CC BY
576
Раздел 7. Уголовно-процессуальное обозрение
ЧЕРНОВА С.С., кандидат юридических наук, chernovaswetlana@mail.ru Научно-исследовательский и редакционно-издательский отдел; Тюменский институт повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, 625049, г. Тюмень, ул. Амурская, 75
CHERNOVA S.S.,
Candidate of Legal Sciences,
chernovaswetlana@mail.ru
Research and editorial and publishing
department;
Tyumen Advanced Training Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation, Amurskaya St. 75, Tyumen, 625049, Russian Federation
НОВАЯ МЕРА ПРЕСЕЧЕНИЯ В УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Аннотация. В уголовно-процессуальное законодательство регулярно вносятся изменения норм, регламентирующих деятельность сотрудников правоохранительных органов, связанную с мерами пресечения. В статье на основе проведенного теоретического анализа с учетом существующей международной практики рассматривается новая для российского законодательства мера пресечения в виде запрета определенных действий. Автор, анализируя положения статьи 105.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в редакции от 18 апреля 2018 г., приходит к выводу о том, что мера пресечения в виде запрета определенных действий является модифицированным вариантом домашнего ареста. При этом подчеркивается, что законодатель, не устранив имеющиеся проблемы применения домашнего ареста, создал новые, излишне усложняющие деятельность властных субъектов уголовного процесса и нарушающие права участников уголовного судопроизводства. В статье подвергаются анализу запреты, возлагаемые судом на подозреваемого, обвиняемого (подсудимого) при избрании меры пресечения, предусмотренной статьей 105.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Аргументируется необходимость дальнейшего исследования вопросов, связанных с применением запрета определенных действий, а также внесения изменений в отечественное уголовно-процессуальное законодательство.
Ключевые слова: мера пресечения; запрет определенных действий; домашний арест; подозреваемый; обвиняемый; подсудимый; постановление суда; уголовное наказание; законодательство.
NEW MEASURE OF RESTRAINT IN THE CRIMINAL PROCEDURE LEGISLATION OF THE RUSSIAN FEDERATION
Annotation. The norms of criminal procedure legislation, regulating the activities of law enforcement officers connected with the measures of restraint, are regularly amended. Basing on the theoretical analysis and taking into account the existing international practice, a measure of restraint in the form of the prohibition of certain actions, new for the Russian legislation, is considered in the article. Analyzing the provisions of Article 105.1 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation, amended on April 18, 2018, the author comes to the conclusion that the measure of restraint in the form of the prohibition of certain actions is a modified version of such measure of restraint as the house arrest. It is emphasized that the legislator has not eliminated the existing problems of the use of house arrest, but has created the new ones that complicate the activities of the authorities of the criminal process and violate the rights of participants in criminal proceedings. The prohibitions imposed by the court on the suspect, accused (defendant) when choosing a measure of restraint provided by Article 105.1 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation are analyzed in the article. The need for further scientific study of the issues related to the application of the prohibition of certain actions, as well as amendments to the domestic criminal procedure legislation, is substantiated.
Keywords: measure of restraint; prohibition of certain actions; house arrest; suspect; accused; defendant; court decision; criminal penalty; legislation.
Вопросы, связанные с применением в уголовном судопроизводстве мер пресечения, ограничивающих неприкосновенность и свободу человека, уже не раз подвергались научному исследованию применительно к различным стадиям уголовного процесса.
Вместе с тем они не утратили своей актуальности и в настоящее время, поскольку ряд вопросов носит дискуссионный характер, некоторые требуют принципиально нового подхода и осмысления в связи с социально-экономическими преобразованиями, происходящими в Российской Федерации. Кроме того, законодатель, признав незавершенной попытку систематизации мер пресечения, предпринятую в 2001 г. в связи с принятием УПК РФ, продолжает реформировать главу XIII данного кодекса посредством регулярного внесения изменений, регламентирующих деятельность сотрудников правоохранительных органов, связанную с мерами пресечения.
