Запрет определенных действий в системе мер пресечения Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 340

Орлов Алексей Владимирович

кандидат юридических наук, доцент, заместитель начальника кафедры уголовного процесса и криминалистики, Самарский юридический институт ФСИН России, 443022, Россия, г. Самара, ул. Рыльская, 24в, e-mail: [email protected]

Аleksey V. Orlov

Candidate of Law, Associate Professor,

Dedeputy head of the Department of criminal procedure

and criminalistics,

Samara Law Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, Rylskaya str., 24v, Samara, Russia, 443022, e-mail: [email protected]

ЗАПРЕТ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ДЕЙСТВИИ В СИСТЕМЕ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ

Аннотация. Система мер принуждения традиционно относится к числу наиболее стабильных и неизменных институтов уголовно-процессуального права. Оформившаяся еще в период Советского государства структура мер пресечения в течение десятилетий оставалась практически неизменной. Однако существенные изменения в уголовной политике нашего государства в последние годы с неизбежностью приводят к необходимости реформирования мер пресечения в уголовном процессе.

Появление в уголовно-процессуальном законодательстве новой меры пресечения в виде запрета определенных действий можно, без сомнения, считать революционным изменением принудительных мер. Внесенные в УПК РФ изменения затрагивают не только рассматриваемую в рамках данной статьи меру пресечения, но и целый ряд смежных правовых норм, регламентирующих, например, залог или домашний арест. При этом следует признать, что далеко не все внесенные в Уголовно-процессуальный кодекс изменения являются бесспорными и однозначными.

В работе дается анализ содержания новой ст. 105.1 УПК РФ и формулируются возможные пути решения выявленных проблем. Среди рассмотренных в данной статье проблемных вопросов применения запрета определенных действий можно выделить сложности в отграничении новой меры пресечения от ряда существовавших ранее, проблемы применения технических средств контроля и т. д. Отдельное внимание уделено законодательным формулировкам запретов, составляющих содержание рассматриваемой меры пресечения. По итогам анализа существующих проблем делаются предложения по совершенствованию текста действующего уголовно-процессуального закона.

Ключевые слова: уголовный процесс, меры процессуального принуждения, меры пресечения, запрет определенных действий, домашний арест, уголовно-процессуальная деятельность, полномочия уголовно-исполнительных инспекций.

PROHIBITION OF CERTAIN ACTION IN THE PREVENTIVE MEASURES SYSTEM

Summary. The preventive measures system has traditionally been one of the most stable and permanent institutions of criminal procedure. The structure ofpreventive measures remained practically unchanged for decades from the Soviet period to our days. However, significant changes in the criminal policy of our state in recent years inevitably lead to the need of reforming the preventive measures in the criminal procedure.

The appearance of a new preventive measure in the form ofprohibition on certain actions can undoubtedly be considered as revolutionary change of compulsory measures in the criminal procedural legislation. The amendments to the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation affect not only the measure of restraint considered in the framework of this article, but also a whole range of related legal regulations governing, for example bail or house arrest. At the same time, it should be recognized that not all the amendments to the code of criminal procedure are indisputable and unambiguous.

In the work the content of the new article 105.1 of the Code of criminal procedure and possible solutions to the identified problems are analyzed and formulated. Among the considered in this article problematic issues of the the law application of certain actions can be identified difficulties in the separation of a new preventive measure from a number ofpreviously existing problems of using technical control means, etc. Special attention is paid to the legislative wording of the prohibitions that make up the content of the considered preventive measure. As a result of the existing problems analysis, proposals are made to improve the text of the current criminal procedure law.

Keywords: criminal procedure, preventive measures, house arrest, prohibition of certain actions, criminal procedural activity, powers of criminal executive inspections.

© 2018 Орлов А. В.

До недавнего времени институт мер пресечения в отечественном уголовном процессе можно было считать одним из наиболее «стабильных», неподверженных серьезным изменениям. Сформировавшиеся еще при принятии в 1960 г. УПК РСФСР представления о системе мер пресечения просуществовали практически без изменений до 90-х гг. XX в. Даже «немыслимый» в советские годы залог был предусмотрен законодателем, хотя фактически и не применялся в силу ограниченности в Советском Союзе круга состоятельных лиц, способных внести сумму залога за возможность избежать помещения в следственный изолятор.

Новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ, принятый в 2001 г. (далее - УПК РФ), воспроизвел сложившуюся к тому моменту в отечественном праве систему мер пресечения практически без изменений. Единственной «потерей» стало исключение из текста закона упоминания о «поручительстве общественного объединения», которое не вписывалось в новую систему мер пресечения в силу своей излишней идеологизированности.

