CC BY
64Олег КУЗНЕЦОВ
Кандидат исторических наук, доцент, проректор по научной работе Высшей школы социально-управленческого консалтинга (института)
(Москва, Российская Федерация).
ЗНАЧЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВЫХ ДОГОВОРОВ В ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОГО СТАТУСА НАХИЧЕВАНСКОЙ АВТОНОМИИ В СОСТАВЕ АЗЕРБАЙДЖАНА (К 90-ЛЕТИЮ ПРОВОЗГЛАШЕНИЯ НАХИЧЕВАНСКОЙ АВТОНОМНОЙ СОВЕТСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ)
Резюме
В статье рассматриваются ранее не исследованные политико-правовые аспекты обеспечения средствами международного права обретения и последующей институционализа-ции политико-правового статуса На-хичеванской автономии в составе Азербайджанской Республики. Вводятся в научный оборот до сих пор неиз-
вестные архивные документы, отражающие результаты деятельности высшего политического руководства Советской России, которые позволяют под совершенно новым углом зрения взглянуть на историческую ретроспективу политико-административного положения Нахичевани в составе Азербайджана.
КЛЮЧЕВЫЕ Азербайджанская ССР, Нахичеванская АССР, СЛОВА: Нахичеванский край, Московская конференция 1921 года,
Московский договор о дружбе и братстве 1921 года, Карсская конференция 1921 года, Карсский договор 1921 года.
Введение
90-летие образования Нахичеванской автономии в составе Азербайджанской Республики — прекрасный повод для того, чтобы в очередной раз обратиться к истории ее создания, а заодно в свете новых результатов архивных изысканий скорректировать бытующие в обществоведческой науке постсоветского пространства представления о ее возникновении, политико-правовой институционализации и первых годах существования. Данная статья не претендует на
всесторонний и комплексный анализ международных событий, определивших девять десятилетий назад нынешний статус Нахичевани в составе современного азербайджанского государства. Целью ее написания стало стремление ознакомить интересующихся этой тематикой читателей с новым взглядом на ее историко-правовой аспект, основанным на документальных источниках российской внешней политики советского периода, долгое время хранившихся под грифом «Совершенно секретно» и ставших доступными для изучения лишь в последние годы.
Однако прежде необходимо сделать одно принципиальное, на наш взгляд, замечание относительно международно-правовой и политико-исторической природы Нахичеванской автономии в составе Азербайджанской Республики: иначе будет сложно понять, отчего столь много внимания мы уделяем фактору влияния договорных норм международного права на происхождение и правовую природу НАР АР.
Нынешний политико-правовой статус Нахичевани как внутренне суверенной автономной республики в составе Азербайджана по своему происхождению существенно отличается от иных известных автономий в составе стран Европы (скажем, Каталонии и Страны басков в составе Испании, Татарстана и Крыма в составе Российской Федерации или Северной Ирландии в составе Соединенного Королевства). Дело в том, что Нахичевань обрела свой статус не в результате урегулирования взаимоотношений или устранения коллизий между данным регионом и государственно-политическим «центром», то есть Баку (именно по такому пути происходила автономизация административно-территориальных субъектов в составе большинства современных европейских государств), а в результате международно-правовых договоренностей сразу нескольких стран региона, закрепивших за Нахичеванью статус политико-административной автономии в составе Азербайджана сразу в двух международных договорах 1921 года — Московском и Карсском. Иными словами, автономизация Нахичевани стала не результатом решения «внутреннего дела» Азербайджанской Республики, а следствием консолидированной (отчасти и под угрозой применения вооруженной силы) воли политических элит сразу нескольких стран, видевших в этом шаге действенный инструмент преодоления объективно существовавших в начале 1920-х годов геополитических проблем региона.
Автономизация Нахичевани, точнее — международно-правовое признание и обеспечение ее особого политико-правового статуса в составе Азербайджана, преследовала крайне актуальную для своего времени геополитическую (и одновременно внутриполитическую для Советской России) цель — снижение остроты напряженности этнополитического и неразрывно с ним связанного территориального конфликта между армянами и совокупностью мусульманских народов Закавказья (в первую очередь азербайджанцами и курдами), корни которого восходят к решениям Берлинского конгресса 1878 года. Причины, движущие силы и конкретные проявления этого конфликта, а также его территориальные аспекты хорошо известны, многократно описаны в научной и публицистической литературе, но к заявленной теме они не имеют непосредственного отношения, играя скорее роль исторического фона, и поэтому на их описании и анализе мы останавливаться не будем. Укажем лишь, что сам факт наличия этого конфликта и совокупности усилий стран региона по локализации и минимализации его последствий после завершения Первой мировой войны предопределили уникальный характер Нахичеванской автономии, имеющей скорее не внутриполитическое, а внешнеполитическое происхождение. Мы вполне достоверно можем говорить, что в конкретно-исторических условиях начала 1920-х годов автономизация Нахичевани стала оригинальной для своего времени (и уникальной для истории международных отношений) формой международно-правовой защиты национально-политических прав и интересов одного этноса в условиях агрессии со стороны другого в момент обретения этими двумя народами своей национальной (в смысле государственно-правовой) идентичности. Поэтому изучение и осмысление исторического опыта государственно-политического строительства Нахичеванской автономии в начале 1920-х годов имеет непреходящее значение не только для истории азербайджанской государственности и политической идентичности Азербайджана как таковой, но и для всеобщей истории государства и права в целом как уникальный пример реальной возможности эффективного применения международно-правовых средств и усилий для разрешения острого регионального конфликта.
В 1921 году Нахичеванская автономия стала первым государственно-территориальным субъектом в составе другого государства, чей политико-правовой статус был определен извне, причем при непосредственном участии государства-метрополии, под юрисдикцию которого она и передавалась. Безусловно, и до этого в истории существовали примеры (особенно после каждой очередной солидарной вооруженной агрессии европейских стран против Османской империи), когда иностранные государства посредством международных договоров по итогам очередного вооруженного конфликта коллективно определяли правовое положение той или иной части побежденной страны. Примером этого может служить история поэтапной административной автономизации отдельных балканских стран в составе Османской империи с их последующей государственно-политической суверенизацией. Этот процесс со стороны европейских держав преследовал четкую цель последовательного вывода из-под власти метрополии тех областей и населявших их народов и религиозных общин, которые объективно находились в национально-религиозном и, соответственно, социокультурном антагонизме с ней (подобные процессы обретения нынешнего политико-правового статуса в своей истории имели Болгария, Греция, Румыния, Сербия). Иначе говоря, политика автономизации долгое время преследовала цель постепенного ослабления и последующего расчленения империй, причем не только Османской, но и Австро-Венгерской, Российской и даже Британской.
