CC BY
29
успевать'), cool ('отличный, классный'), Yolo - акроним от You only live once ('используй все шансы для новых впечатлений'), Swag ('непринужденная, позитивная атмосфера') и др.:
(21) - Und wie findet Ihr die Sprache?
- Is schon cool, gut zum Verarschen.
(22) Dein Leben geht fly wie Oma beim Häkeln.
(23) Liane is vuiii am fly, Diggaaaahhh!!!
(24) Wir haben wirklich schon einiges gesehen und uns mit fragwürdigen Leuten unterhalten, aber für Jugendliche, die sich im heimischen Badezimmer für Youtube und Vine anzünden, fehlen uns echt die Worte. YOLO, Alter. Und immer schön dran denken: In Flammen stehen mag für euch vielleicht aufregend sein, Brandnarben machen aber definitiv keinen Spaß.
Основные прагматические функции в полиэтнолекте выполняет также эмоционально окрашенная лексика - просторечная лексика и вульгаризмы.
(25) Was denn los hier, was denn los, ey, ey?
(26) Alter, mein Vanille is nicht da, Alter.
(27) Kannst du auch, du Arschloch!
(28) Weg gegeht, Platz vergeht. Also halt mal jetzt dein Fresse, du Missgeburt, ja?
(29) Iebergeil, sch'wöre!
Библиографический список
Выводы
Рассмотрев основные лексико-семантические характеристики полиэтнолекта Германии, можно сделать следующие выводы:
- носителями полиэтнолекта являются не только лица с миграционным прошлым, но и представители коренного населения Германии, о чем свидетельствуют функционирование определенных лексических единиц не только в устной коммуникации носителей полиэтнолекта, но и в медиакоммуникации (реклама, агитационные плакаты) различными компаниями и политическими партиями;
- на лексико-семантическом уровне полиэтнолект характеризуется продуктивностью в связи с образованием новых лексических единиц и семантической деривацией;
- источниками пополнения лексического запаса полиэтнолекта Германии является разговорная речь, диалекты, жаргонизмы, заимствования из родных языков мигрантов и английского языка;
- основная прагматическая направленность употребления рассмотренных лексических средств состоит в экспликации дистанции, с одной стороны, и принадлежности к определенной социальной группе, с другой стороны.
1. Велибекова И.М. Теоретические и методологические основы изучения полиэтнолекта. Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2016; № 6 (60): в 3-х ч. Ч. 1: 85 - 88.
2. Маслова В.А. Лингвокультурология: учебное пособие для студентов высших учебных заведений. Москва: Академия, 2001.
3. Кусаинова А.М. Языковая личность Герольда Бельгера. Вестник Челябинского государственного университета. 2009; Выпуск 35: 118 - 122.
4. Шамне Н.Л. Актуальные проблемы межкультурной коммуникации: учебное пособие. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2014.
5. Милованова М.В. Методы изучения языковой личности современного диалектоносителя. Вестник ВолГУ. 2012; 2: 135 - 139.
6. Боженкова Р.К., Атанова Д.В., Боженкова А.М. Процессуальные дискурсивные маркеры в свете лингвокультурных традиций русского, английского и немецкого языков. Вестник РНУ. 2013; 3: 142 - 146.
7. Androutsopoulos J. Deutsche Jugendsprache. Untersuchungen zu ihren Strukturen und Funktionen. Frankfurt am Main: P. Lang, 1998.
8. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Москва, 1987.
9. Матвеева Г.Г. Скрытые грамматические значения и идентификация социального лица («портрета») говорящего. Диссертация ... доктора филологических наук. Санкт-Петербург, 1993.
10. Милованова Л.А. Языковая личность: лингводидактические характеристики. Известия ВГПУ. 2005; 3: 119 - 124.
References
1. Velibekova I.M. Teoreticheskie i metodologicheskie osnovy izucheniya poli'etnolekta. Filologicheskie nauki. Voprosy teoriiipraktiki. Tambov: Gramota, 2016; № 6 (60): v 3-h ch. Ch. 1: 85 - 88.
2. Maslova V.A. Lingvokul'turologiya: uchebnoe posobie dlya studentov vysshih uchebnyh zavedenij. Moskva: Akademiya, 2001.
3. Kusainova A.M. Yazykovaya lichnost' Gerol'da Bel'gera. Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2009; Vypusk 35: 118 - 122.
4. Shamne N.L. Aktual'nye problemy mezhkul'turnojkommunikacii: uchebnoe posobie. Volgograd: Izd-vo VolGU, 2014.
5. Milovanova M.V. Metody izucheniya yazykovoj lichnosti sovremennogo dialektonositelya. Vestnik VolGU. 2012; 2: 135 - 139.
6. Bozhenkova R.K., Atanova D.V., Bozhenkova A.M. Processual'nye diskursivnye markery v svete lingvokul'turnyh tradicij russkogo, anglijskogo i nemeckogo yazykov. Vestnik RNU. 2013; 3: 142 - 146.
