CC BY
276
Гребнева М.П.
(Барнаул)
ЖАНРОВАЯ СТРУКТУРА ПОВЕСТИ А.А ПОГОРЕЛЬСКОГО "ЛАФЕРТОВСКАЯ МАКОВНИЦА"
Первой русской фантастической повестью стала "Лафертовская маковница" А.А.Погорельского. Это произведение испытало на себе влияние балладного мира В.А.Жуковского [1] и немецкой романтической сказки Э.Т.А.Гофмана [2]. Однако если немецкие романтики создавали собственные мифы, поскольку их литературная сказка "возникла вне фольклорной традиции как самостоятельный жанр" [3], то Погорельский активно использовал готовые языческие и христианские мифы.
Миф - это не только мировоззрение, но и повествование. А.Н.Афанасьев полагал, что "миф есть древнейшая поэзия", ее жанровое своеобразие он определил термином "мифическое сказание" [4] Мифические сказания предшествуют жанру волшебной сказки, актуализирующей языческие представления, и жанру средневековой мистерии, определяемой христианскими воззрениями на мир. Жанры сказки и мистерии помогают "одеванию" мифического сказания "языческими и библейскими нарядами". В этом смысле оно предстает как явление преджанровое и предлитературное.
Важное место в мифах всех времен и народов уделялось потусторонним силам. Причем, на наш взгляд, существует определенная цикличность в выражении интереса к языческой или христианской демонологии. Периодам социального, общественного смирения соответствует христианское понимание демонического, а эпохам политических взрывов - языческое понимание. "Лафертовская маковница" была написана в год восстания декабристов, и это обстоятельство должно было вызвать из небытия бесовские силы. Роль языческих мифических сказаний и жанра волшебной сказки в этой повести представляется значительной.
Что касается элементов христианских мифических сказаний, то они появляются в повести эпизодически и носят подчиненный характер. Так, намечено противопоставление греховного дома Маковницы и церкви. Спасти этот дом от разрушения не могут даже образа, привезенные Онуфричем. Герой не в состоянии поцеловать руку покойной тетки, так как это было бы актом почтения к нечистой силе. В повести Погорельского бегло упоминается о христианских обрядах свадьбы и похорон. С образом Онуфрича связаны представления о душе, духовном начале: "Онуфрич был человек набожный" [5], служил "верою и правдою"(101). Перед походом к тетке герой "смиренно помолился иконе Николая-чудотворца" (104). Он оказал христианские почести умершей старухе, говоря, "помолимся за покойницу, она имеет нужду в наших молитвах" (112). Онуфрич увещевал жену, которой привиделась старуха: "Помолись богу, и греза от тебя отстанет" (118).
Надо сказать, что у Онуфрича есть двойник - его товарищ по турецкой войне, облик которого отличается елейностью, богоугодностью. Это - "почтенный старик с седою бородою" (124). Говорить о перерастании элементов христианских мифических сказаний в жанр средневековой мистерии в "Лафертовской маковнице" не приходится. Однако оппозиция христианского и языческого (западного и восточного, мифического сказания и волшебной сказки) для Погорельского актуальна. Двойственность как бы изначально заложена в названии повести: Лафертово (от Лефортово) - название той части Москвы, которая отличалась западными историческими традициями, и Маковница (от "мак") - ассоциативно отсылающая к странам Азии и Южной Америки, которые являются родиной опиумного мака.
Оппозиция Запад / Восток отчетливо присутствуют и в исторических отсылках, имеющихся в повести. Погорельский упоминает, с одной стороны, о русско-турецкой войне, а с другой - о грядущей войне с Наполеоном, русско-французской. Наличие исторических подробностей, ставших ко времени написания повести своего рода мифами, не случайно. Реальная жизнь людей сравнивается с историческими событиями. Это сравнение дает возможность понять, что война так же неестественна, как и сказочные события, врывающиеся в обыденную человеческую жизнь. Маковницу Онуфрич уподобляет турецкой батарее: "В эту минуту дряхлая старушка показалась ему страшнее, нежели лет тридцать тому назад турецкая батарея" (104). Жених, выбранный старухой для Маши, сравнивается с другим Женихом, сыном приятеля Онуфрича по турецкой войне. Избушка старухи у Проломной заставы чем-то напоминает будку сторожа, прежнего товарища Онуфрича по турецким баталиям. Интересно и то, что собаку старухи зовут Султаном.