Однако в вопросе с автономизацией Нахичевани дело обстояло диаметрально противоположным образом. В этом частном, а потому уникальном случае политика автономизации преследовала цель сохранения политического, культурного, религиозного единства азербайджанского этноса в весьма для него непростых конкретно-исторических условиях обретения им национальной государственности. Создание Нахичеванской автономии обеспечило не только политическое самоопределение, но отчасти даже физическое выживание части азербайджанского народа в условиях развязанных против него гонений по этнорелигиозному признаку, что предопределило возможность слияния в самом скором будущем всех азербайджанцев Закавказья в единую политическую нацию. Поэтому мы вполне определенно можем говорить о том, что история автономизации Нахичевани в политико-правовой истории Новейшего времени явила собой пример того, что государственно-политическое обособление определенной территории может преследовать не только одни сепаратистские, но и вполне юнионистские, интеграционные цели, а также служить идеалам сохранения и обеспечения национального единства этноса через многообразие форм и способов практического выражения политического самоопределения этого народа. Московский и Карсский договоры 1921 года лишь формализовали и юридически оформили в виде международно-правовых документов политическую волю азербайджанцев к национально-государственному самоопределению, пусть даже и в форме одновременного и даже где-то параллельного сосуществования двух государственных (или административно-государственных) субъектов, образованных представителями одного этноса (или нескольких объективно близких друг другу в социокультурном плане субэтносов). Вот почему политико-правовая история образования Нахичеванской Автономной Республики достойна самого пристального и даже скрупулезного изучения, даже если она является исключением, которое подтверждает правило.
Проблемы становления Нахичеванской автономии неоднократно и с разных точек зрения рассматривались в советской, азербайджанской и турецкой научной литературе, и среди авторов этих исследований мы должны назвать работы С.И. Аралова, Ю.А. Багирова, Дж.П. Гасан-лы, В. Гафарова, Н.Г. Киреева, С.И. Кузнецовой, А.Ф. Миллера, П.П. Моисеева и Ю.Н. Роза-лиева, М. Мустафаевой, Р.С. Мустафазаде, М. Озтюрка, А.Н. Хейфеца, А.М. Шамсутдинова1.
1 См.: Аралов С.И. Воспоминания советского дипломата. 1922—1923. М.: Изд-во Института международных отношений, 1960; Багиров ЮА. Из истории советско-турецких отношений в 1920—1922 годы. Баку: Изд-во АН АзССР, 1965; Гасанлы Дж.П. История дипломатии Азербайджанской Республики: В 3-х тт. Т. II: Внешняя политика Азербайджана в годы советской власти (1920—1939). М.: ФЛИНТА, Наука, 2013; Гафаров В. Русско-турецкое сближение и независимость Азербайджана (1919—1921) // Кавказ & Глобализация, 2010, Т. 4, Вып. 1—2; Киреев Н.Г. История Турции. ХХ век. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2007; Кузнецова С.И. Установление советско-турецких отношений (К 40-летию Московского договора между РСФСР и Турцией). М.: Изд-во восточной литературы, 1961; Миллер А.Ф. Турция: Акту-
Однако абсолютно все указанные авторы рассматривали этот процесс исключительно с исто-рико-политической и отчасти даже с административно-этнографической точки зрения, совершенно упуская при этом из виду историко-правовые аспекты. Иными словами, в первую очередь их интересовал политический контекст и отчасти подтекст содержания советско-турецких и закавказско-турецких переговоров, в конечном счете приведших к подписанию Московского и Карсского договоров, но при этом все они упустили из виду то, как именно достигнутые договоренности формулировались и закреплялись в текстах международно-правовых актов и в связи с чем это происходило. А ведь этот аспект таит в себе несколько загадок и возможность открытий, рассмотрению которых и посвящена наша статья.
Первый шаг автономизации Нахичевани: закулисье и итоги советско-турецких Московских переговоров 1921 года
Как известно, впервые в международном праве правовой статус Нахичевани как автономии в составе уже советского Азербайджана был регламентирован статьей III и приложением I (С) Московского договора от 16 марта 1921 года, заключенного между правительством Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (РСФСР) и правительством Великого национального собрания Турции (ВСНТ), причем содержание приложения к тексту договора во многом копировало и только отчасти конкретизировало положения второго абзаца указанной статьи договора, определявшей направление (директрису) границы Нахичеванского округа (именно так НАР именовалась в русскоязычном варианте этого договора) в сторону Армении. Но, несмотря на всю краткость и даже лапидарность юридических формулировок, Московский договор в отношении Нахичевани (по крайней мере, в своей официально опубликованной русскоязычной версии2) содержал три принципиальных момента, на которые ранее никто из известных нам исследователей не обращал внимания, а поэтому на них следует остановиться более подробно.
■ Во-первых, как следует из формулировок оригинального текста договора, правительство РСФСР и правительство ВСНТ «соглашаются», то есть признают де-юре факт существования де-факто вокруг Нахичевани автономной территории под протекторатом уже советского на тот момент Азербайджана. Иными словами, обе стороны лишь легитимизируют в виде нормативного положения международно-правового акта ту историческую данность, которая уже объективно существовала на момент заключения, подписания и ратификации Московского договора (был ратифицирован ВЦИК РСФСР 20 июля 1921 года, ВСНТ — 31 июля 1921 года, обмен ратификационными грамотами состоялся 22 сентября 1921 года в Карсе при открытии турецко-закавказских переговоров) в этой географической области.