7. Androutsopoulos J. Deutsche Jugendsprache. Untersuchungen zu ihren Strukturen und Funktionen. Frankfurt am Main: P. Lang, 1998.
8. Karaulov Yu.N. Russkijyazykiyazykovaya lichnost'. Moskva, 1987.
9. Matveeva G.G. Skrytye grammaticheskie znacheniya i identifikaciya social'nogo lica («portreta») govoryaschego. Dissertaciya ... doktora filologicheskih nauk. Sankt-Peterburg, 1993.
10. Milovanova L.A. Yazykovaya lichnost': lingvodidakticheskie harakteristiki. Izvestiya VGPU. 2005; 3: 119 - 124.
Статья поступила в редакцию 07.03.18
УДК 81
Plotnikova A.I., postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: morolth@yandex.ru
GENITIVE AND LOCATIVE FORMS WITH INFLECTION -У OF SINGULAR MASCULINE NOUNS IN THE RUSSIAN DIALECTS IN THE HISTORICAL PERSPECTIVE (ON THE MATERIAL OF TEXTS OF THE 17th AND 20th CENTURIES).
The article concerns a problem of choosing the inflection -a/-y in genitive and -fo(-e)/-y in locative (prepositional) case of the singular masculine nouns in the history of the Russian language and in modern Russian dialects. The analysis of Russian business documents of the 17th century and records of dialectological expeditions of the 20th century shows what the most important criteria of inflection choice in genitive and locative cases at a certain stage of the development of the Russian language are. The author compares the situations of these periods. The cmparative analysis allows drawing valuable conclusions about the history of the formation of additional cases in Russian dialects: partitive genitive and prepositional case with a locative meaning, in which the inflection -y (non-standard for masculine nouns with the ancient *o-stem) is applied with great consistency.
Key words: Russian language, Russian dialects, historical morfology, additional cases, non-standard inflection.
А.И. Плотникова, аспирант, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва,
E-mail: morolth@yandex.ru
ФОРМЫ НА -У РОДИТЕЛЬНОГО И МЕСТНОГО ПАДЕЖА СЛОВ МУЖСКОГО РОДА В РУССКИХ ДИАЛЕКТАХ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ТЕКСТОВ XVII И XX ВЕКОВ)
В статье затрагивается проблема выбора окончаний -а/-у в родительном падеже и -ъ(-е)/-у в местном (предложном) падеже единственного числа у существительных мужского рода в истории русского языка и в современных русских диалектах. На основе анализа деловых документов XVII века и записей диалектологических экспедиций XX века выявляются важнейшие критерии выбора флексий в родительном и местном падежах на определенном этапе развития русского языка, а также проводится сравнение ситуаций этих периодов. Сравнительный анализ позволяет сделать ценные выводы об истории формирования дополнительных падежей в русских диалектах: родительного партитивного и предложного падежа с локативным значением, в которых с большой последовательностью применяется окончание -у, нестандартное для существительных мужского рода с древней *о-основой.
Ключевые слова: русский язык, русские диалекты, историческая морфология, дополнительные падежи, нестандартная флексия
В современном русском литературном языке наряду с родительным и предложным падежами выделяются дополнительные падежи Р2 (партитивный родительный) и П2 (предложный падеж с локативным значением), которые у слов мужского рода имеют формальное выражение в виде окончания -у в родительном падеже (далее - РП) и ударяемого окончания -у в предложном падеже (далее - ПП), а также значение части, выделяемой из целого для Р2 и локализации для П2 [1, с. 486], [2, с. 43-45], [3, с. 454-466]. Подобная ситуация наблюдается и в современных русских диалектах [4, с. 1987], [5].
Говоря о флексии -у в РП в диалектах, стоит отметить, что С.В. Бромлей, Л.Н. Булатова выделяют, помимо партитивного, также отложительный контекст РП, которому свойственна нестандартная флексия; причем круг слов, принимающих эту флексию в РП, ограничен семантически: «это нарицательные существительные, обозначающие предметы, не поддающиеся счету, имеющие главным образом вещественное или отвлеченное значение» [5, с. 68].
Следует также отметить, что, несмотря на выделение П2 в русских диалектах, флексия -у в некоторых системах может быть обобщена для изъяснительного и местного значений [4, с. 119], поэтому круг слов, принимающих окончание -у в диалектах может быть больше, чем в литературном языке.
В языке XVII века флексия -у применялась шире, чем в современных диалектах. Для того, чтобы определить, чем вызвано сужение употребления нестандартной флексии в РП и ПП и четко определить сферу ее функционирования в современных диалектных системах, нами было проведено исследование на материале деловых документов XVII века, представляющих три диалектные зоны (восточносреднерусскую [Пам.Влад.], западнорусскую [Пам.Смол.] и южнорусскую [Южн.Чел.]), со сравнением полученных данных с материалом диалектных записей XX века, представляющим ту же территорию (Владимирской (продолжительностью 05:57:04) - [ср.рус.], Смоленской (06:52:31) - [зап. рус.], Курской, Белгородской, Воронежской и Орловской областей (16:26:16) - [юж.рус.]). Результаты исследования будут представлены далее.
