CC BY
25
А.И.Плотникова
Значения местного падежа
у существительных мужского рода в русском языке xvii века: факторы выбора окончания -Ъ или -У
Данная статья посвящена вопросу о влиянии фактора значения падежа на присоединение окончания -т или -у существительными мужского рода единственного числа в русском языке XVII века. Обычно предполагается, что существительные, выступающие в тексте в собственно локализующем значении местного падежа, чаще принимают нестандартное окончание, чем существительные, имеющие какое-либо иное значение местного падежа. Для того чтобы проверить, действительно ли фактор значения падежа имеет большое влияние на выбор окончания, необходима четкая классификация значений местного падежа в деловых документах, попытка создания которой представлена в статье. Анализ материала деловых текстов XVII века на основе созданной классификации показывает, что впечатление значимости падежного значения для выбора окончания основано лишь на численном преобладании контекстов местного падежа со значением локализации, и в этом значении выступают как существительные с окончанием -у, так и существительные со стандартным окончанием -п.
Ключевые слова: местный падеж, значение падежа, единственное число, существительные мужского рода, нестандартное падежное окончание.
This article is devoted to a question of influence of the case meaning factor on the inflection (-m or -у) choise by singular masculine nouns in the Russian language of the 17th century. Linguists investigating this question propose, that nouns in locative case, which have actual meaning of location, choose inflection -y more often, then nouns with other locative case meanings. To verify this statement, we should have a strict classification of locative case meanings in the business documents; an attempt to create such classification is presented in this article. Analysis of the Russian business texts of the 17th century displays, that the impression of significance of the case meaning for the inflection choise is based only on the fact, that the contexts of actual location meaning numerically prevail over all other contexts of the locative case, so the nouns with standard inflection in such contexts prevail as well as the nouns with non-standard inflection.
Key words: locative case, case meaning, singular masculine nouns, non-standard inflection, history of the Russian language.
В современном русском языке многими исследователями наряду с предложным падежом выделяется «второй предложный» падеж (местный, локатив), который имеет значение пространственной локализации и фор-
мальное выражение (у существительных мужского рода в единственном числе) в виде ударного окончания -у: говорить о шкафе, но прятать в шкафу (подробнее см.: [Зализняк, 1967: 36-44]). Появление данного окончания в современном предложном падеже у слов второго склонения (мужского рода) объясняется процессом унификации типов склонения на -Ö и на -й, происходившим еще в праславянскую эпоху. Вариативность окончаний -т и -у для местного падежа мы видим и в древнерусском языке.
И уже на материале древнерусского языка можно заметить, что окончание -у принимают не только те существительные мужского рода, которые в праславянскую эпоху относились к склонению на -й (в верху № 238, л. 1, у себя в дому № 186, л. 3 [Пам. Влад.]), но и многие существительные с изначальной ö-основой (въ снегу № 194, л. 5., в лугу № 77, л. 8 [Пам. Влад.]). Таким образом, окончание -у «проникло» в парадигму ö-склонения, но присоединяли его не все существительные. Точно так же не все существительные исходной *й-основы охотно присоединяли окончание -у, для данного типа основы стандартное, делая выбор в пользу окончания -т, стандартного для основ на *-ö.
Был установлен ряд факторов, которые могли бы обусловливать присоединение словом окончания -у, среди них - значение падежа: окончание -у считается более характерным для форм со значением временной или пространственной локализации [Ломоносов, 1755: 85], [Кузнецов, 2005: 74], [Хабургаев, 1990: 99, 101-102]. Этот фактор принято связывать еще с одним фактором: сочетание с предлогами в и на также говорит о большей вероятности выбора нестандартного окончания [Ломоносов, 1755: 85], [Шахматов, 1957: 250], [Кузнецов, 1959: 21].
