CC BY
86
УДК 947.083.4(470.4) - 055.2
ЖЕНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ В ПЕРИОД РЕВОЛЮЦИИ 1905-1907 ГГ.
© 2009 М.В. Петайкина
Ульяновский государственный университет
Поступила в редакцию 11.06.2008
Статья посвящена анализу женского освободительного движения на территории Поволжья во время первой русской революции. Автор показывает особенности деятельности и мотивы поведения женщин различных социальных групп, выявляя ключевую роль тендерных отношений на данный исторический период.
Ключевые слова: Россия, конец XIX - начало XX вв., Поволжье, революция 1905-1907гг., женское движение, освободительное движение, социальная политика, крестьянство, рабочие, политические партии.
Первая русская революция стала переломным этапом в истории общероссийского женского движения, которое начало складываться со второй половины XIX века. Сам факт участия женщин в освободительной борьбе в первую очередь вызывает интерес тем, что он разрушает традиционное представление о пассивной роли женщин в семье и обществе и выдвигает на передний план идею свободной полноправной личности. Женская половина населения страны имела гораздо меньше экономических и политических прав, чем женщины стран Запада. Поэтому неудивительно, что революционные события выявили немалое количество сторонниц равноправия полов, в котором российским женщинам было отказано.
В начале XX века в России существовало два подхода к проблеме эмансипации. Первый, социокультурный подход предполагал самое широкое участие женщин в общественной жизни, но их экономическая независимость от кого-либо отсутствовала. Второй подход основывался на том, что только самостоятельная трудовая деятельность позволит женщине избавиться от экономической зависимости от мужа и приобщиться к жизни всего общества. Во время революции 1905 - 1907 гг. распространение получил второй подход, согласно которому - в интерпретации социал-демократов - личное освобождение женщин было неразрывно связано с освобождением России от существующего строя и представляло собой лишь одну из форм классовой борьбы пролетариата. Эта точка зрения нашла отражение в многочисленных воспоминаниях женщин-революционерок. По словам саратовской социал-демократки Пелагеи Зайцевой, ее соратницы наравне с мужчинами "мечтали сразиться с ненавистным самодержавием, уничтожить его и сделать Россию свободной страной, во главе которой будут стоять у власти рабочие" [1, С. 159]. Равенство полов в освободительной борьбе утверждалось и в среде революционных организаций. Один из руководителей симбирской группы РСДРП В.Рябиков вспоми-
Петайкина Марина Владимировна, ассистент кафедры истории Отечества. E-mail: hist@sv.uven.ru
нал: "Мы высказывались против отдельной организации женщин, считая ее излишней и даже вредной. Пролетарии мужчины и пролетарии женщины одинаково враги самодержавия и у них должна быть одна организация" [2, С. 36].
Естественно, что участие представительниц "слабого пола" в этом движении существенно влияло на некоторые черты характера, формировало новые системы взглядов и ценностей, ломало принятые в обществе нормы и стили женского поведения.
В процессе первой русской революции принимали участие женщины практически всех слоев населения - дворянки, представительницы интеллигенции, работницы, крестьянки и домохозяйки. Настроение значительной части женских масс можно охарактеризовать как "революционное" потому, что необходимость перемен остро ощущалась в их публичных высказываниях. Этот факт подтверждает призыв Союза саратовских епархиалок, созданного в 1905 году: "Настоящий режим заглушает в нас всякое стремление к лучшей сознательной жизни, подавляет свободное проявление личности. Нам уже не застать будущего, но поработаем на пользу следующих за нами (...) Необходимо свергнуть с себя ненавистное иго. Другого выхода нет. Ждать всеобщих реформ нет сил" [3, Л. 140]. (В целом требования учениц средних учебных заведений Поволжья заключались в выражении протеста против "школьного режима, убивавшего всякую самостоятельность" [4, Л. 140]. Они сводились к изменению системы обучения и расширению прав учащихся.)