■ Во-вторых, ни правительство РСФСР, ни правительство ВСНТ не имело четко сформулированной позиции относительно того, какой будет перспектива и даже каковой
альные проблемы новой и новейшей истории. М.: Наука, 1983; Моисеев П.П., Розалиев Ю.Н. К истории советско-турецких отношений. М.: Государственное издательство политической литературы, 1958; Мустафаева С. Советская Россия и формирование границ между государствами Кавказа (на примере Азербайджана и Армении) // Кавказ & Глобализация, 2010, Т. 4, Вып. 1—2; Мустафазаде Р.С. Две республики. Азербайджано-российские отношения в 1918—1922 гг. М.: МИК, 2006; ОзтюркМ. Советско-турецкие отношения на Кавказе в 1918—1923 гг.: дисс. ... канд. ист. наук. СПб: СПбГУ, 2010 (данная работа интересна тем, что содержит развернутую библиографию исследований по теме диссертации, опубликованных на турецком языке); Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока. 1921—1927. М.: Наука, 1968; Шамсутдинов А.М. Национально-освободительная борьба Турции в 1918—1923 гг. М.: Наука, 1966.
2 См.: Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства РСФСР, 12 декабря 1921, № 73. С. 731—735.
является реальность Нахичеванской автономии. Неопределенность представлений и позиций сторон Московского договора по этому вопросу лучше всего характеризует неопределенность дефиниции объекта их правового регулирования: так, в первом абзаце статьи III договора географический ареал распространения административной юрисдикции Нахичеванской автономии определяется как «Нахичеванский округ», во втором абзаце — как «Нахичеванская территория», в приложении I (C) — как «территория Нахичевани».
Хорошо известно, что рабочим языком советско-турецких переговоров в Москве являлся французский язык, славящийся точностью и однозначностью смыслового наполнения каждого слова; турецкая делегация увезла в Ангору (ныне Анкара) экземпляр Московского договора с РСФСР о дружбе и братстве, составленный на французском языке. Следовательно, указанное разночтение возникло или как компромисс позиций большевиков и кемалистов, или вследствие общей неопределенности ситуации, или как результат обоюдного нежелания сторон предельно точно конкретизировать свою позицию по вопросу правового статуса Нахичеванской автономии. Как бы то ни было, факт остается фактом: согласно положениям Московского договора, Нахичеванская автономия постулировалась как суверенная территория, находящаяся под протекторатом Азербайджана, который, в свою очередь, не мог в будущем отказаться от этой признанной за ним международно-правовой обязанности в пользу третьей стороны.
■ В-третьих, в соответствии со вторым абзацем статьи III Московского договора Советская Россия самоустранялась (или устранялась под давлением турецкой стороны) от участия в определении и последующей демаркации границы между «Нахичеван-ским округом» и Арменией. Стороны Московского договора пришли к соглашению о том, что все вопросы территориального размежевания и определения на местности границ легитимизированной по договору Нахичеванской автономии должна будет решать трехсторонняя комиссия, составленная из представителей Турции, Азербайджана и Армении. Российское «вмешательство» в этот процесс носило сугубо технический характер и ограничивалось тем, что демаркация и определение директрисы границы делегатами этой комиссии должно было осуществляться по карте российского Генерального штаба масштаба 1/210000 — 5 верст в одном дюйме.
Три указанные историко-правовых аспекта, как бы выпавшие из поля зрения современных исследователей и их предшественников советского времени, ставят перед нами сегодня два принципиально важных вопроса, без ответа на которые история образования Нахичеван-ской Автономной Республики не будет являться всесторонне, а поэтому адекватно изученной.
Первый вопрос связан с неопределенностью государственно-правовой титулатуры Азербайджана того времени в тексте Московского договора. Он был подписан уполномоченными лицами 16 марта 1921 года, когда вследствие советизации уже существовала Азербайджанская Социалистическая Советская Республика, провозглашенная 28 апреля 1920 года. Однако в статье III договора используется термин «Азербайджан», а не «АССР», то есть этнонимически, а не государственно-политически обусловленный топоним. Получается, что на Московских переговорах и Советскую Россию, и кемалистскую Турцию в контексте определения статуса автономии Нахичевани мало интересовал вопрос политико-правовой институционализации существовавшей на тот момент времени советской азербайджанской государственности, а акцент в этом случае делался на юридическом обеспечении государственно-правового единства Нахичевани и Азербайджана, а не на конкретизации существовавших на их территории политических режимов.
Также текст Московского договора не позволяет достоверно говорить о наличии в сознании членов делегаций договаривающихся сторон понимания правопреемственности Нахичеванской автономии и ранее существовавших на ее территории в 1918—1921 годах протогосударственных образований в лице Араз-Тюркской республики, Юго-Западной Кавказской республики, Временного генерал-губернаторства юго-западного Азербайджана и т.д. Такое наше мнение базируется на терминологии договора: если какое-либо из них переговорщиками реально восприни-
малось как предтеча, то почему тогда Советская Россия и кемалистская Турция используют понятие «Нахичеванский округ», а не какое-либо автохтонное наименование (самоназвание)?
В конкретно-исторических условиях весны 1921 года на территории Нахичевани находились турецкие войска под командованием полковника Вейсала Унувара, обеспечивавшие, как говорится в стенограммах заседаний политической комиссии советско-турецких переговоров в Москве (хранящихся в фондах Архива внешней политики РФ и детально в свое время изученных Дж.П. Гасанлы), «покровительство Турции» в отношении мусульманского населения этой территории, призвавшее турецких аскеров на свою защиту; при этом право покровительства они были готовы передать исключительно Азербайджану. В силу этого объективно существовавшего обстоятельства мнение турецкой стороны переговоров в этом вопросе было определяющим, что давало ей возможность предлагать не только содержание норм статей Московского договора относительно автономного статуса Нахичевани и протектората Азербайджана над ней, но и их формулировки. Члены делегации ВСНТ на Московской конференции, подобно всем прочим революционерам всех времен и народов, сами желали быть творцами истории и писать ее с чистого лица, став отцами-основателями Нахичеванской автономии в составе Азербайджана, и поэтому не были готовы делить эту славу с создателями существовавших до них, но канувших в Лету протогосударственных образований на ее территории.
