CC BY
151
А.Н. Хохлов (ИВ РАН)
ЖУРНАЛИСТ-ВОСТОКОВЕД С.Н. СЫРОМЯТНИКОВ И ЕГО МАТЕРИАЛЫ О КОРЕЕ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА
Среди российских журналистов, не получивших специального востоковедного образования, но часто писавших о странах Востока на основе личных наблюдений, следует указать Сергея Николаевича Сыромятникова, автора ряда интересных и содержательных газетных публикаций о Корее до и после её аннексии Японией в 1910 г. Он родился в 1860 г. в Петербурге, где в течение нескольких лет учился в университете. В 1887 г. за участие в пропагандистской деятельности студенческого научно-литературного кружка (в качестве библиотекаря) его выслали из столицы, и ему пришлось держать в следующем году экстерном экзамены на звание кандидата юриспру-денции1.
Благодаря литературной работе в наиболее популярной в Петербурге газете «Новое время» он довольно быстро стал известным журналистом, нередко подписывавшим свои заметки и статьи псевдонимом «Сигма». О нем как талантливом и серьезном журналисте, ступившем на стезю самостоятельного литературного творчества, писали многие его современники, в том числе молодые женщины, посвятившие себя делу народного просвещения.
Интересные сведения о ранней литературной деятельности С.Н. Сыромятникова, выступавшего перед публикой чаще всего под псевдонимом «Сигма», находим в письме О.В. Си-накевич от 4 февраля 1896 г. из Петербурга в Москву к М.К. Станюкович. В нем автор письма сообщала: «Между прочим, мне удалось быть на “Электротехническом” концерте, на котором читал [свой рассказ] Сигма. Мы были вдвоем с Верочкой... Нам удалось очень хорошо разглядеть и Сигму. Он (имеет вид совсем молоденького) - сильный брюнет с круглой, гладко остриженной головой; глаза - черные с узким, но длинным разрезом; нос - небольшой, но горбатый. Одним словом, он не только не произвел на меня отталкивающего впечатления, но, напротив, глядя на его физиономию, я вспомнила всё лучшее, что мне приходилось вычитывать из его писаний, а это уже много. Я купила себе рассказы Сигмы и объявила нашим, что напишу о Сигме реферат...
Кстати, еще о Сигме: на другой день после концерта он написал о нем в «Новом време-
ни», причем, перечислив и похвалив всех артистов, о себе сказал только в конце, упомянув о гостеприимстве молодежи: “один молодой писатель весьма плохо прочел свой рассказ, но и тому аплодировали”»2.
Благодаря популярности в журналистских кругах и деловым качествам С.Н. Сыромятникова включили в состав российского посольства во главе с князем Э.Э. Ухтомским, отправленного в Китай в ответ на приезд в Россию в
1896 г. на коронацию Николая II известного китайского государственного деятеля и дипломата Ли Хун-чжана3. Поездка в составе свиты Э.Э. Ухтомского (редактора «С.-Петербургских ведомостей») с юга на север цинского Китая позволила российскому журналисту посетить не только Пекин, где ему довелось присутствовать на аудиенции у богдохана, но и совершить путешествие в Японию и Корею, посещение которых обогатило его новыми впечатлениями о характере китайской цивилизации и её влиянии на соседние азиатские страны4.
Особенно глубокий след в памяти С.Н. Сыромятникова оставили встречи на корейской земле, где ему удалось близко познакомиться как с аборигенами страны, так и приехавшими сюда по служебным делам россиянами, в том числе дипломатами, военными инструкторами и преподавателями. Результатом его общения с корейским населением (начиная от короля до земледельца-поселянина), а также с россиянами, прибывшими в Корею для оказания помощи королю в проведении прогрессивных реформ, стали обстоятельные корреспонденции, вначале появившиеся в «Новом времени», а с течением времени и в других российских газетах. Чтобы полнее представить характер этой информации и её ценность для корееведения, достаточно обратиться хотя бы к кратким выдержкам из репортажей журналиста, касающихся его первой поездки в Корею в 1897 г., когда ему удалось проехать страну «Утренней свежести» с юга на север.
Первые впечатления С.Н. Сыромятникова о Корее, нашедшие отражение в его репортажах, написанных для «Нового времени», были связаны с путешествием автора на север,
начиная с момента прибытия на японском пароходе «Хиго-мару» из Кобэ в Фусан [Пусан] и кончая приездом в столицу Кореи - г. Сеул. Сообщая о первых шагах по корейской земле, корреспондент приводил интересные исторические сведения, а также статистические данные о национальном составе посещенных им городов, указывая на широкое проникновение в эту страну японцев, в том числе военных. Так, о крупном портовом городе на юге Кореи - Фусане он представил такую информацию: «В Фусане... 6985 жителей, из которых 4953 японцев. Это была их первая станция для разбойничьих походов на Корею и первый корейский порт, открытый для [внешней] торговли [с иностранцами] в 1878 г. Здесь у них, [говорят], 200 солдат, а на самом деле, вероятно, больше... Я съехал на берег и отправился в отель “Дайбудца” (Будды), содержимый японцем... Там жил в это время полк. Д.В. Путята5, возвращавшийся в Россию. Его должен был довести до [китайского порта] Чифу (Яньтай) [пароход “Хиго-мару”]... Я позавтракал с ним, поговорил о Корее, написал несколько писем и поехал на [русскую канонерку] “Сивуч”, где провел вечер среди моряков»6.
Касаясь посещения портового города Че-мульпхо, расположенного недалеко от Сеула, С.Н. Сыромятников писал: «Десять лет назад Чемульпо был маленькой рыбачьей деревушкой, стоявшей в 5 верстах от уездного города Иен-чуана... Теперь в нем 10 тыс. жителей, из них 4148 японцев и 482 китайца. В январе 1883 г. его открыли для японской торговли, а в июне того же года - для торговли европейской. В 1885 г. в Чемульпо был проведен китайский сухопутный телеграф. Японский же соединяет его с Сеулом и Фусаном»7.
Перейдя к описанию корейской столицы, российский журналист привел сравнение, с которым, пожалуй, трудно согласиться. Поначалу он утверждал: «Вид Сеула сверху напоминает [картину] большой малороссийской слободы с её мазанками и крышами». Чтобы проверить свое первое впечатление, С.Н. Сыромятников отправился осматривать город с помощью проводника-корейца. Вот что он писал по поводу своей первой экскурсии по Сеулу: «Было 4 часа дня, когда я пошел на гору [Нам-сан] с помощником учителя [местной] русской школы, проведшим несколько лет в Хабаровске. Я слышал, что на горе есть храм и мне хотелось осмотреть его».
В той же корреспонденции от 13 сентября
1897 г. С.Н. Сыромятников сообщал о корей-
ской столице конкретные данные: «Сеул лежит в 5 верстах от реки Хан... в будущем году между Сеулом и Чемульпо будет открыта железная дорога, которую строит американец Морс»8.
Благодаря содействию российского посланника в Сеуле К.И. Вебера, пользовавшегося расположением корейского короля, особенно после того, как правителю Кореи пришлось спрятаться в дипломатической миссии России, чтобы не разделить печальную судьбу королевы Мин, убитой наемными убийцами, С.Н. Сыромятников удостоился высочайшей аудиенции. Об этом россиянин рассказал в нижеследуемой корреспонденции, появившейся в «Новом времени» 14/26 ноября 1897 г.: «Посланник [К.И. Вебер] представил меня королю и наследному принцу, и [после этого] начались разговоры. Король - невысокого роста, с добрым, несколько пухлым лицом и маленькой бородавкой. Он одет так же, как и все его подданные, в траурное желтоватое из бязи платье (чосон-убо), опоясанное траурной веревкой, и носит белый головной убор [заимствованный у жителей] древнего Китая. У него добрые глаза и [во время разговора] он потирает тонкие руки с длинными пальцами, как будто от застенчивости. Наследный принц выше его ростом...