Деятельность "настоящих" революционерок -социал-демократок и эсерок - отличалась тем, что создавала вокруг них особую специфическую атмосферу и формировала такие черты характера, как: твердость, целеустремленность и даже некоторую экзальтированность. Об этом можно судить по их выступлениям на митингах и партийных собраниях, а также по письмам своим соратникам, друзьям и возлюбленным. Одно из таких писем - послание из тюрьмы эсерки Анны Матыциной, организовавшей в 1907 году в Саратове отряд максималистов-экспроприаторов: "Я иначе жить не могу. Это моя верная дорога,
и куда бы она не привела, я не испугаюсь, я не боюсь ничего, даже казни, если будет нужно" [5, Л. 315].
Привлекает внимание также то обстоятельство, что женщины в ряде случаев увлекали за собой мужчин в "пыл освободительной борьбы", превосходя их силой своего характера. Вновь обращаясь к письмам революционерок, мы обнаруживаем строки, демонстрирующие это утверждение. "Первое и важное - это абсолютная во всем свобода. Бери от жизни все. Будь последователем естественного отбора, чтобы быть не уродом, а цельным типом. Жизнь для борьбы - вот основа цельности" - писала своему жениху саратовская эсерка Александра Дмитриева [6, Л. 294]. Итак, женщины подчас бывали в методах своей работы даже радикальней мужчин. По сведениям Симбирского губернского жандармского управления, "сестры Чириковы ходили в селе Морквашах по домам, подстрекая крестьян к разгрому лесопильного завода и хлебного амбара, угрожая при несогласии поджогом всего села" [7, Л. 96].
Следует отметить, что при обысках и на допросах женщины держались уверенно и хладнокровно, почти всегда полностью отрицали свою вину, несмотря даже на явные улики. Такое же поведение наблюдалось и в тюремном заключении: известная самарская социал-демократка Мария Слуцкая отказывалась "от принятия пищи, мотивируя свой отказ не вызовом ее на допрос" [8, Л. 149]. Случались в тюрьме и попытки демонстративного самоубийства - самарская эсерка Ревекка Шеннер "повесилась на оконные решетки на суровых нитках, но оборвалась и была спасена" [9, Л. 8].
Отдельную главу в летописи первой русской революции представлял терроризм, являвшийся неотъемлемой частью методов борьбы социалистов-революционеров. И поскольку террор понимался эсерами как средство от всех бед, своей первоочередной задачей они считали необходимость заразить этой идеей самый "революционный" слой - крестьянство. Крестьянские боевые дружины создавались именно для грабежей и террора. Согласно письму неизвестной эсерки от 6 июня 1906 года, "на оных лежала обязанность расправы с местными властями, шпиками и т.п." [10, Л. 200].
Как известно, у эсеров действовал принцип тотального террора, направленный против всех носителей государственной власти. Какова же была роль женщин в этом виде освободительной борьбы? Чаще они занимались "выслеживанием" жертвы, изготавливали и переносили оружие и взрывные снаряды, реже планировали покушения. Первое подтверждают сведения из полицейских протоколов о подготовке поочередных покушений на Саратовского губернатора П.А.Столыпина и вице-губернатора Г.Кнолля. Ею занимался так называемый "кружок боевиков" из девятнадцати человек, четвертую часть которого составляли женщины - Серафима Кривская, Ольга Аблова, Мария Арефьева, Вера Аверкие-ва и Ольга Огарева. План покушения на губер-
натора Татищева разрабатывался уже меньшей группой террористов. Она состояла из девяти человек, и женщины составляли здесь почти половину - туда входили Мария Арефьева, Варвара Сердобова, Вера Невская и Ольга Кулькова. Последняя руководила действиями так называемых "махальных", отслеживая маршруты губернатора по городу. Покушение было назначено на 6 декабря 1906 года, но в этот день все террористы были схвачены полицией, так как за ними уже давно велось наблюдение. Только Кульковой удалось скрыться.