Окончание РП -у в диалектах XVII века могли иметь не только существительные с вещественно-собирательным значением, но и
• существительные, обозначающие индивидуальные предметы: позади то' по"ку1 №89 л.133, перебира"" четыре звена забору №82 л.159об. [Пам.Влад.], а дене' и шубы киндеку не ода" №45 л.562 [Южн.Чел.];
• абстрактные понятия: выпуска" Ивашкову жену <...> для роду №139 л.4. [Пам.Влад.], ехат было нелзе для сыску №36, пива варити з докладу боярина №133 [Пам.Смол.], цена <...> всево <...> моево иску и пожогу шестьдесят шесть рублевъ №25 л.49, после роспросу посажены <...> в тюрму №119 л.179 [Южн.Чел.];
• названия местностей: Муромского уъзду <...> староста №14 л.5об. [Пам.Влад.], крали тын около саду №180 [Пам. Смол.], приве3 <...> грамоту из Болшог разряду №2 л.310, перевозили <...> с нашего лугу №77 л.66 [Южн.Чел.].
Кроме того, есть пример принятия нестандартной флексии одушевленным существительным: а 6о"но" головъ крестьянина мое' Федки Милентива сыну №92 л.324 [Южн.Чел.].
Флексия -у могла встречаться не только в контексте партитива, но и
• в контексте РП объекта2: острову лъсу и выгари досма-трева №133 л.1об. [Пам.Влад.], гетман упрашял сроку №222 [Пам.Смол.], платит того долгу <...> нъчим №126 л.11, у вое[во] ды наказу <...> проси" №148 л.491 [Южн.Чел.];
• в собственно РП3: ради покупъки железа и укладу №179 л.1, посо6лял от ускопу №157 л.117 [Пам.Влад.], завяски шолку гвоздичного №224, жена <...> живет у стрельца у Бакунки Федорова приказу Зубова4 №70 [Пам.Смол.], дворенин <...> ево полку №130 л.538, 6гомолец <...> Елецкаго уъзду №28 л.505 [Южн. Чел.]
• в исходно-достигательном РП5: 6ъгал <...> от <...> указу №139 л.4, не доходя <...> мосту №193 л.2 [Пам.Влад.], вышел ис полону №№54, взяти <...> из онбару №253 [Пам.Смол.], раз-брелися <...> ис Корчеко'ского стану №17 л.213, дурно учинитца от пожару №52 л.493 [Южн.Чел.].
Количественный подсчет принятия существительными трех групп памятников окончания -у в разных падежных значениях (в процентах от общего числа слов в определенном контексте) выглядит так:
Собственно РП Исходно-достигательный РП Партитив
а.п.6 а [Пам.Влад.] 30 33 92
[Пам.Смол.] 32 24 50
[Южн.Чел.] 10 47 77
а.п. b [Пам.Влад.] 11,5 5 67
[Пам.Смол.] - 7 50
[Южн.Чел.] 8 10 33
а.п. с [Пам.Влад.] 55,5 74 100
[Пам.Смол.] 42 53 80
[Южн.Чел.] 50 62,5 100
В партитиве мы, действительно, видим наибольший процент принятия существительными всех акцентных парадигм нестандартной флексии. Однако и в других падежных значениях наблюдается, пусть и небольшой в некоторых случаях, процент принятия окончания -у (кроме существительных а.п. Ь в [Пам.Смол.] в значении собственно РП - таких слов с окончанием -у не встре-
1 ИП ед.ч. - полокъ.
2 Контексты, в которых РП имеет функцию, обычно свойственную ВП (подробнее об этом см. [6]).
3 Сюда включаются РП принадлежности, РП характеризующий, РП субъекта и объекта, посессивный субъект по [7, с. 109], РП генетического отношения по [8, с. 314-317], действующее лицо по [9, с. 403], РП с пространственным значением по [9, с. 294-306], финитив и дестина-тив по [7, с. 41].
4 То есть жена живет у стрельца Бакунки Федорова, относящегося к приказу Зубова.
5 Сюда включаем контексты с отложительными и достигательными глаголами, где существительное может обозначать исходную точку или предел достижения, а также родительный причины, где существительное может обозначать каузатора по [7, с. 81].
6 Здесь и далее имеется в виду акцентная парадигма.