Формируя систему мер пресечения, УПК РФ расположил их в определенном порядке - по степени увеличения строгости применяемых к обвиняемому или подозреваемому правоограниче-ний - от подписки о невыезде до заключения под стражу [1, с. 42]. Правоприменители были ориентированы на назначение лицам максимально мягкой меры принуждения из возможных. Назначение же более строгого средства обеспечения правомерного поведения обвиняемого ставилось в зависимость от невозможности достичь целей применения к нему меры пресечения с помощью более мягких ограничений.

В свете сказанного принятие и опубликование Федерального закона от 18 апреля 2018 г. № 72-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста» [2] (далее - Федеральный закон № 72-ФЗ) можно назвать революцией в системе сложившихся представлений об иерархии мер пресечения. Не имея возможности подробно остановиться на истории подготовки данного законопроекта, предлагаем перейти к анализу наиболее существенных изменений, которые он повлечет как в теории уголовного процесса, так и в сфере правоприменения.

Вновь введенная Федеральным законом № 72-ФЗ мера пресечения в виде запрета определенных действий (ст. 105.1 УПК РФ) с точки зрения сущности представляет собой возложение на обвиняемого или подозреваемого (при наличии указанных в законе условий) трех основных обязанностей:

1) своевременно являться по вызовам дознавателя, следователя или суда;

2) соблюдать один или несколько (по выбору суда) запретов из списка, приведенного в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ;

3) не препятствовать осуществлению контроля со стороны уголовно-исполнительных инспекций, обеспечивающих неукоснительное соблюдение лицом предусмотренных данной мерой пресечения правоограничений.

«Специфической», сущностной, отличительной чертой рассматриваемой нами меры пресечения при этом является лишь вторая из перечисленных выше обязанностей, так как две другие в той или иной степени реализуются и при применении многих других мер пресечения (например, подписки о невыезде или домашнего ареста). Однако законодатель пошел дальше и предусмотрел возможность наложения запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, и при избрании других мер пресечения - залога и домашнего ареста [3, с. 48-51].

В связи с этим возникает первый закономерный вопрос: следует ли считать, что законодатель ввел в систему мер пресечения некую особую, «дополнительную» (по аналогии с основными и дополнительными уголовными наказаниями) меру пресечения, которая может как назначаться самостоятельно, так и «сочетаться», применяться одновременно с другими мерами пресечения? Существовавшая до этого система мер пресечения подразумевала раздельное, самостоятельное применение каждой из указанных в законе принудительных мер.

Как нам представляется, подобное изменение в целом не противоречит правилам законодательной техники, однако порождает ряд вопросов, которые мы рассмотрим чуть ниже. Пока же отметим, что такой подход вносит неопределенность в существовавшую много лет иерархию мер пресечения, размывая установленный порядок их расположения в зависимости от строгости применяемых правоограничений.

Переходя к анализу проблемных вопросов, порожденных новеллами Федерального закона № 72-ФЗ, обратим внимание на следующее.

Во-первых, в соответствии с текстом закона запрет определенных действий может включать как все перечисленные в ст. 105.1 УПК РФ запреты, так и лишь отдельные из них по усмотрению суда. С одной стороны, это дает правоприменителям достаточно широкий простор в выборе конкретных средств обеспечения правомерного поведения лица, в отношении которого избрана мера пресечения. С другой же стороны, «переменный» объем правоограничений, как нам представляется, может существенно затруднить определение места рассматриваемой меры пресечения в общей системе и решение вопроса об избрании более строгой меры пресечения при нарушениях запретов.

По нашему убеждению, проблема состоит в том, что законодатель впервые при формулировании конкретного содержания меры пресечения четко не определил ее правовых границ, что может затруднить правоприменение. Другими словами, запрет определенных действий в такой интерпретации настолько многообразен в формах выражения, что одновременно будет походить и на подписку о невыезде (если, например, речь будет идти о запрете находиться в определенных местах или приближаться к определенным локациям), и на домашний арест (при запрете покидать жилище). В некоторых же случаях границы мер пресечения вообще будет невозможно определить.

