Научная статья на тему 'Заголовок в структуре художественного текста'

Заголовок в структуре художественного текста Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
3421
330
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кольцова Л.М.

В статье рассматривается позиция заголовка и заголовочные комплексы художественного текста (на материале русской прозы) как вершина в иерархически организованной системе. Заголовочные комплексы анализируются с позиции теории пунктуации текста и интерпретируются как важнейший структурообразующий компонент, содержательные свойства которого реализуются в совместном действии элементов разных уровней, обеспечивающих единство целого и его частей и соразмерность текстовой композиции.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The role of headline in structure of fiction texts

The author of the article looks into the role of headline and headline complexes of fiction texts using material of Russian prose. Headline complexes are analyzed from the point of view of theory of punctuation of text.

Текст научной работы на тему «Заголовок в структуре художественного текста»

_ЛИНГВИСТИКА_

УДК 801.561.72:808.2

Л.М. Кольцова

ЗАГОЛОВОК В СТРУКТУРЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

В статье рассматривается позиция заголовка и заголовочные комплексы художественного текста (на материале русской прозы) как вершина в иерархически организованной системе. Заголовочные комплексы анализируются с позиции теории пунктуации текста и интерпретируются как важнейший структурообразующий компонент, содержательные свойства которого реализуются в совместном действии элементов разных уровней, обеспечивающих единство целого и его частей и соразмерность текстовой композиции.

- Заглавие этой песни называется «Пуговки для сюртуков».

- Вы хотите сказать - песня так называется? - спросила Алиса, стараясь заинтересоваться песней.

- Нет, ты не понимаешь, - ответил нетерпеливо Рыцарь. - Это заглавие так называется. А песня называется «Древний старичок».

Позиция заголовка художественного текста - та площадка, с которой начинается (и от нее зависит во многом - начнется ли?) взаимодействие, диалог писателя и читателя. Организация начала текста, его абсолютно сильная позиция, показывает, на какое взаимодействие рассчитывает автор, какие требования предъявляет он к читателю.

Значимостью позиции определяется та особая сложность, трудность поиска заглавия, о которой часто говорят сами авторы. Так, В. В. Конецкий со свойственной ему самоиронией замечает: «Хотя и сами названия мы придумывать не умеем. Однажды девушка-читательница сказала, что современные сочинители дают книгам какие-то «залипу-

Льюис Кэрролл

хи», а не названия. И с тех пор меня преследует желание назвать книгу просто-напросто «Залипуха», но не хватает смелости» [5]. Как нить, опущенная в насыщенный соляной раствор, постепенно обрастает кристаллами и превращается в причудливое ожерелье, так и слово, сочетание слов, фраза, занявшая позицию абсолютного начала текста, вершину текстовой иерархии, по определению Т. ван Дейка, обретает особое значение, наполняется новыми смыслами, наделяется специфическими функциями, поскольку позиция начала обладает

© Кольцова Л.М., 2006

двойной проекцией, двойной перспективой: содержание произведения заставляет «перекодировать» содержание заглавия, причем неоднократно и неоднозначно.

Размышляя о писательском ремесле и судьбе своих произведений (причиной размышлений стало то, что «в списке творений ни одного моего не оказалось. Например, журнальная публикация «210 суток на океанской орбите» называлась книгой «210 суток на Земной орбите»), В.В. Конецкий пишет: «Безо всякой обиды я тихо подумал о том, что содержание книг тоже кое-что значит в судьбе названия. Например, я еще не замечал, чтобы «Войну и мир» кто-нибудь назвал «Мир и война». В связи с этим, невольно вспоминается, какую роль сыграло в судьбе названия романа Л. Н. Толстого изменение в русской графике и орфографии.

Насколько важен любой элемент, попадающий в абсолютно сильную позицию начала текста, можно судить по тому,

- какое внимание уделяют выбору названия, основного заголовка, наименованию частей произведения сами писатели;

- какое место занимает исследование рассматриваемой проблемы в лингвистике и литературоведении;

- и, наконец, какое значение придают заголовку читатели.

Что касается первого «показателя», то авторы нередко отмечают, что каждый элемент, выдвинутый в позицию абсолютного начала, приобретает чрезвычайно важное значение для целого, для самого восприятия этой целостности, «глобальной связности» художественного текста.