На первый взгляд может показаться, что эти критерии следовало бы объединить в один, поскольку именно со значением локализации чаще всего и сочетаются предлоги в и на. На это указывает, например, В.В. Виноградов: «Большинство русских грамматистов (А.А. Шахматов, В.А. Богородицкий, А.М. Пешковский и др.) различает в том, что школьная грамматика называет предложным падежом, два падежа: изъяснительный (по терминологии проф. Богородицкого): о доме, о лесе (ср. тосковать по лесе), и местный (с предлогами в и на: в углу, в лесу, на дому и т.п.; в грязи, но ср. о грязи и т. п.)» [Виноградов, 1947: 172]. Предлоги, по мнению В.В. Виноградова и других исследователей, стали падежными префиксами и являются показателями изъяснительного (предлоги о, про, по) или местного (предлоги в, на) падежных значений [Виноградов, 1947: 172]. Таким же образом академическая «Грамматика русского языка»
(1954) рассматривает значения предложного падежа в сочетании с предлогами и с группами глаголов или имен, управляющими предложно-па-дежной формой [АГ, 1954: 127-131]. В.Н. Топоров, предлагая свою классификацию значений местного падежа в древнерусском языке, также исходит из сочетаемости с предлогом [Топоров, 1961: 37-81].
Однако в древнерусском языке можно обнаружить множество контекстов с предлогами в и на без локализирующего значения, например в грабежу дана очная ста'ка № 194, л. 3 (=очная ставка по делу о грабеже), робята стали на возрасте № 224, л. 5об. (=достигли определенного возраста), на <...> попт велтл взет №301 л.45об. (взять у попа) [Пам. Влад.], кабала в рубле №283 (=по поводу операций с рублем), все их на том хлтбе 14 человек№244 (=тем хлебом питаются 14 человек) [Пам. Смол.]. Данные примеры многочисленны и разнообразны, и часто им нельзя однозначно приписать изъяснительное или локализирующее значение. Многообразие примеров с окончанием -у вне изъяснительного или собственно местного контекстов (грамоту в Серякове долъгу № 85, л. 36 об., пристави к тебт <... > Паве в бою и в грабежу члвка своего №260, л. 5; № 261, л.6 [Пам. Влад.], Иван в моем иску <... > дал на себя кабалу № 99, поручилися <... > по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове № 159 [Пам. Смол.], быля <... > на пиру пьян №21 л.87, вели <... > в грабежу <... > дат су №113 л.218 [Южн. Чел.]) говорит о необходимости создания более подробной классификации значений древнерусского местного падежа для возможности сделать определенные выводы о работе семантического критерия при принятии или непринятии словом окончания -у.
Местный падеж древнерусского языка, как и предложный падеж современного русского языка, отличается семантической неоднородностью. Формы предложного падежа делятся на приименные и приглагольные; приглагольные формы предложного падежа могут иметь изъяснительное (размышлять о науке), определительное (состоял в помощниках) и обстоятельственное (читать при лампе) значение, а приименные - определительное (статья о науке). Локатив же выделяется как дополнительный падеж с категориальным значением обстоятельства [СРЛЯ, 2009: 465-466]. Классификацию значений местного падежа в древнерусском и старорусском языке предлагает В.Н. Топоров (на материале летописей, Русской Правды, некоторых древнерусских повестей, сказаний, житий, Домостроя с привлечением материалов русских диалектов), однако в исследованном нами материале XVII в. не все примеры можно соотнести с
примерами, приводимыми им, а также многие группы значений, выделяемые в его работе [Топоров, 1961: 37-81], в исследованном материале обнаружены не были.
Для анализа материала деловых текстов XVII в., конечно, нельзя использовать существующие классификации значений предложного (местного) падежа, не внеся в них изменений, поскольку местный падеж того времени обладает семантикой, которая отличается как от современного русского языка, так и от языка Х1-Х1У в.; как можно заметить из приведенных выше примеров, она была богата и разнообразна.
На основании исследования деловых текстов XVII в. трех диалектных зон (среднерусской, западнорусской и южнорусской - [Пам. Влад.], [Пам. Смол.], [Южн. Чел.]) мы попытались создать классификацию значений местного падежа в деловых текстах, взяв за основу современные принципы классификации и добавив туда группы значений, которые для современного языка уже не характерны; многие из них описаны В.Н. Топоровым. Данные группы значений для текстов XVII в. выделяются четко и обладают повторяемостью. Далее мы приведем примеры контекстов из подобных групп и на их основании сформулируем классификацию значений местного падежа.
Как и в современном русском языке, в языке текстов XVII в. ясно выделятся изъяснительное (приглагольное) значение: поговоря <...>о <...> огороде № 89, л. 108об. [Пам. Влад.], бити челом о суде № 86, бил челом <... > о сыску № 101 [Пам. Смол.], прошал <... > у нево милости о свое" брате №161 л.68, бил чело" а праведно" суду № 24, л. 469 [Южн. Чел]. Данные контексты, как правило, предполагают глаголы речи: говорить, просить, бить челом. В.Н. Топоров называет это значение темой глагольного действия [Топоров, 1961: 47].
