CC BY
92
«Дяди Вани»: «Праздная жизнь не может быть чистой» [5, С, т. 12, с. 83]. Чехова всегда отличала убежденность в необходимости для человека серьёзной жизненной цели, понимания смысла своего существования. Поэтому и говорит Маша в «Трех сестрах»: «Мне кажется, человек должен быть верующим или должен искать веры, иначе жизнь его пуста, пуста... Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего дети родятся, для чего звезды на небе. Или знать, для чего живешь, или же всё пустяки, трын-трава» [5, С, т. 12, с. 147].
Подводя итог, можно сказать, что Антону Павловичу Чехову удалось в своей драматургии синтезировать лучшие черты классического романа.
Библиографический список
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Художественная литература, 1972.
2. Берковский Н.Я. Чехов: от рассказов и повестей к драматургии // Литература и театр. Статьи разных лет. - М.: Искусство, 1969.
3. Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 2. - М.: Искусство, 1974.
4. Роскин А.И. А.П. Чехов. Статьи и очерки. -М.: ГИХЛ, 1959.
5. Цит. по: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. - М.: Наука, 1974. Произведения А.П. Чехова цитируются по этому изданию с указанием серии (Сочинения - С, письма - П), тома и страницы.
УДК 821.111
Склизкова Тина Алексеевна
Владимирский государственный гуманитарный университет
sklizkova_tina@list.ru
ЖАНРОВЫЕ ТРАДИЦИИ РОМАНА О СЕЛЬСКОЙ УСАДЬБЕ (COUNTRY-HOUSE NOVEL) В РОМАНЕ «ЖЕНЩИНА ФРАНЦУЗСКОГО ЛЕЙТЕНАНТА» ДЖ. ФАУЛЗА
Жанровым признаком романа о сельской усадьбе является доминирование в тексте мифологизированного образа английского сельского дома, который рассматривается как аналог «приятного места» (locus amoenus). В статье роман Дж. Фаулза «Женщина французского лейтенанта» рассматривается в контексте этой традиции. Ключевые слова: роман о сельской усадьбе, «приятное место» (locus amoenus), Аркадия.
Современное британское литературоведение выделяет роман о сельской усадьбе (country-house novel) как особую разновидность романного жанра, особенно популярную в английской литературе первой половины XX века и восходящую к «Мэнсфилд-парку» Дж. Остин. В романе о сельской усадьбе главное место отводится поместью, которое играет практически ту же роль, что и замок в готическом романе: это не просто место действия, но ключевой образ в структуре романа.
Английской сельской усадьбе принадлежит особая роль в национальной картине мира. Представление об усадьбе как о средоточии национальной жизни, как об организующем начале, объединяющем все сословия, возникло в XVII веке. Яков I Стюарт (1603-1625) призывал дворян удалиться в свои поместья, управлять ими и «держать свой дом открытым, следуя древнему и похвальному английскому обычаю» [1, с. 163]. Находясь в своих усадьбах, поместное дворянство усваивало новые жизненные ориентиры и ценности. Позже, в связи с событиями гражданской войны, дворяне были вынуждены вести замкнутый образ жизни, поэтому поместье стало центром социальной жизни всей округи. В сознании дворян сельская усадьба становится оплотом спокойствия, духовной независимости, островком мира, тишины и сельской уединенности, «вернувшимся золотым веком посреди
политических бурь» [1, с. 163]. Не случайно именно в XVII веке появляются многочисленные поэмы, посвященные сельской усадьбе и восхвалявшие сельскую жизнь: «К Пенсхерсту» (1612), «К сэру Роберту Роту» (1616) Бена Джонсона, «К Сэксэ-му» (1640) Томаса Кэрью, «Об Эпплтон Хаус. К милорду Ферфаксу» (1660) Эндрю Марвелла.