В этом плане очень интересно и показательно рассуждение В. В. Конецкого о том, что «масса истинных деталей, и черточек, и происшествий, которые на самом деле были и случались, заложенная в книгу, превращается в так называемое в логике СОБИРАТЕЛЬНОЕ ПО -НЯТИЕ, то есть в совокупность, которую следует рассматривать как такое целое, которое имеет уже совсем особые свойства, вовсе даже иногда отличные от свойств составляющих элементов» [5]. Это свойство, способность слова преобразоваться в особое «собирательное понятие», в значительной степени детерминировано именно позицией заголовка. Отсюда вытекает и сложность особой творческой задачи: поиск заглавия и формы его репрезентации.

Н. С. Лесков писал: «Ко мне частенько «братия» толкается за заглавиями, смеясь «просят наречь имя младенцу». Я люблю заглавие, чтобы оно было живо и в самом себе (выделено нами) рекомендовало содержание живой повести» [13].

«Кличка всегда должна быть «по шерсти», - считает Н. С. Лесков. И этой «шерстью» для самого писателя балы логика «цельного». Так, он предлагает назвать юбилейный сборник Т. П. Пассек «Блажь», «Ворох» или «Окомелки», потому что усмотрел в нем «затею упрямой и недоступной здравому убеждению женщины, которой пришла в голову блажь, и она на свое поставила и изрядные вещи затолкала в один ворох с бабьими окомелками» [13]. Заглавие книги может быть, по мнению писателя, и «казовое», то есть представляющее «самое лучшее, главное,

выдающееся, литературное»: самый удачный образ, наиболее удавшуюся деталь описания, но это - «отчасти обман для публики», рассчитанный на коммерческий успех издания, хотя в этом отношении не автор, не литератор, а «купец может выдумать лучше, то есть наглее, смелее и более

надувательно_(выделено нами)»

[13].

Таким образом, Н. С. Лесков дает своеобразную классификацию заглавий:

- логико-смысловые, ориентированные на выражение квинтэссенции содержания;

- образно-эмоциональные, коррелирующие с наиболее выразительной, экспрессивной стороной произведения;

- демонстративно-экскламационные, рассчитанные на непосредственное воздействие, возбуждение интереса одномоментного, преследующие цель «сбыта», ориентированные на не очень подготовленного читателя (сейчас это может быть определено как «рекламная» функция). К такого рода заглавиям Н. С. Лесков добавляет придуманные им названия типа «Огненный столб», или «Светозарный луч из-за туч». Как «далеко» продвинулась в этом отношении наша беллетристика, мы можем судить по заголовкам произведений так называемой «массовой литературы», что заслуживает специального разговора.

Очень большое внимание уделял заглавию А. П. Чехов, требовавший от него краткости, простоты и ... «интеллигентности». Вот как он оценивает некоторые названия чужих и своих произведений: «Название рассказа «Против убеждения.»

- неудачно. В нем нет простоты. В этих кавычках и трех точках в конце чувствуется изысканная претенциозность (выделено нами)...»

«Вернулся» - название изысканное...»

«Название «Женщины» претенциозно и тенденциозно; оно заставит зрителя ожидать от пьесы то, чего в ней нет и чего она дать не может. Лучше назвать ее «Скрипачки» или «У моря». Дать побольше моря и назвать так».

«Я телеграфировал вам название повести «Моя жизнь». Но это название кажется мне отвратительным, особенно слово «моя». Не лучше ли будет «В девяностых годах?» Это первый раз в жизни я испытываю такое затруднение с названием» [13].

«В мечтах» - хорошее название, легкое и приятное».

«Мои рассказы с таким названием, как «Были и сказки», не пойдут, потому что все эти книжные названия в последние десять лет устарели, выжили и не представляются интеллигентными» [13].

«. Зачем эти подзаголовки: психический этюд, жанр, новелла? Все это одни претензии. Поставьте заглавие попроще. Также поменьше употребляйте кавычек, курсивов и тире - это манерно» [13]. Хорошими для А. П. Чехова являются заглавия, в которых сочетаются

- благозвучность («Я не люблю слов с обилием шипящих и свистящих звуков, избегаю их»);

- простота и краткость («Я лично наиболее практичным и удобным названием для первых четырех томов считаю «Рассказы», потому что... оно просто»);

- конкретность и соответствие предмету изображения («В

заглавии «Идеал» слышится что-то мармеладное. Во всяком случае, это нерусское слово в заглавии не годится»);

- свежесть и новизна, требование уходить от «рутинности приемов».