Король спрашивал меня о здоровье, как я доехал, нравится ли мне Корея, откуда я приехал. Когда я сказал, что [приехал] из Японии, его лицо выразило неудовольствие. Но я, [тотчас] поправившись, сказал, что в Японии пробыл неделю и что три месяца путешествовал по Китаю и даже представлялся богдохану в свите князя Ухтомского. Тогда лицо короля просияло, и он стал расспрашивать, где теперь князь, который [ранее] был в Корее (кн. А.М. Волконский. - АХ) и каким путем я думаю вернуться в Россию. Я ответил, что намереваюсь проехать сухим путем в Гензан и посмотреть Алмазные горы, которые отличаются поразительной красотой.
«Вот теперь, - сказал король, - к нам едет г-н [А.Н.] Шпейер, человек хороший, и нам от него будет защита, но мне жаль, что уезжает г-н Вебер, который мой лучший друг. [Одно время] я жил в русской [дипломатической] миссии и он меня охранял. Мне тогда было хорошо. Корея - всегда с Россиею, но [мне] тяжело расставаться с г-ном Вебером».
Поговорив еще несколько минут, король на прощанье спросил, долго ли я пробуду в Сеуле, потому что ему хотелось еще раз повидаться со мною».
Несмотря на благоприятное впечатление от визита к правителю Кореи, С.Н. Сыромятников критически оценивал великодержавные устремления Коджона, связанные с провозглашением себя «императором Великой Кореи». В корреспонденции от 29 сентября 1897 г., помещенной 1/13 декабря в «Новом времени», он сообщал по этому поводу: «Давно уже в Корее шли толки и пересуды о принятии королем титула “императора Великой Кореи”... В дворцовом дворе собирались - по несколько раз в день - все чины, состоящие на государственной службе [в столице] во главе с главным министром, и убедительно просили короля принять титул императора».
Интересные сведения об участии русских инструкторов в реорганизации корейских войск путем обучения их правилам военной подготовки, принятым в большинстве стран Европы и России, приведены С.Н. Сыромят-никовым в корреспонденции из Сеула от 13 сентября, появившейся на страницах «Нового времени» 13/25 ноября 1897 г. Вот что он сообщал: «По желанию короля были приглашены русские офицеры для образования батальона королевской охраны. 10 октября прошлого года на [военном судне] “Гремящий” вместе с Мин Юн-хуаном, возвращавшимся с коронации [Николая II] в Чемульпо, прибыли полк[овник] Д.В. Путята, а также офицеры восточно-сибирских стрелковых [полков] и [одного] линейного батальона: Л.В. Афанасьев, [А.В.] Сикстель, И.Д. Кузьмин, д-р Б.К. Чер-винский и 10 унтер-офицеров9... Первое время [корейские] солдаты сильно страдали от непривычных [гимнастических] упражнений и даже уходили из [специально сформированного] батальона, несмотря на хорошее жалование и содержание.
Корейский солдат [тот, что] служит по найму, получает 5 долларов 40 центов в месяц, впрочем, 50 центов ему не выдают, удерживая их якобы для пенсионного капитала, а на самом деле на шампанское для [военного] министра. Получив в свое заведывание раздачу жалованья, русские [инструкторы] стали выдавать его полностью, чем произвели [сильное] смятение среди начальства других батальонов. Они же [русские] вывели воровство в приготовлении [для солдат] пищи, и теперь еда в их батальоне даже лучше, чем в русских войсках. [Инструкторы] стараются вывести воровство и в снабжении амунициею, но это им еще не совсем удалось... Инспирируемый японцами военный министр [ранее] то заставлял солдат надевать выкрашенные какой-то ядовитой
краской шапки, отчего их лица покрывались прыщами и распухали, то выписывал из Японии негодные [для ношения] мундиры и т. п.
Я дважды осматривал батальон [императорской] охраны... и меня поразила разница не только между солдатами, обученными русскими, и солдатами, не обученными, но и между этими солдатами и общим типом [цивильного] корейца. Это - здоровые и рослые люди, бодрые и ловкие - с упоением занимающиеся учебой, с восторгом делающие гимнастику и марширующие с такою точностью, какую найдешь разве что у немцев. Офицеры, одетые в форму вроде австрийской, тоже совсем другие люди... У них появилась какая-то бравость: они командуют, рапортуют по-русски и молодцевато руководят обучением. Они очень привязались к русским офицерам и обещают уйти со службы, если русские [инструкторы] уйдут».
«Каждый день, - продолжал рассказ российский журналист, - одна рота батальона занимает караулами [императорский] дворец, где живут русские офицеры и находятся русские фельдфебели, так что до сих пор корейский король фактически находится под русской охраной. Из дворца в батальон проведен телефон, и король во всякое время может вызвать к себе солдат. Он очень любит русских офицеров, часто зовет их к себе, посытает им яблоки, орехи, рыьбу, уток и пр.» (здесь и далее курсив мой. - АХ).
Критически описывал С.Н. Сыромятников служебные помещения, в которых находились солдаты императорской охраны, при этом винил в недобросовестном ремонте казарм иностранцев. «Казармы батальона охраны, - констатировал он, - очень плохи, хотя и недавно ремонтированы американским авантюристом Кинстетом, который произвел себя в полковники корейских войск и считается советником военного министра. [Ранее] он был писцом... на военном американском судне и его “определил” в Корею какой-то китаец-повар. Здесь [же] он устраивал разные делишки и поставки, нажил деньжонок и каждый год производит себя в какой-нибудь чин и шьет себе новые мундиры»10.
Касаясь прежнего участия японских инструкторов в обучении корейских войск, российский журналист, основываясь на личных наблюдениях, довольно резко, но справедливо отзывался о целях и результатах «реформаторской» роли Японии в Корее. Он подчеркивал: «Японские реформы - вымысел и болтовня, посредством которых японцы хотели вте-
реть очки глупым европейцам... Японцы взялись обучать корейские войска, но из этого ничего [путного] не вышло, т. к. они намеренно не желали, чтобы у корейцев было [сильное] войско, и прошлой весной на параде с ужасом смотрели, как маршировал обученный русскими батальон королевской гвардии»11.
Сведения, сообщаемые С.Н. Сыромятнико-вым об обучении русскими инструкторами корейских солдат и офицеров, вполне согласуются с тем, что писал российский посланник К.И. Вебер Приамурскому генерал-губернатору Н.И. Гродекову в период пребывания корреспондента «Нового времени» в корейской столице. В письме от 1 сентября 1897 г. Вебер сообщал: «Хотя я не имел удовольствия быть лично с Вами знакомым, но, оставляя навсегда Дальний Восток, где прослужил более 30 лет, разумеется, лучшее время жизни, я не могу не проститься с теми, с кем состоял в переписке, хотя и только в официальной. Я позволяю выразить свою благодарность в особенности за поддержку, оказанную Вами нашему инструкторскому делу. Прибывшие сюда в конце прошлого года офицеры успели заявить о себе примерной исполнительностью, большим знанием и любовью к своему делу. Точно также показали себя и унтер-офицеры. Обучение корейских солдат идет отлично. Последние демонстрируют большое старание, и между ними и нашими инструкторами никогда не быто никакого недоразумения. К великому огорчению наших недоброжелателей, которых у нас здесь немало, месяца три тому назад поручик Кузьмин принялся за введение в батальоне королевской охраны внутреннего хозяйства, упорядочением которого урезываются нелегальные доходы и взятки чинов Военного министерства и командира батальона. Поэтому поручику Кузьмину приходилось сильно бороться со своекорыстными препирательствами корейцев, отстаивающих интересы своего кармана. Но благодаря спокойному и положительному характеру Кузьмина победа осталась за ним. [Корейские] солдаты и офицеры крайне рады такому успешному исходу... Старая консервативная партия чует, что введение порядка и реформ положит конец их своеволию и грабительству»12.