тилось). Показательны строки таблицы, говорящие о поведении слов а.п. с в партитиве: это самый высокий показатель принятия окончания -у. Нужно отметить, что за цифрой 80% в [Пам.Смол.] стоят всего 5 существительных, и окончание -а имеет только одно слово: жеребей, которое обозначает местность. То есть для существительных с вещественно-собирательным и абстрактным значением, представляющих остальные примеры с окончанием -у, этот процент в партитиве по-прежнему остается 100%.
Можно заключить следующее: в XVII веке окончание -у в РП могли присоединять существительные разных значений (в меньшей степени - существительные, обозначавшие конкретные предметы, в большей - абстрактные и вещественно-собирательные) в разных падежных значениях. Но наиболее последовательно окончание -у присоединяли существительные а.п. с, особенно с вещественно-собирательным значением (типа, медъ, порохъ), особенно в партитиве (у таких слов процент принятия окончания -у в партитиве - 100%).
Кроме того, для ситуации xVlI века характерна следующая тенденция: окончание -у чаще присоединяли «приглагольные имена нулевой суффиксации»7 (типа сносъ, наймъ, выкупъ, торгъ, рядъ), в большинстве случаев эти существительные относились к а.п. а (образования по модели «потопъ»8) и имели в основном абстрактное значение (nomina actionis), что значительно расширяло сферу употребления нестандартной флексии. Для наглядности можно представить данные по присоединению окончания -у существительными, соотнесенными и не соотнесенными с глаголом, в виде таблицы (цифры обозначают проценты):
Собственно РП Исход-но-дости-гательный РП Партитив
соотнесенные с глаголом [Пам.Влад.] 70 82 96
[Пам.Смол.] 82 74 100
[Южн.Чел.] 50 80 100
не соотнесенные с глаголом [Пам.Влад.] 13 15 84
[Пам.Смол.] 8 3 54
[Южн.Чел.] 6 12 54
У существительных, соотнесенных с глаголом, по сравнению с не соотнесенными, наблюдаем значительное преобладание окончания -у во всех значениях РП, при этом наиболее последовательно это окончание выбирают существительные в партитиве (причем и у не соотнесенных с глаголом существительных этот показатель в партитиве возрастает).
В XX веке ситуация следующая: примеров существительных, соотнесенных с глаголом встретилось меньше (49 слов, в памятниках XVII века их было 166). Возможно, из-за малочисленности примеров, а возможно, из-за того, что критерий соотнесенности с глаголом в XX веке уже не важен, трудно было обнаружить закономерности в поведении таких слов. В РП видим такие слова как с окончанием -а, так и с -у, независимо от а.п., однако существительные с вещественно-собирательным значением в партитиве чаще присоединяют окончание -у (точно так же, как и не соотнесенные с глаголом): народу много А-0585 [ср.рус.], бутылку самогону поставят 2s-plnsh2 [зап.рус.], украсть корму коровам А-0570, вывезти навозу <...> сколько возов А-0621 [юж. рус.] (но: нашего прихода церква недалёко была А-0592 [ср.рус.], мой отец был маленького роста 2s-Chp-Iv-b [зап. рус.], после сговора говорят А-0359 [юж.рус.]). Среди таких слов (соотнесенных с глаголом, с вещественно-собирательным значением, в партитиве) во всех группах текстов окончание -а имеет только слово мухомор9 (я пошла за жидкостью... этого, мухомора, купить А-0497 [юж.рус.]).
Можно сказать, что для ситуации XX века решающим фактором выбора нестандартной флексии было вещественно-собирательное значение и контекст партитива. В этом контексте окончание -а имеют слова мухомор, хлеб (а.п. а) и овес (а.п. Ь), два последних и в XVII веке никогда не присоединяли окончания -у. В других контекстах РП существительных с окончанием -у очень мало, причем больше всего их видим на южнорусской территории (керосин, разгиб, дележ, плуг, испуг, мясоед - а.п. а10, цеп, дождь - а.п. Ь, мед, суп, вечер, лог, свет, корм, род, сад - а.п. с, бой - с неясной а.п., далее - а.п. ?), поменьше - на западнорусской (могильник, испуг, тиф (тих) - а.п. а, столб - а.п. Ь, год, бок, лес, голос - а.п. с), а меньше всего на среднерусской (вкус - а.п. а, верх, край, лес, дом - а.п. с). Большинство этих слов имеют односложную основу (плуг, столб), многие соотнесены с глаголом (корм, род, испуг), у некоторых вещественно-собирательное значение (мед, суп, корм, лес).
Говоря о морфонологических параметрах выбора окончаний, нужно отметить, что в XX веке важную роль в выборе окончания играла односложная основа на заднеязычный (оба параметра вместе), так в текстах среднерусской и западнорусской зоны все слова с такими параметрами имеют окончание -у (луку нажарят туда А-0585 [ср.рус.], от тиху11 она погибла - 2s-Chp-к-а [зап.рус.]), а в южнорусской зоне - большинство таких слов (пашем мы около логу, а бои идут А-0622, у плугу12 тоже так же, лемех называется - 3 раза А-0244, такие горы накопаны снегу А-0570 [юж.рус.]), с тремя исключениями (полк, грех - а.п. Ь, бок - а.п. с). Однако среди этих слов многие имеют вещественно-собирательное значение и встречаются в контексте партитива (снег, лук, чаек, песок, горох). В XVII же веке морфонологиче-ские факторы в РП играли меньшую роль, чем акцентная парадигма, значение слова и соотнесенность с глаголом13.