Но, пожалуй, первостепенное значение, которое имеет для А.П. Чехова заглавие, - это способность возбуждать эстетическое чувство красоты и легкости, музыкальности и ясности.

Эти две разные, даже противоположные точки зрения Н.С.Лескова и А.П.Чехова на принцип подбора «шапки по Сеньке» заставляют задуматься о том, как автор мыслит для себя существование данного текста в широком культурном пространстве, как он вписывает произведение в контекст своей системы моделей, картин мира и в круг других моделей.

И в этом отношении анализ позиции абсолютного начала текста представляется не просто интересным, но и чрезвычайно важным не только для определения функций элемента в структуре, но и для выявления способов введения структуры в динамическую систему общего художественного пространства. Не случаен интерес исследователей к семантике, структуре, функциям заголовка текстов разной стилистической и жанровой принадлежности.

Как отмечает Ю.М.Лотман, «любая система живет не только по законам саморазвития, но также включена в разнообразные столкновения с другими культурными

структурами... Достаточно часто столкновение порождает нечто третье, принципиально новое, которое не является очевидным, логически предсказуемым последствием ни одной из столкнувшихся систем. Дело усложняется тем, что образовавшееся новое явление очень часто присваивает себе наименование одной из столкнувшихся структур, на самом деле скрывая под старым фасадом нечто принципиально новое».

[7].

Что касается обозначенной нами проблемы, то следует признать, что пока еще в лингвистике, поэтике, стилистике нет каких-либо концептуальных подходов к тому элементу, компоненту структуры текста, который мы определили как «позиция начала». Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что существует множество слов, но нет термина для обозначения этого явно ощущаемого, «имеющего место быть» компонента, «заголовочного комплекса», как например, «дебют», «заход», «зачин», «лид (lead)», «начало», куда заголовок входит основной составляющей частью. Может быть, в силу огромного объема материала, большой степени индивидуальности («единичности») названий, сложности классификации и квалификации разных по языковой форме выражения «заголовочных комплексов», трудность вызывает даже самый простой, элементарный вопрос: «Зачем произведению название?»

Вопрос этот - далеко не праздный, поскольку в современной лингвопоэтике существуют совершенно противоположные точки зрения на роль заглавия. Так, Е.

Невзглядова в книге «Звук и смысл» пишет: «но многие стихи, мне кажется, протестуют против заглавия, навязанного им современной модой (выделено нами). Именно потому, что в неназванных стихах шире становится тема, а повод получает свое законное боковое место (выделено нами)» [11]. «Поводом», по мнению исследователя, диктуется выбор названия лирического текста.

Что касается прозы - то «в прозе заглавие - вещь условная» [11].

Другая точка зрения заключается в признании текстообразующей роли заголовка, но в условиях макротекста, то есть в «текст-континууме» (см. напр., Нижегоро-дова, 1997). Ю.М. Лотман, отмечая, что «разговором о заглавии, как правило, следует начинать и кончать анализ» (Лотман, 1996, с. 780), предупреждает о необходимости осторожного отношения к такому методическому приему, как озаглавлива-ние кусков текста, поскольку «внесение каких-либо «своих» слов (учителя или учеников) в заголовки отрывков крайне нежелательно. Следует, однако, оговориться, что все сказанное относится к поэтическому тексту - проза в этом отношении допускает больше свободы (выделено нами)» (там же, с. 780).

Думается, стоит пристально рассмотреть форму предъявления начала текста, то есть непосредственно позицию и способы ее маркирования, чтобы убедиться в том факте, что начало и конец текста, даже в аспекте их графической репрезентации, далеко не то же самое, что «рама в живописи», или «рампа в театре».

Посмотрим с этой точки зрения на некоторые «зачины» рассказов Н. С. Лескова, сложно и разнообразно организованные.