В начале XX века, когда поместная жизнь постепенно уходит в прошлое, происходит мифологизация образа сельского дома, он начинает олицетворять навсегда утраченный идеальный мир. Впервые этот мифологизированный образ возникает в конце XIX века в романе У Морриса «Вести из ниоткуда» («News from Nowhere», 1890), где изображается утопическое будущее, в котором города сменили деревни с цветущими садами. Усадьба превращается в живописный идеал, воссоздается идеальная сельская местность, вариант известного с античности топоса «locus amoenus».
Э.Р. Курциус в своей книге «Европейская литература и латинские средние века» («Europaische Literatur und lateinisches Mittelalter», 1948) формулирует представление о «locus amoenus» как об одном из главных топосов, сформированных в античной поэзии и унаследованных западноевропейской литературой от риторики. Курциус выделяет 6 примет идеального пасторального пейзажа: «Минимально “приятное место” должно включать в себя дерево или несколько деревьев, луг, ручей
300
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
© Склизкова Т.А., 2012
или источник. Можно добавить пение птиц и цветы. Самые разработанные образцы добавляют также легкий ветерок» [7, с. 194].
Как указывает Курциус, традицию описания «приятного места» (locus amoenus) заложил Вергилий в своих «Буколиках». Начиная с произведений Вергилия «приятное место» становится важнейшей составляющей описания идеальной страны Аркадии, на которую распространяется мифологема земного рая, возможного лишь в сельской местности. Комментатор Вергилия Сервий Гоно-рат, производя слово «amoenus» от «amor», обозначает один из главных аркадных мотив - «блаженное ничегонеделание». Таким образом, «приятное место» имеет семантику убежища от активного действия, потока времени, смерти.
Достаточно рано в изображение Аркадии проникает мотив порчи, разрушения, имеющий ностальгическое звучание: это вневременной мир, который, однако, ассоциируется с минувшим золотым веком. С жизнью Англии это значение впервые соединяется в романе «Аркадия» Ф. Сидни (1590).
Как указывает Келсалл, в английской литературе, начиная с XVII века, поместья изображаются как воплощенная Аркадия, поскольку автор в обязательном порядке прибегает к традиции описании «приятного места» [9, с. 134]. Так, в поэме Э. Марвелла «Об Эпплтон Хаус» («Upon Appleton house»,1660) при изображении родового имения генерала Ферфакса используются все составляющие «приятного места». В начале XVIII века, как указывает К. Гвидон де Кончини, выражение «сельская местность» стало употребляться в значении приятной, полной удовольствия деревенской жизни поместного дворянства [8, с. 17]. В национальном сознании англичан постепенно формируется представление о сельской местности как о воплощенной Аркадии, противостоящей натиску современности.
В XX веке усадебный дом и его окружение оказываются в сознании англичан центром национального мифа. С самого начала века было широко распространено мнение, что «все хорошее, что есть в Англии, принадлежит сельской жизни» («everything good about England is rural») [10, с. 127]. Мифологизированное представление об Англии как о стране спокойных и красивых деревень, где все пьют чай на лугу, сохраняло свою актуальность на протяжении всего XX века. В 1983 году его комментировал английский историк Каннадайн: «По какой-то мистической причине, без видимых оснований мир сельских усадеб, с которым большинство из нас не было знакомо, вдруг стал миром, который мы потеряли, миром, который мы отчаянно хотим найти снова» [6, с. 14-15]. Он считает, что этот ностальгический взгляд в воображаемое английское прошлое создает иллюзию поряд-
ка и гармонии в современном нестабильном обществе. Зэди Смит в романе «Белые зубы» («White Teeth», 2000) называет Британию «greenandple-asantlibertarianlandofthefree» - «зеленой и приятной отстаивающей свободу землей свободных людей» [12, с. 245]. Это определение включает основные характеристики «земли обетованной», в которую, как в земной рай, стремятся попасть эмигранты третьего мира.