Касаясь помощи россиян в области народного просвещения и, в частности, в преподавании корейцам русского языка, С.Н. Сыромятников с большой теплотой рассказывает о школе русского языка в Сеуле, созданной при активном участии отставного капитана Н.Н. Бирюкова13. Корейцы, приезжавшие в се-
ло Никольское на Уссури (ныне Уссурийск -АХ) еще в декабре 1895 г., просили его поехать с ними для организации в корейской столице обучения детей русскому языку. Об этой школе, открытой корейским правительством в марте 1896 г. по образцу уже существовавших при поддержке американцев, англичан, французов и японцев, российский журналист приводил следующие, поражающие своей точностью сведения: «На тихой улице, в большом дворе, заросшем травой, помещаются два дома. В одном из них находится русская школа, а в другом - французская. Самые старые ученики пробыли в школе 15 учебных месяцев, самые молодые - два месяца. В старшем классе - 14 школьников, в среднем - 17, в младшем - 29. Все они - в возрасте от 13 до 35 лет, но большинство составляют лица в возрасте от 15 до 25 годов. Учащиеся в большинстве своем принадлежат среднему сословию. Обучение - бесплатное, причем правительство обеспечивает школьников завтраком и учебными пособиями. Форму одежды шьют по заказу на пожертвованные деньги...
Ученики Н.Н. Бирюкова - чаще всего очень способные дети и юноши... Учащиеся старших классов свободно читают по-русски, довольно хорошо говорят и переводят с русского языка на корейский, пишут почти без ошибок, хотя у них в языке нет [подобных русским] звуков б, в, з, ф, ш, щ... Они знают начала грамматики, решают нетрудные арифметические задачи, занимаются гимнастикой и [построениями в линейку]. Учащиеся целыми толпами приходят к учителю после уроков и занимаются чтением и переводом. Лучшего учителя для них трудно найти, т. к. Н.Н. Бирюков - человек редкой доброты, спокойствия и [педагогического] рвения...
Некоторые учащиеся - женаты, т. к. корейцы рано женятся. Почти все курят - таков обычай в Корее. По их непринужденному, веселому виду, по их бойким, понятливым глазам видно, что им хорошо в школе и что они чувствуют потребность в знаниях»14.
Обстановка, в которой трудился Н.Н. Бирюков, посвятивший себя воспитанию молодого поколения Кореи, довольно полно описана в корреспонденции из Сеула, появившейся 2 марта 1903 г. в газете «Новый край» под инициалами «Б. Л.» [Бронислав Людвигович], под которыми известен Громбчевский. В ней говорилось: «После обеда [мы] отправились к заведующему русской школой Н.Н. Б[ирюко]-ву. Школа эта открыта с 1896 г. и содержится, как и другие иностранные школы, корей-
ским правительством. Скромная квартира Н.Н. переделана из корейской фанзы и состоит из двух небольших комнат. Обстановка скорее студенческая - много книг, напоминающих о плодовитой деятельности своего хозяина, который, кроме педагогических занятий, состоит еще сотрудником двух газет: «Нового края» и «Нового времени». В тесной комнатке, служащей и кабинетом и приемной, и столовой и ванной, мы застали трех корейцев -один был помощником Б. в школе и отлично говорил по-русски; два других были просто гости... Один из них тоже говорил по-русски, другой понимал, так что общий разговор велся на русском языке».
Дополнительные сведения к приведенной выше информации С.Н. Сыромятникова о Н.Н. Бирюкове встречаются в донесениях Российской дипломатической миссии в Сеуле. Поначалу последняя отнеслась настороженно к появлению в корейской столице бывшего российского военнослужащего. Это видно из следующего донесения тогдашнего главы миссии от 17 марта 1896 г. на имя министра иностранных дел А.С. Лобанова-Ростовского: «Я уже имел честь доносить Вашему Сиятельству о желании короля иметь в Сеуле русскую школу... Кто-то из благомыслящих корейских министров совершенно частным образом отправил в Россию корейца, говорящего по-русски, с поручением найти учителя и заключить с ним условие [относительно службы]. Желающий, конечно, не замедлил найтись, и 24 декабря [1895 г.] он неожиданно явился в миссию. Хотя вновь прибывший - Николай Николаевич Бирюков - представил паспорт, в котором [он] прописан отставным капитаном артиллерии, но неожиданность его появления и неофициальный характер приглашения его [в Сеул] заставили миссию отнестись к нему с крайней сдержанностью и даже посоветовать ему не настаивать на заключенном во Владивостоке... контракте. По наведении некоторых справок и более близком знакомстве с г-ном Бирюковым, миссия нашла, однако, возможным впоследствии поддержать его и... ему был предложен [новый] формальный контракт, даже на условиях несколько более выгодных, чем в контракте последнего, нанятого корейцами, учителя французского языка (Е. Мартеля. - АХ.).
В настоящее время в школу поступило уже около 20 учеников, и г-н Бирюков с большою похвалой отзывается о их усердии и способностях. Есть основание надеяться, что через некоторое время из их числа можно будет выде-
лить несколько наиболее способных, и я позволил бы себе ходатайствовать пред Императорским правительством о предоставлении им нескольких казеннокоштных вакансий в наших учебных заведениях... Их можно было бы отправить в Петербург, отдать в кадетские корпуса, а затем - в военные училища, и таким образом дать Корее образованных и развитых офицеров, увидевших кое-что посерьезнее мишурной цивилизации Японии»15.
После того, как корейский король официально обратился к российскому правительству с просьбой принять несколько корейцев-юно-шей в российские учебные заведения, Н.Н. Бирюкову было поручено отобрать несколько молодых корейцев и вместе с ними отправиться из Сеула в Россию для распределения их по разным учебным заведениям. О результатах поездки руководителя русской школы на родину в Сеуле официально узнали из сообщения российского внешнеполитического ведомства, полученного здесь его представительством. В письме 1-го Департамента МИД от 26 ноября 1903 г., в частности, говорилось: «Ввиду возбужденного корейским императором и переданного д. с. с. Вебером ходатайства об определении в русские учебные заведения нескольких корейских юношей, 1-й Департамент имеет честь известить... что прибывшие в Россию в сопровождении преподавателя русской школы в Сеуле г-на Бирюкова юноши - по сношению с подлежащими ведомствами - ныне приняты в различные учебные заведения, согласно изъявленному ими же желанию, причем четверо из них - Ан-Ки-сон, Кан-хан-так, У-Ин-он и Хан-Ки-шу приняты в Курское реальное училище, двое - О-уан-сок и Ку-ток-сон - в Нижегородский кадетский корпус и двое - Хан Хон-кын и Юн-Иль-пьен - в Чугуевское юнкерское училище»16.
В период русско-японской войны эти молодые корейцы были вызваны в Мукден для работы в качестве переводчиков под наблюдением Н.Н. Бирюкова, который по окончании военных действий отвез их опять в Россию для продолжения учебы.