Некрещеный поп

Невероятное событие

(Легендарный случай)

Посвящается Федору Ивановичу

Буслаеву

Эта краткая запись о действительном, хотя и невероятном событии посвящается мною достойному ученому, знатоку русского слова, не потому, чтобы я имел притязание считать настоящий рассказ достойным внимания как литературное произведение. Нет; я посвящаю его имени Ф. И. Буслаева потому, что это оригинальное событие уже теперь, при жизни главного лица, получило в народе характер вполне законченной легенды; а мне кажется, проследить, как складывается легенда, не менее интересно, чем проникать, «как делается история».

I

В своем приятельском кружке мы остановились над следующим газетным известием.

II

Итак, в одном малороссийском казачьем селе...

Само словосочетание, избранное названием рассказа, - это «невероятное языковое событие», оксюморон, выразительное значение которого усиливается многократно за счет позиции абсолютного начала, что нередко используется в литера-

туре в целях предваряющего введения, подготовки сознания к восприятию описываемой ситуации именно как парадоксальной с точки зрения логики, то есть приводящей к поискам нетривиальных решений, нового взгляда на устоявшиеся и общепринятые факты и обстоятельства жизни.

Позиция заглавия придает «семантическому парадоксу» значение, статус события, которое состоялось, несмотря на его невероятность, что и закреплено, подчеркнуто в первом подзаголовке.

Во втором подзаголовке, оформленном как дополнительное сообщение, важное попутное замечание, выходящее далеко за рамки текста, актуализируются значения слов, которые, на первый взгляд, синонимичны словам предшествующего подзаголовка. Но «невероятное событие» и «легендарный случай» оказываются далеко не синонимичными. Слово «легендарный» имеет значение, актуальное для знакомого с церковными канонами человека. «Легенда», согласно «Толковому словарю» В.И. Даля, - это:

1. «священное предание, пове-рие о событии, относящемся до церкви», веры;

2. чет1я, четья, т. е. «для чтенья назначенный» [4].В том, какое значение для разрешения парадоксальной, неразрешимой и даже трагической для большинства персонажей рассказа ситуации имеет внимательное чтение и толкование Священного Писания, мы убеждаемся в конце рассказа, когда «вышло все на добре» благодаря умному архиерею, нашедшему выход в «легенде», со-

гласно которой «сквозь облако пройдя, в Моисея можно окреститься», следовательно, главные требования обряда были соблюдены в отношении крещения Саввы: «они, добиваясь крещения, и влажное облако проникали и на челе расталою водою того облака крест младенцу на лице написали во имя Святой Троицы. Чего же тебе еще надо?»

Если учесть, что слово «случай» имеет значение «безотчетное и беспричинное начало, в которое веруют отвергающие провидение» (выделено нами) [4], то окажется, что все три элемента заголовка: «Некрещеный поп» - Невероятное событие - (Легендарный случай) -оказываются построенными по принципу логического парадокса: невероятно - но есть; отмечено в священных текстах событие, которое не может быть подвергнуто сомнению - но не понято и не принято обыденным сознанием, не способным к эвристической аналогии, («Слова сии я и прежде чел», - говорит благочинный, не разумеющий «яже чтиши»), то есть такое, «что аж ни чого понять не можно».

По сути дела, Н. С. Лесков в заглавии предъявляет нам три лингвистических загадки, а в тексте рассказа показывает, как необычны и совершенно различны могут быть способы решения сложившейся парадоксальной ситуации, «загвоздки почище того, что и диакон «ударил трепака», а трепак не просит: зачем же благочинный доносит?»

Посвящение Федору Ивановичу Буслаеву, выдающемуся лингвисту, одному из основателей логико-грамматического направления в науке о языке, тоже оказывается

важным элементом в смысловой структуре всего текста; так же, как и предваряющее непосредственное изложение событий введение, комментарий к «Посвящению». Автор проводит настойчиво и неуклонно мысль о том, что язык, жизнь, действительность не укладывается в рамки формальной логики, строгие научные теории и схемы: «Мне кажется, проследить, как складывает-ся_легенда, не менее интересно, чем проникать, «как делается (выделено нами) история».

