CC BY
41
http://www.zabvektor.com ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
ВОСТОКОВЕДЕНИЕ ORIENTAL STUDIES
УДК 82
Анна Владимировна Березина,
доктор философии, старший преподаватель, Московский государственный институт международных отношений (Университет) Министерства иностранных дел России (119454, Россия, г. Москва, пр-т Вернадского, 76), e-mail: [email protected]
«Женская» газель Симин Бехбахани
Симин Бехбахани (1927-2014) - всемирно известная иранская поэтесса, которую дважды номинировали на Нобелевскую премию. За непреклонность нравственных убеждений и твёрдость социальной позиции её нарекали «иранской львицей», «народным поэтом Ирана», «иранской поэтессой». Избрав газель жанровой доминантой своего творчества, Симин обрекла себя на «включение в традицию» и следование патриархальному канону. В критической литературе ко всем стихотворениям поэтессы применяется термин «газалваре» («газелеподобный»), характеризующий жанровую полифонию всего её художественного материала. Однако по мере формирования индивидуального почерка Бехбахани ввела газель в категорию «женского письма», таким образом оказавшись в числе тех редких мастеров слова, кто посредством авторской инициативы способствовал эволюции литературного канона. Широкое тематическое разнообразие, манера письма и содержательный аспект лирики обнаруживают авторство тонко чувствующей, глубоко сопереживающей женщины, при этом готовой бороться за свои гражданские права. Героями художественных произведений нередко оказываются представительницы слабого пола, и автор раскрывает их духовно-нравственные характеристики в пространстве социальных координат. В поздней лирике Симин в пределах жёсткой структурности газели мы видим материал, соответствующий всем критериям течения «ше'р-э ноу» («новой поэзии»). Методологической основой работы стал инструментарий феминистской литературной критики. В ходе исследования был проанализирован весь поэтический материал Симин Бехбахани, а представленные стихотворения впервые переведены с персидского языка на русский автором статьи. Результаты исследования могут быть полезны востоковедам и литературоведам, а также использованы в ходе реализации учебных программ филологических дисциплин.
Ключевые слова: Симин Бехбахани, феминистская литературная критика, современная персидская поэзия, газель, феминность
Введение. Симин Бехбахани (19272014) - известная иранская поэтесса, которая, получив мировое признание, была удостоена ряда национальных и международных премий и наград. Она дважды стала номи-нантом Нобелевской премии в области литературы. Симин принимала активное участие в работе женских организаций и социальных институтов Ирана, и многие данные учреждения находились под идейным влиянием творчества поэтессы [11, с. 72].
Отдавая дань многовековой поэтической традиции, Симин Бехбахани работала преимущественно с классическими стихотворны-
ми формами и «понятными» литературными тропами. Из всего многообразия существующих стихотворных форм поэтесса чаще выбирала газель как наиболее подходящую для выражения своих душевных переживаний. Симин так обосновывала свои предпочтения: «Газель - это такая стихотворная форма, которая никогда не уйдёт. Правда, стоит отметить, что сейчас бессмысленно слагать газели в стиле предков. Эту форму следует наполнить новыми мыслями, современными словами, выражениями, смыслом, чтобы отделить их от традиционных. Таким образом, возможно, из разнообразия классических по-
© Березина А. В., 2018
153
этических форм газель сможет лучше всего соответствовать духу времени» [3, с. 598].
Методология и методы исследования.
В толковом словаре персидского языка под редакцией М. Моина приводится следующее объяснение термина «газель» (араб. «га-заль»): 1) любовные игры; 2) повествование о романтическом чувстве к женщине; 3) стихотворение, написанное в едином размере, первая и парные мисры1 которого рифмуются2. Концепт «газель» в иранской языковой картине мира репрезентирует мораль и общественные устои патриархального общества: социально он осмысляется как действо, инициированное мужчиной в отношении женщины. И хотя в классический период многие газели посвящались юношам (из-за отсутствия в персидском языке грамматической категории рода вопрос пола адресата остаётся дискуссионным), а в суфийской поэзии лирический герой, от имени которого написано стихотворение, обращался ко Всевышнему, традиция восприятия данной поэтической формы как выражения мужского переживания оставалась неизменной.
Избрав газель жанровой доминантой своего творчества, тем самым Симин обрекла себя на «включение в традицию» и следование патриархальному канону. Это позволило некоторым исследователям, в том числе М. Бехфар, охарактеризовать раннее творчество Бехбахани как «талгин ва текрар» («намёк и повтор») [7, с. 84]. Однако по мере формирования индивидуального почерка Симин ввела газель в категорию «женского письма», таким образом оказавшись в числе тех редких мастеров слова, кто посредством авторской инициативы способствовал эволюции литературного канона.