Федеральный закон от 18 апреля 2018 г. N 72-ФЗ дополнил УПК РФ новой мерой пресечения в виде запрета определенных действий (ст. 105.1 УПК РФ)*. По мнению К.Б. Калиновского, запрет определенных действий будет востребованной у правоприменителей мерой пресечения, восполнившей существующий дефицит [1, с. 9].
Авторы законопроекта, внесенного в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации еще в 2015 году, в пояснительной записке отмечают, что новая мера пресечения должна стать альтернативой содержанию под стражей и «частью общего тренда на гуманизацию уголовного правосудия»**.
Вместе с тем необходимо заметить, что в соответствии с УПК РФ применяется мера пресечения в виде домашнего ареста, которая по замыслу законодателя и является альтернативой мере пресечения в виде заключения под стражу. Она предназначена для уменьшения количества лиц, содержащихся в следственных изоляторах. При этом на протяжении нескольких лет законодателем предпринимаются попытки ее усовершенствования путем устранения проблем, возникающих в правоприменительной практике. Например, Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. N 420-ФЗ в ст. 107 УПК РФ внесены изменения, регламентирующие процессуальный порядок применения меры пресечения в виде домашнего ареста***. Кроме того, дополнительные разъяснения даны в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2013 г. N 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога»****. Предпринятые в этом направлении усилия, в том числе законодательные, привели к увеличению за последние несколько лет доли домашнего ареста в общем количестве избранных мер пресечения (см. рис.)*****.
Однако, рассматривая меры пресечения в целом, необходимо констатировать, что домашний арест так и не стал реальной альтернативой заключению под стражу. В процентном соотношении за 2015-2017 гг. доля ходатайств об избрании домашнего ареста в общей массе ходатайств об избрании мер пресечения, удов-
* О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: федер. закон от 18 апр. 2018 г. N 72-ФЗ // Рос. газ. 2018. 20 апр.
** О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части избрания и применения мер пресечения в виде залога, запрета определенных действий и домашнего ареста): пояснительная записка к проекту Федерального закона // Законотворчество: единая государственная автоматизированная система. 2017. 11К1_: http://www.duma. gov.ru
*** О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 7 дек. 2011 г. N 420-ФЗ // Рос. газ. 2012. 14 февр.
**** о практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 дек. 2013 г. N 41 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2014. N 2.
***** Отчеты о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 2015-2017 гг. // Судебный департамент при Верховном Суде Российской Федерации: официальный сайт. URL: http:// www.cdep.ru
летворенных судами, не превысила 4 % (за 2010-2014 гг. - 2,43 %). Таким образом, ни ожидания, ни усилия законодателя не оправдались, поскольку государственные органы и должностные лица, ведущие производство по уголовному делу, отдают предпочтение другим мерам пресечения, а именно заключению под стражу и подписке о невыезде. Аналогичную точку зрения о том, что домашний арест и залог не стали альтернативой заключению под стражу, высказывает А.В. Квык, приводя следующие статистические данные: в 2017 году с ходатайством следователя об избрании заключения под стражу в качестве меры пресечения суды согласились в 113 260 случаях, залога - в 113, домашнего ареста - в 6442 [2, с. 35].
Очевидно, что введение в УПК РФ новой меры пресечения в виде запрета определенных действий является не чем иным, как очередной попыткой законодателя оптимизировать применение мер пресечения, не связанных с изоляцией от общества. При этом в качестве одной из целей авторы законопроекта указывают экономию средств федерального бюджета, затрачиваемых на содержание лиц в следственных изоляторах*.
Рассмотрение запрета определенных действий как меры пресечения следовало бы начать с изучения исторического аспекта, позволяющего в процессе научного исследования вопросов прошлого выявить их актуальность для настоящего. Однако
* Кроме того, в качестве целей авторы законопроекта выделяют: обеспечение прав личности, соблюдение международных правовых норм и др.
применительно к рассматриваемой мере пресечения сделать это невозможно, поскольку ранее в уголовном процессе Российской Федерации она не существовала.