В этой фразе противопоставлено свое «складывается» и чужое -«делается», то есть обозначаются два разных принципа, два способа освоения и осмысления мира, находящие разное воплощение в художественном и научном описании. Перед нами - еще одно окошко, ввод в то культурное пространство, где традиционно разделяются научные и художественные концепции (и даже науки делятся на «естественные» и «противоестественные», по ироничному замечанию академика Мигда-ла) и за пределы которого выходит автор.

Такова сложная, многоступенчатая организация начала текста, где представлены в скрытом, свернутом, предельно сжатом виде художественный замысел и общий принцип его воплощения: от названного конкретного реального факта - его оценки с точки зрения «здравого смысла» - через связь с культурно-письменной древней традицией и современной автору культурной сферой - к образному развертыванию, художественному предъявлению идеи, волнующей писателя, и ее доказательству. Несомненно, что

только образованный читатель способен понять и оценить высочайшее мастерство художественных приемов писателя, раскрывающееся в продуманной целенаправленности каждого элемента структуры, внутренняя глубина которой практически неисчерпаема.

Это обнаруживается практически в каждой многоступенчато организованной позиции абсолютного начала текста, где состав «элементов» меняется в соответствии с художественной задачей.

Организация начала текста в виде многоступенчатого построения, где каждая следующая «ступенька», введенная дополнительная позиция поддерживает предшествующую, что в целом образует «приступ», необходимый для экспликации авторской идеи, мировоззренческой установки, может быть определена как суммирующая позиция абсолютного начала текста. Сумма компонентов, выстроенных в определенном порядке, представляет собой свернутый текст со сложным рематическим комплексом. Весь этот комплекс может быть развернут в связный текст, что, по сути дела, и происходит в ходе повествования, но уже в преобразованном, расширенном, образном предъявлении.

Суммирующая позиция абсолютного начала текста позволяет «предызложить» авторскую концепцию в той форме, которая в качестве микромодели текста выводит на поверхность общий принцип моделирования и репрезентации представленной в рассказе «Некрещеный поп» картины мира как парадоксального склада жизни, предопределенного провидением.

Другая модель требует и иной «микромодели» заголовочного комплекса. В многоступенчатое начало текста нередко вводится «чужое слово», эпиграф, представляющий собой «текст в тексте», по определению Ю. М. Лотмана.

Так, начало рассказа Н. С. Лескова «Юдоль» осложняется подзаголовком и библейской цитатой:

Юдоль Рапсодия

Совеща Бог смири-тися горе и юдолиям испол-нитися в равень земную.

Абсолютное начало текста в этом случае имеет характер многоступенчатой интегрирующей позиции, где в «микромодель» заголовка в качестве опорного компонента вводится фрагмент текста, обладающего чрезвычайно высокой аргументирующей силой, истинность которого не может быть подвергнута сомнению.

Эта опора необходима автору, поскольку описываемые им события имеют разноплановый и разномасштабный характер. Значение и значимость их в общей картине, которую автор охарактеризовал как эпическую (о чем говорит подзаголовок «Рапсодия»), расценены как субъективные и неполные впечатления. Об этом сам писатель достаточно подробно говорит во вступительной части: «Разумеется, все эти нынешние мои воспоминания охватывают один небольшой район нашей ближайшей местности (Орловский,

Мценский и Малоархангельский уезды) и отражаются в моей памяти только в той форме, в какой они могли быть доступны «барчуку», жившему под родительским крылом, в защищенном от бедствия господском доме, - и потом воспоминания эти так неполны, бессвязны, отрывочны и поверхностны, что они отнюдь не могут представить многостороннюю картину народного бедствия, но в них все-таки, может быть, найдется нечто пригодное к тому, чтобы представить хоть кое-что из тех обстоятельств, какими сопровождалась ужасная зима в глухой, бесхлебной деревеньке сороковых годов». Но автор восполняет своим описанием память «глухой поры», «память о прошлых голодовках, когда не было никакой гласности и никакой общественной помощи людям, «избывавшим от глада».

Мысль, выраженная в эпиграфе, приобретает значимость не только для содержательной сюжетной стороны рассказа, но и для проведения, реализации авторской установки на то, что не только «летописи и история», исследования и проекты полномасштабного, государственного уровня представляют всеобщий интерес, но и «не очень обстоятельные» впечатления оказываются основополагающими для изменения, переворота в сознании, для становления личности, а в конечном счете - для изменения общественного сознания и положения дел в государстве: «Совеща Бог смиритися горе и юдолиям исполнитися в равень земную».