Идиллический мир сельской усадьбы является организующим повествовательным центром в романах Г. Уэллса «Тоно-Бенге»(«Tono-Bungay», 1908), Е.М. Форстера «Говардз Энд»(«Howards End», 1910), И. Во «Пригоршня праха» («A Handful of Dust», 1934) и «Возвращение в Брайдсхед» («Brideshead Revisited», 1945), которые составляют канон романа о сельской усадьбе. Его жанровые традиции сохраняют свою важность и во второй половине века для романов постмодернистской ориентации. Так, поместью Дарлингтон-холл, которое рассматривается главным героем как символ порядка и гармонии, отводится центральное место в романе К. Исигуро «Остаток дня» (1989). В качестве воплощения утрачиваемой современным миром подлинности изображается сельская местность в романах Дж. Барнса «Англия, Англия» («England, England», 1999) и М. Фрейна «Одержимый» («Headlong», 1999), где она противопоставляется «симулятивному» пространству города.
Во второй половине XX века жанровые традиции романа о сельской усадьбе часто обнаруживают себя и в тех произведениях, где сельская усадьба на первый взгляд находится на периферии повествования. В романе Дж. Фаулза «Женщина французского лейтенанта» («The French Lieutenant’s Woman», 1969) усадьба Винзиэтт играет гораздо более важную роль, чем может показаться. Этот роман является практически первым неовикторианским произведением (за исключением романа Дж. Рис «Широкое Саргассово море», стоящего у истоков «переписывания» викторианской прозы), который обращает свой взгляд в викторианское прошлое и переосмысливает миф о поместном доме.
В романе «Женщина французского лейтенанта» с Винзиэттом связан поворотный момент в судьбе героя и его самоидентификация. Винзиэтт описывается всего в одном эпизоде романа, где наделяется всеми признаками «locus amoenus». Как в «романах о сельской усадьбе», поместье в романе Фа-улза выступает символом мирной жизни и безоблачного золотого века. Винзиэтт увиден глазами главного героя романа, Чарльза Смитсона. Подъезжая весенним солнечным днем к поместью, герой останавливает взгляд на купах старых деревьев, «каждое из которых носило свое нежно любимое название: Посадка Карсона, Курган, Десяти Со-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
301
сен» [12]. Названия деревьев подчеркивают их значимость и важность для хозяев, поскольку к саду, как и к дому, они испытывали эмоциональную привязанность. Так, сэр Роберт при объяснении с племянником смотрит в окно, как бы ища поддержку в природе, пытаясь найти нужные слова у своих зеленых лугов. Описывая достоинства своей невесты, он обращается к помощи своего парка и сравнивает ее с породистым вязом. Такое отношение к природе дает ощущение связи между прошлым и настоящим, является гарантией стабильности в меняющемся мире. Объясняя эту связь с прошлым, Ричард Гальенн в своей работе «Английская сельская местность» («The English countryside», сборник эссе «Vanishing Roads And Other Essays», 1915) говорит об английской сельской местности как о результате длительного сотрудничества человека и природы. Гальенн противопоставляет старые английские деревни (Old English Village) новым (New English Village). Это деревенская местность со старинными усадьбами и красивыми парками, садами несет в себе гармонию, которая способствует индивидуальному развитию человека. И в этом ее разительное отличие от новых английских деревень, где индивидуальность человека проявляется в его умении правильно распланировать территорию своего поместья [10].
Старинное поместье Винзиэтт представляет собой живое доказательство взаимосвязи человека и природы. Чарльз, глядя на поместье, чувствует, что оно как будто «полнится любовью к нему» [5, с. 253]. Мысль о том, что он скоро по-настоящему будет владеть Винзиэттом, пробуждает у героя «невыразимое ощущение счастливой судьбы и порядка» [5, с. 253]. Чарльз внезапно ощущает, что он и Винзиэтт составляют одно целое, у них общая история и общая гордость. В эти минуты дом становится для него центром существования, чем-то особенный, сокровенным, «соединением вечных ценностей и мира повседневного, материальной реальности», «символическим воплощением семейных ценностей» [5, с. 253].