Как нам представляется, п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ («запрет выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях») и ч. 1 ст. 107 УПК РФ («изоляция от общества в жилом помещении», в котором лицо проживает в качестве собственника) содержат, по сути, одинаковые запреты, разграничить которые не сможет даже юрист-профессионал. При этом в первом случае речь идет о запрете определенных действий, а во втором - о домашнем аресте, который, если верить установленной УПК РФ иерархии мер пресечения, является гораздо более строгой мерой пресечения. Считать «изоляцию» при реализации домашнего ареста более жестким право-ограничением, чем «запрет выходить» из жилого помещения, указанный в ст. 105.1 УПК РФ, тоже неверно, так как зачастую домашний арест не подразумевает полной изоляции обвиняемого или подозреваемого от общества, например, по причине необходимости проходить курс лечения и посещать медицинские учреждения.

Единственным принципиальным различием между «изоляцией» и «запретом выходить...» в этом случае является лишь срок, на который могут налагаться названные правоограничения. При этом сроки, предусмотренные ст. 105.1 УПК РФ, гораздо более длительные, чем установленные ст. 107 УПК РФ, что также вносит неопределенность в вопрос, какая из мер пресечения является более строгой.

На наш взгляд, такое положение вещей нельзя признать в полной мере отвечающим требованиям законности. Получается, что практически одинаковые правоограничения налагаются при наличии различных оснований и, более того, на разные сроки. Не будем забывать и о том, что домашний арест, даже с учетом последних разъяснений Конституционного суда РФ, как правило, применяется за совершение более тяжких преступлений, наказываемых лишением свободы, а запрет определенных действий таких условий не подразумевает. Как будет складываться практика - покажет время, однако наличие коллизии правовых норм в данной ситуации очевидно.

Решение проблемы видится в установлении в тексте УПК РФ более четких границ между существующими мерами пресечения.

Другой не менее важной проблемой, с которой придется столкнуться уголовно-исполнительным инспекциям при реализации меры пресечения в виде запрета определенных действий, является проблема недостаточной определенности содержания установленных законом запретов.

Кроме озвученной выше неопределенности понятий «изоляция» и «запрет выходить за пределы жилого помещения», не до конца урегулированными остаются следующие правоприменительные аспекты.

Во-первых, допускает ли содержащаяся в п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ формулировка «выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения.» возможность установления данного запрета в круглосуточном режиме? Или же круглосуточный запрет на выход из жилья нужно в свете такого понимания рассматривать уже как «изоляцию» и применять в рамках другой меры пресечения - домашнего ареста?

Во-вторых, подразумевает ли предусмотренный п. 2 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ запрет находиться на установленном расстоянии от «определенных объектов» привязку лишь к неодушевленным

объектам, или, как это реализуется в некоторых западных странах, можно запретить приближаться к определенным живым лицам на дистанцию, определенную по решению суда?

В-третьих, какой смысл закладывал законодатель в содержание рассматриваемой меры пресечения, разделяя предусмотренные п.п. 3-5 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ запреты и помещая каждый из них в отдельный пункт? Неужели возможны случаи, когда на обвиняемого будет наложен, например, запрет на личное общение с определенными людьми, но при этом останется возможность пользоваться средствами связи или сетью «Интернет»? Практика применения подобных ограничений в рамках домашнего ареста показывает, что в подавляющем большинстве случаев эти запреты накладываются и реализуются одновременно, так как по отдельности их применение теряет смысл.

Наконец, насколько обоснованно и целесообразно установление в п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ настолько узкого и нечасто применимого правоограничения, как запрет на управление автомобилем лицом, обвиняемым в преступном нарушении правил дорожного движения? Следуя данной логике, имело бы смысл продолжить перечень запретов и установить, например, в п. 7 этой же статьи запрет на приобретение обвиняемым алкоголя в определенных случаях, в п. 8 - запрет делать ставки на тотализаторе и т. п (список можно без труда продолжить). В свете сказанного интерес представляет мнение Д. А. Воронова, который предлагал в рассматриваемом пункте не ограничиваться перечнем запретов, а дать возможность суду запретить осуществление лицом «иных действий, совершение которых может повлечь последствия, указанные в п. п. 1-3 ч. 1 ст. 97 УПК» [4, с. 24].

Все перечисленные выше вопросы, к сожалению, остаются без однозначного ответа, что не может не вызывать сложностей при реализации меры пресечения в виде запрета определенных действий.

В завершение статьи представляется необходимым обратить внимание на еще один проблемный аспект, связанный с техническими моментами реализации запрета определенных действий.