С проблемой "Запад - Восток" непосредственно связана история возникновения жанра волшебной сказки. В.М. Жирмунский отмечал, в частности, что "ключ к проблеме происхождения
сказки (по крайней мере - волшебной) может быть найден именно на Востоке, и что вопрос о ее распространении есть прежде всего вопрос о культурных связях Востока и Запада" (6), Интересно, что мотив ключа, сказочного помощника, обыгрывается в повести Погорельского. Маша получает от Маковницы маленький ключ, надетый на черный снурок. Он - средство проникновения в иной мир, неведомый героине. На протяжении всей повести Маша находится в состоянии выбора, в конце она делает его, выбрасывая ключ в колодец. Этот выбор обусловлен нравственными принципами, предъявляемыми положительному персонажу в волшебных на родных сказках.
Синтез западных и восточных особенностей осуществляется в образе старухи, так как она -Баба Яга и Ведьма одновременно. Как отмечается Э.В.Померанцевой, особенно отчетливо "мифологические черты сохранились и в образе Бабы Яги, и в образе Кощея Бессмертного" [7]. Героиня Погорельского - старушка, она "добивает девятой десяток" (103). У нее нет имени, нет семьи, она - не только живой человек, но и мертвец. Если у Бабы Яги есть костяная нога, то у Маковницы - длинные костяные пальцы [8]. Существование старушки поделено на дневное и ночное. Днем она в большей степени напоминает Бабу Ягу. Ее дневная жизнь статична, упорядочена: в одно и то же время она уходит из дома и возвращается домой, возле заставы раскладывает свои маковники в правильном порядке на чистом полотенце и перевертывает корзинку вверх дном. Днем она, как мертвец, лишается дара речи: "Таким образом сидела она до вечера, не предлагая никому своего товара и продавая оный в глубоком молчании" (102). Старуха бездействует и молчит, она как бы умирает на время или замирает. Для старухи чужероден день и дневной живой человек, ее племянник Онуфрич. В его присутствии она мгновенно превращается из живого человека в мертвеца: "Губы ее посинели, глаза налились кровью, нос громко начал стукаться об бороду" (104). В этой ситуации даже голос начинает изменять ей: "Вон из моего дому!"- закричала она задыхающимся от злости голосом" (104). Оживает старуха ночью, когда она занята ворожбой, когда к ней возвращается дар речи: "из красноречивых ее уст изливались рекою пророчества о будущих благах..."
(102). Общение с нечистой силой, с Маковницей, осуществляется по ночам. Не случайно Маша с матерью отправляются к ней под вечер. Одна, без матери, Маша должна прийти к старухе в полночь. Переселение семейства Онуфрича в дом тетки сопровождается ночными страхами Ивановны и ее дочери.
