CC BY
54
УДК 001:94
П.Г. Гусев
СГГ А, Новосибирск
ЗНАЧИМОСТЬ КОЛИЧЕСТВЕННЫХ ХАРАКТЕРИСТИК В АНТИЧНОЙ И НОВОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ
Поиск исторических корней современной науки показывает, что ее возникновение в значительной степени связано с достижениями древнегреческой цивилизации. В. Гейзенберг, например, писал, что «вся сила нашей западноевропейской культуры проистекает и всегда проистекала из тесной связи практической деятельности с постановкой принципиальных проблем». И именно это, отмечал он, с самого начала отличало греческое мышление от мышления других народов - «способность обращать всякую проблему в принципиальную и тем самым занимать такую позицию, с точки зрения которой можно было бы упорядочить пестрое многообразие эмпирии и сделать его доступным человеческому разумению». «...Когда Запад вступил в эпоху Ренессанса, - продолжает Гейзенберг, - эта связь оказалась в центре нашей исторической жизни и создала современное естествознание и технику. Кто занимается философией греков, на каждом шагу наталкивается на эту способность ставить принципиальные вопросы, и, следовательно, читая греков, он упражняется в умении владеть одним из наиболее мощных интеллектуальных орудий, выработанных западноевропейской мыслью» [4]. У Гейзенберга эта мысль звучит тем более убедительно, что она является для него итогом его собственного интеллектуального развития.
Довольно рано у него появились два увлечения, которые вначале существовали независимо друг от друга. В детстве ему нравилось возиться с механизмами. Затем к этой игре присоединилось другое переживание, -связанное со школьным курсом геометрии. «.Я вдруг понял, - пишет Гейзенберг, - что об этих фигурах можно высказывать общезначимые утверждения и не только получить определенные результаты путем наглядного анализа фигур, но и математически доказать эти результаты. <...> Именно так открылась мне тогда та истина, что математика согласуется с предметами нашего опыта, - истина, которая, как я узнал в школе, была добыта уже греками, Пифагором и Евклидом» [4]. Когда же он узнал, что с помощью математики можно исследовать и поведение механизмов, которые он любил мастерить, то начал изучать ту математику, которую используют для описания физических законов, - дифференциальное и интегральное исчисление. «Достижения Нового времени, идеи Ньютона и его последователей я при этом воспринимал как непосредственное продолжение устремлений греческих математиков и философов, буквально как то же самое, и мне и в голову не могло бы прийти видеть в естествознании и технике нашего времени мир, принципиально отличный от философского мира Пифагора или Евклида» [4].
Вместе с тем у Гейзенберга можно найти замечания, указывающие на некоторые принципиальные отличия древнегреческого мышления от научной
мысли Нового времени. Он пишет, например: «Греческие философы не пытались найти и сформулировать единый закон природы, и современное понятие такого закона не соответствует их образу мысли. <...> Когда греческие философы говорили о закономерностях природы, они мысленно ориентировались на статичные формы, на геометрическую симметрию, а не на процессы, протекающие в пространстве и времени. Круговые орбиты планет, правильные геометрические тела казались им неизменным структурами мира. Новоевропейская идея о том, что положение и скорость атомов в данный момент времени могут быть однозначно, с помощью математически формулируемого закона определены, исходя из их положения и скорости в какой-то предшествующий момент времени, не соответствовала способу мышления античности, поскольку нуждалась в понятии времени, сложившемуся лишь в гораздо более позднюю эпоху» [4].
Он говорит также о различиях, проявляющихся в самом воззрении на природу: В Новое время «внимание сосредоточивается не столько на основополагающих законах, сколько на частных закономерностях. Естествознание развивается, так сказать, с другого конца, начиная не с общих законов, а с отдельных групп явлений, в которых природа уже ответила на экспериментально поставленые вопросы» [4].
В исследованиях развития науки и культуры в целом существует и такая линия, когда, прежде всего, стремятся противопоставить разные исторические эпохи как принципиально различные и несопоставимые друг с другом. Этот подход ярко выражен у М. Хайдеггера. «Употребляя сегодня слово «наука», - писал он, - мы имеем в виду нечто в корне другое, чем «доктрина» и «сциенциа» средневековья или «эпистеме» греков. Греческая наука никогда не была точной, и именно потому, что по своей сущности не могла стать точной и не нуждалась в точности. Поэтому вообще бессмысленно говорить, будто современная наука точнее античной. Так же нельзя считать, будто галилеевское учение о свободном падении тел истинно, а учение Аристотеля о стремлении легких тел вверх ложно; ибо греческое восприятие сущности тела, его места и соотношения обоих покоится на другом истолковании сущего и обусловливает соответственно другой способ видения и изучения природных процессов» [8]. В нашей стране этот подход можно найти в работах А.В. Ахутина [2]. Используя понятие стиля мышления, близкие идеи развивает А.А. Ивин. Он пишет: «Каждая историческая эпоха смотрит на мир своими глазами, пользуется своей специфической системой мыслительных координат. В истории теоретического мышления отчетливо выделяются четыре основных периода его развития, соответствующие главным этапам развития общества. Эти четыре стиля мышления, последовательно сменявшие друг друга: античный, средневековый, «классический» (стиль мышления Нового времени) и современный» [5].
