CHAN СНЕ-РО. The political pragmatism of Chinese university students: 10 years after the 1989 movement // J. of Contemporary China, 1999.—vol. 8. — № 22 P 381-406.
Автор —преподаватель политологии в Линнаньского колледжа в Сянгане. В статье отмечается, что, хотя политические взгляды студентов за исследуемый период не изменились, их вовлеченность в политику сменилась прагматическим подходом. На политический прагматизм повлияли как движение 1989 г., так и новая структура возможностей. Демонстрируется также связь между экономической активностью и политическим прагматизмом.
Большая часть данных, на которых основана статья, почерпнута из исследований, проведенных китайскими институтами, в том числе инициированных КПК. Результаты этих исследований опубликованы в различных академических и профессиональных изданиях. Подобные издания в Китае иногда используются в политических или пропагандистских целях, в том числе для оценки эффективности молодежной политики партии и идеологического воспитания. Таким образом, существует проблема адекватности и надежности исследований. Тем не менее аккуратное использование первичных данных позволяет составить общую картину современного восприятия студентами китайского общества и политики.
Политическая активность студентов в 80-х годах стимулировалась политикой реформ и открытости внешнему миру, а также разрывом между ожиданиями и реальностью. Студенты стремились изменить общество, которое они считали несправедливым, и ускорить темпы
реформ. Типичными проявлениями этого устремления были студенческие движения в 1983, 1986 и 1989 гг.
Различные западные исследования показывают, что китайская молодежь в 80-х годах была недовольна социальной и политической системой и скептически относилась к официальной идеологии. В движении 1989 г., которое стало апогеем политического активизма 80-х годов, студенты в духе китайской интеллектуальной традиции ощущали себя выразителями интересов общества. Собираясь вокруг площади Тяньаньмэнь, студенты выступали против коррупции, бюрократизма и политического контроля, за демократию, правовое государство, свободу печати, свободу организаций и политическую реформу. Подавление движения заставило студентов отойти от идеализма.
В последующее десятилетие активность студентов ограничивалась рамками кампусов, в немалой степени благодаря кампаниям перевоспитания и осуществляемому властями контролю за их поведением. Главным объектом их интереса стала не политика, а экономика. Изменились не собственно политические цели, но взгляды на пути их достижения.
Цели, содержание и методы официального нравственного и идеологического воспитания в Китае не претерпели изменений со времени установления коммунистического режима, в том числе и с началом реформ в конце 70-х годов. Марксизм и идеи Мао Цзэдуна всегда были в основе учебных программ. Все это вступает в разительный контраст с действительностью.
Исследование, проведенное среди студентов нескольких пекинских университетов до движения 1989 г., обнаружило, что 45% респондентов либо сомневались в марксизме, либо отвергали это учение, 53% поддерживали многопартийность и разделение властей, 57% не одобряли “четыре основных принципа”, 79% не видели разницы между социализмом и капитализмом (с. 384). В студенческих городках обсуждались различные западные течения: экзистенциализм Сартра, ницшеанская концепция сверхчеловека, фрейдистский психоанализ, психология Маслоу. Излюбленными сюжетами студенческих дискуссий были западные политические теории баланса властей и общественного договора.
Официальному коллективизму студенты противопоставляли индивидуализм. Согласно панельному исследованию, проведенному в одном университете в 1986 г., 25,8% студентов одобряли“ индивидуальное
планирование’, год спустя эта цифра возросла до 48,5%. Те же, кто не одобрял индивидуальное планирование ввиду его “индивидуалистической природьі’, составляли в 1986 г. 4,1%, а год спустя - всео 2,4% (с. 385). В том же исследовании отмечалось увеличение числа студентов — приверженцев “индивидуальной борьбы”. Друюе исследование указывало на то, что для студентов “контроль над собственной жизнью важнее осуществления коммунизма’ (там же).
Эта тенденция не ослабла после 1989 г. Исследование, проведенное в сентябре 1995 г., показало, что 67,8% студентов одобряют индивидуализм. В ответах на вопрос о целях учебы 18,7% студентов апеллировали к отчизне, а остальные 81,3% указали на разнообразные личные интересы и соображения (там же). В более позднем исследовании, проведенном в техническом университете, когда студентов попросили определить свои жизненные цели, 33,8% выразили желание быть полезными обществу и стране, 51,3% указали на стремление к успешной личной карьере, 9,7% поставили на первое место счастливую семью, 3,3% - большие доходы, а остальные 1,9% цели не имеют (там же).