Как отмечает А.В. Квык, мера пресечения, введенная в УПК РФ Федеральным законом от 18 апреля 2018 г.
N 72-ФЗ, не была известна ни советскому, ни российскому уголовно-процессуальному законодательству, ни законодательству постсоветских республик [2, с. 35].
Учитывая данное обстоятельство, остановимся на существующем опыте применения запрета на совершение определенных действий в международной практике; законодательстве Российской Федерации, регламентирующем иные сферы жизнедеятельности человека (не уголовно-процессуальные), а также рассмотрим ранее высказанные по данной проблематике предложения российских ученых.
Уголовное и административное законодательство отдельных зарубежных стран предусматривает в качестве наказания запрет осужденному (нарушителю) приближаться к потерпевшему (иному лицу), устанавливать с ним контакт. Например, суд одного из британских городов запретил мужчине, совершавшему хулиганские действия в городском парке в отношении женщин, в течение пяти лет приближаться к ним «на открытом воздухе» [3, с. 30]. Уголовный кодекс Испании содержит указание о возможности назначения в качестве наказания запрета осужденному находиться в местности, где им совершено преступление, или там, где проживает жертва преступления.
В Соединенных Штатах Америки дополнительные ограничения в отношении подозреваемого, подсудимого допускаются при избрании меры пресечения в виде залога. Например, возможно ограничение перемещения лица за пределы одного штата, запрет на приближение или общение. Аналогичный подход, предусматри-
вающий ограничения и запреты в рамках применения мер пресечения в виде залога, домашнего ареста, существует в уголовно-процессуальном законодательстве Республики Молдовы, Республики Беларусь, Латвийской Республики [2, с. 35].
Согласно УПК Республики Казахстан (далее - УПК РК) запрет на приближение относится к иным мерам процессуального принуждения. Например, в отношении подозреваемого, обвиняемого, подсудимого вместо мер пресечения или наряду с ними может быть избрана иная мера процессуального принуждения - запрет на приближение, состоящая в «ограничении разыскивать, преследовать, посещать, вести телефонные переговоры и общаться иными способами с потерпевшим и другими лицами, участвующими в деле» (ст. 165 УПК РК). Целью применения иной меры процессуального принуждения в данном случае является защита потерпевших и иных лиц, участвующих в деле. При этом интересной особенностью является возможность при избрании любой меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, дополнительно возложить на подозреваемого, обвиняемого, подсудимого одну или несколько обязанностей, предусмотренных отдельной статьей УПК РК: не общаться с определенными лицами, не посещать определенные места, не покидать место жительства, носить электронные средства слежения и т.д. (ст. 140 УПК РК).
М.Н. Малеина, рассматривая запрет на приближение и запрет на установление контакта с потерпевшим как способы защиты личных неимущественных прав, приходит к выводу, что соответствующие дополнения необходимо внести в Гражданский кодекс Российской Федерации. Кроме того, ученый отмечает, что ограничение контакта в качестве защиты уже существует в семейном праве. Например, ст. 66 Семейного кодекса Российской Федерации предусматривает применение судом ограничения контактов родителя и ребенка, если общение причиняет вред (психический, физический) здоровью последнего [3, с. 32, 29].
Изучив существующий в международной практике опыт применения запрета на совершение определенных действий, а также рассмотрев суждения отдельных
ученых по данной проблематике, можно сделать вывод, что авторы законопроекта, дополнившего УПК РФ новой мерой пресечения, «пошли своим путем», взяв за основу конструкцию ст. 107 УПК РФ и накопленный опыт применения такой меры пресечения, как домашний арест. Очевидно, что при подобном подходе, не устранив имеющиеся проблемы, законодатель создал новые, которые повлекут споры среди ученых-процессуалистов, а также излишне усложнят деятельность властных субъектов уголовного процесса, следствием чего станет нарушение прав участников уголовного судопроизводства и ненадлежащая защита их интересов.