Итак, важным изменением от ситуации XVII века к ситуации XX в плане РП является следующее: в XVII веке окончание -у в РП было характерно, в первую очередь, для слов а.п. с и соотнесенных с глаголом а.п. а (в любых падежных значениях), с тем, что в партитиве последовательно увеличивался процент существительных с окончанием -у для всех а.п., самый высокий процент принятия окончания -у имели вещественно-собирательные и абстрактные существительные. В XX веке, независимо от а.п., почти все существительные в партитиве имеют окончание -у. В других падежных значениях принятие нестандартной флексии - редкость, повышает вероятность присоединения этой флексии односложность основы с заднеязычным в ее исходе.
У существительных в местном падеже (далее - МП) в XVII веке окончание -у было распространено не только в контекстах с локализующим (по месту и времени) значением (сидел в саду №167, сидели в вечеру с великим береженьем №66 [Пам.Смол]). Эту флексию видим и во всех других значениях МП, например, став на обыску №19 [Пам.Смол] (существительное в МП - часть предиката), бил челом а праведном суду №24 л.469 [Южн.Чел] (изъяснительное значение), пристави" к тебп> <...> Паве в бою и в грабежу чл'ка своего №260 л.5 [Пам.Влад] (причинное), взят на "стущику <...> сто рубле' №80 л.86 [Южн.Чел] (аблативное), стал в делу хитрит №24 л.469 [Южн.Чел] (древнерусский ситу-атив), проволоки полотняные на клею №243 л.97 [Пам.Влад] (определительное приименное), земля <...> у нас у всем миру в <...> оброке №133 л.1 [Пам.Влад] (коллективное), поручилися <...> по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове №159 [Пам.Смол] (значение объекта при глаголе поручитися). Можно сказать, что в XVII веке спектр значений, выражаемых посредством МП, был очень широким, но многие из контекстов употребления МП, характерные для ситуации XVII века, впоследствии утратились (например, приставил к тебъ <...> Паве в бою и в грабежу члвка своего №260 л.5 [Пам.Влад] или став на обыску №19 [Пам.Смол]). Однако наиболее типичной функцией МП и в XVII веке было выражение локализации, поэтому в
7 Определение из [10, с. 51].
8 [11, с. 153].
9 Вероятно, в значении «жидкость против мух», подобное значение находим в [12, с. 37] «отрава для мух, смесь ядовитых грибов со сметаной».
10 Несмотря на то, что в XX веке некоторые слова изменили акцентную парадигму, здесь указываем а.п., которую слово имело в XVII веке, чтобы сравнение было последовательным.
11 Тиф.
12 В этом говоре предлог в произносится как [у], но здесь не форма МП (в плугу), поскольку фраза информанта является ответом на вопрос исследователя: «А у плуга какие части?», часть вопроса информант повторил. Кроме того, слово плуг в современном литературном языке относится к а.п. с, и форма МП на -у имела бы ударение на окончании, если бы и в этом говоре имело а.п. с.
13 Подробнее о факторах выбора окончания в РП в текстах XVII века см. [13].
таком контексте мы видим в целом намного больше примеров, чем в других контекстах, причем как с нестандартным, так и со стандартным окончанием, так что процентное число примеров с окончанием -у в контексте пространственной локализации совсем не выглядит впечатляюще (26%).
Для локализующего значения МП можно выделить следующие тенденции при выборе флексии -у: В текстах восточно-среднерусской территории в таком контексте с окончанием -у встретились в основном слова а.п. с (или а.п. ?), причем односложные, часто с основой на заднеязычный: берегъ, верхъ, домъ, дуб, жеребей, лоскъ, лугъ, лъсъ, рядъ, снегъ, станъ (а.п. с), Лух, Мытъ, скирдъ, торгъ (а.п. ?) и три слова а.п. Ь, все односложные (или двусложные с полногласием) в косвенных падежах, с основой на заднеязычный (Бережок, Мошокъ, полкъ), два из этих слов - топонимы. Слов а.п. а с окончанием -у в этом контексте не встретилось.
В текстах западнорусской территории в этом же контексте с окончанием -у также видим слова а.п. с (верхъ, городъ, лъсъ, садъ, слухъ, станъ), и они также односложные, а.п. ? (бой, торгъ) - односложные, два слова а.п. Ь (мъшокъ, Торжокъ) - односложные на заднеязычный, одно слово - топоним, и три слова а.п. а (Брянскъ, Можайскъ, Смоленскъ) - все эти слова имеют основу на заднеязычный и являются топонимами.