Она лишь в последних сборниках строго придерживалась выбранного жанра. Находясь в творческом поиске, поэтесса нередко отходила от сложившихся рамок, облекая лирические настроения, характерные для газели, в чуждые им поэтические формы - до-бейти3, маснави4 и др. По мнению профессора Ахмада Абумахбуба, исследователя творчества С. Бехбахани, это можно объяснить общим характером её письма. Ко всему мно-
1 Мисра - полустишие, одна из двух частей, на которые делится паузой радиф.
2 Моин М. Толковый словарь персидского языка [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://www. vajehyab.com/moein/%D8%BA%D8%B2%D9%84 (дата обращения: 01.08.2017).
3 Добейти - иранские народные четверостишия.
4 Маснави (месневи) - стихи, основывающиеся на независимые, внутренне рифмующиеся строфы.
гообразию форм произведений автора иранский критик применяет термин «тагаззоль» («лиричность», «лиризм»), являющийся производным от термина «газель», как наиболее точно отражающий их смысловую наполненность [1, с. 99]. В критической литературе к стихотворениям поэтессы также применяется термин «газалваре» («газелеподобный»), характеризующий жанровую полифонию всего её художественного материала [7, с. 84].
Широкое тематическое разнообразие, манера письма и содержательный аспект лирики всегда обнаруживают авторство тонко чувствующей, глубоко сопереживающей женщины, при этом готовой бороться за свои гражданские права. Героями художественных произведений нередко оказываются представительницы слабого пола, и автор раскрывает их духовно-нравственные характеристики в пространстве социальных координат. Подобную эклектику в тематическом наполнении своих произведений Симин комментирует следующим образом: «С самого детства я пишу. И всегда моё творчество имело два облика: интимный и социально-политический. Уж много лет, как эти облики смешались и объединились» [3].
Результаты исследования и их обсуждение. В творчестве Бехбахани отражена вся палитра женской чувственности. По словам А. Абумахбуба, в её стихах обнажаются все тонкие грани женской души «от девичьего стыда до женского эмоционального всплеска и бессердечности, от девической неопытности до материнской зрелости, от плена до свободы, от страданий до избавления, от индивидуализма до соборности и гуманизма... » [1, с. 76]. Авторская манера письма С. Бехбахани предусматривает частое обращение к эмоционально-оценочным, экспрессивным оборотам речи, включение сниженного стиля, а также допускает обсценную лексику. По мнению критика М. Шарифиана, поэтесса впервые раскрасила классическую газель несвойственной ей стилистикой, тем самым осовременив и обогатив данную стихотворную форму [15, с. 77]. Поэтесса объясняет свой выбор так: «Я считаю допустимым использование любой лексики в поэзии при условии, что она будет употреблена в соответствующем контексте, и слова, соединяясь, не будут диссонировать друг с другом, и что такая их расстановка будет ласкать слух и восприниматься так же просто, как обычная речь» [цит. по: 15, с. 77].
Поэтесса не пытается акцентировать внимание на гендерной принадлежности ав-
тора, и именно в этом стремлении проявлена её борьба с довлеющими стереотипами. Бехбахани объясняет это следующим образом: «Я так устала от того, что к слову «ша'эр» («поэт») добавляют уточняющее «зан» («женщина»). Человек либо поэт, либо нет. Если он поэт, то его гендерная принадлежность не может повлиять на его личность, обязанности и ответственность» [цит. по: 8, с. 36]. В своём интервью, опубликованном в 2008 году, Симин несколько уточняет свою позицию: «Если женщина создаёт своё произведение и хочет, чтобы оно было принято, она не должна исходить из своей половой принадлежности и утверждать: "Так как я женщина, написано плохо". Нет! Если ты женщина, ты должна писать лучше мужчин или по крайней мере не хуже их. Это моё убеждение» [5, с. 33]. Она протестует против каких-либо «скидок» на гендерное различие в оценивании своих произведений сообществами критиков и даёт благодатный посыл поэтессам и писательницам, убеждая их в огромном творческом потенциале женщины.
В газели «Рагбар-э бусэ» («Град поцелуев») поэтесса обращается к винной тематике, в частности, топосу «вино - лекарь», ставшему традиционной в персидской литературе:
О жёсткость воздержания, душа измучилась от тебя!
Заискрятся глаза, этой ночью я грешница...
0 друг, сегодня я горячее огня,
Этой ночью не только внешне, но внутренне я женщина.
Серебряный бокал моего тела полон вина любви.
Остерегайся этого вина, этой ночью я неукротима!..1 [6, с. 432].
В качестве символичной отсылки к суфийской лирике Бехбахани применяет каноническую топику и стилистические приёмы. В лексико-семантической структуре стихотворения доминирующая роль отведена контрасту, в частности типичной антитезе ринд -аскет. Поэтесса не навсегда встаёт в ряды отступников, а лишь на время надевает на себя маску грешницы, что следует из ввода в текст временного маркёра «эмшаб» («этой ночью»), избранного радифом2 газели. Свойство воздержания и аскезы «хошки» («жёсткость», букв. «сухость») противопоставлено лексеме «тардаман» («грешница»), буквально переводимой «с влажным подолом», что привносит в текст различия в тактильных ощущениях.