Впервые в тексте уголовно-процессуального закона прямо прописан и существенно расширен перечень тех случаев, которые должны повлечь за собой замену избранной меры пресечения на более строгую. До принятия Федерального закона № 72-ФЗ в УПК РФ говорилось лишь о достаточно абстрактном нарушении условий нахождения лица под конкретной мерой пресечения. В настоящей же редакции ч. 13 ст. 105.1 УПК РФ в качестве нарушений, влекущих возможность замены избранной меры пресечения на более строгую, называются и отказ обвиняемого (подозреваемого) от использования в отношении него специальных технических средств контроля (например, электронных браслетов или аудиовизуальных средств осуществления надзора), и умышленное повреждение или уничтожение такого оборудования, и любые другие действия, направленные на нарушение нормальной работы средств контроля. Подобный подход законодателя к вопросу кажется нам вполне оправданным.

Вместе с тем законодатель обошел вниманием важный вопрос о том, какие из предусмотренных ст. 105.1 УПК РФ запретов должны в обязательном порядке сопровождаться применением технических средств контроля, а какие из правоограничений обеспечиваются техникой лишь по указанию избирающего меру пресечения суда. В этой связи вполне логичным представляется дополнение текста ст. 105.1 УПК РФ перечислением случаев, когда применение технических средств контроля за исполнением наложенных запретов является обязательным. Другим вариантом решения является установление в законе обязанности суда при избрании рассматриваемой меры пресечения всегда разрешать вопрос о необходимости применения элементов системы мониторинга подконтрольных лиц или других технических средств контроля за поведением обвиняемого (подозреваемого).

Нельзя также не отметить, что сама идея обеспечения эффективного технического контроля за всеми перечисленными в ст. 105.1 УПК РФ правоограничениями и запретами со стороны уголовно-исполнительных инспекций представляется весьма утопической и нереализуемой. Сотрудники УИИ во многих жизненных ситуациях не имеют ни технической, ни физической возможности своевременно выявить и отреагировать на допущенные нарушения. В связи с этим рискнем предположить, что эффективность новой меры пресечения в виде запрета определенных действий с точки зрения достижения целей, указанных в ст. 97 УПК РФ, вряд ли будет выше, чем у традиционных мер пресечения.

Подводя итог, еще раз подчеркнем, что появление новой меры пресечения, безусловно, является еще одним серьезным шагом на пути развития института мер процессуального принуждения.

Однако порождаемые изменениями проблемы требуют самого пристального внимания и незамедлительного решения.

Библиографический список

1. Макаров Л. В., Орлов А. В. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства: учебное пособие. Самара, 2005. 97 с.

2. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: Федеральный закон от 18 апреля 2018 г. № 72-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2018. № 17. Ст. 2421.

3. Орлов А. В. Актуальные проблемы реализации домашнего ареста в свете введения меры пресечения в виде запрета определенных действий // Вестник Самарского юридического института: научно-практический журнал. № 3 (29) / 2018. С. 48-51.

4. Воронов Д. А. Запрет определенных действий в рамках залога, домашнего ареста и новой меры пресечения // Российский судья. 2016. № 3. С. 21-24.

References

1. Makarov L. V., Orlov A. V. Aktual'nye problemy ugolovnogo sudoproizvodstva: uchebnoe posobie [Actual problems in criminal procedure]. Samara, 2005, 97 p. [in Russian].

2. O vnesenii izmenenij v Ugolovno-processual'nyj kodeks Rossijskoj Federacii v chasti izbraniya i primeneniya mer presecheniya v vide zapreta opredelennyh dejstvij, zaloga i domashnego aresta: Feder-al'nyj zakon ot 18 aprelya 2018 g. № 72-FZ [The amendments to the code of Criminal procedure of the Russian Federation regarding the election and application of preventive measures as prohibition of certain actions, bail and house arrest: Federal law № 72-FZ of 18 April 2018]. Sobraniye zakonodatel'stva RF [Collection of legislation of the Russian Federation], 2018, no. 17, st. 2421 [in Russian].

3. Orlov A. V. Aktual'nye problemy realizacii domashnego aresta v svete vvedeniya mery presecheniya v vide zapreta opredelennyh dejstvij [Actual problems of house arrest due to the new preventive measure of prohibition of certain actions] Vestnik Samarskogo yuridicheskogo instituta: nauchno-prakticheskii zhurnal [Bulletin of Samara law Institute: scientific and practical journal], 2018, no. 3 (29), pp. 48-51 [in Russian].

4. Voronov D. A. Zapret opredelennyh dejstvij v ramkah zaloga, do-mashnego aresta i novoj mery presecheniya [Prohibition of certain actions within the framework of bail, house arrest and new preventive measure]. Rossijskij sud'ya [Russian judge], 2016, no. 3, pp. 21-24 [in Russian].