В текстах южнорусской территории с окончанием -у опять же видим слова а.п. с (берегъ, лъсъ, мостъ, станъ) - все односложные, а.п.? (поъздъ, Севскъ, торгъ, через, Чир, пчельникъ), два слова а.п. Ь (полкъ, станокъ) - односложные на заднеязычный, и пять слов а.п. а (Брянскъ, Курскъ, Можайскъ, Мценскъ, Рыльскъ) - все пять слов с основой на заднеязычный, все являются топонимами.
Отсюда следует, что для слов а.п. с (которые в большинстве своем односложны) окончание -у в локативе характерно, независимо от характера конца основы. Слова а.п. Ь, если и встречаются в этом контексте, то все они односложные на заднеязычный, а слова а.п. а, если и встречаются, то это топонимы с основой на заднеязычный.
Из 101 слова, встретившегося во всех нелокализующих контекстах, исключительно окончание -у имеют лишь существительные: голодъ, долгъ, искъ, клъи, пиръ, сыскъ (а.п. с). Все эти слова относятся к а.п. с, они односложные (или двусложные с полногласием), три из них имеют заднеязычный в исходе основы, одно - непарный по мягкости/твердости (клъи), одно раньше имело *й-основу (пиръ). Также с окончанием -у встретились слова среднего рода: бесчестье, здоровье, увъчье, челобитье (основа на непарный по мягкости/твердости), и два одушевленных существительных: смолянинъ, вступщикъ. Вариативность окончаний -ъ/-у проявляют существительные: грабежь, остатокъ, раздълъ, умолотъ (а.п. а), полонъ, судъ (а.п. Ь), дълъ, миръ, обыскъ (а.п. с), бой (а.п. ?), и одно одушевленное существительное: холопъ (а.п. а).
Таким образом, в нелокализующих контекстах существительные принимают окончание -у редко, обычно это односложные существительные а.п. с. Вариативно окончание -у присоединяют существительные, соотнесенные с глаголом разных а.п. Хотя интересно, что обычно существительные, соотнесенные с глаголом, предпочитают в МП окончание -ъ: из 72 существительных, соотнесенных с глаголом, которые встретились в форме МП, окончание -у присоединяют лишь 13, из них 10 относятся к а.п. с, и три к а.п. ? (оброкъ, торгъ, поъздъ): начевал в слуху №92 [Пам.Смол.], быля <...> на пиру пьян №21 л.87, шол <...> во 'сомъ црко'ном цыну14 №161 л.69 [Южн.Чел.]. Это объясняется тем, что окончание -у в МП было ударным у существительных древней *й-основы, а существительные, соотнесенные с глаголом, как мы уже заметили, по большей части относятся к а.п. а, то есть не могут иметь ударного окончания в МП. Поэтому мы и наблюдаем в МП с окончанием -у среди существительных, соотнесенных с глаголом, в основном слова а.п. с. А для существительных а.п. а, соотнесенных с глаголом, самой частотной моделью поведения оказывается присоединение -у в РП и -ъ в МП. То есть, в отличие
от РП, для МП намного важнее акцентологический, чем словообразовательный критерий.
Расширение окончания -у на средний род (дошло до мене въдомо15 о добромъ здоровью вашей милости №278 [Пам. Смол.], дат <...> грамату по них а бешестью гсдрь моему и увъчью №44 л.553 [Южн.Чел.]) и одушевленные существительные мужского рода (поручилися <...> по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове №159 [Пам.Смол.], на мнъ на16 холопу твоему правет №14 л.104 [Южн.Чел.]) замечаем на западной и южной территории, что подтверждает наблюдение о большем распространение нестандартное флексии в юго-западной зоне [4, с. 119-120], поскольку в среднерусских текстах мы этого не видели.
В текстах XX века ситуация следующая: существительные в ПП принимают окончание -у в основном в контексте локализации, как и в XVII веке, но число примеров принятия нестандартной флексии в нелокализующих контекстах в XX веке заметно сокращается, по сравнению с ситуацией XVII века, все эти примеры можно перечислить: на всех трех территориях окончание -у видим у слова плен (везде как часть предиката: быть в плену), в составе устойчивых сочетаний: на толоку17 2s-plnsh1 [зап.рус.], на помину нет у меня подарка никакого А-0570 [юж.рус.], и еще в четырех примерах из южной зоны: я стояла вон на дождю (дож-жу) А-0450, человек век прожил, на кабану не ездил, а бог дал, нынче покатался А-0497, на белом коню (император) А-0623, писала об сыну А-0410. Интересно, что в трех из этих примеров существительное одушевленное.
