CC BY
115
Разговор с мистером Фрименом играет очень важную роль в выборе, совершенном героем. В глубине души Чарльз знает, что, пытаясь выполнить свой долг перед невестой, не только потеряет лучшую часть своего прошлого, но и не сможет сохранить свою личность. Испытывая чувство «невозвратимой потери», он изменяет своему первоначальному плану и едет в «Корабль» к Саре.
Таким образом, в центре романа «Женщина французского лейтенанта» оказывается сельская Аркадия, противопоставленная окружающему негармоничному миру. Роман включает традиционный мотив разрушения Аркадии, воплощенный в истории потери Винзиэтта. В широком смысле утрата поместья - это утрата идиллической сельской Англии, идеального мира джентльменов, сельской аристократии, которая связана с кризисом виктори-анства. Чарльз Смитсон не желает приспосабливаться к этому новому миру, в котором «английскость» подменяется «британскостью», где коммерческий расчет отодвигает на второй план высокие нравственные качества джентльменов. Герой уезжает из страны в надежде отыскать свою истинную Англию -Аркадию за морем. Мотив поиска «аркадного» мира является чрезвычайно распространенным в английском постмодернистском романе.
Библиографический список
1. Зыкова Е.П. Пастораль в английской литературе XVIII века. - М.: Наследие, 1999. - 256с.
2. Джумайло О.А. За границами игры: английский постмодернистский роман: 1980-2000 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// library.kpi.kharkov.ua/.../cgiirbis_32.exe
3. Паксман Д. Англия: портрет народа. - СПб.: Амфора, 2009. - 380с.
4. Публий Вергилий Марон. Собрание сочинений. - СПб.: Студия Биографика, 1994. - 416с.
5. Фаулз Дж. Любовница французского лейтенанта. - М.: Эксмо, 2008. - 608с.
6. Cannadine D. The Stately Homes of England // The Pleasure of the Past. Harmondsworth, 1993. -351p.
7. Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. - N.Y., 1963. - 698p.
8. Guedon-De Concini C. Visions and Revisions of the National Past in the British Country-House Novel, 1900-2001. - 2008. - 237p.
9. Kelsall Malcolm. The Great Good Place: The English Country House and English Culture. - New York: Columbia, 1993. - 324p.
10. Le Gallienne Richard. The English Countryside [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.readbookonline.net/read0nLine/39069/
11. Taylor P.J. Which Britain? Which England? Which North? // British Cultural Studies / eds. David Morley and Kevin Robins. - London: University press, 2001. - 342p.
12. Smith Z. White teeth. - London: Penguin books, 2001. - 542p.
УДК 821.161.1 (092)
Шарапенкова Наталья Геннадьевна
Петрозаводский государственный университет
natshar@mail.ru
«ТВОРИМЫЙ КОСМОС» ЗАРОЖДАЮЩЕГОСЯ САМОСОЗНАНИЯ (ПОВЕСТЬ «КОТИК ЛЕТАЕВ» АНДРЕЯ БЕЛОГО)
В статье анализируется метатема повести «Котик Летаев» — зарождение самосознания ребенка (на языке самого автора — рождение «строя» из «роя»,). Для интерпретации использован мифопоэтический комментарий и предпринят выход в сопредельные области (психология младенца, измененные состояния сознания).
Ключевые слова: Андрей Белый, зарождение самосознания, память о памяти, «Котик Летаев».
Андрей Белый обращается в повести «Котик Летаев» (1915-1916) к истокам своей . памяти, к опыту себя как младенца. Ж. Нива справедливо фиксирует странное свойство личности писателя: «Он не эволюционировал, а ин-волюционировал. Главное ему было дано сразу -если верить роману “Котик Летаев”, в два года, -и ему оставалось лишь заниматься археологическими раскопками в глубинах своего “Я”». И далее: «...он пересоздает себя в соответствии с ритмом космических бездн» [5, с. 106].