1 Здесь и далее перевод с персидского А. В. Березиной.
2 Радиф (редиф) - слово или группа слов, повторя-
ющихся после рифмы (в конце каждого стиха).
Персидские стихотворцы издавна восхваляли вино как божественный и благородный напиток. В данном контексте Симин обращается к каноническому мотиву «вино - лекарь тела и души». Вино предстаёт как напиток, открывающий и преображающий истинную природу человека, выявляющий скрытое, украшающий жизнь, наделяющий силой и храбростью, превращающий недостатки людей в достоинства [13, с. 140-145]. В феминистском дискурсе интересны лингвистические оппозиции «бе сурат» («внешне») и «бе ма'на» («внутренне») как признаки основных зон (экстразоны и интразоны) концепта «женщина». Под словосочетанием «истинная женщина» поэтесса понимает дикую, неистовую натуру, и для усиления художественной выразительности использует гиперболизацию её свойств - «гармтар аз аташ» («горячее огня»).
Высшей точкой эмоционального подъёма выступает завершающий бейт3, наделяющий героиню стержневым эпитетом «мар-дафкан» («неукротимая»). Данная лексема включает в себя компонент «мард» («мужчина») и буквально может быть переведена как «сильная, поднимающая/бросающая мужчин». Лексический выбор необычен, так как со времён создания великого эпоса иранских народов данной характеристикой наделяли лишь славных богатырей, воинов и силачей, способных поднять и отбросить мощного соперника. В данном контексте присутствует гендерная оппозиция: внешняя хрупкость женщины противопоставлена её удивительно твёрдому внутреннему стержню, характеру, способному превзойти мужские качества. Бехбахани открыто предупреждает партнёра о своей неистовой силе, способной превозмочь мужскую природу.
Автор традиционно «подписывает» газель, при этом мастерски использует семантику собственного имени «симин» («серебряная»). «Пейманэ-йе симин-э танам» («серебряный бокал моего тела») наполнен любовью, «бадэ-йе эшг» («вино любви») разливается по её жилам словно кровь, именно оно снимает этой ночью все запреты и возрождает в ней Женщину.
Феминность письма поэтессы проявляется в частом обращении к таинственной природе женщины, её скрытых способностях и интуиции, связи с тонким планом. При этом Бехбахани не пытается идеализировать природную суть женщины, а показывает всю пол-
3 Бейт - двустишие в поэзии народов Востока, минимальная строфическая единица.
ноту её чувств, принимая естественную двойственность натуры:
Не касайся губами моих губ! Подобно змее
Спрятала своё жало:
В горле ком и тайная обида
Скрываются за моим смехом.
Не касайся грудью моей груди! В которой
Тлеет под пеплом костёр.
Страшусь разжечь в тебе огонь,
Сжечь тебя дотла. [6, с. 29]
Поэтесса не стесняется вести повествование от первого лица, не пытается приукрасить свои естественные порывы путём их игнорирования или приглушения, а показывает истинную женскую душу. Сравнение героини с «мар» («змеёй») и комфортное существование в таком неприглядном образе исходит не из стремления к самоопорочиванию, а скорее из отсутствия обусловленности внешней средой. Женщина проявляет себя естественно, безотносительно к патриархальным устоям социума, заявляет о себе без оглядки на общепринятые моральные и поведенческие нормы.
В приведённом отрывке героиня наделяется такими яркими характеристиками не абстрактно, а через взаимодействие с любимым человеком, причём его образ не лишён влияния традиционных стереотипов - он остаётся далёк от разгадки естественной сути своей возлюбленной. Она же, в свою очередь, осведомлена о непроявленных стремлениях его души, чем подчёркивается превалирование интуитивно-эмотивной женщины над рационально-аналитическим мужчиной. Мотив преобладания и возвышения женской природы над мужской заключён и в завершающем бейте: своим внутренним огнём она может «сжечь его дотла».
Симин продолжает ломать стереотипы, выработанные традиционной системой ценностей, о наличии строго дихотомических черт у мужчин и женщин, иерархичности социальной системы, односторонности организации женской психики. Она позволяет себе отойти от общепринятых характеристик по-лоролевого поведения и соответствия своей гендерной принадлежности, проявляя исконно маскулинные черты и демонстрируя естественную эмоциональную амбивалентность человека:
Ты добрый и уповающий, я же Холодна и безжалостна, как меч.
[Там же, с. 30]
На фоне того, что традиционное фемин-ное поведение в условиях иранского обще-
ства предполагает нравственный ригоризм женщины, Бехбахани в своей лирике неоднократно транслирует идею сдерживания феминных чувств, радостей и горестей, выступая в пользу эмоциональной жёсткости и прагматизма:
Бьётся от радости сердце моё, В глазах заблестела слеза. Та, которую так мучительно Прячу, чтобы никто не заметил.