Поместью Винзиэтт в романе «Женщина французского лейтенанта» противостоит образ Лондона, который символизирует стремительно развивающуюся индустриальную Англию. Если Винзиэтт связан с иллюзиями, мечтания и стремления героя, то именно в Лондоне Чарльз понимает, что «потерял свободу - также как и потерял Винзиэтт» [5, с. 356].
В традициях романа об усадьбе поместье играет ключевую роль в развитии сюжета. Его переломный момент связан с решением, которое принимает герой. Он должен остаться со своей невестой Эрнестиной или же поддаться роковым чарам Сары Вудраф. Верх берет любовь к Саре, но совершается этот выбор под давлениями обстоятельств, связанных с поместьем.
Чарльз отправляется на встречу с дядей с явным нежеланием, он не хочет владеть Винзиэттом и проводить свои дни подле дяди. Герой считает, что они с сэром Робертом слишком разные люди и у них разные предпочтения. Сэр Роберт принадлежит к поместным дворянам, для которых основное времяпрепровождение в деревне - это охота и верховая езда. Чарльз же большую часть времени проводит в библиотеке, куда дядя и не заглядывает. Или же, взяв с собой геологический молоток, племянник уходит искать окаменелости. С точки зрения сэра Роберта, пешие прогулки, сидение в библиотеке - неподобающее занятие для джентльмена. В деревне джентльмену «подобало держать в руках только ружье или хлыст» [5, с. 18]. Чарльз всем своим поведением подчеркивает свое отличие от дяди. Он считает, что если и вступит во владение Винзиэттом, то будет вести отличную от дядиной жизнь. Чарльз ощущает себя человеком нового времени: агностиком, увлеченным наукой, оставившим в прошлом традиционные занятия поместного дворянства.
Однако после разговора с дядей, который сообщает герою о своей женитьбе, Чарльз начинает сомневаться в правильности своей позиции. Он осознает, что дядя гораздо лучше, чем он понял, что в лице Эрнестины выражается угроза для всего поместного уклада жизни. Эта «новомодная женщина» не понравилась дяде, потому что навсегда останется дочерью суконщика с «лондонскими повадками» и почти «полным отсутствием интереса к сельской жизни» [5, с. 261]. Возвращаясь в Лайм к невесте, Чарльз начинает понимать, какая пропасть лежит между ним и Эрнестиной. Недаром, приехав в Лайм, он говорит доктору Грогану, что не создан для семейной жизни. Окончательное прозрение приходит к герою после разговора с отцом Эрнестины мистером Фрименом, который предлагает ему заняться коммерцией - делом, недостойным английского джентльмена. В этот момент Чарльз чувствует себя дворянином, которому «не пристало заниматься ремеслом торгаша» [5, с. 351]. Вот когда становится ясно, сколь поверхностно увлечение Чарльза либерализмом. Век «великих свершений», оказавшийся веком «Потребителя, Покупателя, Клиента», требует от него активного действия - «отработать женино приданое» [5, с. 351]. Вульгарность этого предложения глубоко возмущает Чарльза. Но не только. Разница между ним и мистером Фрименом заключается и в том, что Фримен - человек действия, достигший собственными силами определенных высот, а Чарльз - «умный бездельник», фигура, характерная для дворянской культуры. Удел поместного дворянства - «блаженное ничегонеделание», их жизнь протекает в «темпе адажио» по мере того, как «заполняются бесконечные анфилады досуга» [5, с. 16].
302
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
Разговор с мистером Фрименом играет очень важную роль в выборе, совершенном героем. В глубине души Чарльз знает, что, пытаясь выполнить свой долг перед невестой, не только потеряет лучшую часть своего прошлого, но и не сможет сохранить свою личность. Испытывая чувство «невозвратимой потери», он изменяет своему первоначальному плану и едет в «Корабль» к Саре.