Дом Маковницы именуется "домиком", "хижиной", "убогим домом", "низкими хоромами", что, естественно, вызывает ассоциации избушкой Бабы Яги. Героиня живет неподалеку от Проломной заставы. Название заставы выглядит странным, на первый взгляд вполне логичным, если исходить из сказочной семантики и особенностей сказочного пространства. Избушка старухи оказывается как бы на рубеже, отделяющем Лафертово от других частей Москвы: "Те (соседи - М.Г.) только, которые, переменяя квартиру, переселялись далеко от Лафертовской части, как например: на Пресненские пруды, в Хамовники на Пятницкую, - те только осмеивались громко называть Маковнииу ведьмою"
(103). По существу дом находится на границе, миров, как дом Бабы Яги в русских волшебных сказках [9]. Маковница, как и Баба Яга, неразрывно связана с образом русской печи, поскольку свои лепешки "умела она печь с особенным искусством" (102). Старуха Погорельского - не только ба Яга, но и ведьма. В связи с этим ее образ приобретает ряд особенностей [10]. Она способна навести порчу на людей и животных, в частности, сын ее соседа-доносчика "бегая по двору, упал на гвоздь и выколол себе глаз, потом жена его нечаянно поскользнулась и вывихнула ногу; наконец, в довершение всех несчастий, лучшая корова их, не будучи прежде ничем больна, вдруг пала" (103). Маковница в свое время, по всей видимости, заключила договор с дьяволом, в результате чего разбогатела: "Я, - говорит Маше, - для тебя выпросила этого жениха, будь послушна и выдь за него. Он научит тебя той науке, которая помогла мне и пить себе клад" (111). У родственницы Онуфрича есть помощники, представители животного мира, ворон и кот: "Они (соседи. - М.Г.) уверяли, сами видали, как в темные ночи налета дом старухи большой ворон с яркими, раскопанный уголь, глазами: иные даже божились, что любимый черный кот, каждое утро провожающий старуху до ворот и каждый вечер ее встречающий, не кто иной сам нечистый дух"(103). После смерти старухи кот исчезает: "Странно, что до сих пор нигде не смогли отыскать черного ее кота" (113). Старуха, как все ведьмы, иногда говорит - поет на непонятном языке, своего рода абракадабре [11]: "Старуха начала ходить кругом стола и протяжным напевом произносила непонятные слова" (110). Образ жизни Маковницы, ее имя неразрывно связаны с наркотическими веществами и предметами, из которых или при помощи которых изготовлялись снадобья для ведьм: маковые лепешки, муравьиный спирт, кофейник. В ночь смерти Маковницы в ее жилище по всем приметам пропесочил шабаш: "Необыкновенный шум, свист, хохот и крик, говорят, слышен был в ее доме до самого рассвета" (113). Присутствие нечистой силы у Погорельского очевидно благодаря своего рода звуковым сигналам. Так, приход призрака старухи в
собственный дом сопровождается скрипом двери (119). В ночь смерти старухи около ее хижины бушевала буря, собаки выли под ее окном, кот мяукал (113). Решение Маши покончить с кошмаром из-за наследства сопровождается отвратительным криком жабы, жалостным воплем со дна колодца, унылым мяуканье» кота (123).
Наблюдения над особенностями времени, пространства, звукописи, образной системы в "Лафертовской маковнице" позволяют заметить, что ее автор активно использовал не только литературный опыт своих предшественников (Жуковского, Гофмана), но и долитературный опыт мировой мифологии, русского фольклора, что особое место в жанровой структуре этого произведения занимают мифическое сказание и волшебная сказка.
Примечания
1. См. об этом: Маркович В.М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма // Жуковский и русская культура: Сб. науч. тр. Л.,1987. С.143-150.
2. См. об этом: Ботникова А.Б. Э.Т.А. Г офман и русская литература (1 -ая половина XIX века): К проблеме русско-немецких литературных связей. Воронеж, 1977. С. 56-68.
3. Ботникова А.Б. Трансформация принципов немецкой романтической сказки в русской литературной сказке 1-ой половины XIX века (А.А. Погорельский. В.Ф.Одоевский) // Из истории русско-немецких литературных взаимосвязей. М., 1987. С.52-66.
4. Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. М., 1988. С. 47.
5. Погорельский А. Избранное. Л., 1985. С.103. Далее текст цитируется по этому изданию, страницы даются в скобках.
6. Жирмунский В.М. К вопросу о международных сказочных сюжетах// Сравнительное литературоведение. Л., 1979. С. 340.
7. Померанцева Э.В. Судьбы русской сказки. М., 1965. С.86
8. Подробно об образе Бабы Яги см.: Пропп В.Я. Исторические корни волшебном сказки. Л.. 1936. С. 52-111: Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия (Собр. М.Забелиным): Репринтное воспроизведение издания 1880 года. М., 1992. С. 256.
9. Пропп В.Я. Указ. соч. С. 58-64.
10. Подробно о ведьмах см.: Роджер Харт. История ведовства // Демонология эпохи Возрождения. М.,1996. С. 319-335: Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. С.236-245; Даль В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа: Материалы по русской демонологии. СПб, 1994. С.56-59.
11.Русский народ: его обычаи, предания, суеверия и поэзия. С. 244-245.