Андрей Белый воссоздает в повести сам процесс зарождения сознания в ребенке, отделение себя
от довременного мира, в котором он находился и о котором сохранил память («память о памяти»). Совершенно справедливо А.Х. Вафина связывает автобиографизм всех творений русского символиста с глубинной особенностью его мировосприятия: «Тема становления “Я” рассматривалась Андреем Белым как “проект”, который необходимо осуществить» [2, с. 18].
В повести «Котик Летаев» автор (повествователь), «земную жизнь пройдя наполовину» (Данте), вглядывается в свое прошлое, причем проистекающее далеко за пределы сознания (отсюда в текстах повести и романа существование двух
© Шарапенкова Н.Г., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
303
нарраторов: вспоминающего взрослого и воспринимающего ребенка). «Мне - тридцать пять лет: самосознание разорвало мне мозг и кинулось в детство; я с разорванным мозгом смотрю, как дымятся мне клубы событий; как бегут они вспять...» [1, с. 9].
Формирование сознания ребенка (мыслей из бесформенных ощущений) подано в повести как противостояние «роя» и «строя» (становящегося и утвердившегося мира). В. Шкловский на этом перетекании одного в другое выстраивает убедительную целостную концепцию «Котика Летаева». Автор рецензии заключает: «Объективно “рой” - это ряд метафор, “строй” - это предмет, лежащий в ряду, закрепленном фабулой. Субъективно “рой” -это становление мира, “строй” - это мир ставший. “Рой” всегда дается прежде “строя”» [8, с. 688].
«Рой» и «строй» - дефиниции, используемые в повести самим автором. Сознание есть рождение «строя» (рацио, логики, языка) из «роя» (подсознания, ощущений, образов). Словесный мир рождается для Котика-ребенка через жесты, герой пребывает в мире архаики, его сознание должно «уменьшить» мир до слова-звука («понимание мира не слито со словом о мире» [1, с. 76]). Ребенок «вслушивается» в слово, образуя ассоциативные цепочки звуковых созвучий, поэтому - «Кре-мль»: «“Кре-мель” - что такое? Уж “крем-брюлэ” мной откушан; он - сладкий; подали его в виде формочки - выступами; в булочной Савостьянова показали мне “Кремль”: это - выступцы леденцовых, озо-вых башен; и мне ясно, что - “к р е” - крепость выступцев (к р е-мля, к р е-ма, к р е-пости), а: - м, м л ь - мягкость, сладость .показали мне: на голубой дали неба - кремлевские башенки: розоватые, крепкие, сладкие» [1, с. 77]. Созерцание воображаемого Кремля погружает ребенка в сон или в страну «танца ритма» («память о памяти»). «Память о памяти - такова; она - ритм; она - музыка сферы, страны - где я был до рождения!» [1, с. 74].
В сознании ребенка мир образов и слов вырастает из звука, который и рождает свой сокровенный и высший смысл: Кремль действительно крепость, с красными (розовыми) стенами (в восприятии ребенка данный цвет должен значить и мягкость).
Игра звуками и их сочетаниями, «сверхчувственное ощущение каждого звука» [7, с. 15], будет осмыслено уже «взрослым» автором повести, протянувшим руку «в прошлое», себе самому, носителю детского сознания. Языковые игры Котика Летаева переводят весь образный ряд текста в мифологическую плоскость (так, к примеру, ребенок постигает символы Священного Писания). В тексте повести Троицко-Арбатская церковь становится местом преображения героя, его соприкосновением со сверхчувственным миром, восстановлением утраченной при рождении связи со страной «рит-
мов», «памятью о памяти». «Троицко-Арбатская-Церковь» - особый сакральный локус в истории становления самосознания героя Котика Летаева: именно в ней ребенок «вспоминает» слышанный когда-то «солнцевый голос» [1, с. 55]. И за спинами - голоса: - подъемлют какую-то огромную, но позабытую истину: древнюю; мне когда-то открытую в храме (когда это было?)» [1, с. 55].