Планирование покушений именно женщинами было крайне редким явлением. Куда большую роль играло "воспитание будущих террористов. Все три перечисленных покушения состоялись "по предложению" Варвары Линьковой-Петропавлов-ской, матери восемнадцатилетнего террориста Всеволода Петропавловского (впоследствии оба оказались на каторге). По данным губернского жандармского управления, она являлась закулисной вдохновительницей почти всех совершенных и готовившихся в Саратове терактов.
Убивали ли женщины из политических соображений сами, лично? Таких случаев в истории России немного. Один из них произошел в Саратове, куда приехала московская "звезда эсеровского террора" Анастасия Биценко. 22 ноября 1905 года она явилась как просительница к генерал-адъютанту Сахарову, известному своей жестокостью при подавлении крестьянских волнений. Пока тот читал ее прошение, террористка в упор застрелила его в присутствии адъютанта и была схвачена на месте преступления.
Убийство "из принципа", а не из корысти, было основной особенностью деятельности террористов. Экспроприаторская же часть эсеров занималась именно "корыстными" преступлениями. Целью экспроприаторских групп были вооруженные ограбления для добывания средств на партийные нужды. Экспроприации проводились как в казенных учреждениях, так и у частных лиц, и иногда убийство совершалось только с целью грабежа.
Интересно то, что и в этом виде "работы" женщины были достаточно компетентны. По инициативе Варвары Сердобовой 9 июня 1906 года было организовано вооруженное ограбление железнодорожного артельщика, везшего 59 000 рублей. В этой экспроприации участвовала террористка Ольга Рейфшнейдер, переодетая мужчиной. По полицейским документам, в январе 1906 года эсеры Петр Гусев, Александра Дмитриева и Анна Матыцина образовали группу максималистов, в которой было семнадцать мужчин и две женщины.
Дисциплина среди членов ПСР была строгая и женщины ее соблюдали. Согласно уставу боевой дружины саратовских эсеров, принятому в октябре 1905 года, никто не имел права отказаться от распоряжений комитета, не мог покинуть товарищей во время боевого задания. В противном случае полагалась смертная казнь.
Все время и силы эсерок поглощала революционная борьба, несмотря на то, что они не совсем ясно представляли себе, каким образом осуществлять свои цели. Складывается ощущение, что им было все равно, чем заниматься, лишь бы участвовать в освободительном движении. Неудачи в работе были нередкими и сильно понижали "боевое" настроение. Крестьяне зачастую не принимали их революционных идей и пропагандистки не понимали причин этого. Осознание своего бессилия доставляло женщинам чувство глубокого разочарования, приводящее к депрессии. Мало того, попав на каторгу, часть эсерок начинала сильно сомневаться в правильности методов революционной борьбы своей партии. Когда налет "романтичности" и таинственности их деятельности исчезал, они отказывались от своих, прежде таких твердых убеждений. По воспоминаниям находившейся на каторге в 1907 -1917 гг. Анастасии Биценко, "после поражения революции было заложено начало отхода от нее (...) С притоком новых каторжанок круг "усомнившихся" расширялся, а процесс разложения углублялся (...)" [11, С. 545].
Порой разочарование и страх наступали еще быстрее, до заключения в тюрьму или ссылки на каторгу. Некоторым эсеркам, особенно юным девушкам, было свойственно воспринимать освободительное движение как некую рискованную и захватывающую игру. Сталкиваясь с суровой действительностью, с необходимостью убивать, они приходили в ужас и обычно отходили от революционной борьбы.
В революции 1905 - 1907 гг. участвовали в основном молодые женщины от 16 до 30 лет. И их отношение к личной жизни было неоднозначным. Интерес представляют письма и дневники молодых девушек, где признания в нежных чувствах неожиданно сменяются описанием совершенных ими взрывов и предложениями новой тактики революционной деятельности.