Все остальные примеры с окончанием -у встретились нам исключительно в контексте локализации (временной и пространственной). В среднерусских текстах в этом контексте с окончанием -у видим в основном слова а.п. с (верх, ветер, дом, круг, лес, мост), одно слово а.п. а (алой18) и слово а.п. ? (сквер). Все эти слова односложные.
В западнорусских текстах в этом контексте с окончанием -у видим слова а.п. с (низ, зоб, сад, пол, тыл), а.п. ? (под), слово а.п. Ь (столб), и пять слов а.п. а (Брежнев, Сталин, садик, сельсовет, Смоленск) - два одушевленных, два с основой на заднеязычный, один топоним.
В южнорусских текстах с окончанием -у в локативе также видим слова а.п. с (дом, лес, луг, Лог, пол, сад, снег, тыл, ход, край), а.п. Ь (возок, лесок, передок, полк, держак, куток, полк, уголок, ремень, еж, хребет) - почти все односложные, кроме держак, большинство с основой на заднеязычный, кроме ремень, еж, хребет; и два слова а.п. а (маньяк19, участок) - оба с основой на заднеязычный.
Как можно заметить, на западной и южной территории встретились одушевленные слова мужского рода и слова среднего рода с окончанием -у: Брежнев, Сталин (западнорусские тексты), сын, еж, кабан, конь, солнышко, сито (южнорусские тексты). Интересно, что оба слова с западной территории являются именами собственными, в XVII веке этого не было: в примере поручилися <...> по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове №159 [Пам.Смол.] - имя собственное имеет стандартное окончание МП, а одушевленное нарицательное смоля-нинъ - окончание -у.
Можно сказать, что для ПП в XX веке работают в основном те же принципы, что и для МП XVII века, однако наблюдаем расширение нестандартной флексии у существительных а.п. а и а.п. Ь в текстах западной и южной территории в локативе, там же, как и в XVII веке, окончание -у встречаем у слов среднего рода и у одушевленных мужского рода.
Источники
[Пам.Влад.1984] - Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край. Под ред. С.И. Коткова. Москва: Наука, 1984.
[Пам.Смол.1912] - Памятники обороны Смоленска 1609 -1611. Под ред. Ю.В. Готье. Москва: Синодальная типография, 1912.
14 Был одет соответствующим образом.
15 ВЪдомо - см. ВЪдомъ - значение 3. «весть, известие, сообщение» [14, с. 46-47].
16 Написано по каким-то другим буквам.
17 Сообща, все вместе.
18 Аналой.
19 Здесь информантка имеет в виду отпечаток на снегу, оставленный телом; из значений, приводимых для этого слова в [15, с. 366], этому наиболее близко значение «тень», указанное для южной территории (Орл., Ворон., Тамб.). Там указано 7 значений этого слова, в шести из них это слово бесспорно одушевленное. В речи информантки не понятно, является ли слово одушевленным в значении, придаваемом этому слову ею.
[Южн.чел.1993] - Памятники Южновеликорусского наречия. Челобитья и расспросные речи. Москва: Наука, 1993.
[ср.рус.] - оцифрованные архивные записей ИРЯ им. В.В. Виноградова из Владимирской области (продолжительностью 05:57:04).
[зап.рус.] - оцифрованные архивные записей ИРЯ им. Библиографический список
В.В. Виноградова и записи диалектологических экспедиций И.Б. Качинской из Смоленской области (продолжительностью 06:52:31).
[юж.рус.] - оцифрованные архивные записей ИРЯ им. В.В. Виноградова из Курской, Белгородской, Воронежской и Орловской областей (продолжительностью 16:26:16).
1. Русская грамматика. Москва: Наука, 1980; Т. I.
2. Зализняк A.A. Русское именное словоизменение. Москва: Языки славянской культуры, 2002.
3. Современный русский литературный язык. Под редакцией ПЛ. Леканта, Москва: Высшая школа, 2009.
4. Булатова Л.Н. Формы предложного падежа с окончанием -у в различных диалектных системах склонения существительных. Русские диалекты. Лингвогеографический аспект. Москва: Наука, 1987.
5. Бромлей С.В., Булатова Л.Н. Очерки по морфологии русскиx говоров. Москва: Наука, 1972.
6. Крысько В.Б. Исторический синтаксис русского языка: Объект и переxодносmь. 2-е изд., испр. и доп. Москва: Aзбуковник, 2006.
7. Золотова r.A. Синтаксический словарь. Репертуар элементарные единиц русского синтаксиса. 3-е изд., стереотип. Москва: Еди-ториал yPœ, 2006.
8. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. 3-е изд. Москва: Едиториал yP^, 2001.
9. Ломтев Т.П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. Москва: Изд-во МГУ, 1956.
10. Марков В.М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение. Москва: Высшая школа, 1974.
11. Зализняк A.A. Труды по акцентологии. T.I. Москва: Языки славянских культур, 2010.
12. Словарь русскиx народны/x говоров. Москва, Ленинград: Наука, 1983; Т. 19.