Таким образом, в центре романа «Женщина французского лейтенанта» оказывается сельская Аркадия, противопоставленная окружающему негармоничному миру. Роман включает традиционный мотив разрушения Аркадии, воплощенный в истории потери Винзиэтта. В широком смысле утрата поместья - это утрата идиллической сельской Англии, идеального мира джентльменов, сельской аристократии, которая связана с кризисом виктори-анства. Чарльз Смитсон не желает приспосабливаться к этому новому миру, в котором «английскость» подменяется «британскостью», где коммерческий расчет отодвигает на второй план высокие нравственные качества джентльменов. Герой уезжает из страны в надежде отыскать свою истинную Англию -Аркадию за морем. Мотив поиска «аркадного» мира является чрезвычайно распространенным в английском постмодернистском романе.
Библиографический список
1. Зыкова Е.П. Пастораль в английской литературе XVIII века. - М.: Наследие, 1999. - 256с.
2. Джумайло О.А. За границами игры: английский постмодернистский роман: 1980-2000 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// library.kpi.kharkov.ua/.../cgiirbis_32.exe
3. Паксман Д. Англия: портрет народа. - СПб.: Амфора, 2009. - 380с.
4. Публий Вергилий Марон. Собрание сочинений. - СПб.: Студия Биографика, 1994. - 416с.
5. Фаулз Дж. Любовница французского лейтенанта. - М.: Эксмо, 2008. - 608с.
6. Cannadine D. The Stately Homes of England // The Pleasure of the Past. Harmondsworth, 1993. -351p.
7. Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. - N.Y., 1963. - 698p.
8. Guedon-De Concini C. Visions and Revisions of the National Past in the British Country-House Novel, 1900-2001. - 2008. - 237p.
9. Kelsall Malcolm. The Great Good Place: The English Country House and English Culture. - New York: Columbia, 1993. - 324p.
10. Le Gallienne Richard. The English Countryside [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.readbookonline.net/read0nLine/39069/
11. Taylor P.J. Which Britain? Which England? Which North? // British Cultural Studies / eds. David Morley and Kevin Robins. - London: University press, 2001. - 342p.
12. Smith Z. White teeth. - London: Penguin books, 2001. - 542p.
УДК 821.161.1 (092)
Шарапенкова Наталья Геннадьевна
Петрозаводский государственный университет
natshar@mail.ru
«ТВОРИМЫЙ КОСМОС» ЗАРОЖДАЮЩЕГОСЯ САМОСОЗНАНИЯ (ПОВЕСТЬ «КОТИК ЛЕТАЕВ» АНДРЕЯ БЕЛОГО)
В статье анализируется метатема повести «Котик Летаев» — зарождение самосознания ребенка (на языке самого автора — рождение «строя» из «роя»,). Для интерпретации использован мифопоэтический комментарий и предпринят выход в сопредельные области (психология младенца, измененные состояния сознания).
Ключевые слова: Андрей Белый, зарождение самосознания, память о памяти, «Котик Летаев».
Андрей Белый обращается в повести «Котик Летаев» (1915-1916) к истокам своей . памяти, к опыту себя как младенца. Ж. Нива справедливо фиксирует странное свойство личности писателя: «Он не эволюционировал, а ин-волюционировал. Главное ему было дано сразу -если верить роману “Котик Летаев”, в два года, -и ему оставалось лишь заниматься археологическими раскопками в глубинах своего “Я”». И далее: «.он пересоздает себя в соответствии с ритмом космических бездн» [5, с. 106].
Андрей Белый воссоздает в повести сам процесс зарождения сознания в ребенке, отделение себя
от довременного мира, в котором он находился и о котором сохранил память («память о памяти»). Совершенно справедливо А.Х. Вафина связывает автобиографизм всех творений русского символиста с глубинной особенностью его мировосприятия: «Тема становления “Я” рассматривалась Андреем Белым как “проект”, который необходимо осуществить» [2, с. 18].
В повести «Котик Летаев» автор (повествователь), «земную жизнь пройдя наполовину» (Данте), вглядывается в свое прошлое, причем проистекающее далеко за пределы сознания (отсюда в текстах повести и романа существование двух
© Шарапенкова Н.Г., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
303