В тексте рассказа (глава XVIII) цитата расширяется, и смысл ее в новом контексте тоже значи-

тельно углубляется и расширяется. Речь идет уже о вере, которая дает «силу жить и трудиться для того, чтобы равнять путь к лучшему, которое идет и непременно придет -когда «горы и юдоли сравняются и лев ляжет с ягненком и не завредит ему».

Таким образом, эпиграф в рассказе имеет двойную направленность: с одной стороны, он выявляет значение слова, вынесенного в основное заглавие, поскольку устаревшее слово «юдоль» с необходимостью требует комментария, что автор и осуществляет, введя соответствующий эпиграф, где слово реализует свое значение «лог, разлог, дол, долина, удол, раздолье» [4]. Интересно отметить, что в качестве эпиграфа Н. С. Лесков использует ту же цитату из Книги пророка Варуха, что и В. И. Даль, но в «Толковом словаре» цитата раскрывает значение фразеологического оборота «юдоль плачевная» - «мир горя, забот и сует» (в примечаниях к тексту рассказа Е. Любимовой «юдоль» толкуется как «жизнь с ее заботами и печалями» (буквально: долина скорби) [6].

Это значение актуализируется по мере развития повествования «о страшном по своим ужасам и голодном (1840) годе», а затем уже фразеологизм «юдоль плача» приобретает новое значение, для содержания рассказа - определяющее: «Да!.. здесь юдоль плача. Голод ума, голод сердца о голод души. Вот моток, в котором не знаешь, за какую нить хвататься!..»

И сама мысль, представленная в качестве эпиграфа, становится предметом рассуждения, размышле-

ния и интерпретации, продолжаясь и развертываясь в тексте.

Важную роль в экспликации расширительного значения основного заголовка и указании на то, как автором определяется общий характер повествования, играет подзаголовок «Рапсодия», который в примечаниях к тексту объясняется следующим образом: «Рапсодия - музыкальное инструментальное произведение, состоящее из нескольких разнородных частей, преимущественно на темы народных песен; здесь -произведение, неоднородное по своему составу и характеру» (Е. Любимова).

Однако такое толкование вряд ли соответствует значению подзаголовка, особенно если учесть тот факт, что впервые рассказ появился с еще одним подзаголовком «Из исторических воспоминаний». «Рапсодия» - потому, что автор стремится передать «настроение, для которого нет расторгающего значения времени и пространства», ощущение, что «все мы - несемся куда-то навстречу мирам.», веру в то, что «лучшая жизнь на земле будет впереди нас, а не та, которая осталась позади нас», - то есть представляет умственному взору читателя картину, куда вмещаются разные и весьма обширные миры. Для указания на эту составляющую картины многомерного и многомирного пространства и вводится подзаголовок «Рапсодия», где слово реализует по меньшей мере два значения: «Рапсодия» - это «в античной Греции декламация нараспев, пение сказителем-рапсодом отрывков из эпических поэм Гомера; в европейской музыке . произведение в форме свободного «льющегося» и

не скованного какими-либо рамками высказывания» (Музыка. БЭС, 1998, с. 452).

В микромодели интегрирующего заголовка сливаются прямое значение «пространство (раздолье)», переносное значение «пространство жизни», окказиональное значение, возникающее из сопряжения слов «юдоль - рапсодия», - «пространство мысли» и его претворение в «пространство повествования», имеющее первостепенную значимость для выражения той нравственной идеи, которую автор раскрывает в конце рассказа. Он пишет о том, что страшные события голодного года перевели его в другое состояние: «Я был тронут со старого места... Я ощущал голод ума, и мне были милы те звуки, которые я слышал, когда тетя и Гильдегарда пели, глядя на звездное небо, давшее им «зрение», при котором можно все простить и все в себе и в других успокоить», то есть «исполнитися в равень».

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Компоненты заголовка развертывают, расширяют свое содержание, наращивают смысл, становясь образами текста. И эта образность, возникшая в широком контексте повествования, проецируется на позицию начала текста, углубляя его содержание.