Именно оказавшись в церкви, маленький Котик переживает священные символы христианства как возвращение в правремя и прапространство (в страну Солнца). «Но меня приподняли (и - мне узреть!): - блистающее, как золотое светило небесное, чернобородое божество там стояло перед распахнутой дверью - в т_а_и_м_у_ю к_о_м_н_а_т_у блесков; и, подымая высоко десницу, с блистательной лентою, провозгласило: голосом, от которого чуть не лопнули стены... - блеско-громное, огромное Солнце, на котором я жил, опустилось на нас: там, оттуда, - на миг показалась т_а с_а_м_а_я Древность в сединах» [1, с. 55].
Специфика автобиографического жанра «Котика Летаева» Андрея Белого состоит в том, что в центре повествования находится не процесс становления характера и контакт с миром героя, а «сложный внутренний мир» пробуждающегося сознания ребенка, которое соприкасается с непознанным и «незнакомым ему миром» [2, с. 84].
Автор воссоздает процесс соединения сознания с телом, опускания его в телесную оболочку, до этого момента - «сознание было вне тела», то есть принадлежало другой - высшей субстанции - ноосфере (Вернадского), информационному полю земли, сверхсознанию Вселенной. Согласно авторской концепции, становление сознания ребенка изоморфно мифопоэтическому космосу древнего человека. Андрей Белый воплощает в повести мифопоэтический взгляд на природу, мир, Космос.
Формирование сознания у Котика Летаева (в самом имени скрыта зооморфная сущность) в повести уподоблено архаичному человеку и его ступеням развития (филогенез совпадает с онтогенезом). «Переживаю пещерный период; переживаю жизнь катакомб», - вспоминает ребенок-нарратор. Пещерному (архаичному) периоду свойственно мифологическое восприятие, в котором логическое мышление еще не дифференцировалось как особая сфера познания мира («Мир и мысль - только накипи: грозных космических образов», постепенно «возникло “Я” и “Не - Я”, возникли отдельности» [1, с. 15]). Взрослый нарратор дает свой комментарий к переживаниям ребенка: «Мифы - древнее бытие: материками, морями вставали когда-то мне мифы; в них ребенок бродил; в них и бредил» [1, с. 15].
Само рождение мысли уподоблено в повести космогонии (борьбе космоса и хаоса): «Все-все ширилось; пропадали земли в морях; изрывалось
сознание в мифах ужасной праматери; и потопы кипели.
Строилась - мысль-ковчег; по ней плыли сознания от ушедшего под ноги мира до .нового мира» [1, с. 15].
Логическое мышление («строй») - лишь хрупкая оболочка, отделяющая человеческое сознание от бездонного, деструктивного, дионисийского потока («рой»): «Роковые потопы бушуют в нас (порог сознания - шаток): берегись, - они хлынут» [1, с. 15].
Андрей Белый выстраивает аналогии личного космоса Котика Летаева и космоса планетарного (Вселенной), микрокосма и макрокосма.
Герой пребывает в состоянии, когда «- не было разделения на “Я” и “не-Я”, не было ни пространства, ни времени.
И вместо этого было: - состояние натяжения ощущений; будто все-все ширилось: расширялось, душило; и начинало носиться в себе крылорогими тучами» [1, с. 13].
«Неизреченность восстания моей младенческой жизни» [1, с. 13] образует странную параллель к возникновению Вселенной (пространства, времени, процесса её расширения, возникновению газообразных сгустков).
Важнейшая черта детского мировосприятия может быть, по словам исследователей, обозначена так: «Время, пространство, объекты, наполняющие их, для ребенка, вступающего в мир, представляются крайне неоднородными» [3]. А.Ф. Лосев писал о пространстве Эйнштейна, которое «хочется собрать .в некий конечный и выразительный лик, с рельефными складками и чертами, с живыми и умными энергиями» [4, с. 34]. Подобные «складки» пространства обнаруживают себя в повести о становлении самосознания - главной метатеме всего творчества Андрея Белого. Так, квартира на Арбате, в которой живет Котик вместе с родителями, представляет собой сквозное пространство. Ребенок, созерцая кабинет своего отца-математика, видит, как тот вытаскивает с полки книги: «.вместо томика в стене - щель; и уже оттуда нам есть: - проход в иной мир: в страну жизни ритмов, где я был до рождения.» [1, с. 70].