Часть 6 ст. 105.1 УПК РФ предусматривает, что суд при избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий может возложить на подозреваемого, обвиняемого (подсудимого) следующие запреты:
1) выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях;
2) находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов, посещать определенные мероприятия и участвовать в них;
3) общаться с определенными лицами;
4) отправлять и получать почтово-телеграфные отправления;
5) использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть Интернет;
6) управлять автомобилем или иным транспортным средством, если совершенное преступление связано с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.
Таким образом, новыми являются запреты, указанные в пп. 2, 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ. Следовательно, неразрешенными остаются следующие проблемы:
1) в пункте 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ законодатель по аналогии с п. 1 ч. 7 ст. 107 УПК РФ указывает на жилое помещение, определение которого дано в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2013 г. N 41 «О практике применения судами законо-
дательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», в то время как в п. 10 ст. 5 УПК РФ закреплено понятие «жилище».
Подобный подход ограничивает права подозреваемых, обвиняемых, подсудимых, проживающих в условиях, когда помещения для удовлетворения бытовых нужд расположены вне дома, но на одном с ним земельном участке (уличный туалет, баня).
При этом оставлена без внимания сложившаяся практика, в соответствии с которой в качестве жилого помещения суды рассматривают не только здание дома, но и домовладение, используя этот термин в постановлениях.
Например, Красноармейский городской суд Саратовской области, продляя срок домашнего ареста Ф., указал в постановлении, что ему запрещен выход за пределы домовладения (дом с приусадебным земельным участком) [4, с. 38];
2) в пункте 3 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ предусмотрен запрет «общаться с определенными лицами», ранее содержавшийся в п. 2 ч. 7 ст. 107 УПК РФ. Суть подобного запрета состоит в исключении контактов подозреваемого, обвиняемого, подсудимого с любыми лицами или только теми, в отношении которых судом наложены ограничения.
Например, судом в отношении обвиняемого Б. при избрании меры пресечения в виде домашнего ареста был установлен запрет общаться со всеми лицами, за исключением мамы, адвоката, тети, соседки [5].
Однако, если с подозреваемым, обвиняемым, подсудимым в одном помещении проживают родственники (третьи лица), то суды фактически ограничивают и их права на общение. При этом правоприменители сталкиваются с проблемой несогласия со стороны родственников, проживающих вместе с подозреваемым, обвиняемым, подсудимым на контроль за их частной жизнью (жилищем) со стороны уголовно-исполнительной инспекции.
В.В. Олейник предлагает предусмотреть в УПК РФ возможность наложения ограничений на общение не только в отношении участника уголовного процесса, к которому применяется мера пресечения, но и в отношении проживающих с ним
лиц. При их несогласии мера пресечения, предусматривающая отсутствие общения подозреваемого, обвиняемого, подсудимого с определенными лицами, применяться не должна. Подобный подход позволил бы обеспечить реализацию запрета, указанного в п. 3 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, в том виде, в котором его предусмотрел законодатель [6, с. 156].
Вместе с тем необходимо обратить внимание, что В.В. Олейником оставлены без рассмотрения основания ограничения конституционных прав граждан, не являющихся участниками уголовного судопроизводства, а лишь проживающих совместно с лицом, в отношении которого применяется мера пресечения;
3) в пункте 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ законодатель по аналогии с п. 4 ч. 7 ст. 107 УПК РФ указывает на запрет использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть Интернет.
Например, суд установил обвиняемому М. в качестве одного из запретов получение и отправление корреспонденции через электронные средства связи и Интернет [5].
Правоприменители считают указанный запрет неэффективным, поскольку на современном этапе развития средств связи и Интернета создать контроль за поведением подозреваемого, обвиняемого, подсудимого им представляется затруднительным.
Нами обозначена лишь часть существующих проблем, связанных с запретами и ограничениями при применении меры пресечения в виде домашнего ареста, с которыми правоприменители столкнутся и при избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий.
Что же касается новых запретов, указанных в пп. 2, 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, то необходимо констатировать, что и они вызвали неоднозначную оценку среди ученых-процессуалистов и правоприменителей.