[Там же, с. 43]
Моя милая улыбка поддельна и обманчива, В сердце накатывает волна давней грусти, Радость на лице изменчива, Спрятано за сладким ликом горькое нутро...
[Там же, с. 111] Можно предположить, что тем самым поэтесса в пространстве социально-психологических координат раскрывает себя как женщину, имеющую «серединный» способ адаптации, соединяющий женские и мужские ролевые функции. При этом она не делает акцент на специальном приспособлении к мужскому обществу либо самореализации «по мужскому типу», чтобы быть принятой в нём.
Вспоминая прошлое, Бехбахани нередко характеризует свою жизнь как полную горя и страданий, пребывая в состоянии безысходности, беспомощности и страхе между печальным прошлым и безрадостным будущим: Сколько ни оглядываюсь назад, Вижу лишь горе и страдания... Когда всматриваюсь в зеркало, Не вижу ничего, кроме мрака. [Там же, с. 72]
Вся жизнь моя прошла в муках. А что в итоге? - Ничего! [Там же, с. 88]
Традиционные феминные формы поведения и мироощущения, с патриархальной точки зрения, включают в себя наряду с милосердием, нежностью, самоотвержением чувство бессилия, тревожности, депрес-сивности. В феминистском литературном дискурсе таким образом мужское активное начало противопоставлено женскому пассивному и инертному. Перечисленные состояния свойственны большинству женщин, в целом их можно назвать доминантными мотивами женского письма. Здесь Симин также следует выработанной мировой литературной практике, являя свою героиню носительницей набора базовых феминных качеств.
Поэтесса чувствует беспокойство в отношении настоящего положения вещей и своего облика:
Разве это я? О несчастные! Разве это я? Пламя остывшее, ставшее пеплом.
Разве это я? О сердечные! Разве это я?
Увядший опавший цветок...
Верится ли вам, друзья?!
Что бесплодная ветвь - это я,
Бездушный осенний сад - это я,
Беззвёздный вечер - это я? [6, с. 121-122]
Мрачные рассуждения о никчёмности, иррациональный страх перед кончиной либо естественными физиологическими изменениями психологи связывают с кризисным периодом определённого возраста, присущим как мужчинам, так и женщинам. Однако последние в большей степени подвержены таким социокультурным факторам, как идеализация внешности и перфекционистская самопрезентация. Собственный облик Бехба-хани сопоставляет с природными явлениями, вплетая личные качества и накопленный жизненный опыт в циклы макрокосма. Поэтический текст украшен говорящими, но довольно употребительными сравнениями автора с «шахэ-йе бибар» («бесплодной ветвью»), «баг-э бирух» («бездушным садом»), «шам-э биахтар» («беззвёздным вечером»). Они придают стихотворению пассивно-созерцательный характер, лишь принцип их введения сопряжён с внутритекстовым движением от малого к большому.
Самосознание Бехбахани определено её интимными переживаниями в сочетании со стремлением к социализации и выстраиванием взаимоотношений с ближайшим окружением. Протестный настрой высказывания маркирует эмоциональное непринятие своего внешнего увядания и его несоответствие с внутренним состоянием поэтессы. Основную часть художественного материала занимает внутренний диалог в широком смысле. Его структура включает многочисленные инте-риоризированные образы значимых «собеседников», то есть современников Симин. В обращении к адресатам заложены исключительно их душевные качества: «гамгосаран» («несчастные»), «мехрабанан» («сердечные») и, наконец, «дустан» («друзья»).
Недостаточная «прочитываемость» и разработанность гендера в поэтическом языке и лексическом выборе Симин часто компенсирована избранием доминантного образа произведения, тематикой и связанным с ней миросозерцанием и переживанием автора. За несколько лет до развода С. Бехбахани с её первым супругом в сборнике «Мармар» («Мрамор») (1962 г.) появилось стихотворение «Наме» («Письмо»), в котором показана эмоциональная амбивалентность женщины по отношению к своему мужчине. Автор ведёт
повествование от первого лица, и из заданной ситуативной модели читатель делает вывод об исключительно «женском» переживании. В тексте переплетены радость и смятение, горечь ушедшей пылкой страсти её спутника, жалобы на его неверность, нежные чувства к нему, переживания за новорождённого сынишку. В итоге героиня решается вскрыть конверт и прочесть письмо любимого:
Что? Что в этом письме? А? Что здесь?
Ах... Приказ о моём отлучении.
Печать отклонения, росчерк об аннулировании
На мне и моём существовании - развод.