В анализируемых текстах часто встречаются следующие приглагольные конструкции: приставил к тебт <...> Паве" в бою и в грабежу члвка своего № 260, л. 5; № 261, л. 6 (=по обвинению в драке и грабеже / из-за драки и грабежа), приведены <...> крестьянка <...> крестьянинъ <...> в подговоре №218, л. 1. (= приведены по обвинению в подговоре/ из-за подговора) [Пам.Влад], въ ковтане <... > не бити челом № 168 (=по поводу кафтана ничего не просить), Иван в моем иску <... > дал на себя кабалу № 99 [Пам. Смол.] (=из-за моего иска/ по моему иску/ вследствие моего иска), в ысцове иску <... > посылал №148 л.491 (=из-за иска посылал), в бое <...> дал <.■■> на паруки №116, л. 630 (=по причине драки/ из-за драки) [Южн. Чел.]. Значение данных конструкций можно назвать при-
чинным, поскольку существительное в местном падеже является причиной или поводом для совершенного действия. В.Н. Топоров, говоря о приписывании исследователями «значения источника действия (темы, причины)» подобным конструкциям, не соглашается с выделением данных значений в самостоятельную группу, поскольку это значение развилось у локатива с предлогом в довольно поздно (не ранее XV в.) и связывается В.Н. Топоровым с развитием конструкции локатива с предлогом в со значеним сферы деятельности [Топоров, 1961: 73]. Однако материал деловых документов демонстрирует большую употребительность и повторяемость подобных конструкций и приписать им какое-либо иное значение трудно. Подобные же конструкции встречаются и в приименной позиции: взять <... > в ыску <... > в мерине № 176, л. 2, 3 (иск по поводу мерина/ из-за мерина), челобитная <...> в поклепе № 129, л. 79 [Пам. Влад.], сыскати <... > по портномъ мастере <... > запис № 201, кабала <... > в рубле № 283 [Пам. Смол.], грамату в том моем живатт № 64, л. 471, в беглом моемъ крестьянине дат <... > грамоту № 51, л. 28 [Южн. Чел.]. Однако данные примеры приименного употребления, скорее, имеют определительное приименное значение, поскольку форма местного падежа отвечает на вопрос какой? и соотносится с современным сочетанием с предлогами о или про: грамота в моем животе = грамота (какая?) в моем животе (о моем имуществе); челобитная (какая?) в поклепе (о поклепе). Однако стоит заметить, что в обоих подзначениях в некоторых контекстах можно увидеть свернутые пропозиции, например, в беглом моемъ крестьянине дат <... > грамоту № 51, л. 28 [Южн. Чел.] = грамота по поводу того, что у меня убежал крестьянин. Но во многих случаях восстановление полного контекста представляется затруднительным: кабала <... > в рубле № 283 [Пам. Смол.] (непонятно, о каких операциях с рублем идет речь: выдача рубля в долг, возвращение долга и т. д.).
Определительное (приименное значение) формируют, помимо указанных выше, следующие примеры: образ <...> в окла— № 196, л. 1, проволоки полотняные на клею № 243, л. 97 [Пам. Влад.], складни на кипарисе № 283, да" <... > грамату по них а бешестью гсдрь моему иувтчью № 44, л. 553, би чело <... > о <... > грамоте о паваротт № 87, л. 251 [Южн. Чел.]. Во всех данных контекстах от существительного, управляющего рассматриваемой предложно-падежной формой, мы можем задать вопрос какой?: образ (какой?) - в окладе, проволоки (какие?) - на клею. Здесь мы видим обыкновенное несогласованное определение.