А.В. Квык, считает, что перечень запретов следовало оставить открытым, предусмотрев право суда запретить совершать «иные действия», а не дублировать в ст. 105.1 УПК РФ ограничения, применявшиеся при домашнем аресте [2, с. 36]. Только так, по его мнению, можно сократить коли-
чество избираемых мер пресечения в виде заключения под стражу [2, с. 36].
Анализируя п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, К.Б. Калиновский приходит к выводу, что запрет управлять автомобилем или иным транспортным средством относится к психическому принуждению*, поэтому законодатель не засчитывает его в срок наказания [1, с. 9]. Однако указанный подход, по мнению автора, противоречит постановлению Конституционного Суда Российской Федерации от 22 марта 2018 г. N 12-П, поскольку не соответствует требованию соизмеримости мер уголовно-процессуального принуждения и возможного наказания**. К.Б. Калиновский предлагает учитывать срок применения запрета, предусмотренного п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, при назначении наказания, связанного с лишением права управлять транспортным средством [1, с. 9].
Правоприменители высказывают сомнения относительно возможности применения одного из запретов, предусмотренных п. 2 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, а именно: «находиться ближе установленного расстояния до определенных объектов». Разделяя их сомнения, уместно привести пример из адвокатской практики Й. Эн-гельманна***.
Суд вынес в отношении С. решение о запрете приближаться к Е. на расстояние менее 25 метров. Однажды вечером
* Запрет выходить за пределы жилого помещения К.Б. Калиновский относит к физическому принуждению, остальные виды запретов, указанные в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, — к психическому принуждению.
** По делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С.А. Костроми-на: постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2018 г. N 12-П // Официальный интернет-портал правовой информации (государственная система правовой информации). 2018. 11К1_: http://publication.pravo.gov.ru
*** В Германии в судебном порядке может
быть вынесено решение о запрете на приближение для защиты свидетелей и других участников в уголовном процессе; для защиты жизни, здоровья, свободы и покоя какого-либо лица в гражданском процессе (судом по семейным делам).
(в темное время суток) Е. вызвала полицию, сообщив, что она подошла к балконной двери и увидела С., который стоял напротив и фотографировал ее. Поскольку квартира находится на первом этаже, то расстояние составляло лишь несколько метров. С. утверждал, что после вынесения судебного решения о запрете он к Е. не приближался. Он пояснил адвокату, что в указанный вечер проходил мимо, обходя дом с боковой стороны, и ближе чем на 40 метров к балконной двери не подходил. В связи с отсутствием достаточных доказательств нарушения установленного запрета адвокат добился закрытия дела по § 170 Уголовно-процессуального кодекса Германии [7].
Контроль за соблюдением подозреваемым, обвиняемым, подсудимым запретов, в том числе запрета находиться ближе установленного расстояния до определенных объектов, возлагается на один из контролирующих органов, указанных в ч. 11 ст. 105.1 УПК РФ. При этом могут использоваться аудиовизуальные, электронные и иные технические средства контроля, перечень которых утвержден Постановлением Правительства Российской Федерации от 18 февраля 2013 г. N 134****.
Подобная конструкция ст. 105.1 УПК РФ, по нашему мнению, противоречит финансово-экономическому обоснованию к законопроекту, в котором отмечается, что избрание и применение меры пресечения в виде запрета определенных действий «не повлечет за собой изменений финансовых обязательств государства и его реализация не потребует дополнительных расходов, покрываемых за счет федерального бюджета». Очевидно, что если рассматривать запрет определенных действий в качестве альтернативы содержания под стражей, то необходимы дополнительные финансовые затраты на
**** О порядке применения аудиовизуальных, электронных и иных технических средств контроля, которые могут использоваться в целях осуществления контроля за нахождением подозреваемого или обвиняемого в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением им наложенных судом запретов и (или) ограничений: постановление Правительства РФ от 18 февр. 2013 г. N 134 // Рос. газ. 2013. 22 февр.