После 1989 г. среди студенчества было проведено несколько массовых идеологических кампаний, было введено военное обучение, централизованное распределение после окончания университета с упором на политические критерии, ограничено обучение за границей за собственный счет. Молодежь сопротивлялась навязыванию моделей поведения типа “подражания Лэй Фэну’, считая, что оно подчеркивает лишь обязанности, не упоминая о правах. Одно исследование обнаружило, что среди таких источников влияния на ценности и поведение студентов, как семья (39,5%), общественные тенденции (19,5%), сокурсники и друзья (19,5%), школа и учителя (14,7%), ролевые модели занимали последнее место (6,2%) (с. 386).
Преследуя личные интересы, китайские студенты не противопоставляют их общественным. Исследование, проведенное в Даляне в 1997 г., показало, что при выборе между личными и общественными интересами 60,6% занимают умеренные позиции -‘отдавать обществу и брать от него’, следующая по численности группа ( 35,2% ) выбрала более альтруистическую ориентацию — “отдаь обществу’. Только 2,1% предпочли позицию “заботиться о личном статусе и деньга?’’. И еще 2,1% поддержали тезис “^только брать от общества’ (там же).
В течение определенного времени после июня 1989 г. китайские кампусы испытывали подавленность, апатию, политический пессимизм. На короткий период стали популярными массовая культура и гедонизм. С 1991 г. стала распространяться “литература на классных доскам”. Согласно одному исследованию, 30% текстов отражали недовольство, разочарование, фрустрацию студентов, особенно в связи с их будущим, 20% содержали критику различных общественных феноменов (например, деградирующего стиля партийной работы, возврата к власти левых), 15% воплощали недовольство низкими доходами интеллектуалов и низким социальным статусом знаний. Остальные 30% были посвящены любовной тематике, личным горестям и жалобам по поводу учебных занятий, особенно по идейно-политическим курсам (с. 387).
При этом неизменной оставалась вера в правильность экономической реформы, инициированной Дэн Сяопином. Исследование, проведенное в Уханьском университете, показало, что политику реформ и открытости одобряют 95,7% студентов (с. 388). 87% шанхайских студентов отважились заявить, что им все равно, является ли реформа социалистической или капиталистической (там же). После краха движения 1989 г., нацеленного на мирные политические преобразования, студенты стали возлагать надежды на то, что экономическое развитие может стать альтернативным путем для проведения политической реформы.
Одной из главных тем движения 1989 г . была борьба против коррупции кадровых работников и злоупотребления властью. Два исследования показывают, что студенты в последние годы все еще считают коррупцию очень серьезной проблемой. В исследовании, проведенном в 1996 г. в десяти шанхайских университетах, среди девяти факторов, влияющих на социальную стабильность, студенты считают самым актуальным для правительственных решений деградирующий стиль работы партийных работников и широко распространенную коррупцию. Среди прочих проблем, также вызывавших озабоченность студентов, назывались такие непосредственные следствия экономической реформы, как инфляция, неравенство доходов, реформа госпредприятий. Согласно другому исследованию, проведенному в десяти университетах провинции Хэнань, студенты настаивали на том, что приоритетом в повестке дня политической реформы должно быть правительство без коррупции.
КПК понимает настоятельную необходимость искоренения коррупции и периодически проводит антикоррупционные кампании, но никаких существенных результатов не достигнуто. Согласно одному из исследований 90-х годах, 51,4% студентов полагают, что правительство делает недостаточно для решения этой проблемы, а 19% выражают скептицизм по поводу возможности ее решения (с. 389).
На вопрос, заданный в том же исследовании относительно их более непосредственной оценки практического воплощения демократии в Китае, только 25,6% респондентов выразили удовлетворение, тогда как 71,4% высказались негативно (там же). Согласно исследованию, проведенному в октябре 1995 г. среди 1128 студентов в университетах Уханьского региона, 71,6% респондентов считают демократию
наилучшей политической системой, 18,5% с этим не согласны и 9,1% предпочтений не имеют (с. 90). На вопрос: “Полагаете ли Вы, что студенты в большей или меньшей степени могут влиять на прогресс демократии?’’ 59,1% респондентов ответили утвердительно, 29,8% сочли такое влияние незначительным, а 9,6% не усматривают никакого влияния (там же).
Студенты воспринимают экономическое развитие и демократию как самостоятельные ценности. С их точки зрения, долгосрочное развитие демократии в Китае не должно быть принесено в жертву экономической реформе. По поводу существования связи между демократией и рыночной экономикой мнения расходятся. В Уханьском исследовании равное число студентов (40,8% против 40,7%) согласились и не согласились с тезисом о том, что демократии - это такая политическая система, которая гарантирует рыночную экономику (там же).