В своих репортажах из Кореи С.Н. Сыромятников указывал на ведение японской прессой широкой антирусской пропаганды. «Нигде нет печати столь... нахальной, разнузданной, -подчеркивал он, - как в Японии... Во времена правления Ито [Хиробуми] печать была сдержанна относительно России. Теперь она всеми средствами разжигает народные страсти против нас, не стесняясь выдумывать гнусные сплетни, и лжет баснословно. Каждый японец,
возвращающийся из России, распространяет какую-нибудь клевету о России. В Корее японским газетам уже мерещится “русское завоевание”. Русских [военных] инструкторов всегда называют “русским войском”. По всей Японии, [как они пишут], рыскают де русские шпионы»17. Более всего российского журналиста возмущало то, что японцы «смотрят на корейцев как на низшую расу, созданную для японской эксплуатации». «Обращение их [японцев] с корейцами, - подчеркивал С.Н. Сыромятников, - возмутительно. Народ... их ненавидит»18.
Касаясь деятельности иностранных миссионеров и, в частности, американцев, российский журналист приводил факты, ставящие под сомнение моральные качества заокеанских протестантских проповедников христианства. Вот что он сообщал: «В Бостоне есть могущественное общество, посылающее миссионеров на Восток. В действиях своих оно руководствуется [теми началами], что каждый порядочный человек может исправиться и сделаться нравственным, если его послать проповеды-вать слово Божие. И это общество посылает отбросы американского населения на Восток проповедывать слово Божие... Во время смут они скупали в Корее за бесценок дорогие вещи и переправляли их в Америку. Они заказывали для корейского короля и его армии негодные вещи в Соединенных Штатах»19.
С учетом возрастающей деятельности иностранных миссионеров российский журналист предлагал «построить в Сеуле, где есть великолепный католический собор, богатую русскую церковь и прислать хорошего священника - женатого и желающего работать». «Мы, -констатировал он, - построили великолепный собор в Токио, красный звон которого пожертвован Москвою по предложению [И.С.] Аксакова. В нем я видел роскошные сосуды. Всё это сделано нами для епископа Николая20, одного из замечательные русских людей нашего времени, человека железной воли и редкого сердца. Теперь мыь должны1 что-нибудь сделать и для распространения православия в Корее, среди народа доброго, мягкого, впечатлительного и музыкального. Уже состоялось распоряжение о постройке церкви в Сеуле»21.
О реализации плана строительства русской православной церкви в Сеуле позволяет судить цикл писем из Кореи, подписанных инициалами «К.М.К.» в газете «Далекая окраина», выходившей во Владивостоке. В качестве примера этого цикла можно привести следующий отрывок из этой газеты от 11 января 1912 г.:
«Вот и наше Рождество. В маленькой церкви нашей духовной миссии - торжественное богослужение. Здесь вся немногочисленная русская колония и православные корейцы -взрослые и учащиеся двух наших миссионерских школ, мужской и женской... Два хора -мужской и женский - под руководством самоучки регента-корейца поют тропари и песнопения на своем националыном языьке... Достойно замечания то, что церковные службыь в нашей сеулыской миссионерской церкви совершаются на корейском языке, что необходимо в данной местности и весьма полезно в отношении привлечения [новых] верующих. Начальником нашей сеульской духовной миссии, уважаемым о. архимандритом Павлом переведены1 на корейский язы1к многие богослужебные книги и катехизис...
Получив любезное приглашение о. архимандрита на ученическую елку, я отправился в его резиденцию. В светлой и просторной столовой за праздничным сервированным столом уже сидел весь тесный кружок немногочисленных русских в Сеуле... К сожалению, отсутствовали 2-й секретарь консульства Л.А. Богословский и гостящий на днях в Сеуле H.H. Бирюков, душа нашего общества и доб-родушно-остроумныш собеседник. Ему сегодня что-то нездоровится»22.
На основе личных впечатлений, полученных во время первой поездки в Корею, С.Н. Сыромятников пришел к такому выводу: «Страна эта, столы важная для нас на Востоке, нуждается в русской поддержке и русской кулытуре»23. Об общем благоприятном впечатлении, произведенном Кореей и ее жителями, С.Н. Сыромятников заявил по прибытии в Лондон в конце декабря 1897 г. - после путешествия через Тихий океан в США и затем в Европу. Об этом свидетельствует, в частности, сообщение, отправленное 28 декабря (9 января 1898 г.) по телеграфу из Лондона в «Новое время». В нем говорилось: «Сюда благополучно прибыл вчера на обратном пути из Кореи корреспондент “Нового времени” г-н Сигма... Г-н Сигма отзывается с глубоким участием о корейском народе, особенно о поселянах, которые живут в достатке, развиты, доброго нрава, очень расположены к России и правосла-вию»24.
При повторном посещении Кореи в 1898 г. (с экспедицией А.И. Звегинцева)25 С.Н. Сыромятников совершил путешествие верхом на лошади с севера на юг - из села Новокиевское (в Южно-Уссурийском крае) до корейской столицы. Некоторое представление о его вто-
ром путешествии по Корее (в ноябре 1898 г.) дает оставленное им описание собственной поездки, первоначально появившееся в газете «Новое время», а затем в «С.-Петербургских ведомостях» (в номере 50 от 21 февраля/5 марта 1904 г.). Из последней газеты ниже приведем два наиболее любопытных пассажа: «Дорога от Ый-чжу до Сеула, по которой ходили в Пекин с данью корейские посольства, пожалуй, самая лучшая из дорог Кореи, в особенности ее северный участок от Пхенъя-на до Ый-чжу, разработанный японцами в японо-китайскую войну [1894-1895 гг.]... Я проехал по ней верхом с бывшим вице-инспектором корпуса лесничих В.А. Тихоновым от Ый-чжу до Пхенъяна в шесть суток с 20 ноября до 26 ноября 1898 г., [делая] в среднем по 36 верст в сутки, а наш багаж и два солдата [передвигались] на двух телегах, запряженных волами...
От Пхенъяна до Сеула я ехал верхом, имея двух въючных лошадей. Выехав 29 ноября в 7 час. утра, я приехал в Сеул 4 декабря в 4 час. дня, пробыв в пути 5 суток и 9 часов... Обоз от Кенг-хынга, ближайшего к [селу] Новокиевскому корейского города, до Кенг-уэна, самого северного города Кореи, и оттуда до Хой-ренга всего на расстоянии около 150 верст продвигался на двух одноколках, запряженных волами... »
Многое из увиденного и услышанного С.Н. Сыромятниковым на сей раз сильно озаботило журналиста. Под энергичным нажимом Японии корейское правительство отказалось от услуг российских военных инструкторов и советника по финансам (Алексеева). Оценку этому событию российский журналист дал в статье «Корея», опубликованной 15/27 июля 1899 г. в газете «Новое время» под инициалами «С.Н.» [Сергей Николаевич]. Вот как прореагировал Сыромятников на указанное решение корейского правительства: «На Востоке вообще шага назад не прощают, и в уходе нашего советника и инструкторов корейцы видят проявление нашей слабости и уступки японским требованиям, о чем сейчас же раструбили японские газеты, а среди народа японцы и американские миссионеры стали распространять всевозможные нелепые слухи по адресу России». Опровержением этих слухов может служить отданный 7 июня 1898 г. Н.И. Гродековым приказ, в котором дана объективная оценка военной помощи, оказанной Корее Россией. В этом документе, опубликованном 14 июня 1898 г. в газете «Приамурские ведомости» и предназначенном для войск
Приамурского военного округа, говорилось: «На днях возвратились в Приамурский край инструкторы, посланные нашим правительством в 1896-1897 гг. в Корею для обучения корейских войск. Всего в разное время было командировано от войск Приамурского военного округа: 6 офицеров, 20 унтер-офицеров, два врача и один фельдшер.