Возможно, к предыдущей группе примыкает и группа примеров следующего типа: при новомъ оцт игумене <...> книги приходные № 87, л. 2, 14 (=книги, [которые были написаны] при новом отце игумене), за Марею <...> на прожитке старого мужа № 1, л. 6 (=за Марьею, [которая находится / живущей] на прожитке старого мужа), держю сирота на обро-ке<...> ме'ницу № 205, л. 31 (=я, сирота, [находящийся] на оброке, держу мельницу), что есть на ко" твоих днгъ в долгу № 302, л. 46 (=у кого сколько твоих денег [есть / имеется] в долгу) [Пам. Влад.]. Во всех данных примерах мы видим сочетание предложно-падежной формы с именем: Марья на прожитке, книги при отце игумене, сирота на оброке, деньги в долгу. Предложно-падежная форма является ответом на вопрос какой? или какой именно / который?, то есть речь идет опять же о несогласованном определении или уточнении информации, но в этой характеристике очевиден пропуск некоторой информации, в отличие от примеров чисто определительного значения: Марья на прожитке, книги при игумене // Проволоки на клею, грамота о повороте, - в первых двух примерах не хватает информации о действии или предиката-связки с бытийным значением. Значение падежа в данной группе примеров можно также назвать определительным, поскольку форма местного падежа определяет предмет в виде свернутого описания ситуации.
Е.В. Клобуков выделяет определительное приглагольное значение предложного падежа: Иван состоял в помощниках = был помощником [ССРЛЯ, 2009: 456]. В рассматриваемых нами текстах также можно выделить группу примеров с подобным значением, в нее входят случаи, где существительное в местном падеже, как правило, является частью предиката (при глагольной связке, которая может быть и нулевой) и данное существительное нельзя опустить без ущерба для текста (в отличие от обстоятельственного приглагольного употребления), например: Он состоял в помощниках - *Он состоял (предложение неполное, предложно-падежная форма является частью предиката) // Он читал при лампе - Он читал (предложение не кажется неполным, значит, форма является обстоятельством при глаголе). В исследуемых текстах можно обнаружить следующие примеры, в которых существительное в местном падеже является частью предиката: стою <...> в ден на правеже ав ноч зарешеткою № 216, л. 51, в приводее они были № 218, л. 1, с ним в том убийстве и в заговоре иных каких людеи было № 131, л. 4 [Пам. Влад.], не будет меня в животе № 99, которыя са мною в выбаре № 22 (связка опущена), в полону не был № 75 [Пам. Смол.]. В.Н. Топоров приводит примеры подоб-
ных конструкций с предлогом на («а на отводт были Отводн. Алекс. Ник. 1392-1427 гг. акты, 9; будет ли сталъ на разбои Р. Пр. Простр. ред., ст. 5 и др.»), приписывая им значение состояния при существительных, выражающих чувство, душевное состояние, положение, должность и т. д. [Топоров, 1961: 77-78]. Однако в подобных конструкция важно то, что значение глагола, при котором находится существительное, ослабляется (стою на площади VS стою на правеже) или же существительное выступает при глаголе-связке быть, которая нередко опускается. Поэтому представляется целесообразным не классифицировать данные примеры в зависимости от значения отдельных существительных, а на основании синтаксических характеристик выделить эти примеры в особый случай, когда конструкция с локативом входит в предикат.
Особую группу составляют примеры, в которых существительное в местном падеже относится к сказуемому и имеет, скорее, обстоятельственное значение (это близко приглагольному обстоятельственному значению по классификации Е.В. Клобукова): при сыщике в сыску не был № 159, л. 164. (=когда сыщик приехал и допрашивал других), в тои тадбт <...> при нем попт Феодоре не винился № 238, л. 1. (=в присутствии попа), в допросе сказали № 135, л. 205 (=когда происходил допрос), во снт ему явился стар члвкъ № 126, л. 55 (=когда он спал), в обыску сказали № 106, л. 5 (=когда был обыск) [Пам. Влад.]; писала <... > при отце № 224 (=в присутствии отца), слышал <...> в разговоре № 54 (=в ситуации разговора), были на делу третие № 224 (=когда происходил раздел), в сыску <... > сказали № 178 (=когда происходил сыск) [Пам. Смол.]; или у нево в томъ <... > зажеге хто был в думе № 140, л. 52 (=когда он устроил поджег),убили нарозбое №6 л.656 (=в ситуации разбоя), быля <... > на пиру пьян № 21, л. 87 (=когда был пир), стал в делу хитрит № 24, л. 469 (=в ситуации раздела) [Южн. Чел.]. Все существительные в подобных примерах с предлогами на и в соотнесены с глаголом (сыскъ, обыскъ, дтлъ, пиръ, разговоръ, допросъ, расспросъ, судъ, сходъ и т. п.) и подразумевают некую ситуацию, которая существительным может быть описана, а существительные в конструкциях с предлогом при обозначают лицо, в присутствии которого происходит действие. Поэтому мы не можем приравнять данные контексты к временной или пространственной локализации, поскольку существительные данных контекстов предполагают ситуацию целиком: и место, и время, и участников ситуации. Так, в примере писала при отце сочетание при отце передает ситуацию «отец присутствует», а не является только обстоятельством времени (= во вре-
мя присутствия отца) или места (= находясь рядом с отцом). Однако В.Н. Топоров считает, что в ряде случаев подобная конструкция с предлогом при «тесно связана с локативными конструкциями с предлогом при во временном значении» [Топоров, 1961: 63]. Все же подобные примеры стоит отличать от временных локализующих контекстов с одушевленными существительными: дтланы при князе Василье № 230 [Пам. Смол.] и при сыщике в сыску не был № 159, л. 164 [Пам. Влад.]. В первом примере мы видим временную локализацию (во время правления князя Василия), а во втором - ситуацию приезда сыщика и проводимого им расследования. Данная группа контекстов велика и однородна, ее можно было бы назвать старорусским ситуативом (здесь мы видим значение обстоятельств, при которых совершается действие).