[Там же, с. 382]
Поэтесса осталась верна себе в синтезировании эмотивного и социального планов и продемонстрировала эффектный переход от чувственного к рациональному. Искренность и нежность повествования о женских переживаниях сменяется жёсткой стилистикой содержания письма, рождающего новый ассоциативный ряд. Женщина сопоставлена с вещью, на которой, словно печать под вердиктом бюрократа, ставят клеймо «эфтэраг» («отлучения»), «вахордэги» («отклонения»), «ботлан» («аннулирования»). Автор внезапно завершает стихотворение приведёнными выше строками, позволяя читателю самому поразмыслить над последствиями ярлыка «разведённой женщины с детьми» и действием общественных механизмов против неё.
Черты феминного стиля письма Симин отчётливо прослеживаются в сборнике «Мар-мар» главным образом через введение в текст художественного автопортрета:
Словно дерево в фарвардине1 расцвела моя душа,
Подол мой полон цветов, кого ими осыпать? Эй, оживляющий ветерок, этой ночью овей меня, Ведь я же не останусь до утра с цветами... Я - лунный свет в ночной тишине, Словно твёрдая скала прильни к моему подолу. Пристанище моих объятий благоухает жасмином, Обнажённые плечи цвета лепестков шиповника...
[Там же, с. 296]
Отрывок представляет собой женский текст в первую очередь благодаря содержанию гендерно-маркированной лексики: «даман» («подол/юбка»), «шанеха-йе орйан» («обнажённые плечи»), «бу-йе йасеман» («аромат жасмина»), «ранг-е настаран» («цвет лепестков шиповника»). Лексический выбор поэтессы нельзя назвать оригинальным, однако если в классической газели подобные дескриптивные пассажи имели отношение к возлюбленной, то Симин впервые в
1 Первый весенний месяц иранского календаря.
рамках данной жанровой формы применила их для самоописания. Безусловно, костюм и мода (наряду с основами домохозяйства, правовыми и этикетными нормами) являются атрибутами «недискурсивной феминной практики», т. к. символически репрезентируют феминное начало в культуре.
«Женскость» представленного художественного материала проявлена также в общем лирическом контексте, мягких приглушённых тонах и романтическо-возвышенном колорите любви. Симин переплетает мотивы интимной и пейзажной лирики: она вверяет себя «насим» («ветерку»), просит овеять её и разметать лепестки с её «пор зе голь» («полного цветов») подола и «пор шокуфе» («расцветшей») души. Подобное самовосприятие естественно для женщины, т. к. её энергия направлена на отдачу через выражение своей любви и признательности, потому что она щедра, как сама природа, и отдаёт от своего изобилия.
С годами поэтесса всё чаще обращается к мотиву взрослости и старости. В сборнике «Хатти аз сор'ат ва аз аташ» («Линия скорости и огня»), сочинённом Симин в 54-летнем возрасте, он становится едва ли не доминантным наряду с традиционным для персидской интимной лирики раскрытием и взаимодействием двух аспектов любви: «наз ва нийаз» («наслаждения и страдания»):
Где юношеское великолепие, то абсолютное изящество,
Та стройность и хрупкость, как у весенних побегов?
Мои ласкающие ручки - что райский дар,
Мои кокетливые глазки - что татарские танцовщицы. [6, с. 569-570]
При кажущейся безропотности принятия факта своей зрелости Симин жалеет об ушедшей молодости и не скупится на эпитеты в описании красоты и изящества юного тела.
В заданной парадигме в памяти Симин часто возникают воспоминания из детства, как правило, проникнутые пронзительной сердечностью, овеянные душевностью, теплотой и светлой грустью. Например, в стихотворении «Дар хаджми аз биэнтезари» («В объёме неожиданности»), которое поэтесса называет одним из своих любимых сочинений [5, с. 34], автор, будучи в возрасте 69 лет, будто вновь возвращается в детство и переживает свои первые впечатления от своих сверстников, отцовского дома и сада:
Та нерасцветшая дружба завяла,
Тот недозрелый плод сорван.
О детство! Жаль, как жаль!
О старость! Увы и ах!..
Перенеслась в те далёкие годы,
В зелёный цветущий сад,
К алым лакомым яблочкам.
[Там же, с. 1021]
Поэтесса убеждена, что ветшает лишь тело, душа же всегда остаётся открытой для любви:
Любовь пришла такая красная, хотя и поздняя,
Право, как красив алый цветок, распустившийся на снегу.
Любовь, о любовь, о любовь! Как долог мой путь к вершине!
Какая дрожащая поступь и старческие руки!
[Там же, с. 623]
Закат жизни предстаёт в символичном образе зимы, и Бехбахани любуется яркой и спасительной поздней любовью как «сорх голь ростэ дар барф» («алым цветком, распустившимся на снегу»). Сила чувств побеждает физическую слабость и способна противостоять даже неминуемому неодобрению общества. Любовь всегда оставалась для Симин жизне-определяющим фактором. Продолжая тезис о том, что жизнь без любви подобна смерти, автор ломает стереотипы и осмеливается заявить о душевных переживаниях женщины зрелого возраста, тем самым создавая прецедент в персидской литературе.