Согласно тому же исследованию, большинство студентов (73,5%) считают демократию наилучшей политической системой для защиты гражданских прав. Вместе с тем 63,8% респондентов согласны с тем, что демократия может привести к социальному хаосу (там же)
Политика реформ и открытости предоставила студентам три пути к успеху: “черный’’ (шапочка и мантия) - учба и получение диплома, предпочтительно за рубежом, “крсный’’ - вступлвиг в КПК и чиновничья карьера и “золотой’’ - рдпринимательство и обогащение. Первое время после подавления движения 1989 г. правительство чинило препятствия для продвижения по этим путям. Для учебы и правительственной службы требовалась идейная чистота. Предпринимательство тормозилось
засилием левых. После 1992 г., с возобновлением реформ,
предпринимательский путь становится все более популярным.
Студенты стремятся зарабатывать деньги как в кампусах, так и за их пределами. Курсы по экономике, финансам, бухгалтерскому учету, международной торговле, компьютерной науке, английскому языку привлекают наибольший интерес. После занятий студенты читают книги по экономике и бизнесу. Экономические теории заняли место
политических в качестве главного предмета дискуссий в кампусах. Еще до окончания университета студенты стремятся найти возможность подработать или открыть свое небольшое дело.
Прагматизм непосредственно отражается в политическом
поведении студентов. С середины 90-х годов изменилось их отношение к вступлению в компартию и комсомол. Согласно исследованию, проведенному в Уханьском регионе, большинство студентов рассматривают вступление в КПК с позиций прагматизма и личных интересов как ступень в своей карьере, не обязательно разделяя коммунистическую идеологию (с. 392). Наиболее прагматичными
оказываются студенты —выходцы из городских семей, особенно из больших городов.
Студенты проявляют меньше интереса к западным политическим теориям и идеологиям. До 1989 г. студентов волновали проблемы, связанные с реализацией принципов демократии, прав человека, политической реформы. После 1989 г., если студенты проявляют какую-либо озабоченность, то прежде всего практическими вопросами, такими как борьба с коррупцией, неравное распределение, общественная мораль и общественная безопасность. В их обращениях к депутатам народных собраний местные интересы превалируют над общенациональными. Отношение студентов к официальной идеологии амбивалентно. В исследовании, проведенном среди шанхайских студентов, меньше половины студентов поддержали официальную позицию, касающуюся конечной победы социализма над капитализмом (47,95%), их возможной конвергенции и утверждения, будто “не имеет значения, какой у нас строй, если народ богат, а страна сильнй’ (47,91%). Все прочие либо были против официальной позиции, либо не решались дать ответ.
Немногим более половины (50,5%) респондентов отвечают положительно на вопрос о своем желании принимать участие в выборах депутатов в народные собрания, остальные не желают или не проявляют интереса В Уханьском исследовании лишь 40,9% студентов обнаружили
серьезную заинтересованность в сессиях Всекитайского народного собрания, тогда как 32,7% выразили минимальный интерес, а 24,3% проявили индифферентность (с. 393).
Испытывая негодование по поводу коррупции, студенты не горят желанием самим включаться в борьбу с ней. Отвечая на вопрос: ‘Что Вы сделаете, если обнаружите, что чиновник, курирующий бизнес, вымогает деньги у индивидуального предпринимателя?”, 51% респондентов
выбрали вариант: “Я буду возмущен, но не сделаю ничего’. 29% сказали, что они “сообщат в газету или на радиостанцию’. Только 7% заявили , что они бы обратились в соответствующие органы, а 5% признались, что они бы сделали вид, что ничего не заметили (с. 393).
В 1996 г. и в последующие годы отмечалось ограниченное и временное возрождение политического активизма студентов. Летом 1996 г. вышла в свет книга “ Китай может сказать нет”, котрая оказала большое воздействие на кампусы. Горячо обсуждались китайско-американские и китайско-японские отношения. Еще до 1996 г. исследования отмечали высокую степень национализма среди студентов. Так, согласно исследованию, проведенному в десяти университетах Уханьского региона в 1995 г., 56,2% респондентов полностью согласились с тезисом о том, что “для любви к родине не может быть никаких условий”, 24% подержали этот тезис в основном, 8,3% не имели собственного мнения, 6,9% в основном не согласились и 4,1% не согласились с указанным утверждением (с. 394).
Осенью 1996 г. проблема национальной принадлежности островов Дяоюй стала предметом спора в китайско-японских отношениях. Студенты Пекина, Шанхая и Шэнчжэня протестовали против японской оккупации этих островов. Они расклеивали плакаты в кампусах, проводили семинары для обсуждения “ национального позора”, обзащались с петициями к правительству и бойкотировали японские товары. Планы проведения антияпонских демонстраций были отвергнуты правительством. Студенческий протест отражал их склонность к политическому прагматизму и был легитимным.
Я.М.Бергер