Присутствие женщин в освободительном движении расценивалось в обществе как покушение на "вековые устои семьи", согласно которым женщина должна была посвящать себя только мужу и детям. Естественно, что революционные события начала ХХ века разрушали привычные стереотипы семейной жизни. Большая часть эсерок и социал-демократок семей не имела или состояла в гражданском браке, обычно со своими соратниками.
Напряженная партийная работа (печатание и распространение нелегальной литературы, устная пропаганда, руководство подпольными кружками, изготовление оружия, подготовка покушений и экспроприаций, постоянные разъезды и недостаток средств) требовала огромных моральных и физических усилий. В уставах революционных организаций между мужчинами и женщинами не делалось никаких различий. Возможно, поэтому в письмах социал-демократок и эсерок нередко встречаются упоминания о
"хандре", "апатии", "близости к самоубийству". В крайних случаях женщины прибегали к употреблению алкоголя. Этот факт подтверждает отрывок из письма неизвестной саратовской социал-демократки своей подруге: "Сижу дома, никуда не хожу. Часто выпиваю. Да еще как пью. Приезжайте, мне очень хочется еще раз с вами выпить основательно, это мы устроим, как только вы приедете" [12, Л. 111, 112].
Сами революционерки характеризовали свою деятельность с диаметрально противоположных позиций. В период 1905 - 1907 гг. преобладала положительная и несколько восторженная оценка. Например, в письме неизвестной, написанном в декабре 1905 года и оказавшемся в руках Самарского губернского жандармского управления, утверждалось: "Мы победим, правительство должно погибнуть, но неизвестно, сколько оно еще продержится, может быть, целый год. Сколько лучших сил задушит оно в этот год своего умирания (...)" (при этом автор здесь же говорит о бедственном положении своих товарищей и о полном разгроме подпольной организации) [13, Л. 13]. 20 лет спустя член бывшей Сызранской организации РСДРП Раиса Крылова дала в своих мемуарах противоположную оценку революционной деятельности обоих полов: "Если сейчас оглянуться на прошлое, то мы были как дети, вели борьбу с полицией и только" [14, С. 100].
Под влиянием РСДРП и ПСР находилась часть представительниц рабочего класса и крестьянства. "Пролетарки", по их собственным высказываниям, отличались "серостью" и "неразвитостью". Поэтому социал-демократы создавали среди них специальные кружки, в которых объяснялась суть марксистского учения. Находясь под влиянием идей РСДРП, работницы Самары и Саратова отвергли попытки создания в этих городах буржуазных женских организаций, предпринятые видными общественными деятельницами, близкими по своим взглядам к партии кадетов.
Следует особо отметить влечение революционно настроенной части работниц и представительниц интеллигенции к митингам, которые зачастую заканчивались разгоном их полицией, увечьями и даже убийствами. Можно предположить, что женщин туда привлекала возможность испытать какие-то новые ощущения, почувствовать себя частью коллектива. Это настроение выразила в своих воспоминаниях сочувствовавшая социал-демократам жена владельца крупнейшего сахарного завода Самары Мария Жуковская: "Меня неудержимо влекло туда каждый вечер испытываемое переживание радости бытия коллектива, бытия вселенского." [15, С. 43].
С началом первой русской революции "женский пролетариат" стал привлекать внимание социалисток и феминисток, так как фабричные работницы низших городских слоев более других были склонны к восприятию "новых" идей. К тому же их количество на предприятиях неуклонно
возрастало, а в годы русско-японской войны женщины здесь во многом заменяли мужчин. Фабриканты предпочитали использовать их для получения высоких прибылей при минимуме материальных затрат, да и сами работницы считались более "покладистыми" и управляемыми, чем рабочие. Женский труд, за немногим исключением, применялся почти на всех предприятиях Поволжья, в основном в легкой промышленности.