Доказательство справедливости высказанных выше умозаключений мы находим в хронологии и содержании не только официальных переговоров делегаций советской России и кемалистской Турции, но и закулисных консультаций их представителей как между собой, так и с высшим политическим руководством двух стран. Событийный ряд советско-турецких переговоров достаточно хорошо и подробно описан Дж.П. Гасанлы в главе VI «Российско-турецкая конференция в Москве: Нахичеванский вопрос в региональной политике» второго тома его многотомной «Истории дипломатии Азербайджанской Республики»3.
Однако нам представляется необходимым акцентировать внимание на следующем аспекте этих переговоров: начавшись 25 февраля, три дня спустя они оказались на грани срыва и возвращения делегации правительства ВСНТ в Ангору из-за нежелания полномочных представителей советского правительства безоговорочно принять условия «Национального пакта» кемали-стов в отношении ряда территорий Закавказья, ранее входивших в состав Российской империи. Высшее политическое руководство Советской России было категорически против вхождения Аджарии (бывшего Батумского округа) в состав Турции, которая, в свою очередь, была не менее категорически против передачи прав на территорию Нахичевани кому бы то ни было, кроме Азербайджана. Разрешение этой коллизии потребовало личного неофициального вмешательства в ход переговоров двух политических тяжеловесов — члена Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) И.В. Сталина и находившегося в то время в Советской России бывшего начальника Генерального штаба Османской империи генерала армии Исмаила Энвер-паши, участие которого в закули-сье советско-турецких переговоров в Москве в конце концов закончилось для него пожизненным запретом со стороны ВСНТ на въезд в страну (приказ об этом был выпущен 12 марта 1921 года, но к тому времени Энвер-паша уже успел помочь убедить турецкую делегацию оставить Батум под юрисдикцией вновь провозглашенной Социалистической Советской Республики Грузии). В итоге все свелось, как это часто бывает в дипломатической практике, к обоюдным уступкам, имевшим для исторических судеб Нахичеванской автономии самое принципиальное значение.
Личное участие И.В. Сталина и Исмаила Энвер-паши в советско-турецких переговорах заключалось в двух неофициальных встречах первого из них с составом делегации ВСНТ и беседе второго с генерал-полковником Али Фуадом Джебесоем, полномочным представителем ВСНТ в Советской России, членом официальной делегации. Готовя вторую встречу И.В. Сталина с турецкими переговорщиками, которая состоялась 9 марта 1921 года, народный комиссар по иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерин направил тому письменный запрос о том, что конкретно он имеет заявить турецким полномочным представителям как один из политических
3 Гасанлы Дж.П. Указ. соч. С. 356—435.
руководителей Советской России. Письменный ответ Сталина на записку Чичерина, хранящийся ныне в Российском государственном архиве социально-политической информации, был дан 6 марта, то есть за три дня до намеченной встречи. Данный факт позволяет нам совершенно определенно говорить о том, что содержание и ход переговоров находились под постоянным и самым пристальным наблюдением И.В. Сталина, который не только контролировал, но и курировал каждый дипломатический шаг и заявление советской делегации, являясь, по сути, ее политическим руководителем. Официальному же руководителю делегации наркому иностранных дел Чичерину оставалось выполнять представительские и сугубо технические функции, озвучивая другой стороне переговоров принятые Сталиным решения.
Об этом в полной мере свидетельствует директивный тон данного письма, текст которого мы приводим полностью в Приложении 14.
Азербайджан на советско-турецких переговорах в Москве 1921 года представлял народный комиссар юстиции АССР Бейбуд Шахтахтинский, в то время являвшийся также представителем АССР в РСФСР. По причине отличного знания им турецкого языка он оказался незаменимым посредником между официальными делегациями при проведении неформальных консультаций в кулуарах переговоров и, будучи знаком со Сталиным еще по годам пребывания того в Баку, стал, по сути, его конфидентом. Достаточно сказать, что уже 7 марта он сообщал И.В. Сталину о реакции турецкой стороны на еще не высказанные им предложения о возможных уступках со стороны РСФСР, которые сам Сталин озвучил только 9 марта. При этом Б. Шахтахтинский не доводил до сведения наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина информацию о содержании и результатах своих контактов с турецкой делегацией в том объеме, в каком информировал о них Сталина.
В частности, 6 марта 1921 года, в тот день, когда И.В. Сталин отвечал на запрос Г.В. Чичерина о точном содержании его предстоящего заявления в адрес турецкой делегации, о котором речь шла выше, Б. Шахтахтинский уже обсуждал этот ответ с официальными турецкими представителями. На следующий день, 7 марта, он информировал Сталина, что накануне обстоятельно беседовал с турками, в результате чего выяснил, что их уже мало волнует вопрос Нахичевани или Батума, так как они убедились, что любые споры, связанные с этими областями, бесполезны, и теперь их больше всего занимает инициатива отвода линии границы от полосы отчуждения железной дороги на 20 верст, и из-за этого они желают как можно скорее встретиться со Сталиным лично5. Чичерину же он по итогам своей беседы сообщил лишь то, что турецкие представители просят Сталина выделить три часа для обсуждения всех статей договора6. Как мы видим, благодаря Бейбуду Шахтахтинскому член Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) И.В. Сталин был информирован о настроениях и позиции делегации правительства ВСНТ на переговорах в Москве на порядок лучше наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина.
К слову, в то время дефиниция «Нахичеванский округ» активно использовалась азербайджанской дипломатией для обозначения территории, расположенной в границах Нахичеванско-го, Шарур-Деларагезского и части Иреванского уездов бывшей Эриванской губернии Российской империи и контролируемой весной 1921 года турецкими войсками, в результате чего она де-факто вошла в правовой оборот Московской конференции в форме правового обычая. Руку к этому, безусловно, приложил и Б. Шахтахтинский, которому И.В. Сталин, по сути, предоставил карт-бланш в окончательном юридическом оформлении результатов переговоров по «на-хичеванскому вопросу». В результате этого в тексте Московского договора подписавшие его стороны использовали термин, предложенный сторонним участником переговорного процесса, формально не являющимся официальным участником делегации какой-то из сторон договора. Тем самым, будучи участником Московской конференции в статусе наблюдателя, Азер-
4 Дж.П. Гасанлы включил этот документ в текст указанной выше работы с неоговоренными при его воспроизведении купюрами, что является нарушением правил академического этикета, и без соблюдения принятых в России правил публикации архивных источников, отчего в значительной мере была утрачена акцентуация содержащейся в нем смысловой нагрузки (ср.: Гасанлы Дж.П. Указ. соч. С. 388).