Одно из существенных различий между античной и нововременной наукой состоит в их оценке значимости математики для изучения природы. Аристотель исходил из убеждения, что природные процессы невозможно
адекватно описать средствами математики. В «Метафизике» Аристотеля сказано: «.Математической точности нужно требовать не для всех предметов, а лишь для нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего о природе, ибо вся природа, можно сказать, материальна» [1]. Аристотель «был первым античным философом, создавшим понятийный аппарат для определения того, что такое движение, а тем самым - первую форму физической науки» [3], однако его физика была принципиально качественной, и его представления о движении коренным образом отличаются от механики Галилея и Ньютона.
Исследуя понятие природы, Ахутин показывает, что слово «природа», используемое как Аристотелем, так и учеными Нового времени, обозначает два совершенно разных понятия, и приходит к выводу, что в эти различия свидетельствуют о существовании принципиально разных типов мышления. «Сопоставляя античную «фюсис»... и новоевропейскую «натуру», - пишет он, - .я не сравниваю два понимания одного предмета, по отношению к которому правильным могло бы быть только одно. Перед нами два разных понимания и самого мышления и соответственно того, что значит быть предметом мысли, что значит быть понятым, знаемым, что значит быть вообще» [2].
Но когда исследователь стремится более детально описать эти различия, явно ощущается необходимость иметь теоретические модели разных типов знания и процессов их формирования. Об этой необходимости, о нерешенных проблемах развития мышления в рамках культуры говорит сам Ахутин, подводя итоги своего исследования.
Культурологический подход занял видное место в современной философии науки. Раскрывая особенности античного мышления, Ахутин подчеркивает стремление философов той эпохи к целостному видению объекта, внимание к его самостоятельному существованию [2], когда «природа» обнаруживается как «единственный совершенный индивид, являющий собой вид общей всем индивидам данного рода природы» [2]. Предмет здесь индивидуализируется. «В текучей неопределенности существования разумный (образованный) глаз различает целенаправленное становление, он выявляет в становлении становящееся существо, которое само по себе, естественно самоопределяется, самообособляется в мире [2]. Характеристики, которые дает Ахутин мышлению Аристотеля, очень близки к тому, как что можно сказать о классификационном мышлении, играющем важную роль в современном естествознании (см., например, [7]).
Но в таком случае можно несколько иначе посмотреть на соотношение античной и новой науки. Классификацию как особый тип системы знания можно противопоставить другому типу систем - теориям, «они выглядят как две разных стратегии, два принципиально разных способа мышления» [8]. Но одновременно они оказываются связаны между собой. Классификатор выделяет разные типы объектов, а теоретик, может быть, показывает, что это разные этапы развития одного и того же объекта. Теорию в этом случае можно рассматривать как объяснение полученной ранее классификации. Возможен и
другой взгляд: к классификации относятся как к эмпирическому обоснованию теории [8].
Если принять этот подход как методологическую основу для анализа мышления разных эпох, возможна иная оценка их соотношения. Античное мышление, с этой точки зрения, является более близким к современному, чем это представляется в некоторых исследованиях, а качественный характер античного «естествознания» объясняется именно его классификационной направленностью.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 1. - М., 1975.
2. Ахутин А.В. Понятие «природа» в античности и в Новое время («фюсис» и
«натура») / А.В. Ахутин. - М., 1988.
3. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки: Становление и развитие первых
научных программ / П.П. Гайденко. - М.: Наука, 1980.
4. Гейзенберг В. Шаги за горизонт / В. Гейзенберг. - М., 1987.
5. Ивин А.А. Интеллектуальный консенсус исторической эпохи // Познание в социальном контексте /А.А. Ивин. - М., 1994.
6. Розов М.А. Классификация и теория как системы знания / М.А. Розов // На пути к теории классификации. - Новосибирск, 1995.
7. Розова С.С. Классификационная проблема в современной науке / С.С Розова. -Новосибирск, 1986.
8. Хайдеггер М. Время картины мира // Новая технократическая волна на Западе. / М. Хайдеггер. - М., 1986.
© П.Г. Гусев, 2007