События 1905 - 1907 гг. не могли не привлечь к себе столь многочисленную категорию населения. Но поскольку женщина в качестве наемной труженицы подвергалась тяжелейшей эксплуатации, то ее освобождение было неразрывно связано с освобождением всего рабочего класса. (Таким образом, женский вопрос представлял здесь лишь одну из форм классовой борьбы пролетариата). Зарплата работницы составляла половину от зарплаты рабочего, несмотря на то, что продолжительность и условия работы для мужчин и женщин были совершенно одинаковыми. Накануне революции средняя ежедневная зарплата промышленного рабочего равнялась 1 руб. 20 коп., а работницы - 45 - 85 коп., то есть около 20 руб. в месяц. Этой мизерной суммы едва хватало на оплату "угла", небольшого количества необходимой одежды и продуктов питания. На культурные мероприятия или на уплату штрафов, налагавшихся по любому поводу, не оставалось ни копейки. С предприятия могли уволить за любой пустяк, например, за опоздание. Об охране здоровья рабочих администраторы почти не заботились, что приводило к повышению уровня травматизма на предприятиях. Тяжелые условия труда отражались на возможности женщин производить здоровое потомство.
Быт трудящихся был не менее ужасающим. Обычно семьи жили в бараках при фабриках, а некоторые ночевали прямо на рабочем месте. В лучшем случае семья снимала комнату или угол. Этому образу жизни соответствовали и нравы рабочей среды. В подпольных листовках регулярно публиковались жалобы работниц на грубости и сексуальные домогательства фабричных мастеров и инспекторов. В результате страшной нужды проституция просто расцветала в качестве "подсобного промысла". К началу первой русской революции количество проституток резко увеличилось за счет пополнения их представительницами из рабочей и крестьянской среды, многие из которых не выдерживали экономической нужды. Проститутка могла зарабатывать от 40 до 500 руб. в месяц, в то время как служанка или фабричная работница имела в месяц только 15 - 20 руб.
Обычно трудящиеся женщины вступали в брак с представителями своего класса и пользовались равными с мужьями правами, в отличие от крестьянок. Но семейная жизнь работниц редко была счастливой, так как повсеместным злом было постоянное пьянство. Появление детей становилось для родителей экономическим бременем, к тому же матери не имели надлежащей социальной защиты. От ненужных детей избавлялись до их рождения, а по-
явившихся на свет зачастую продавали, отдавали в воспитательные дома, даже убивали. Если ребенок оставался при родителях, он обычно "воспитывался" на улице и с 12 - 13 лет начинал работать.
С начала ХХ в. работающие на предприятиях женщины начинают участвовать в освободительном движении наравне с мужчинами - они бастуют, посещают митинги и подпольные кружки социал-демократов и эсеров, в отдельных случаях даже выступают с трибуны. Однако в 1905 - 1907 гг. уровень их политического сознания был еще недостаточно высок. Лишь единицы понимали необходимость классовой борьбы, остальные же предъявляли к работодателям только экономические требования. Выступления работниц носили малоорганизованный характер, стачки проходили с переменным успехом и редко готовились заранее. Женщины не требовали гражданских свобод или изменения существующего государственного строя. Мизерных уступок было достаточно, чтобы работницы возвращались в цехи или мастерские - их больше интересовала не политика, а вопросы "хлеба насущного".
С наступлением реакции в 1906 г. забастовочное движение пошло на спад, работа подпольных кружков продолжалась не так активно. Об улучшении условий труда, увеличении зарплаты не было и речи, после стачек все, проявившие особое рвение в их устройстве, были уволены, а положение оставшихся было по-прежнему незавидным. "Если сравнить, как к женщине относились до 1905 года и после, то разницы никакой не было, - вспоминала работница одной из табачных фабрик Саратова Анна Павлова, - чуть не за станком приходилось рожать (...) И я работала до последнего. Только вышла на воздух и родила среди двора (...) Шесть недель после того пролежала в постели. А как встала, пришлось на работу идти вместе с ребенком. Принесу его в цех, положу его в ящик, а сама работаю. И не со мной одной так было" [16, С. 53].