В целом мотив литературного «автопортрета» Бехбахани встречается в её лирике намного чаще, чем описание любимого или собирательного образа мужчины. Прибегая к самодескрипции, поэтесса создаёт очевидную дистанцию между «женщиной-автором» и «женщиной-мечтой». В средствах и методах описания уловим мужской взгляд, эстетическое оценивание женщины мужчиной:
- Где мои тюльпановые лепестки?
- Стали лиловыми.
- А чёрный шёлк?
- Посерел.
- Где же две хмельные шутницы?
- А, те, что подавали вино?
Старый погребок
опустел. [Там же, с. 698]
Эстетика старости изображена посредством ключевых классических метафор: губы сравниваются с «барг» («лепестками»), волосы - с «абришам» («шёлком»), а руки - с «шух» («шутницами»). Широко использована топика хамрийата (вакхической поэзии). Поэтесса ведёт диалог с мужчиной, в ходе которого приходит горькое осознание собственной непривлекательности для противополож-
ного пола и недосягаемости уподобления образу «женщины-мечты».
16 газелей из сборника «Дашт-э Аржан» («Долина Аржан») (1983) названы автором «куливаре» («цыганские»). Их колоритность поддержана и дополнена пятью «таране» («песнями»), созданными в классической форме добейти, в которых стержневой для суфийской и вакхической поэзии образ «саги/ саки» («кравчего, виночерпия») заменён образом «кули» («цыганки»). Данный поэтический цикл интересен для исследования в рамках феминистского дискурса не только ввиду уникальной образности, но и смещением гендерных акцентов. Если концепт «саги» вписан в исключительно мужскую парадигму, то «женскость» образа цыганки очевидна. Симин обращается к архетипу женщины-ведуньи, обладающей обширными знаниями о вечных законах Вселенной. Ей подвластно временное пространство благодаря способности видеть и предсказывать будущее, её жизнь вплетена в природные циклы. Эта женщина гармонична в своём одиночестве и не хочет подчиняться кому-то, ей чуждо всё, что так или иначе связано с социальными конструктами.
Бехбахани впервые выдвигает на первый план самоценность маргинальной в иранском обществе личности. В силу своей этнической принадлежности цыгане отвергают предлагаемые им системы норм и ценностей, являющиеся содержательным элементом чуждых им культур. Выбирая ключевым персонажем цыганку, автор задаёт ей модель поведения вольной, свободомыслящей женщины, освобождённой от закостенелого сознания, занимающей твёрдую позицию в системе общественных отношений. Бехбахани стремится хотя бы в своём творчестве «примерить на себя» роль свободной женщины. Данный яркий образ настолько самобытен и нетрадиционен, что поэтесса позволяет себе отойти от фигуральности и дополнить текст несколькими поясняющими бейтами, предваряя таким образом непонимание читателей и критические замечания:
Цыганка - это я, ах! Да, здесь никого кроме меня.
Виден лишь образ цыганки в отражении моего лика... [6, с. 640]
Приведённое выше высказывание отделено от основного текста не только визуально, но и структурно-семантически. Его ритмомелодический рисунок больше соотносится с прямой речью автора, а не поэтическим отрывком. Применение данного стилисти-
ческого приёма в рамках газели звучит довольно смело, но представляется уместным, когда звучит из уст вольнолюбивой цыганки. Как уже отмечалось, данный женский образ находится за пределами канонической парадигмы изобразительности, и это несоответствие поддержано динамическим характером демонстрации художественной реальности. Представленное в сборнике богатство мелодики, а именно 32 уникальных размера, продуцирует глубину и многосмысленность авторского образного видения.
Симин и в заданном семантическом поле следует фундаментальному постулату о потребности в любви и раскрывает образ цыганки по-новому. Читатель узнаёт, что женщина влюблена в мифического, как и она сама, героя, именуемого «савар» («всадник»):
Умчался твой всадник, цыганка! Не взял тебя с собой.
Ночь осталась, и с ней сгустившаяся тьма.
Цыганка! Где же твои ночные танцы у костра?
Куда исчезла радость? Почему погас огонь?
[Там же, с. 643]
Симин обращается к традиционному принципу моделирования отношений «влюблённый - возлюбленная», выбирая женщину композиционным центром художественного материала.
Газель «Шаб, ладжурд и хамуши» («Ночь, лазурь и тишина») из сборника «Йек дари-че-йе азади» («Окно свободы») (1995 г.) обращает на себя внимание изяществом и необычностью:
Вышиваю двух пташек на хрупкости одиночества,
Вышиваю двух пташек влюблённых, как и я была.
Раскрыв красные клювики, поют в унисон.