Все командированные оказались на высоте [своего] призвания: с отличной [воинской] подготовкой, служебным тактом, трудолюбием, настойчивостью, сознанием собственного достоинства. Приступив к обучению [сформированного] батальона в 800 чел., не зная [иностранного] языка и вначале при одном переводчике, наши инструкторы в одно и то же время переводили уставы и наставления на корейский язык, приучали людей к чистоплотности, сами шили обмундирование, занимали [гимнастикой] дворцовый караул и проч. Через шесть месяцев от начала занятий стрельба [обучаемых] на 200 шагов дала 47% [попаданий в цель], а залповый огонь на 500 шагов -32%. Постепенно [инструкторы] перешли к русским командам, [они] ввели русскую [строевую] песню и взяли в свои руки хозяйственную часть. На полученную от экономии довольствия [так в оригинале. - АХ] завели европейскую обстановку, ванны [для помывки], стали устраивать офицерские собрания и проч. Затем сформировали и обучили второй батальон.
Таковы поистине удивительные результаты деятельности наших инструкторов, достигнутые ими в течение 15 месяцев.
Из 6 офицеров-инструкторов трое были от 1-го и 10-го восточно-сибирских линейных батальонов, а все унтер-офицеры были выделены из состава тех же батальонов. Совершенно случайно выбор пал на эти батальоны, и я уверен, от какой бы части не были назначены инструкторы, результат был бы тот же, ибо наши войска везде могут постоять за себя.
Приветствую возвращение в родной край наших молодцов... Дело, возложенное на них, - дело Государево. Они выполнили его блистательно: далеко пронесли русское имя с честью и славою и оставили по себе на чужой земле добрую память на многие годы».
О бедственном положении Кореи в результате усиления экономической экспансии Японии можно судить по цитируемой ниже с сокращениями корреспонденции из Сеула от 8/20 ноября 1899 г., опубликованной 4/16 февраля 1900 г. в «Новом времени» под упомянутыми выше инициалами С.Н. Сыромятни-
кова: «Во всех открытых [для иностранной торговли] портах японцы приобретают обширные земельные участки. В Фусане же ими закуплены почти все окрестности... Если и существуют [здесь] партии, которые ведут между собой интриги и время от времени получают это [громкое] название, то они в свое кратковременное величие занимаются частными и казенными аферами, которые стоят стране громадных денег. Дела же финансовые в Корее [находятся] в таком плачевном состоянии, что в одни месяцы казна затруднялась выдавать жалованье чиновникам, а в другие месяцы выдавала служащим половинное содержание».
Основываясь на наблюдениях, сделанных в странах Востока, в которых не раз приходилось бывать С.Н. Сыромятникову, журналист убедительно раскрывал политические интриги западных держав против России, особенно колониальной Англии, связанной с Японией союзным договором. В статье «Из платонических разговоров», опубликованной 12/24 декабря 1899 г. в «Новом времени», он сообщал: «Англичане уверяли индусов, что они высасывают из них кровь для того, чтобы оградить их от нашествия русских. Они уверяли китайцев, что они приносят им не опиум, а культуру. Они уверяли японцев, что те должны заказывать в Англии броненосцы [водоизмещением] в 12 тыс. тонн против России».
Убедившись на личном примере в важном значении поездок в страны Востока (даже с ознакомительной целью), С.Н. Сыромятников призывал всячески поощрять подобные путешествия, позволяющие лучше представить ту или иную зарубежную страну, о которой можно найти лишь самые скудные сведения в имеющейся под рукой литературе. В рецензии на брошюру П.А. Риттиха «Железнодорожный путь через Персию» (отзыв опубликован газетой «Россия» 8/20 февраля 1900 г.) он указывал: «Если мыь желаем быть великой державой на Востоке, мыь должныь всеми мерами поощрять путешествия русских людей по восточным странам, для чего необходимо устроить клуб путешественников при Географическом Обществе. 20 глоуб-тротеров [путешественников] больше сделают для возбуждения интереса в обществе к новой [неизвестной] стране, чем одна ученая экспедиция, которая через 20 лет издаст никому не известный фолиант своих трудов. Необходимо преобразовать наш затхлый и совершенно бесполезный Восточный факультет (С.-Петербургского университета. - АХ) и сделать его современно науч-
ным, а не археологически-ученым. Необходимо поощрять все попытки ознакомления русского общества с Востоком путем [издания] популярных книжек, лекций, чтений. Надо снять тайну с донесений русских правительственных органов, поскольку они не касаются политических соображений и оценок. Надо издать школьным книжки о народах Востока, которым давали быь русскому человеку первым необходимые сведения. Без этого наша восточная политика будет по-прежнему лишь мало результативным дренажем русских народных денег». Как видно из рецензии, помещенной в постоянной рубрике этой газеты «Заметки писателя», основным материалом, данным в начале статьи, послужили факты запрещения российским дипломатам выдавать русским подданным свидетельства на концессии в Корее и Иране, вследствие чего в этих странах укрепились позиции иностранных государств.
Внимательно следя за политическими событиями в странах Востока и особенно в Корее, где попытки российской дипломатии наладить тесные экономические связи с этой страной наталкивались на серьезное противодействие со стороны Японии, нанесшей тяжелое поражение цинскому Китаю в войне 1894-1895 гг., С.Н. Сыромятников предвидел серьезные последствия для Кореи в растущем соперничестве россиян с японцами, поэтому предлагал активнее бороться за сохранение её государственной независимости. В статье «Россия и Китай», опубликованной 14 декабря 1903 г. выходившей в Порт-Артуре газетой «Новый край», он утверждал: «Раздел Кореи между Россией и Японией представляется мне практически невозможным. Нам пришлось бы [в этом случае] бороться с национальным движением корейцев против японцев в сфере нашего влияния». Поэтому, как считал журналист-международник, «мы [россияне] должны, сколь возможно, охранять самостоятельность Кореи».
Еще до отъезда в 1904 г. на фронт в Южную Маньчжурию, где шли тяжелые бои с японскими воинскими формированиями, которым помогали местные хунхузы, С.Н. Сыромятников как сотрудник газеты «Новое время» опубликовал несколько статей и в них с учетом международной обстановки на Дальнем Востоке и договорных актов, заключенных западными державами, Россией и Японией относительно Кореи и Китая, попытался вскрыть причины русско-японской войны. В статье, появившейся 23 апреля/6 мая 1904 г., автор, рассматривая русско-японские противо-
речия на Дальнем Востоке под углом зрения международного права (с перечислением отдельных статей межгосударственных соглашений), так резюмировал свои доводы по поводу экспансионистских устремлений японского правительства: «Говоря простым языком, Япония требовала, чтобы Россия впустила её в Маньчжурию, даже с её железной дорогой (КВЖД. - АХ), и, кроме того, предоставила ей всю Корею... В момент сообщения этих условий японским правительством [России] война была уже неизбежна... В начатии переговоров Япония руководствовалась только степенью [окончательной] готовности [к войне] своего флота и своей армии».