Истинным завоеванием освободительной борьбы рабочих стало право создавать профессиональные союзы, вступать в которые могли все, без различия пола, национальности и вероисповедания. В 1905 г. в Саратове возник профсоюз домашней прислуги "Маяк" под руководством социал-демократки Прасковьи Калашниковой, а также профсоюз портных и модисток. В Самаре их образование активно шло в октябре-ноябре того же года, крупнейшим был профсоюз портных и портних "Игла", основным требованием которого было сокращение рабочего дня до 8 часов. В его создании принимала активное участие социал-демократка Мария Щербакова. Несколько профсоюзов появилось и в Симбирске в 1906 - 1907 гг. - это союз рабочих пекар-но-кондитерского производства, общество портных и портних, общество домашней прислуги. Уставы всех союзов имели сходные цели: улучшение условий труда своих членов и содействие их умственному и нравственному развитию.
То, что женщины получили право входить в подобные организации, несомненно, можно счи-
тать одним из завоеваний революции 1905 - 1907 гг., но не следует забывать, что в освободительном движении участвовала наиболее "сознательная", то есть самая малочисленная часть работниц. Большинство все-таки представляло собой пассивный элемент, и поднять его на борьбу за улучшение своего положения представителям радикальных партий было трудно.
Положение женской части крестьянства было еще тяжелее, чем положение работниц. Женщины, в отличие от мужчин, не имели права на земельные наделы, поэтому рождение девочек радости не вызывало, и родители стремились по достижении ими 16-летнего возраста поскорее выдать их замуж. Замужние крестьянки становились почти полной собственностью мужей и тяжелое экономическое положение усугублялось подчас жестоким обращением с их стороны. Деспотизм и мужская неверность в отдельных случаях толкали крестьянок на убийство своих "тиранов". Высокий уровень детской смертности был обычным явлением, на это никто не обращал внимания. Полевые и домашние работы, постоянные беременности быстро приводили к преждевременной старости и болезням. По словам одного из саратовских врачей, в деревнях "редко попадаются молодые и красивые женщины. Обычно свежие и здоровые девушки через 5 - 7 лет замужней жизни быстро делаются 40-летними" [17, Л. 34]. Доходы крестьянских семей не были значительными и женщина зарабатывала деньги нанимаясь на поденную работу к помещику или на предприятие в город.
Участие женской половины крестьянства в революционном движении в основном выражалось в погромах помещичьих имений и расхищении их собственности. В целом, настроение крестьянских масс можно оценить как желание "побить барина", так как в их среде бытовало мнение, что если помещика выгнать из его родового гнезда, то он больше не вернется, и его собственность можно будет забрать себе. Среди сельского населения решения о погромах возникали обычно под влиянием бедности и личных обид на помещика. Без женщин такие "акции" не обходились почти никогда. В Самарской губернии их число даже превосходило число мужчин. Крестьянки села Зубовка были движущей силой в разграблении имения миллионера Маркова. "С утра кучки стариков, женщин и детей перебрались через в сад в дом владельца, - вспоминал один из жителей Зубовки, - послышался звон разбиваемых окон, треск выламываемых дверей (...) Разгромив дом, толпа перешла в кладовую и контору, затем во двор, где располагались амбары и подвалы (...) Сожгла скотный двор, кирпичный завод" [18, С. 48]. Причем, когда представители власти являлись отбирать награбленное имущество, женщины сопротивлялись этому буквально "с вилами в руках".