Небольшая группа примеров с существительными в предложном падеже может соотноситься с родительным падежом в отложительном значении: на <...> попт велтл взет № 301, л. 45об. (=взять у попа/ взыскать с попа), на <...> попе <...> не имыва № 319, л. 64 (=не взыскивал с попа), деньгами которые есть на <...> попт № 186, л. 15 (=которые есть у попа), по двару^ли на члвке № 136, л. 198 (по два рубля у каждого человека) [Пам. Влад.]. Первые два примера по смыслу совпадают с латинским аЬМ^ш separationis, это значение в русском языке входит в группу значений родительного падежа как отложительное. Поэтому данное значение местного падежа можно было также назвать отложительным из-за их смыслового подобия. Кроме того, здесь четко прослеживается разница значений контекстов с одной и той же предложно-падежно формой: узнала на нем на попе на Василе свою шубу №101 [Пам. Смол.] (шуба действительно находилась на попе, значение локатива) и на <...> попт велтл взет № 301, л. 45об [Пам. Влад.] (значение аблатива). Можно сказать, что в данных случаях мы наблюдаем пример конкуренции падежей (родительный / местный): взять у попа (с попа) / взять на попе. В.Н. Топоров, ссылаясь на А.Д. Григорьеву, указывает, что «локатив с предлогом на от имен, обозначающих названия плательщиков, должников и т. д., при глаголах брать, взять, (по)имать, искать, получать, докончать и т. д. приобретает значение 'источника объекта'» и преобладает над конструкцией с родительным падежом с предлогом с [Топоров, 1961: 79].
В языке текстов XVII в. есть и другой случай принятия местным падежом функции, которая в современном языке ему не свойственна. Это группа примеров, в которых существительное в местном падеже обозначает объект действия. Объектное значение могут иметь как приименные,
так и в приглагольные формы: поручилис есми по <...> иконописце № 243, л. 96, поручилиса <...> по крстьянине № 242, л. 9, порукою <...> по том своем дворт № 90, л. 867об., 870об., 881об., 898 [Пам. Влад.]; поручилис <... > по <... > козаке № 186, поручилися <... > по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове № 159 [Пам. Смол.]. Как можно заметить, все приведенные примеры (как и вообще все найденные в текстах) в качестве действия по отношению к объекту предполагают поруку и соответствуют современному сочетанию глагола поручиться с винительным падежом и предлогом за: поручились по иконописце = поручились за иконописца. Возможно, в данном случае стоит предполагать особенность управления глагола поручитися в XVII в. В любом случае эту обширную группу примеров стоит исключить из примеров с собственно местным значением.
Как и в современном русском языке, в текстах XVII в. встречаются контексты местного падежа со значением коллектива, внутри которого совершается действие: бродит в мире № 78, л. 7, кормитца в мире №77, л. 15, 63, старецъ Васянъ что в мире был Васка Микифоров 89, л. 122об., во свтте № 243, л. 96, земля <... > у нас у всем миру в <... > оброке № 133, л. 1. Данные примеры указывают не на место (то есть значение не локализующее), а на группу людей, следовательно, данное значение можно назвать «коллективным». В.Н. Топоров также выделяет подобные примеры в особую группу, не давая подобным конструкциям названия [Топоров, 1961: 62].