Продолжая анализировать причины, поводы и мотивы войны, вероломно развязанной Японией, российский журналист в другой статье, опубликованной 25 апреля/8 мая 1904 г., так расценил ситуацию, сложившуюся в ходе соперничества России с Японией в отношении Кореи: «Ни для кого не тайна, что война 1895 г. (речь идет о японо-китайской войне 1894-1895 гг. - АХ) была начата Японией не для освобождения Кореи, а для её порабощения. Для [японского императора] Муцухито был тогда построен новый трон, который [предназначался для] перевозки в Китай, чтобы заменить трон [китайского императора] Гу-ансюя. Ни для кого не тайна, что нытешняя война [русско-японская] начата Японией не для охраныь Кореи от русского влияния, а для захвата Кореи и Маньчжурии, а потом и Китая... С точки зрения исторической критики так наз. пограничные инциденты не играют никакой роли... Причина войны не всегда совпадает с ее поводом. Одним из таких «пограничных инцидентов» перед этой [русско-японской] войной стал переход русских рабочих лесной концессии через Ялу и устройство ими поселка Ио-нам-пхо».
«Я не знаю, - далее рассуждал автор статьи, - выгодно или невыгодно... велось русское лесное предприятие на Ялу, но я знаю, что было бы дурно не воспользоваться своими торговыми правами в Северной Корее, полученными им законным путем от корейского короля. Надо только пожалеть, что осуществление этих прав началось не в 1896 г., когда концессия была получена, а в 1903 г... Действия концессии не подлежали ничьему вниманию, кроме китайского, а действия её в Корее не нарушали тех торговых интересов Японии, которые были признаны за нею последним протоколом России с Японией о Корее на своём полном праве, происходившем из дого-
воров с независимой страной [Кореей], независимость которой была гарантирована четырьмя державами, в том числе и Японией»26.
Более откровенно и порой прямолинейно С.Н. Сыромятников высказывал свой особый взгляд на причины первых неудач России в войне с Японией, в том числе в газете «Новое время», в статье, которую мы приводим ниже по ее публикации в «С.-Петербургских ведомостях» (от 2/15 февраля 1904 г.):
«Враг наш не японец, а наше невежество, неумение понимать окружающее, любовное витание среди образов нашей фантазии... Нынче Япония переживает то же, что мы переживали при Петре [Великом]: вступление в семью великих народов, которое покупается дорогою ценою и долгими войнами. Все средства успеха ею изучены, она работает у себя дома. А у нас [в России] барская работа с прохладцей, с массою праздников и отсутствием строгой ответственности. Вот откуда первые тяжкие известия, которые не были неожиданностью для тех, кто бывал в Японии, Корее и на русском Дальнем Востоке... Нельзя думать, что война начнется, когда и как нам выгодно, а не когда и как выгодно нашему противнику. Нельзя было уступать нахальству японцев, но и нельзя игнорировать своего врага, его цели, намерения, желания и действия. Мы 200 лет учились тому, что делается на Западе. Теперь приходится учиться тому, что делается на Востоке».
Для понимания характера настроений корейской диаспоры в России в период русско-японской войны, которая с самого начала велась и в Маньчжурии, и в Корее, интересным представляется следующее сообщение, появившееся 4/17 марта 1904 г. в газете «С.-Петербургские ведомости»: «Среди обучающихся в Казанской учительской семинарии приготовляются к учительскому званию до 10 корейцев. С открытием военных действий на Дальнем Востоке между некоторыми воспитанни-ками-корейцами... возникло - по словам “Пермских губернских ведомостей” - сильное желание послужить своему новому отечеству и помочь русским воинам в Корее и Маньчжурии против японцев, где они, по их словам, могут быть переводчиками..., а в случае надобности взяться за оружие». Критическим отношением к суровой действительности в период русско-японской войны пронизана буквально каждая строка письма С.Н. Сыромятникова, отправленного им 24 октября 1904 г. из Харбина в Петербург своему знакомому Н.М. Соколову. Это видно из нижеследующего пасса-
жа, характеризующего плачевное состояние тогдашней российской армии:
«Нет ничего опаснее, как витать в облаках государственной лжи. А Величко, Золотарев и вся эта компания наслаждалась государственной ложью, потому что одни умышленно, а другие по незнанию не замечали приближения грозы [русско-японской войны] при полной дезорганизации русского общества, которая особенно ярко выразилась в дезорганизации русской армии. Не потому, что в России не было талантов, их нет теперь в армии и [на] флоте, а потому, что столько лет у нас занимались духоборческой ересью, уничтожая главный дар Св. Духа - талант и ум. Государственный механизм поставлен был выше духа государственности, духа свободного и сильного, который жил в русском народе, а чиновничьи интересы - выше интересов государства. И вышло вот что: единственный генерал, который умеет бить японцев - Мищенко. Я спрашиваю, отчего не дадут ему корпуса. “Помилуйте, как можно, он не генерал-лейтенант”. Что же вам нужно? Бить японцев или содержать негодных генерал-лейтенантов? И так во всём огромные стоящие миллионов организации существуют, а пользы для дела приносить не могут. Раньше я говорить об этом не мог, потому что мне сказали бы, что я дела не знаю. Теперь я имею право на это, так как был в боях 27, 28, 29 сентября при Каутайцзы и Уюшина в корпусе генерала Иванова и видал, как всё это делается. После широковещательного объявления о наступлении мы ночью удирали со штабом через два перевала, обгоняя арбы с ранеными и обозы. Почему? Потому что разведки делать не умеют, снарядов нет, а командир сотни Читинского полка донес: “Густые колонны японцев переходят по нашему мосту через реку Тайцзыхэ”. На самом деле это не были густые колонны японцев, а две роты Енисейского полка, отбившиеся от других и блуждавшие за рекою.
Я был при [нашем] отступлении от Ляоя-на, которое называют победою. Если мы будем одерживать такие победы, России больше не будет. Войско осталось такое же, как и было. Офицеры в большинстве [своем] не годны. Придется брать офицеров из мужиков, а не из чиновников, потому что помещиков больше нет. В походе нужны деревенские люди, а не городские, которые не знают как кормить лошадей, как спать в фанзе, как поддерживать свое здоровье и здоровье своих людей, откуда взять топливо, как лечить лошадь. Как ultima ratio говорится, что готовы умереть, но эта го-
товность умереть есть признак глупости. Народ затратил на такого милостивого государя [офицера] десятки тысяч трудовых денег для того, чтобы он исполнял известную работу. Он же полезной работы не делает, делать не умеет или не желает, а хвастается тем, что может растратить не им созданное имущество путем самоубийства... Счастье еще, что в Мукдене и южнее запрещено продавать водку. Напиваются фаншеном, китайской неочищенной дрянью. При каждой пустяковой ране убегают из армии. Военные боятся японцев, как огня. 54-я дивизия получила название гаолянщиков за то, что пряталась в гаоляне от японцев под Яньтаем. Одна девушка-еврейка в Мукдене, увидев на погонах офицера “54”, закричала: “Ну и убирайтесь вон, я думала, што ви офицер, а ви - гаолянщик. Я - патриотка”. То козлом отпущения избирают генерала Орлова, то еще кого-нибудь. Пока процветают такие типы, как генерал Штакельберг, именуемый в армии “Шапкер дрек фон Вафангоу”, ненавидящий русский народ и презирающий русского солдата, до тех пор добра не будет. Наместник [Е.И. Алексеев] как умный человек вовремя добился [своего] освобождения от главного командования. Балда [А.Н.] Куропаткин теперь исправляет обязанности дивизионного генерала и [в]путывается во все мелочи. А зачем надо было брать Путиловскую сопку -никто не знает. Общие требования и цели совсем забыты, об них не думают. С 26 сентября по 5 октября мы потеряли 45 тыс. чел. - не видно зачем. Зачем надо было уходить с прекрасных [южных] позиций к северным, чтобы потом грудью брать эти хорошие позиции. Понимаешь, ни одного проблеска таланта с нашей стороны. Мы осуждены на то, чтобы давить численностью, тяжестью мужичьего мяса. А с нами сражаются умом и талантом. Глухая Азия - не японцы, а мы, отрицатели наук, [военного] искусства, полезной работы...