При погромах "дворянских гнезд" крестьянками руководило желание не только быстро и легко обогатиться, но и удовлетворить чувство мести помещи-
ку. В митингах и демонстрациях на селе они не участвовали. (Известен единственный случай, когда в 1905 г. женщины села Царевщина Самарской губернии присутствовали с мужьями на ряде собраний в Народном доме [19, С. 21].) О существовании каких-либо партий они даже не подозревали до весны-лета 1905 г., когда эсеры начали создавать на селе так называемые крестьянские братства. В их члены приглашались "все, кто желает участвовать в общем деле борьбы за лучшую жизнь", кто признает социализацию земли и демократическую республику. В братства входило обычно по 10 - 15 человек, и это были мужчины, но в период высшего подъема революции в них стали вступать и женщины.
Очень редко членам социалистических партий удавалась организация подпольных кружков на селе. Состав их был в основном мужским. Специальных женских кружков не существовало. Один из кружков "смешанного" типа удалось создать учительнице Марии Муромцевой в селе Емельяновке Самарской губернии в декабре 1905 г. По ее словам, на собраниях крестьянки "интересовались аграрными беспорядками, главным образом - войной. Недовольство властью они высказывали тогда, когда не оказывали помощи солдаткам. Женщины распространяли литературу эсеровской партии. Поскольку "баба тоже человек" и имеет право на земельный надел, то был составлен наказ, включавший требования раздела земли и уравнения женских земельных прав с мужскими" [20, Л. 9].
Представителями мужского пола женская эмансипация не приветствовалась и даже осуждалась, поскольку в крестьянской среде прочно укрепился стереотип "курица не птица, баба не человек". Поэтому женщины никогда не выбирались в органы сельского самоуправления. Даже при создании знаменитой Старобуянской республики в Самарской губернии такого не произошло - крестьянок не пригласили на выборы, так как у мужчин и мысли такой не возникло. В массе своей сельские женщины были религиозны, никаких революционных учений не понимали и боялись любых перемен. Так как они жили в ограниченном мире домашних забот, то желание их мужей и родственников учиться, участвовать в подпольных кружках воспринималось ими как нечто из ряда вон выходящее. Эсер М.Премиров, работавший в 1906 г. среди крестьян Саратовской губернии, впоследствии писал: "Косным, тормозящим элементом являются почти повсеместно женщины. Боясь за мужей, они проклинают "студентов", митинги, и всеми своими женскими средствами стараются отвлечь их от общения с широким миром новых идей" [21]. Итак, крестьянки в период 1905 - 1907 гг. не смогли оправдать надежд представителей революционных партий. Как и основную массу работниц, их не интересовала политика, они стремились в основном лишь к достижению экономического благополучия.
После публикации Манифеста 17 октября и получения мужчинами политических прав за них
начинают борьбу и женщины. Введение всеобщего избирательного права становится неотъемлемой частью требований представительниц революционных партий, и в отдельных случаях -работниц и крестьянок.
Получение женщинами гражданских прав в тот период воспринималось как нечто необычайное. В обществе по этому поводу была распространена точка зрения, выраженная в работе В.Львова "Всеобщее избирательное право": "Ввести женщину в парламент - это внести смуту в политическую организацию. Это усложнить и без того сложную политическую жизнь, разрушить семейный очаг и отнять у мужчины угол, где бы он мог отдохнуть от трудов" [22, Л. 136]. Между тем, женское население России, как уже было сказано, было обделено в своих политических правах больше, нежели женщины западных стран. Согласно российскому законодательству, жена без разрешения супруга не могла работать, учиться, путешествовать, заниматься торговлей. Она даже не имела своего паспорта. Из общественной работы для женщин предназначалась лишь благотворительность. Развод для большинства был невозможен, так как представлял собой крайне сложную и унизительную юридическую процедуру. Лишь в отношении свободы распоряжения собственностью статус россиянок был выше, чем в Европе и Америке.