5 Письмо Б. Шахтахтинского И.В. Сталину от 7 марта 1921 года // РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 3529, л. 1—2.
6 См.: Там же.
байджан тем не менее в столь принципиальном для себя вопросе исподволь оказал существенное, если не сказать определяющее, влияние на ее содержание и итоги.
В связи с этим представляется важным акцентировать внимание на еще одном принципиальном, по нашему мнению, обстоятельстве: обсуждение «нахичеванского вопроса» и окончательное согласование формулировки статьи III Московского договора о дружбе и братстве состоялось 10 марта 1921 года, то есть на следующий день после встречи представителей турецкой делегации с И.В. Сталиным, что нашло свое отражение в стенограммах заседания политической комиссии переговоров. Вопрос о передаче Нахичевани «под протекторат» Азербайджана (само это понятие, фигурировавшее в Договоре, позже вызовет острые юридические и политические коллизии, о которых мы подробно расскажем) не вызвал ни у одной из сторон принципиального возражения, как не вызвало споров и содержание приложения к этой статье, в котором описывались фактически существовавшие на то время границы Нахичеванского округа. Дискуссия развернулась только в процессе поиска формулировки специальной гарантии автономии Азербайджана после перехода ее территории под государственно-политическую юрисдикцию Азербайджана. В результате этой дискуссии в статью III Договора были включены две взаимосвязанные нормы о том, что «Нахичеванская область... образует автономную территорию под протекторатом Азербайджана, при условии, что Азербайджан не уступит сего протектората третьему государству»7. Содержание и результат переговоров в процессе заседания 10 марта наглядно свидетельствуют о том, что политическая воля И.В. Сталина, озвученная им днем ранее: «По вопросу о Нахичевани последнее слово предоставляется представителю Азербайджана», то есть Бейбуду Шахтахтинскому, была выполнена участниками переговоров без возражений, с особым старанием и в самые кратчайшие сроки. И это был первый шаг на пути институционализации Нахичеванской автономии в составе Азербайджана в ее нынешнем виде.
Второй шаг автономизации Нахичевани: коллизии политической и юридической интерпретации результатов Карсской конференции 1921 года
Политико-правовое положение Нахичеванской автономии в составе Азербайджана, согласно статье V Карсского договора от 13 октября 1921 года, заключенного между правительством Великого национального собрания Турции и правительствами социалистических советских республик Армении, Азербайджана и Грузии при участии представителя РСФСР Я.С. Га-нецкого (Фюрстенберга), было определено в еще более лапидарной форме, чем в тексте Московского договора. Суть статьи сводилась к тому, что полномочные представители советских правительств Азербайджана, Армении и кемалистской Турции «соглашаются» с тем, что «Нахичеванская область в границах, определенных в приложении 3 настоящего договора, образует автономную территорию под покровительством Азербейджана». На первый взгляд создается впечатление, что указанная норма Карсского договора в общих чертах тождественна по форме и содержанию аналогичному положению Московского договора. Но это не так.
Самый поверхностный сравнительный анализ текста статьи III Московского договора и статьи V Карсского договора позволяет выявить между ними два принципиальных различия, лежащих в юридической, а не политической плоскости. Как уже было сказано выше, в Московском договоре регулировался правовой статус «Нахичеванского округа» или (в разных вариантах написания) «Нахичеванской территории», а в Карсском — уже вполне определенной «Нахичеванской области». Это обстоятельство, весьма примечательное с историко-правовой точки зрения, к сожалению, не обратило на себя внимание большинства современных азер-
7 Гасанлы Дж.П. Указ. соч. С. 394—395.
байджанских исследователей, предпочитающих сегодня в силу известных и понятных причин делать акцент на этнополитических, а не юридических аспектах темы. А они тем не менее позволяют вполне определенно утверждать, что смена дефиниции была основана на адекватном осознании участниками Карсской конференции того факта, что за полгода, прошедших между подписанием Московского и Карсского договоров, в Нахичевани завершилось или в значительной мере было осуществлено государственно-административное обустройство края. Он обрел все необходимые институты власти и управления, которые качественно отличают организованную и самоуправляемую в административном отношении область от самопровозглашенной территории, для которой свойственны элементы анархии и патримониальности. Первым результатам и дальнейшим перспективам государственно-политического строительства в Нахичеванской автономии Азербайджана в соответствии с решениями Московского договора была посвящена краткая речь руководителя делегации АССР на Карсской конференции Б. Шахтахтинского, в которой тот охарактеризовал общее состояние административного аппарата автономии и условия, в которых ему приходится функционировать. Кроме того, он передал турецкой стороне особый меморандум, отражающий единую консолидированную позицию закавказских советских республик по «нахичеванскому вопросу». В меморандуме декларировалось «образование Автономной Нахичеванской Советской Республики в составе Азербайджанской ССР»8. И речь Б. Шахтахтинского, и сам меморандум являлись наглядным и, что самое главное, объективным и правдивым отражением первых шагов существования азербайджанской Нахичеванской автономии под протекторатом АССР, доказывающим, что Советская Россия хотя и имеет свои геополитические интересы в Закавказье, но стремится при этом соблюдать ранее достигнутые международные договоренности.
Второе принципиальное текстуальное отличие «нахичеванских» статей Московского и Карсского договоров касается юридической дефиниции взаимоотношений Нахичевани и Азербайджана: в Московском договоре говорится о протекторате Азербайджана над Нахичеванью, в Карсском — о покровительстве. Парадоксально, но факт: ни одно известное нам исследование по истории российско-турецко-закавказских отношений в 1920-х годах, опубликованное на русском языке, не содержит даже упоминания об этой терминологической коллизии, не говоря уже об анализе ее причин. А между тем именно она составляет, на наш взгляд, главное и даже принципиальное отличие содержания Московского и Карсского договоров в контексте исследуемой нами тематики (по крайней мере, это утверждение полностью справедливо в отношении официально опубликованных русскоязычных версий этих двух международно-правовых актов9).