обеспечение физической и технической возможности осуществления контроля за соблюдением ограничений, предусмотренных законодательством.
Например, В.Г. Киршин приводит данные о стоимости электронного браслета - 115 850 рублей [8, с. 197]. Конечно, можно скептически отнестись к подобным финансовым затратам, так как в рамках расследования уголовного дела об «афере с электронными браслетами» было установлено, что ФСИН России платила по 108 000 рублей за каждый стационарный браслет (128 000 рублей за браслет, позволяющий отслеживать перемещения лица за пределами дома) незаконно, и рыночная стоимость одного устройства составляет около 19 000 рублей [9]. Однако необходимость дополнительных финансовых затрат на обеспечение контроля за лицами, в отношении которых применяется новая мера пресечения в виде запрета определенных действий, отрицать бессмысленно.
Как отмечает Г.О. Красовский, мера пресечения в виде надзора позволяет экономить деньги государства при условии, что за надзор платит сам подозреваемый. В качестве примера он приводит дело по обвинению Д. Стросс-Кана (США), которого суд обязал оплатить работу службы мониторинга и суда, если последний хочет содержаться не в камере, а под домашним арестом [10].
Подобный подход, на наш взгляд, неприменим в УПК РФ, поскольку нарушает равенство подозреваемых, обвиняемых, подсудимых перед законом, ставя его в зависимость от финансового положения лица.
В завершение выделим еще ряд проблемных моментов, связанных с процессуальным порядком применения в качестве меры пресечения запрета определенных действий, требующих научного изучения:
1) в соответствии с ч. 1 ст. 105.1 УПК РФ запрет определенных действий применя-
ется при невозможности избрания иной, более мягкой меры пресечения. Однако относительно залога как меры пресечения, предусмотренной ст. 106 УПК РФ и являющейся более строгой по сравнению с мерой пресечения, предусмотренной ст. 105.1 УПК РФ, такого указания не содержится;
2) на основании ч. 10 ст. 105.1 УПК РФ срок применения запрета устанавливается только в отношении ограничения времени выхода за пределы жилого помещения. Для иных же запретов от суда не требуется ни устанавливать срок применения, ни продлевать его. Вместе с тем п. 2 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ (например, запрет посещения общественных мест) может создать условия, являющиеся препятствием для выхода лица за пределы жилого помещения, то есть аналогичные указанным в п. 1 ч. 6 ст. 105 УПК РФ;
3) в части 3 ст. 105.1 УПК РФ законодатель указывает на необходимость приведения в постановлении мотивов и оснований установления запретов. Однако если под мотивами понимать потребность в определенном виде запрета, то не ясно, что понимать под основаниями применения запретов. Очевидно, что это нечто иное, чем основания, предусмотренные ст. 97 УПК РФ.
Подводя итог, следует отметить:
1. Мера пресечения в виде запрета определенных действий является модифицированным вариантом ст. 107 УПК РФ (домашний арест). При этом законодатель, не устранив имеющиеся проблемы применения домашнего ареста, добавил новые, которые излишне усложняют деятельность властных субъектов уголовного процесса и нарушают права участников уголовного судопроизводства.
2. Представляется целесообразным продолжить научное изучение вопросов, связанных с применением ст. 105.1 УПК РФ, положений уголовно-процессуального законодательства, устанавливающих запрет определенных действий.
Список литературы
1. Калиновский К.Б. Запрет определенных действий как мера пресечения // Уголовный процесс. 2018. N 6. С. 9.
2. Квык А.В. Запрет определенных действий: что нужно знать о новой мере пресечения // Уголовный процесс. 2018. N 7. С. 34-40.
3. Малеина М.Н. Запрет на приближение и (или) установление других контактов нарушителя с потерпевшим гражданином как способ защиты личных неимущественных прав // Законодательство. 2012. N 2. С. 29-32.
4. Власенко Н.В. Проблемы применения домашнего ареста в качестве меры пресечения // Уголовный процесс. 2012. N 9. С. 36-41.