Участницы радикальных партий пытались доказать, что традиционное патриархальное разделение ролей в обществе на мужские и женские уже не актуально, и не должно мешать развитию свободной женской личности. Одним из важнейших вопросов, выдвигавшимися революционерками был вопрос о равноправии женщин в социально-политической сфере. Демонстрируя подчас не женские качества характера в ходе освободительной борьбы, они пытались отстоять свои права на гражданскую независимость. И хотя эти права так и не были получены, события начала ХХ века принесли многие перемены в жизнь передовой части российских женщин, в первую очередь новые взгляды на семью и общество. Им "противостояли" представительницы рабочего класса и крестьянства, которые в массе своей не интересовались столь сложными вопросами эмансипации
и, принимая участие в революционном движении
1905-1907 гг., заботились лишь о своем личном
счастье и материальном благополучии.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Зайцева П.В. Майские дни // Полвека назад. Воспоминания участников революционных событий в Саратовской губернии. - Саратов: 1955. - С. 159.
2. Рябиков В. Симбирские большевики в 1903 - 1906 гг. // 1905 год в Симбирской губернии. Сб. по истории революционного движения в 1903 - 1906 годах / Под ред. Б.Чистова и В.Алексеева. - Ульяновск: 1925. - С. 36.
3. Государственный архив Самарской области (далее ГАСАМО). Ф. 57. Оп. 1. Д. 23.
4. Там же.
5. Государственный архив Саратовской области (далее ГАСАРО). Ф. 53. Оп. 1. Д. 321.
6. Там же.
7. Государственный архив Ульяновской области. Ф. 855. Оп.1. Д. 378.
8. ГАСАМО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 970.
9. Самарский государственный архив социально-политической истории (далее СГАСПИ). Ф. 3500. Оп. 1. Д. 129.
10. ГАСАРО. Ф. 57. Оп. 1. Д. 21а.
11. Биценко А.А. В мальцевской женской каторжной тюрьме 1907 - 1910 гг. // Женщины террористки в России / Под ред. О.В.Будницкого. - Ростов на/Д.: 1996. - С. 545.
12. ГАСАРО, Ф. 57. Оп. 1. Д. 29.
13. ГАСАМО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 598.
14. Крылова Р. Сызранская организация РСДРП в 1905 году // 1905 год в Симбирской губернии. - С. 100.
15. Жуковская М.В. Из воспоминаний о 1905 годе // СГАСПИ. Ф. 3500. Оп. 1. Д. 133.
16. Павлова А.Ф. Женщинам стало еще тяжелее // Былые годы. Воспоминания старых рабочих табачных фабрик г. Саратова. - Саратов: 1937. - С. 53 - 54.
17. Борисов А.Г. Положение рабочего класса и крестьянства накануне революции 1905 г. в Саратовской губернии // Центр документации новейшей истории Саратовской области. Ф. 199. Оп. 1. Д. 83.
18. Троцкий В. Первая революция в Среднем Поволжье.
- М. - Самара: 1931. - С. 48.
19. Сталь Л. Что дал работнице и крестьянке 1905 год.
- М. - Ленинград, 1926. - С. 21.
20. Стенограмма вечера воспоминаний работниц и крестьянок - участниц революции 1905 г. // СГАСПИ. Ф. 3500. Оп. 1. Д. 136.
21. Премиров М. Среди крестьян // Саратовский дневник. - № 185. 1906.
22. Львов В. Всеобщее избирательное право. Санкт-Петербург. 1905 // ГАСАРО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 13.
THE VOLGA REGION WOMEN'S MOVEMENT DURING THE FIRST RUSSIAN REVOLUTION
© 2009 M.V. Petaykina
Ulyanovsk State University
The article deals with the analysis of women's liberation movement in the Volga region during the first Russian revolution. The author shows peculiarities of the movement and motivations of women of different social backgrounds; it helps to reveal the essential role of gender relations in that period. Key words: Russia; the end of the 19th - the beginning of the 20th centuries; the Volga region; the Revolution of 1905-1907; women movement; liberation movement; social-economic policy; peasantry; workers; political parties.
Marina Petaykina, Assistant Lecturer at the Russian History Department. E-mail: hist@sv.uven.ru