Причина такого терминологического разночтения достаточно легко объяснима. В истории и практике российской и турецкой внешней политики понятие «протекторат» имело вполне конкретное смысловое наполнение, обусловленное эмпирически. Российская империя в 1775—1791 годах осуществляла протекторат в отношении Речи Посполитой, а в 1786—1801 годах — в отношении Картли-Кахетинского царства; на условиях протектората в начале XIX века под власть России перешла большая часть ханств Северного Азербайджана (Карабахское, Шекинское, Шир-ванское). Поэтому объемы и пределы подобного политико-правового режима советским дипломатам из курса истории дипломатии были хорошо известны. Юридическая сущность режима протектората была не хуже известна и турецкой стороне, так как в XVI—XIX веках под протекторатом Османской империи находились Крымское ханство, Тунис и Триполитания (или по-арабски Тарабулус) — историческая область в Северной Африке, северо-западная часть современной Ливии. По этим универсальным представлениям протекторат АССР над Нахичеванским округом в соответствии с положениями Московского договора представлял собой форму межгосударственных отношений, при которой одна страна признавала над собой верховный суверенитет другой, прежде всего в международных отношениях, сохраняя автономию во внутренних делах и собственную династию, заменявшуюся в реалиях советского строя на самостоятельную
8 Там же. С. 480—481.
9 Официально опубликованный текст Карсского договора см.: Документы внешней политики СССР. Т. IV. М.: Международные отношения, 1960. С. 420—429.
совокупность органов власти и управления, копирующих своей структурой и устройством государственно-административную структуру метрополии. Похоже, подобная форма государственно-политической соподчиненности, по мнению большевиков и кемалистов, в начале 1921 года наиболее адекватно учитывала специфику взаимоотношений Азербайджана и Нахичевани, особенно в условиях, когда на официальном уровне Азербайджан был лишен возможности формулировать и высказывать свою политико-правовую позицию (ревком АССР передал полномочия внешней политики в ведение ВЦИК РСФСР). Потому-то термин «протекторат» без обиняков был использован ими в тексте соответствующей статьи Московского договора.
Заключение Карсского договора о дружбе между правительством ВСНТ и социалистическими советскими республиками Азербайджана, Армении и Грузии при участии РСФСР изначально предполагало их некоторую идеологическую близость и единство (хотя бы в протокольной форме), основывающиеся на положениях Московского договора о дружбе и братстве между РСФСР и правительством ВСНТ. Поэтому термин «протекторат», имевший конкретное юридическое наполнение и использовавшийся в тексте Московского договора для обозначения соподчиненности Азербайджана и Нахичеванской автономии, был заменен на нейтральный с позиции международного права и более неопределенный — «покровительство». При этом не следует забывать, что на Московской конференции делегация правительства ВСНТ единожды уже заявляла о турецком покровительстве в отношении Нахичевани, вследствие чего это понятие стало частью обиходной терминологии переговорного процесса большевиков и кемалистов. Потому смена понятий произошла без острой полемики во время дискуссий.
Причиной этого мог стать и вполне резонный формально-правовой фактор, введенный в действие делегациями советских республик Закавказья в самом начале Карсской конференции. Выше мы уже говорили о том, что перед началом переговоров турецкой стороне был передан особый меморандум делегаций АССР, ССРА и ССРГ, указывающий на осуществление советской властью в Закавказье приоритетных мер, направленных на «образование Автономной Нахичеванской Советской Республики в составе Азербайджанской ССР». С точки зрения теории права основным отличием всякой республики является формально-правовое равенство всех однородных субъектов правоотношений — граждан, юридических лиц, видов собственности, правовых институтов и проч., что, в свою очередь, является краеугольным камнем теории эгалитизма, или всеобщего равенства — одного из идеологических столпов большевизма и, как это ни странно, пантюркизма. Подобные представления о «революционном» равенстве всего и всех, естественно, оказывали влияние на практику международных отношений новообразованных государств, к числу которых относились и все участвующие в Карсской конференции советские республики, и кемалистская Турция, для которых, исходя из пафоса революционного переустройства мира, было неприемлемо, чтобы две советские республики находились между собой в соподчиненном положении, — а конкретное и точное смысловое наполнение юридического понятия «протекторат» предполагало именно эту ситуацию. Чтобы избежать расхождения политического идеала и правовой действительности, разработчики текста Карсского договора заменили «протекторат» на «покровительство».
Также следует учитывать то обстоятельство, что Карская конференция состоялась в конкретно-исторических условиях, когда правительство ВСНТ вело войну за независимость 1919—1923 годов против системы протекторатов — британского, французского, греческого, итальянского, — навязанных отдельным турецким территориям условиями Севрского договора 1919 года. Поэтому оно в «нахичеванском вопросе» по идеологическим мотивам не могло допустить, чтобы одна часть дружественного ей государства осуществляла протекторат в отношении другой своей части.
Как мы видим, факт замены одного понятия на другое в текстуально близких друг другу статьях Московского и Карсского договоров может быть достаточно аргументированно и правдоподобно объяснен совокупностью причин и оснований. Все они имеют право на существование, но при этом не будут единственно достоверными. Мы же, в свою очередь, считаем, что подобная терминологическая замена не была случайной, а отражала изменение взглядов на содержание азер-
байджано-азербайджанских отношений, происходившее по мере того, как укреплялся суверенитет советского Азербайджана над территориями, находящимися под его юрисдикцией.
Смена терминологии, то есть замена конкретно-правового термина «протекторат» на неопределенно-политическое понятие «покровительство», автоматически повлекла за собой исключение упоминания о невозможности его уступки «никакому третьему государству». Если с формально-правовой точки зрения право протектората могло быть уступлено одним государством другому, примеры чего на тот момент уже имелись в истории франко-британского союзнического сотрудничества в отношении оккупированных территорий бывшей Османской империи на Ближнем Востоке, например в Трансиордании, то лишить ту или иную территорию покровительства со стороны конкретного государства в правовых реалиях 1920-х годов было никак невозможно: покровительство представляло собой политическую формулу, а не юридическую дефиницию. Настаивая на принятии именно такой формулировки нормы первого абзаца статьи V Карсского договора, страны Закавказья, по сути, трансформировали протекторат Азербайджана над Нахичеванью в государственно-политический суверенитет, лишая тем самым Нахичевань известной политической самостоятельности в рамках автономии.