Интегрирующая позиция заголовка всегда ориентирована и на включение произведения в широкий исторический и культурный контекст и рассчитана на наличие соответствующей пресуппозиции у читателя (или на формирование такой пресуппозиции), без чего восприятие текста окажется не просто поверхностным, обедненным, но и совер-

шенно неправильно будет истолкован авторский замысел, авторская целеустановка.

Позиция начала текста, замещенная многоступенчатой моделью заголовка, может иметь контамини-рующий характер. Вот как «устроено» начало повести Н. Кононова:

Источник увечий п о в е с т ь в д в у х н е р а в н ы х ч а с т я х

Часть первая. Здоровье. Глава первая

Ведение

Теперь это просто череда наблюдений, неким образом представших предо мной в совокупности через многие-многие годы...

Вереница положений, союзов, ситуаций. Их объективная связность и нерасторжимое сродство. И они все в липкой специфической цело-купности будто преследуют меня. И я тщетно хочу от них оторваться, опасаясь быть изуродованным и окончательно погребенным под их невидимым спудом.

Задача повествователя (повесть написана от первого лица), как сам он ее определяет, все «расставить по своим местам», разложить «сумму обстоятельств» на составляющие, разобраться «в неком безоценочном континууме. В смутной выемке, которую невозможно програ-дуировать», без чего невозможно дальнейшее существование героя, который «понял, что пропал».

В заголовке просвечивает название пьесы Лопе де Вега «Овечий источник», фабула, сходная в общих чертах, обозначена в повести.

(Скрытую аллюзию поддерживает фамилия главного персонажа - Ове-чин).

Намеренное смешение слов, контаминация значений как основной художественный прием, используемый автором, присутствует и в том подзаголовке, которым обозначено введение в повествование: «Ведение», или «Ведение» - должен решить читатель, вникнув в способ построения текста.

Контаминация возводится автором в принцип художественного моделирования: «Ошибки не считаются, важен смысл!» И к этому «смыслу» читатель должен пробраться сквозь сознательно натянутую цепь контаминаций на всех языковых уровнях: от графического облика слова до построения абзацного блока, где сильная основная позиция, маркированная абзацем, «накладывается» на принципиальные позиции, переплетается со слабыми позициями внутри предложения, таким образом, как бы выворачивая предложение:

Мне, конечно, надо было действовать.

Тупо по плану боевой эвакуации.

Безотлагательно.

Ведь над моим милым домом промчалась первая эскадрилья.

Многоступенчатые, развернутые по вертикали, маркированные широкими проблемами заголовочные комплексы выполняют несколько заданий: называют, именуют тему произведения, вписывают ее в определенную культурную сферу, эксп-

лицируют основной прием, который автор использует для создания той художественной модели, которая необходима ему для решения творческой задачи, воплощения замысла.

Такого рода организация начала текста выполняет общую функцию когнитивного анонса. Здесь -тот ключ, которым открывается дверь в художественную мастерскую автора, а через нее - в художественный мир произведения.

Как уже было сказано, любой элемент, замещающий или маркирующий позицию заголовка, повышается в ранге, изменяет свой языковой статус.

Значимым в позиции заголовка оказывается даже отсутствие знака, его элиминация. Так, элиминация точки в конце фразы, выведенной в позицию заголовка, позволяет представить весь текст (от начала до конца) как нерасторжимое единство, как завершенную модель кусочка действительности, отраженной творящим сознанием, которая, в свою очередь, извлечена из непрерывного, целостного языкового мира личностных смыслов.

Элиминация кавычек в выведенном в заголовок фрагменте прямой речи (или цитате) преобразуют факт индивидуального языкового сознания в предмет языковой рефлексии. Так, например, в рассказе Л. Андреева («Рассказ о семи повешенных») каждая часть озаглавлена фразой одного из персонажей:

В час дня, Ваше Превосходительство

К смертной казни через повеше-нье

Меня не надо вешать Мы, орловские Поцелуй и молчи и т. д.

Снимая кавычки, автор превращает отдельные факты в звенья единого страшного события (в эту цепочку включается и то, что рассказ - Посвящается Л. Н. Толстому).