Таким образом на основании примеров из исследованного материала можно предложить следующий составить список значений местного падежа в XVII в.:
I. Часть предиката: в полону не был № 75.
II. Нелокализующие значения:
1) изъяснительное (приглагольное) / «тема глагольного действия»: би-ти челом о суде № 86;
2) причинное (приглагольное)/ «значение источника действия»: в бое <...> да <... > на паруки № 116, л. 630;
3) отложительное (приглагольное): на <...> попт велтл взет № 301, л. 45об.;
4) «старорусский ситуатив»: в обыску сказали № 106, л. 5;
5) определительное приименное: грамату в то моем живатт № 64, л. 471, образ <... > в окладе № 196, л. 1, при новомъ оцт игумене <... > книги приходные № 87, л. 2, 14;
6) коллективное: бродит в мире № 78, л. 7;
7) значение объекта при глаголе поручитися и существительном порука: поручилиса <... > по крстьянине № 242, л. 9.
III. Локализующие значения:
1) местное: сидел в саду № 167;
2) временное: сидели в вечеру с великим береженьем № 66.
Выделение нелокализующих контекстов (несмотря на наличие в них
существительного с предлогами в и на) из материала исследования помогает четко обозначить границу собственно локализующего значения, что важно для проверки влияния семантического критерия на принятие существительным нестандартного окончания. Распределение окончаний в выделенных контекстах (на общем материале трех групп памятников) выглядит так (нижнее число, под процентом, показывает фактическое число словоформ в данном контексте с соответствующим окончанием):
rj о в и тиа ¡а ¡S
л ц ¡2 <D О <D и Я & л ч & & в
я я о « и я S tr S аблатив о ^ а Й и и ч & Ё 0J л л объект « S е от О е
¡S с с о § ш S
-Ь 80% 30% 87% 75% 85% 83% 60% 92% 71% 74%
16 3 13 36 17 34 3 12 20 150
-у 20% 70% 13% 25% 15% 17% 40% 8% 29% 26%
4 7 2 12 3 7 2 1 8 54
Как можно заметить, среди примеров с собственно местным значением окончание -у присоединяет всего 26% слов, это 54 из 150 слов. Конечно, если не учитывать процентное соотношение, нетрудно убедиться, что 54 примера с нестандартным окончанием численно превосходят соответствующие примеры других значений, даже взятых вместе. Возможно поэтому создается впечатление, что именно среди контекстов собственно местного значения окончание -у преобладает. Расчет процентного соотношения подобных примеров и примеров со стандартным окончанием показывает, что данное впечатление основано лишь на том, что для местного падежа самым частотным значением является собственно местное, а значит, в контексте данного значения в целом больше примеров, чем в остальных контекстах, причем как примеров с окончанием -у, так и со стандартным окончанием.
Следовательно, нет оснований считать, что семантический критерий сам по себе важен для присоединения к основам древнерусских сущест-
вительных мужского рода в формах предложного падежа окончания -у. О необходимости комплексного анализа факторов говорят, например, цифры из контекстов аблатива и объектного значения: там показатель принятия окончания -у самый маленький: 13% и 8% соответственно. Объясняется же это тем, что в данных контекстах выступают в основном одушевленные существительные, которые принимают нестандартное окончание очень редко (искала на брате № 101, поручилис <... > по <... > козаке № 186 [Пам. Смол.]). Это говорит о необходимости включения классификации значений местного падежа в более разветвленную, многоуровневую, классификацию факторов, которые могут влиять на выбор окончаний.
Список литературы:
АГ 1954 - Грамматика русского языка. М., 1952-1954. Ломоносов М.В. Российская грамматика. СПб., 1755. Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М.; Л., 1947.
ЗализнякА.А. Русское именное словоизменение. М., 1967. Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М., 1959.
Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. М., 2005.
СРЛЯ 2009 - Современный русский литературный язык: Новое издание:
Учеб. / Под ред. П.А. Леканта. М., 2009. Топоров В.Н. Локатив в славянских языках. М., 1961. Хабургаев Г.А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М., 1990.
Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. М., 1957. Источники и сокращения:
Пам. Влад. - Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край. М., 1984. Пам. Смол. - Памятники обороны Смоленска 1609-1611. М., 1912. Южн. Чел. - Памятники южновеликорусского наречия: Челобитья и рас-спросные речи. М., 1993.
Сведения об авторе: Плотникова Анастасия Ильинична, аспирант кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, лектор кафедры русского языка философского факультета Люблянского университета (Словения). E-mail: [email protected].