В качестве доказательства правильности этого нашего тезиса может служить тот факт, что ни в структуре, ни в тексте Карсского договора о дружбе не нашла отражения и формально-правового закрепления инициатива делегации ВСНТ об определении и закреплении в тексте договора в виде приложений к соответствующим статьям общих юридических основ автономии Нахичевани и Батума, которую они высказали в развитие соответствующих статей ранее принятого Московского договора о дружбе и братстве. О существовании такой инициативы турецкой стороны мы знаем из телеграммы полномочного представителя РСФСР на Карсской конференции Я.С. Ганецкого от 3 октября 1921 года на имя наркома иностранных дел Советской России Г.В. Чичерина, в которой сообщается: «Горячие споры шли при Нахичевани и Батуме, так как турки настаивали вставить при каждой этой статье приложение к договору, в котором были бы точно определены общие основы автономии этих областей, выработанные тут же на конференции соответствующими республиками совместно с турками»10. Большевики (как российские, так и азербайджанские) увидели в этой инициативе угрозу распространения идей кемализма на территории, которые уже считали своими, и поэтому стали активно противодействовать ей, вследствие чего в итоговую редакцию Карсского договора были включены приложения, касающиеся только территориальных и пограничных вопросов. Большевикам, являвшимся носителями идей «мировой революции» и верховенства принципа революционной целесообразности над юридическими нормами, автономность Нахичевани была с идеологической точки зрения сугубо чужда, оттого они использовали разговоры о ней исключительно в качестве рычага воздействия или разменной карты в переговорах с кемалистами, для которых автономность Нахичевани в составе советского Азербайджана была одной из идеологических и, возможно, отчасти нравственных доминант.
Последующие события показали это со всей очевидностью. Их динамика достаточно подробно описана Дж.П. Гасанлы в его «Истории дипломатии Азербайджанской Республики»11, а потому мы не будем останавливаться на политическом процессе, в ходе которого Нахиче-ванская область шаг за шагом лишалась автономного статуса в составе АССР, мало согласовывавшемся с международно-правовыми нормами Московского и Карсского договоров, принятие которых инициировали сами большевики. Укажем лишь, что в результате последовательных и целенаправленных действий, занявших чуть более полутора лет, Нахичеванская автономия с высоты статуса полусуверенного государства была низведена до уровня ординарного уезда. И единственным субъектом международно-правовых отношений, действительно протестовавшим против этого, была кемалистская Турция.
10 Телеграмма Я.С. Ганецкого (Фюрстенберга) Г.В. Чичерину от 3 октября 1921 года // РГАСПИ, ф. 159, оп. 2, д. 108, л. 8.
11 Гасанлы Дж.П. Указ. соч. С. 489—492.
Столь резкое изменение политико-правового статуса Нахичевани в составе АССР сильно обеспокоило Турцию, чей МИД 25 июня 1923 года направил в НКИД РСФСР ноту, в которой говорилось, что последовавшие за заключением Карсского договора о мире трансформации в государственном устройстве Нахичевани привели к аннексии ее территории Азербайджаном. Об этом свидетельствуют материалы заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 23 августа 1923 года, долгое время хранившиеся под грифом «Строго секретно, подлежит возврату в 5-дневный срок». Если быть совсем точным, то речь идет о докладной записке наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина на имя члена Политбюро ЦК РКП(б) И.В. Сталина о изменениях ситуации в государственном устройстве и политической жизни Нахичевани вскоре после заключения Карсского договора, вызвавших столь резкую реакцию Турции. Поскольку этот документ ранее не был известен не только широкой публике, но и специалистам, мы приводим его текст полностью в Приложении 2.
Эта докладная записка была рассмотрена на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 23 августа 1923 года, и на ее основании было принято решение, внесенное в протокол этого заседания № 27 со следующей формулировкой: «Принять предложение т. Чичерина, поручив Секретариату (ЦК РКП(б). — О.К.) урегулировать данный вопрос с Заккрайкомом»12. Приведение практики государственного партийно-советского строительства в советской Нахичевани в соответствие с нормами международного права не заставило себя долго ждать: 8 января 1924 года Закавказский ЦИК одобрил решение ЦИК Азербайджана об образовании Нахичеванской Автономной Советской Социалистической Республики в составе Азербайджанской ССР, и 9 февраля ЦИК Азербайджана издал соответствующий декрет. Следствием этого стала окончательная государственно-правовая институционализация Нахичевани в составе АССР, ЗСФСР и СССР в виде Нахичеванской АССР, правопреемницей которой в настоящее время является НАР АР.
Заключение
Подводя итог сказанному выше, мы с полным основанием можем сделать ряд выводов обобщающего характера.
■ Во-первых, в истории политико-правовой институционализации Нахичеванской Автономной Республики в составе Азербайджана в советский период нормы международного права, получившие свое закрепление в Московском и Карсском договорах 1921 года, всегда играли и продолжают играть исключительную роль, создав в совокупности юридический фундамент нынешнего государственно-правового статуса автономии. Именно поэтому изучение и осмысление политической истории Нахичеванской Автономной Республики абсолютно невозможно без детального изучения юридической стороны этой проблематики, поскольку именно нормы международного права, а не их интерпретация в соответствии с политической волей правящей элиты были и остаются краеугольным камнем фундамента современной государственной статусности Нахичевани. Это лишний раз свидетельствует в пользу нашего тезиса о том, что история обретения Нахичеванью автономного статуса в составе Азербайджана имеет уникальный характер не только в истории Закавказья (хотя ее хитросплетениями она и была обусловлена), но и в контексте всего исторического развития в Новейшее время.
■ Во-вторых, государственно-правовой статус современной Нахичеванской автономии (в отличие от юридических оснований подавляющего большинства иных автономий в составе всех остальных стран мира) имеет максимально широкие международно-правовые гарантии. Данное обстоятельство не только предопределяет уникальный для современности статус НАР в составе АР, несравнимый ни с одной другой авто-
12 Протокол № 27 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 23 августа 1923 года // РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 375, л. 2.
номией мира, но и его незыблемость, полностью исключающую любые возможные его трансформации или модернизации.