13. Плотникова A.M. Выбор окончания родительного падежа единственного числа существительными мужского рода в истории русского языка. Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. 2015; Выпуск 6: 134 - 145.
14. Словарь русского языка XI-XVII веков. Москва: Наука, 1975; Вып. 2.
15. Словарь русскиx народны/x говоров. Москва, Ленинград: Наука, 1981; Т. 17.
References
1. Russkaya grammatika. Moskva: Nauka, 1980; T. I.
2. Zaliznyak A.A. Russkoe imennoe slovoizmenenie. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2002.
3. Sovremennyj russkijliteraturnyjyazyk. Pod redakciej P.A. Lekanta, Moskva: Vysshaya shkola, 2009.
4. Bulatova L.N. Formy predlozhnogo padezha s okonchaniem -u v razlichnyh dialektnyh sistemah skloneniya suschestvitel'nyh. Russkie dialekty. Lingvogeograficheskij aspekt. Moskva: Nauka, 1987.
5. Bromlej S.V., Bulatova L.N. Ocherkipo morfologiirusskih govorov. Moskva: Nauka, 1972.
6. Krys'ko V.B. Istoricheskij sintaksis russkogo yazyka: Ob'ekt i perehodnost'. 2-e izd., ispr. i dop. Moskva: Azbukovnik, 2006.
7. Zolotova G.A. Sintaksicheskijslovar'. Repertuar 'elementarnyh edinic russkogo sintaksisa. 3-e izd., stereotip. Moskva: Editorial URSS, 2006.
8. Shahmatov A.A. Sintaksis russkogo yazyka. 3-e izd. Moskva: Editorial URSS, 2001.
9. Lomtev T.P. Ocherki po istoricheskomu sintaksisu russkogo yazyka. Moskva: Izd-vo MGU, 1956.
10. Markov V.M. Istoricheskaya grammatika russkogo yazyka. Imennoe sklonenie. Moskva: Vysshaya shkola, 1974.
11. Zaliznyak A.A. Trudy po akcentologii. T.I. Moskva: Yazyki slavyanskih kul'tur, 2010.
12. Slovar'russkih narodnyh govorov. Moskva, Leningrad: Nauka, 1983; T. 19.
13. Plotnikova A.I. Vybor okonchaniya roditel'nogo padezha edinstvennogo chisla suschestvitel'nymi muzhskogo roda v istorii russkogo yazyka. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 9: Filologiya. 2015; Vypusk 6: 134 - 145.
14. Slovar'russkogo yazyka XI-XVII vekov. Moskva: Nauka, 1975; Vyp. 2.
15. Slovar'russkih narodnyh govorov. Moskva, Leningrad: Nauka, 1981; T. 17.
Статья поступила в редакцию 27.02.18
УДК 81.373.211.5
Polevaya A.Yu., postgraduate, Department of History of Russian and Slavic Linguistics, Institute of Philology and Journalistic,
Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod (Nizhny Novgorod, Russia), E-mail: polevaya.alex@gmail.com
ONYMIZATION AS A METHOD OF FORMING THE HODONYMS OF NIZHNY NOVGOROD. This article examines the formation of onym in general and place name in particular on the example of hodonymical system of Nizhny Novgorod. Traditionally, there are three main ways of forming toponymic lexis, which can be called typical onomastic universals. There are onymization of appellative, transonymization of another proper name and the combination of the first two methods. The author considers each of the presented word-formation models in detail, names of intraurban objects are given as the supporting examples, which are classified according to the method of formation. Subgroups of hodonyms based on the semantics are stood out in each word-formation group by author. On the basis of the analysis and the comparison of the results with hodonymical systems of some other cities it is determined that hodonymical system of Nizhny Novgorod from the point of view of word-formation is quite typical and develops in line with traditional onomastic processes.
Key words: hodonymical system, Nizhny Novgorod, formation of onym, onymization appellative, transonymization, mixed method of word-formation.
А.Ю. Полевая, аспирант каф. истории русского языка и славянского языкознания ИФИЖ, Нижегородский
государственный университет им. Н.И. Лобачевского, г. Нижний Новгород, E-mail: polevaya.alex@gmail.com
ОНИМИЗАЦИЯ КАК СПОСОБ ОБРАЗОВАНИЯ НИЖЕГОРОДСКИХ ГОДОНИМОВ
В данной статье рассматривается проблема формирования онима вообще и топонима в частности на примере годони-мической системы Нижнего Новгорода. Традиционно выделяется три основных пути образования топонимической лексики, которые можно назвать характерными ономастическими универсалиями. Это онимизация апеллятива, трансонимизация другого имени собственного и совмещение первых двух способов. Автором подробно рассматривается каждая из представленных словообразовательных моделей, в качестве подтверждающих примеров приводятся названия внутригородских объектов, которые классифицируются по способу образования. В каждой словообразовательной группе автором выделяют-