Сам коридор (то есть пространство) в сознании ребенка связывалось со временем («наш коридор представляется воспоминанием о времени, когда он был мне кожей» [1, с. 19]). Коридор становится в памяти ребенка - выходом из материнского чрева (Андрей Белый в начале ХХ века предвосхищает теории о существовании пренательной памяти). Данную гипотезу в своем докладе высказала на Международной конференции «Андрей Белый в изменяющемся мире» в 2010 г. О. Мюллер-Кук.
Окружающий мир врывается в мир ребенка хто-ническими образами (старухи, гадов, Минотавра,
Сфинкса). Мифологические образы (архетипы) сопровождают ребенка в «первые миги сознания» [1, с. 20]: «Вот мой образ вхождения в жизнь: коридор, свод и мрак; за мной гонятся г а д ы - этот образ родственен с образом странствия по храмовым коридорам в сопровождении быкоголового мужчины с жезлом». Далее следует графический отчерк и «перевод» в другую реальность - взрослого нарратора, который вспоминает, что болел в это время корью. Вроде бы «правдоподобное» объяснение состояния ребенка вновь перечеркивается фразой, данной разрядкой (« в т о и м е н н о в р е м я» [1, с. 21]).
Образ из видения ребенка - Минотавр, живущий, согласно древнегреческому мифу, на Крите в подземном лабиринте. Собственную квартиру Котик уподобляет лабиринту - жилищу человекобы-ка, которое, к тому же, имеет всего три стены: «четвертая - распахнулась своим темно-донным оскалом со множеством комнат -
- все комнаты, комнаты, комнаты! -
- в которые, если вступишь, то - не вернешься обратно, а будешь охвачен предметами.» [1, с. 21], «словом - скверные комнаты» [1, с. 22]. В доме на Арбате, как справедливо замечает Т.В. Юнина, «продвигаясь обычными коридорами, можно проползти сквозь стену и очутиться в бытовом пространстве Москвы или же в подземном пространстве древнеегипетских торжественных шествий» [9, с. 6].
«Чужой» [1, с. 28] Артем Дисифеевич Дорио-нов видится ребенку «быкообразным», «брюхатым»: «. когда узнаю про Тезея и про быка Минотавра, то становится ясно мне: Артем Досифеевич -Минотавр; я же, щелкнувший в мрак пустых, пустых комнат, - Тезей» [1, с. 28]. В сознании ребенка воскресший миф о Тезее и Минотавре - оболочка предстоящей инициации (сражение, временная смерть и воскрешение).
Реальное (отчасти срамное) событие («из коридора . в мою детскую комнату») становится путем героя, ведущим его к мистериальному преображению: «.вспоминаю я это шествие; мне казалось оно бесконечным; напоминало оно: шествие по храмовым коридорам в сопровождении быкоголового мужчины с жезлом -
- (я впоследствии видел изображения таких шествий; изображениями этими пестрят подземные гробницы Египта; и я видел ведущих: песье-головых, быкоголовых мужчин с длинными жезлами в руках...)
Мне казалося: -
- переходы квартиры ведут к бездне мрака; и все там обрываются: далее - чернотные грохоты, по которым несется старуха, стреляя дождями карбункулов (переживание это меня охватило однажды: при прохожденьи земли чрез комету)» [1, с. 28].
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
305
В сознании ребенка: все живут в голове Сфинкса. Автор дает описание переживаний Котиком пространства квартиры, в которой «комнаты - части тела», а череп - «купол Храма». Лабиринт Минотавра уподоблен пространству внутри гробниц Египта. Л. Силард замечает, что символ «восхождения» связан с «путем посвящения» в древнеегипетском понимании. Сфинкс у Андрея Белого - это преддверие, антропософский Страж Порога, «знак Хаоса и бесконечности на пределе пределов» [6, с. 25]. Сфинкс - это выход за черту, за границу, возможность «выхода в другие измерения» [6, с. 25].