Я еду в Гирин - кончать порученную работу, а оттуда, [если] буду жив, поеду в Петербург, где мое начальство относится ко мне милостиво, хотя и украсило мою шею Станиславом вторым, вместо того, чтобы дать мне [к ордену] заслуженные мечи к Владимиру.
Здесь есть над чем работать, но надо [иметь] людей другого характера и другого закала: страна в 1,5 раза больше Австрии с 20 млн. населения, которое очень легко может платить по
5 руб. с человека, если только не грабить его и не разрушать его [самобытного] строя»27.
Как убежденный сторонник всемерного развития отечественного востоковедения
С.Н. Сыромятников одну из причин поражения России в русско-японской войне видел в недостаточном знании Японии. Касаясь осведомленности газеты «Новое время» в годы этой войны (в связи с юбилеем её главного редактора А.С. Суворина), он в газете «Россия» от 22 февраля/7 марта 1909 г. отмечал: «Газета [«Новое время»] не была осведомлена - как следует - о том, что делалось в Японии, и, полная воспоминаний о [русско-]турецкой войне и о завоевании Средней Азии, она переоценила значение наших вооруженных сил и их отношение к восточной соседке. Ни на японо-китайскую войну, ни на русско-китайскую войну (в связи с восстанием ихэтуаней в 1898-1900 гг. - АХ.) не были посланы образованные офицеры, которые осведомили бы русское общество о том, что делалось на Дальнем Востоке. Ни в Японии, ни в Китае не было, да и теперь нет серьезных корреспондентов».
Выступая за установление добрососедских отношений России со странами Востока, особенно с соседними, С.Н. Сыромятников решительно осуждал терроризм в международной жизни, даже если к нему порой примешивались патриотические чувства. В газете «Россия», где он регулярно публиковал свои статьи в постоянной рубрике «Книги и жизнь», он так откликнулся на убийство влиятельного деятеля Японии князя Ито Хиробуми корейцами в Харбине, где должны были состояться русско-японские переговоры на высоком уровне: «Когда в 1897 и 1898 гг. я жил в Корее, мне довелось видеть мало признаков любви корейцев к родине, а теперь читаю о корейцах-террористах, убивших князя Ито, первого японского правителя Кореи. Бессмысленное убийство это, сделанное к тому же в [месте проживания] искренних и бескорыстных друзей прежней Кореи, может только ухудшить положение несчастной страны, которую лишила самостоятельности потеря нами влияния на Дальнем Востоке... Корейцы были цивилизаторами Японии. Они научили японцев корейскому письму, китайской образованности и государственности. Ясно, что старые предания не позволяют им подчиниться культурному превосходству японцев... Я мог бы многое рассказать о том, у кого корейцы выучились политическим убийствам, но не время говорить
об этом пред раскрытой могилой японского государственного мужа, лучше других относившегося к России.
Терроризм везде равно отвратителен и бесцелен... Все потомки Брута, к какой бы народ-
ности они ни принадлежали, могут только ухудшить судьбу своей страны, но никак не улучшить ее. Но такова слабость человеческой мысли и сила человеческого ослепления, что убийство тиранов, хотя и предполагаемых, окружается фальшивым ореолом мученичества... Кровь - худое семя, из нее вырастают ядовитые травы»28.
Глубокий интерес к Корее, возникший в результате двух поездок С.Н. Сыромятникова в эту страну в конце 90-х годов XIX в., оказал серьезное влияние на его творческую деятельность, став одним из важных её направлений в области востоковедения. Даже краткие сведения о материалах С.Н. Сыромятникова, частично приведенные нами в виде цитат из газет, не оставляют сомнений относительно их исключительной ценности для исследования проблем истории, экономики и культуры Кореи, связанных в первую очередь с периодом конца XIX - начала XX в. Разумеется, более широкое представление об этих материалах невозможно получить без тщательного изучения всего литературного наследия этого замечательного журналиста-международника, справедливо считавшего себя востоковедом, в чем убеждают его опубликованные труды, рукописи и письма.
Примечания
1 Литературную деятельность С.Н. Сыромятников начал с работы в «Неделе», где с 1891 по 1893 г. публиковались его обзоры иностранной прессы, касающиеся наиболее важных событий в жизни зарубежных стран. В 1893 г. он перешел в «Новое время», где сначала были опубликованы его рассказы под псевдонимом «Сергей Норманский», а затем печатались его фельетоны и статьи по различным вопросам общественной, литературной и культурной жизни под псевдонимом «Сигма». Помимо публикаций в «Новом времени», он печатал статьи в «Пантеоне литературы», «Живой старине», «Историческом вестнике», «Варшавском дневнике», «Кавказе», «С.-Петербургских ведомостях» и других газетах и журналах. С января по апрель 1897 г. С.Н. Сыромятников состоял редактором русского отдела журнала «СозшороНз» («Космополис»). Из литературных произведений, напечатанных отдельно, следует упомянуть такие книги, как «Сага об Эйрике Красном» (СПб., 1890), «Оттуда. Рассказы Сергея Норманского» (СПб., 1895) и др. Дополнительные сведения о С.Н. Сыромятнико-ве можно найти в библиографических и энциклопедических словарях, в том числе в словаре Брокгауза и Эфрона (см.: т. 63, СПб., 1901, с. 212).
2 Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, СПб. (ОР РНБ), ф. 163, ед. хр. 321, л. 113.
3 См.: Хохлов А.Н. Ли Xун-чжан глазами россиян (К 100-летию визита государственного деятеля цин-ского Китая в Россию в 1896 г.) // Проблемы и потенциал устойчивого развития Китая и России в XXI веке. Тезисы VII Международной научной конференции «Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы» (Москва, 25-27 сентября 1996 г.). Ч. 2. М., 1996, с. 123-128; его же. Ли Xун-чжан в Москве в мае 1896 года // Снесаревские чтения. Душанбе, 1997, с. 60-73.
4 См.: Хохлов А.Н. Китайская проблематика в публикациях С.Н. Сыромятникова // Россия, Сибирь и страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Тезисы докладов научно-практической конференции 11-14 мая 1994 г., посвященной 50-летию российско-новозеландских дипломатических отношений. Иркутск, 1994, с. 222-225.
5 Согласно послужному списку, составленному 30 апреля 1902 г., Дмитрий Васильевич Путята родился
24 февраля 1855 г. Его родители - дворяне Смоленской губернии. Начальное и среднее образование он получил в Московской военной гимназии и в 3-м Александровском военном училище; позднее окончил курс (по первому разряду) в Николаевской Академии Генерального Штаба. Ему довелось участвовать в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. С 1881 г. он находился на службе в Генеральном Штабе, причем даже исполнял обязанности помощника заведующего Азиатской частью. В мае-ноябре 1883 г. под его началом состоялась экспедиция на Памир. 23 октября 1886 г. в чине подполковника был назначен военным агентом (атташе) в Пекине, в связи с чем ему пришлось по пути в Китай сделать остановку в Токио для пополнения имеющихся сведений о вооруженных силах Цинской империи. 9 мая 1887 г. он отправил в Российскую дипломатическую миссию в Пекине телеграмму об отъезде из Нагасаки для следования к месту своей постоянной службы. См.: Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 195 (Посольство в Токио), оп. 529, д. 584, л. 254, 256, 258-259.