■ В-третьих, исторический опыт автономизации Нахичевани, ее международно-правового признания и обеспечения и последующего существования на практике показал и доказал, что подобная форма государственно-политической организации одной части государства в отношении другой может преследовать цель не только создания «анклава» для максимально полного удовлетворения социальных, экономических и культурных прав и законных интересов одной части граждан этой страны, находящейся в статусе этнического или религиозного меньшинства (как это происходит сегодня в подавляющем большинстве случаев практически во всех странах мира), но и преследовать диаметрально противоположную — юнионистскую — цель обеспечения гражданского и политического единства представителей одного народа, проживающих в двух частях единой страны, не имеющих между собой общей сухопутной границы. К сожалению, этот политико-правовой факт не получил своего достойного осознания и осмысления в известной нам русскоязычной научной литературе по истории государства и права, а поэтому неизбежно потребует к себе в ближайшем будущем самого пристального внимания.
И последнее: говоря об исторической ретроспективе политической и государственно-административной автономизации Нахичевани в составе Азербайджана (как советского, так и новейшего времени), нельзя забывать того большого и даже исключительного влияния, которое оказала на ее содержание и результаты последовавшей в итоге политико-правовой институционализа-ции автономии позиция сначала кемалистского правительства Великого народного собрания Турции, а затем — Турецкой Республики. Три года — с февраля 1921 по февраль 1924 года, — которые отделяли провозглашение идеи наделения Нахичевани статусом автономии в составе Азербайджана, закрепленной в тексте Московского договора о дружбе и братстве, до ее практической политико-правовой реализации в форме издания декрета ЦИК Азербайджанской ССР о создании Нахичеванской АССР, сначала кемалисты и турецкая армия, а затем и Турецкая Республика являлись активными и последовательными защитниками мусульманского населения региона как от изгнания или уничтожения армянскими националистами, так и от ассимиляции большевиками-интернационалистами. На всем протяжении политической истории Нахичеванской автономии роль «турецкого фактора» в качестве гаранта ее статуса была более чем существенной.
Время показало, что исторический опыт создания и последующей институционализации Нахичеванской автономии в составе Азербайджана имеет непреходящее значение. Нахичеван-ская Автономная Республика стала уникальной для своего времени формой обеспечения этнического и территориального единства азербайджанской нации, когда два ареала расселения представителей одного народа, разделенные полосой компактного проживания представителей другого и враждебно настроенного к ним этноса, объединились в едином государстве.
ПРИЛОЖЕНИЯ Приложение 1
«ТОВ. ЧИЧЕРИН.
Сообщаю Вам согласно Вашей просьбе точное содержание моих заявлений турецким делегатам о возможных, по моему мнению, уступках со стороны Р.С.Ф.С.Р.
1. Большая часть Батумского округа остается за Р.С.Ф.С.Р., Артвин и Арденуч переходят к Турции, новая граница между Р.С.Ф.С.Р. и Турцией проходит приблизительно по линии Лиман — Бохчха — река Чорох — река Имерхеви [и далее к востоку] до границы Карсской области. Само собой понятно, что я говорил о приблизительной линии, ибо точная граница на основе этой приблизительной линии должна быть определена соответствующей комиссией.
2. Военные не согласны уступить Турции Ардоган, считая его ключом к Тифлису, тем не менее я (Сталин) надеюсь уломать военных и добиться уступки так, чтобы граница между Р.С.Ф.С.Р. и Турцией проходила приблизительно по линии старой границы между Карсской областью и Тифлисской губернией, причем здесь я делаю ту же оговорку о точной границе на основании приблизительной линии, какую я сделал выше в пункте первом.
3. Александрополь очищается Турцией, причем вдоль всей железнодорожной линии Александрополь — Камарлу (западнее этой линии) обеспечивается в пользу Р.С.Ф.С.Р. полоса глубиной приблизительно в 20 верст.
4. По вопросу о Нахичевани последнее слово предоставляется представителю Азербайджана.
6 марта 1921 года.
Кремль.
[Сталин]
[P.S. вставка красными чернилами сделана мной. И. Ст.]»13.
Текст документа — машинописный, в квадратные скобки взяты рукописные авторские включения; публикация осуществляется в соответствии с правилами орфографии и пунктуации современного русского языка с сохранением авторского написания имен собственных.
Приложение 2
«21 августа 1923 года
Тов. СТАЛИНУ Копии членам Политбюро и членам коллегии НКИД
Уважаемый товарищ,
Мы однажды получили от Турецкого Правительства протест против аннексии Нахичевани Азербайджаном......По Московскому и Карсскому договорам Нахичевань является автономной территорией под покровительством Азербайджана. Турецкое Правительство узнало, что решением ЦИК Азербайджанской Республики Нахичевань превращена в часть Азербайджанской территории, что противоречит договорам с Турцией. Все наши письма и телеграммы, отправленные по этому поводу в Тифлис (речь идет о ЦИК ЗСФСР. — О.К.), остались без ответа. Когда в Москву приехал тов. Орджоникидзе, я ему по этому поводу написал, и теперь из Берлина я получил от него ответ, что съезд Нахичеванского края объявил себя нераздельной частью Азербайджана и что он в данное время на правах уезда. Тов. Орджоникидзе прибавляет, что против этого не возражал, полагая, что Нахичевань имеет на это право.
Это, к сожалению, неправильно. Если по договору какая-либо территория имеет известный статус, ее статус не может быть изменен без согласия между договаривающимися сторонами. Люксембург, например, не мог быть аннексирован ни Францией, ни Германией, ни Бельгией, каково бы ни было желание самого населения Люксембурга. Итак, в данном случае действительно произошло нарушение наших договоров с Турцией. Я не вижу, почему нельзя объявить Нахичевань автономной областью, что, в сущности фактически не будет особенно сильно отличаться от ее положения как уезда.
С коммунистическим приветом,
Чичерин»14.
Текст документа впервые полностью вводится в научный оборот автором.
13 Письмо И.В. Сталина Г.В. Чичерину от 6 марта 1921 года // РГАСПИ, ф. 5558, оп. 11, д. 824, л. 8.
14 Протокол № 27 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 23 августа 1923 года // РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 375, л. 12.