5. Залог, домашний арест: становление практики. URL: http://www.mosuruslugi.ru/articles (дата обращения: 30 июля 2018 г.).
6. Олейник В.В. Домашний арест как мера пресечения в уголовном процессе на современном этапе // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2018. N 1 (43). С. 153-160.
7. Энгельманн Й. Уголовное наказание за нарушение запрета на приближение в Германии. URL: http:// www.advokat-engelmann.de/index.phpdo (дата обращения: 31 июля 2018 г.).
8. Киршин В.Г. Актуальные проблемы гуманизации применения мер пресечения в уголовном судопроизводстве // Актуальные проблемы применения норм уголовно-процессуального законодательства при расследовании преступлений: материалы междунар. науч.-практ. конф., Москва, 26 октября 2012 г. М., 2012. С. 189-197.
9. Александра Реймера осудили за браслеты // Комерсанть. 2017. 15 июня. URL: https://www.kommersant. ru (дата обращения: 31 июля 2018 г.).
10. Российским подозреваемым придумали американское наказание // Взгляд. 2018. 5 апр.
References
1. Kalinovskiy K.B. Zapret opredelennyh deystviy kak mera presecheniya [The prohibition of certain actions as a measure of restraint]. Ugolovniy protsess - Criminal process, 2018, no. 6, p. 9.
2. Kvyk A.V. Zapret opredelennyh deystviy: chto nuzhno znat' o novoy mere presecheniya [Prohibition of certain actions: what you need to know about the new measure of restraint]. Ugolovniy protsess - Criminal process, 2018, no. 7, pp. 34-40.
3. Maleina M.N. Zapret na priblizhenie i (ili) ustanovlenie drugih kontaktov narushitelya s poterpevshim grazhdaninom kak sposob zashchity lichnyh neimushchestvennyh prav [The ban on the approach and (or) establishment of other contacts of the offender with the injured citizen as a way of protecting personal non-property rights]. Zakonodatel'stvo - Legislation, 2012, no. 2, pp. 29-32.
4. Vlasenko N.V. Problemy primeneniya domashnego aresta v kachestve mery presecheniya [Problems of applying home arrest as a preventive measure]. Ugolovniy protsess - Criminal process, 2012, no. 9, pp. 36-41.
5. Zalog, domashniy arest: stanovlenie praktiki [Pledge, home arrest: the formation of practice]. Available at: http://www.mosuruslugi.ru/articles (Accessed July 30, 2018).
6. Oleynik V.V. Domashniy arest kak mera presecheniya v ugolovnom protsesse na sovremennom etape [Home arrest as a measure of restraint in the criminal process at the present stage] Yuridicheskaya nauka i pravoohranitel'naya praktika - Legal science and law enforcement practice, 2018, no. 1 (43), pp. 153-160.
7. Engel'mannY. Ugolovnoe nakazanie za narushenie zapreta na priblizhenie v Germanii [Criminal punishment for violation of the ban on approaching in Germany]. Available at: http://www.advokat-engelmann.de/index.phpdo (Accessed July 31, 2018).
8. Kirshin V.G. Aktual'nye problemy gumanizatsii primeneniya mer presecheniya v ugolovnom sudoproizvodstve [Actual problems of the humanization of the application of preventive measures in criminal proceedings]. Aktual'nye problemy primeneniya norm ugolovno-protsessual'nogo zakonodatel'stva pri rassledovanii prestupleniy [Actual problems of applying the norms of the criminal procedural legislation in the investigation of crimes]. Moscow, 2012. Pp. 189-197.
9. Aleksandra Reymera osudili za braslety [Alexander Reimer was convicted for bracelets]. Komersant' -Komersant, 2017, 15 June. Available at: https://www.kommersant.ru (Accessed July 31, 2018).
10. Rossiyskim podozrevaemym pridumali amerikanskoe nakazanie [Russian suspects came up with American punishment]. Vzglyad - Sight, 2018, 5 April.