В марте-апреле 1891 г. Д.В. Путяте было предписано сопровождать наследника русского престола великого князя Николая Александровича (будущего Николая II) в поездке по цинскому Китаю, начиная от Сянгана (Гонконга) до г. Xанькоу на р. Янцзы. В 1892 г. его удостоили пожизненной пенсии (в размере 500 рубл. в год) за руководство Xинганской экспедицией в Маньчжурии в мае-сентябре 1891 г.
В июле 1897 г. Д.В. Путята отправился в Корею, где разработал и представил своему высшему начальству проект о создании под руководством русских офицеров-инструкторов образцового батальона для последующего сформирования по его образцу новых корейских войск.
После возвращения из Кореи Д.В. Путята в чине генерал-майора был назначен военным губернатором Амурской области и освобожден от этой должности лишь в августе 1906 г. по указанию министра внутренних дел П.А. Столыпина. См.: Центральный государственный архив Дальнего Востока (ЦГАДВ), Томск - Владивосток, ф. 702, оп. 1, д. 2245, л. 166; АВПРИ, ф. 326, оп. 928, 1903-1905, д. 15, л. 75.
6 Сигма. В Корее. Сеул. 13 сентября // «Новое время». № 7783 (27 октября 1897 г.).
7 Там же.
8 «Новое время». № 7810 (23 ноября/5 декабря 1897 г.).
9 Согласно информации, полученной сотрудником газеты «С.-Петербургские ведомости» от двух россиян-инструкторов (Н.Ц. Грудзинского и А.В. Сикстеля), обучавших корейцев военному искусству, в Корею сначала прибыли три офицера и 10 унтер-офицеров, и к концу 1896 г. был сформирован батальон (из 1000 корейцев) пятиротного состава. В начале 1897 г. в Корею еще прибыли 3 русских офицера, 10 унтер-офицеров и один доктор. Все инструкторы находились в подчинении у полковника Путяты. В 1897 г. был сформирован еще один батальон (в 1000 чел.), тоже пятиротного состава. См.: «Харбинский вестник», № 142 (5 марта 1904 г.).
10 Сигма. В Корее. Сеул, 13 сентября // «Новое время», № 7816 (29 ноября/11 декабря 1897 г.).
11 «Новое время», № 7800 (13/25 ноября 1897 г.).
12 Отдел письменных источников Государственного исторического музея (Москва), ф. 307, ед. хр. 1, л. 61-62.
Подробнее о военной помощи России в конце 90-х годов XIX в. см.: Волков В.С. Русские военные инструкторы в Корее в 1896-98 гг. // Проблемы военной истории народов Востока. Вып. 2. Л., 1990; Русские - исследователи Кореи конца XIX - начала XX в. // Российское корееведение. Альманах. Вып. 3. М., 2003, с. 193-202. См. также: Пак Б.Д. Россия и Корея. Изд. 2. М., 2004.
13 С.Н. Сыромятников познакомился с Н.Н. Бирюковым на японском судне, шедшем из Японии в Фусан. Это видно из его очерка «Поездка в Японию», подготовленного в Сеуле 23 августа и опубликованного в «Новом времени» 22 октября/3 ноября 1897 г. под псевдонимом «Сигма».
14 Сигма. В Корее // «Новое время», № 7816 (29 ноября/11 декабря 1897 г.).
15 АВПРИ, ф. Миссия в Сеуле, оп. , 1903, д. 69, л. 9-10.
16 Там же, л. 81.
17 Сигма. Поездка в Японию. Сеул, 23 августа. «Новое время», № 7780 (24 октября/5 ноября
1897 г.).
18 Сигма. В Корее. Сеул, 13 сентября // «Новое время», № 7800 (13/25 ноября 1897 г.).
19 Там же.
20 Подробнее см.: Православие на Дальнем Востоке. Памяти святителя Николая, апостола Японии, 1836-1912. СПб., 1996.
21 Сигма. В Корее // «Новое время», № 7800 (13/25 октября 1897 г.).
22 После русско-японской войны Н.Н. Бирюков служил внештатным консулом в Гензане. По приезде в Xарбин в начале января 1916 г. он сильно занемог и его срочно поместили в больницу, где он вскоре скончался. По поводу его кончины генеральный консул в Xарбине В. Траутшольд 27 января 1916 г. сообщал в МИД России: «Н.Н. Бирюков скончался на 4-й день по поступлению в больницу от паралича серд-
ца... Похороны были очень торжественны. Венки возложены от генеральных консульств в Сеуле и Xарби-не, от сослуживцев покойного по Корее, от бывших его учеников и друзей-корейцев. Для отдания воинских почестей был прислан конный взвод пограничников» (цит. по: АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, 1916, д. 219, л. 27-28).
23 Сигма. В Корее. Сеул, 1/13 сентября // «Новое время», № 7788 (1/13 ноября 1897 г.).
24 Для сравнения любопытным представляется следующее высказывание С.Н. Сыромятникова о Китае, зафиксированное в цитированном нами сообщении из Лондона: «Г-н Сигма проникнут также глубоким убеждением в жизнеспособности Китая... он находит смешной мысль о разделе Китая, поддерживаемую в Западной Европе: Китай уже начинает пробуждаться и сознавать необходимость усвоить из европейской цивилизации все средства для успешной борьбы с европейцами. Китай лишь временно добивается поддержки России». См.: «Новое время», № 7844 (29 декабря 1897 г. /10 января
1898 г.).
25 См.: Россия и Корея. Некоторые страницы истории (конец XIX века). К 120-летию установления дипломатических отношений. Документы и материалы. М., 2003, с. 201-205; Российское корееведение. Альманах. Вып. 5. М., 2004, с. 84 и др.
26 Следует подчеркнуть, что при подготовке данной статьи о причинах русско-японской войны С.Н. Сыромятников пользовался материалами официальной дипломатической переписки, о чем свидетельствует приводимый ниже отрывок из цитируемой
нами его публикации: «В депеше сэра Чарльза Скотта к маркизу Лансдоуну от 15 апреля 1903 г. мы читаем: “Я спросил вчера японского посланника, слышал ли он что-нибудь о движении русских войск к корейской границе и к реке Ялу”... Курино ответил, что его правительство получило очень противоречивые донесения... Он не имел удобного случая спросить об этом графа [В.Н.] Ламздорфа, но он узнал от китайского посланника, который осведомлялся об этом, что ни граф Ламздорф, ни русский военный министр, ни г-н [С.Ю.] Витте ничего не знают об этом движении. Граф Ламздорф и г-н Витте сказали, что ни императорское правительство, ни Русско-Китайский Банк не имеют никакого интереса в какой-либо концессии, которую частные [лица] русские могли приобрести в этой области, и они не разрешили бы (they would not sanctioned), чтобы войска были посланы для их защиты» (Цит. по: С. Сыромятников. Причины войны // «Новое время», № 10109 (25 апреля/8 мая 1904 г.).
27 ОР РНБ, ф. 1000, оп. 2, ед. хр. 1333, л. 6-7.
28 «Россия», № 1200 (18/31 октября 1909 г.). Подробнее об откликах российской прессы на покушение в Харбине на жизнь Ито Хиробуми, совершенное 13/26 октября 1909 г., см.: Самойлов Н.А. Ито Хиро-буми: образ японского государственного деятеля в российском восприятии (начало ХХ века) // Из истории религиозных, культурных и политических взаимоотношений России и Японии в Х1Х-ХХ веках. Сб. научных статей. СПб., 1998, с. 50-68. См. также: Пак Б.Д. Возмездие на Харбинском вокзале. Документально-исторический очерк. М. - Иркутск, 1999.
‘Х2<£§|Р>£У*