Итак, процесс освоения ребенком пространства проходит несколько этапов: восприятие тела как пространства, квартиры как лабиринта, выход в перевернутое, мифопоэтическое и ритуальное пространство (Крит, Египет), подготовка к инициации (пространство внутри черепа).
В финале повести Котик переживает «собственное распятие» как необходимый этап инициации: «Во Христе умираем, чтоб в Духе воскреснуть». Герой обретает самосознание и теряет нить с Невидимым градом (градом Китежем). Герой уподобляет свой жизненный путь крестному пути Спасителя (символы «багряница», «деревянный крест», «железные гвозди», Голгофа). «Миг, комната, улица, происшествие, деревня и время года, Россия, история, мир - лестница расширений моих; по ступеням ее я всхожу <...> к ожидающим, к будущим: людям, событиям, к крестным мукам моим; на вершине ее - ждет распятие» [1, с. 191]. Будучи на кресте, герой созерцает «сумятицу жизни», суету толпы, на которую будет взирать «невидящим взором». Из этого акта заклания, жертвоприношения должно родиться «живое слово»: «Мое слово могло бы родиться не прежде» [1, с. 192].
Воскрешение (возрождение) возможно в ином несуетном мире (должно вспыхнуть Солнце как внутри самого героя, так и истинное Солнце нерукотворного высшего мира). Взрослый повествователь говорит о зарождении в сознании будущего поэта новых смыслов, новых слов, но плата за обретение творческого дара - «глаголом жечь сердца людей» (А. Пушкин) - самораспятие («Распинаю себя» [1, с. 193]).
«Вспыхнет Слово, как солнце, -
- это будет не здесь: не теперь.
Самосознание мое будет мужем тогда, самосознание мое, как младенец еще: буду я вторично рож-
даться; лед понятий, слов, смыслов - сломается: прорастет многим смыслом» [1, с. 193].
Итак, автор обращается к теме памяти, причем досознательной памяти, предвосхищая современное понимание психологии нерожденного младенца, который уже в утробе матери слышит её сердцебиение (О. Мюллер-Кук), формированию у ребенка логического мышления, становлению мира соответствий между словом и понятием («строй») из вихрей мифопоэтического космоса («рой»). В повести «Котик Летаев» Андрей Белый воссоздает особенности детского сознания, которое зарождается как «огромная полифония: творимый космос» 1, с. 10].
Библиографический список
1. Белый А. Котик Летаев. - М.: Вагриус, 2000. -С. 9-194.
2. Вафина А.Х. Формы выражения авторского сознания в автобиографической прозе Андрея Белого: Дис. ... канд. филол. наук / Казанский (Поволжский) федеральный университет. - Казань, 2011. - 192с.
3. Воронин В.С., Юнина Т. В. Чертеж вселенной в личном космосе «Котика Летаева» Андрея Белого. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// sc-comm.ru/conf_fil.php (дата обращения 10.12.11).
4. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат, 1991. - С. 21-187.
5. Нива Ж. Андрей Белый // История русской литературы. Серебряный век. - М.: Радуга, 1995. -С. 106-120.
6. Силард Л. О символах восхождения у Андрея Белого // Андрей Белый в изменяющемся мире: к 125-летию со дня рождения. - М.: Наука, 2008. -С. 17-41.
7. Тимина С.И. Последний роман Андрея Белого // Белый А. Москва / сост. С.И. Тиминой. - М.: Сов. Россия, 1989. - С. 3-16.
8. Шкловский В. Андрей Белый // Андрей Белый. Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников / сост., вступ. ст., коммент. А.В. Лаврова. - СПб.: Изд-во Рус. христиан. гуман. ин-та, 2004. - С. 679697.
9. Юнина Т.В. Поэтика хронотопа автобиографической повести Андрея Белого: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / ВГУ. - Волгоград, 2009. - 20с.