Глазки у них - как зеркало. Зеркало, которым была я. [Там же, с. 786]
В пределах жёсткой структурности газели мы видим материал, соответствующий всем критериям «ше'рэ ноу» («новой поэзии»). Под этим термином в литературоведении принято понимать не только новую, свободную форму стиха, но и новую проблематику, видение явлений мира, образность и способы организации словесного материала [9, с. 7]. В поэзии Симин простые и понятные вещи обретают глубокую символику, текст наполнен атрибутикой женского письма (вышивка, украшение цветами, гадание на томике Хафиза). Его эмоционально-психологическая тональность, а именно выраженная эмотивность и трогательность, также гендерно окрашены. Симин с огромной теплотой вспоминает сказочный
мир детства, колыбельные, которые ей пела няня, игры и забавы. В заключении стихотворения автор изящно раскрывает тезис о своём одиночестве:
На хрупкости одиночества поутру вижу:
Один из двух остался, свыкнулся...
[6, с. 787]
На рассвете поэтесса с горечью обнаруживает, что одна из пташек любви, призванных украсить собой «назоки» («хрупкость») её одиночества и скрасить оставшиеся годы, упорхнула навсегда. Сильная женщина свыклась, стерпелась, заставила себя жить дальше с осознанием того, что никто уже не сможет заменить или вернуть ушедшую любовь.
Ключевым и жизнеопределяющим фактором для человека всегда оставалась любовь. Находя выражение в лирике, данный феномен отождествляется с «маскулинным» и «фемининным» через культурно-символический код, вследствие чего приобретает гендерную окраску. В творчестве Бехбахани вся гамма чувств лирической героини продиктована жизненными обстоятельствами и часто соотносится с понятием «сархурдеги» («фрустрация»). Страдание и боль разлуки являются неотъемлемой частью любви поэтессы, что красочно отражено в стихотворениях «Хакестар-э то ку?» («Где твой прах?»), «Горур» («Гордость»), «Йар-э госасте» («Далёкий друг»), «Моудж-хиз» («Поднимающий волны»), «Ин харифан» («Эти противники»), «Хун-э масмум-э шагай-ег» («Ядовитая кровь маков») и др.
Заключение. Симин Бехбахани стала первой иранской поэтессой, сделавшей по-
пытку синтезировать эстетические принципы литературного канона и идейно-смысловые аспекты течения «ше'р-э ноу». Она существенно расширила диапазон ритмомелодики газели, её лингвостилистический потенциал.
Благодаря её творчеству критики впервые стали рассматривать жанровую форму газели в контексте феминного дискурса. В раннем творчестве поэтессы видится преобладание традиции, заданной маскулинным письмом. Недостаточную «прочитываемость» и разработанность гендера в поэтическом языке и лексическом выборе Симин часто компенсирует избранием женщины в качестве доминантного образа произведения, тематикой и связанным с ней миросозерцанием и переживанием автора. По мере формирования своего авторского стиля Бехбахани отходит от довлеющих стереотипов и стандартных моделей мужского миропонимания и вырабатывает собственную мировоззренческую позицию, порой идущую вразрез с консервативными взглядами на общественную мораль.
За непреклонность нравственных убеждений и твёрдость социальной позиции Симин Бехбахани нарекали «иранской львицей», «народным поэтом Ирана», «иранской поэтессой» [5, с. 33]. И в настоящее время в Иране большими тиражами переиздаются сборники её сочинений, публикуются воспоминания о ней и критические статьи. Поэтесса внесла неоценимый вклад в развитие современной персидской литературы, обогатив и разнообразив её как свежим смысловым наполнением, так и авторскими структурными принципами.
Список литературы
1. Абумахбуб А. Кленовая зелёная колыбель // Жизнь и творчество Симин Бехбахани. Тегеран: Са-лес, 2003. 586 с.
2. Бамдад Б. Иранская женщина между Конституционной и Белой революциями. Тегеран: Ибн Сина, 1995. 146 с.
3. Бехбахани С. Воспоминания некоторых людей. Тегеран: Альборз, 1999. 776 с.
4. Бехбахани С. Газель будет жить // Хамшахри. 2003. № 3207. С. 9-12.
5. Бехбахани С. О творчестве Симин Бехбахани: роль и влияние поэзии // Хафез. 2008. № 54. С. 29-34.
6. Бехбахани С. Собрание сочинений. Тегеран: Негах, 2006. 1198 с.
7. Бехфар М. Лирика // Романтизм в персидской поэзии. Обзор лирики Симин Бехбахани // Голестане. 1999. № 8. С. 80-90.
8. Заварийан Р. Современные поэтессы и феминистские идеи (Симин Бехбахани) // Рудаки. 2006. № 8. С. 30-37.
9. Кляшторина В. Б. Новая поэзия в Иране. М.: Наука, 1975. 257 с.
10. Рузбех М. Эволюция персидской газели. Тегеран: Рузане, 2000. 304 с.
11. Фахри С. Симин Бехбахани // Халал. 1964. № 48. С. 69-73.
12. Хадиди Дж. Столкновение идей. Тегеран: Тус, 1977. 143 с.
13. Чалисова Н. Ю. Вино - великий лекарь: к истории персидского поэтического топоса // Вестник РГГУ 2011. № 2. С. 126-157.
14. Шарифи Ф. Эволюция творчества Симин Бехбахани // Ше'р. 2015. № 77. С. 128-157.
15. Шарифиан М. Роль языка в поэзии Симин Бехбахани // Исследования лирической поэзии. 2005. № 4. С. 75-98.
Статья поступила в редакцию 30.08.2017; принята к публикации 10.11.2017
Библиографическое описание статьи
Березина А. В. «Женская» газель Симин Бехбахани // Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 1. С. 153-161.
Anna V. Berezina,
Doctor of Philosophy, Senior Lecturer, Moscow State Institute of International Relations (University),
the Ministry of Foreign Affairs (76 Vernadskogo Ave., Moscow, 119454, Russia), e-mail: [email protected]
The "Woman" Ghazal by Simin Behbahani
Simin Behbahani (1927-2014) is a world-famous Iranian poetess who was twice nominated for the Nobel Prize. She was called the "Iranian lioness", "national poet of Iran"", "Iranian poet" for the inflexibility of moral beliefs and the firmness of her social position. Having selected the ghazal as a dominant genre of her work, Simin was doomed to "inclusion in tradition" and adherence to the patriarchal canon. In critical literature, her poems are also called "ghazalvareh" ("ghazal-like"), the fact that characterizes the genre polyphony of her works. However, with the formation of individual style, Behbahani made the ghazal a part of the "women's writing" and that helped her to become one of those rare masters of the word who through the author's initiative contributed to the evolution of the literary canon. The wide thematic diversity, the manner of writing and the content aspect of the lyrics reveal the authorship of a sensitive, deeply empathic woman, who however is ready to fight for her civil rights. Heroes of her works are often women, and the author reveals their spiritual and moral characteristics in the space of social coordinates. In the late lyric of Simin, within the rigid structure of the ghazal, one can see material that meets all the criteria of "she'r-e now" ("new poetry").The tools of feminist literary criticism were used as methodological basis of the work. During the study, all the poetic material of Simin Behbahani was analyzed, and the presented poems were translated from Persian to Russian for the first time by the author of this article. The research results may be useful to orientalists and literary critics and can be used in the implementation of training programs of philological disciplines.
Keywords: Simin Behbahani, feminist literary criticism, modern Persian literature, ghazal, femininity
References
1. Abumahbub, A. Maple Green Cradle. Life and Poetry of Simin Behbahani. Tegeran: Sales, 2003 (In Pers.).
2. Bamdad, B. Iranian Woman between the Constitutional and White Revolutions. Tegeran: Ibn Sina, 1995 (In Pers.)
3. Behbahani, S. Memories of Some People. Tegeran: Al'borz, 1999 (In Pers.)
4. Behbahani, S. Ghazal Will Live. Hamshahri, no. 3207, pp. 9-12, 2003. (In Pers.)
5. Behbahani, S. About Simin Behbahani's Works: The Role and Influence of Poetry. Hafez, no. 54, pp. 29-34, 2008. (In Pers.)
6. Behbahani, S. Collected Works. Tegeran: Negah, 2006: 1198 p. (In Pers.)
7. Behfar, M. Lyrics. Romanticism in Persian Poetry. Overview of the Lyrics of Simin Behbahani. Golestane, no. 8, pp. 80-90, 1999. (In Pers.)
8. Zavarijan, R. Modern Poetesses and Feminist Ideas (Simin Behbahani). Rudaki, no. 8, pp. 30-37, 2006. (In Pers.)
9. Klyashtorina, V. B. New Poetry in Iran. M.: Nauka, 1975: 257 p. (In Rus.)
10. Ruzbeh, M. The Evolution of the Persian Ghazal. Tegeran: Ruzane, 2000. (In Pers.)
11. Fahri, S. Simin Behbahani. Halal, no. 48, pp. 69-73, 1964. (In Pers.)
12. Hadidi, Dzh. The Clash of Ideas. Tegeran: Tus, 1977. (In Pers.)
13. Chalisova, N. Ju. Vine is a Great Healer: a Persian Poetical Topos. Vestnik of RGGU, no. 2 (63), pp. 126157, 2011. (In Rus.)
14. Sharifi, F. Evolution in the Works by Simin Behbahani. She'r, no. 77, pp. 128-157, 2015. (In Pers.)
15. Sharifian, M. The Role of Language in the Poetry of Simin Behbahani. Lyrical Poetry Studies, no. 4, pp. 75-98, 2005. (In Pers.)
Received: August 30, 2017; accepted for publication November 10, 2017
Reference to the article
Berezina A. V. The "Woman" Ghazal by Simin Behbahani // Humanitarian Vector. 2018. Vol. 13, No.1. PP. 153-161.