С другой стороны, оформление заголовка как цитаты - это элемент «поэтики узнаваний», активизация языковой памяти читателя. Как отмечает Б. М. Гаспаров, «нет нужды доказывать современному читателю, что «поэтика узнаваний» так же способна создавать новые эффекты, как и поэтика инноваций

[3].

Позиция заголовка способствует тому, что извлеченный из языкового конгломерата фрагмент языковой ткани приобретает устойчивость. Это проявляется в том, что многие названия фразеологизируют-ся, превращаются в риторические фигуры. На четко очерченном пространстве заголовочной, начальной позиции выстраивается микромодель языкового освоения действительности. Это касается и «простых», одношаговых заголовков, где внутри одного слова происходят сложные и динамичные процессы углубления и расширения значений, фокусируются ассоциативные связи, высвечиваются новые свойства, возникающие у слова в едином пространстве текста, где сходятся начала и концы.

Уникальное для каждого произведения заглавие, включаясь в силу своей особой значимости, детерминированной позицией в языковой

опыт читателя, «органически врастает в языковой мир личности» [3], становится предметом языковой рефлексии, эвристического поиска смысла. Может быть, в этом и заключается главная функция, основное назначение замещения позиции абсолютного начала, что в многоплановом языковом сознании народа отразилось в пословицах, дающих оценку и удачному, и обреченному на провал «зачину»: «Доброе начало - полдела откачало» и «Лиха беда почин: есть дыра, будет и прореха».

Предварительные выводы относительно обозначенных нами проблем сводятся к следующему:

Позиция заголовка суть объективно существующая и неотъемлемая часть структуры текста, представленного в своем первичном письменном виде, обладающая целым рядом свойств, которые на данный момент не выявлены и не описаны, а только оценены как существенные, имеющие интенциональ-ное значение, независимо от того, замещена эта позиция или нет.

В условиях бытования текста в культурном пространстве замещение позиции происходит всегда, поскольку любой текст должен быть поименован, чтобы стать артефактом. Так, стихотворения без заголовка получают наименование по первой строке текста. Это позволяет говорить о том, что позиция заголовка обладает по крайней мере двумя важнейшими свойствами:

1) свойством превращать любую языковую единицу в имя;

2) свойством идентифицирующей единичной референции, неза-

висимо от характера, точнее, от семантики языковой единицы, выдвинутой в позицию заголовка.

Важно отметить и тот факт, что при любом перемещении имени текста из заголовочной позиции в другую языковую ткань требуется особый комментарий, без которого невозможно правильное понимание, восприятие смысла сказанного. Для письменной речи такими достаточными «комментирующими» знаками являются кавычки и заглавная буква:

Читала накануне Тургенева.

Читала «Накануне» Тургенева.

Для устной речи в подобных случаях необходимо развернутое пояснение.

Позиция заголовка способствует закреплению новых семантических связей, то есть обеспечивает фразеологизацию сочетаний, что легко превращает заголовки в крылатые слова и выражения.

Позиция заголовка способствует реализации эстетических, образных потенций слова, вычленяя его из линейного ряда, из непрерывного речевого потока, создавая пространство для свободных ассоциаций.

Позиция заголовка дает возможность представить в предельно сжатом виде прагматическую уста-

понимание авторского замысла, детерминирующего единство всех значимых элементов художе-

новку, реализованную в тексте. Основные заголовочные модели, маркированные графическими знаками, развернутые по вертикали, эксплицируют далеко не всегда открыто данные автором ответы на вопросы: о чем, как и зачем ведется повествование, при этом речь идет об экспликации глубинных, имплицитных смыслов.

В целом, позиция заголовка представляет собой некий инструмент, обладающий свойствами линзы, фокусирующей лучи смысла и направляющей их в определенную сторону.

Незамещенная позиция заголовка тоже значима как средство расфокусировки и активизации самостоятельного поиска опорного стержня текста, как показатель допустимости множества интерпретаций, принципиально заложенных во многих произведениях. Впрочем, любой художественный текст интерпретируется субъективно, как бы настойчиво ни проводил автор всеми доступными ему средствами свою целенаправленную установку, свое намерение и художественную задачу. И все же искусное использование позиции заголовка в номинативной, семантической, коммуникативной, прагматической и эстетической целях в немалой степени обеспечивает адекватное

ственной структуры, предъявленной для осмысления и осознания самому себе и читателю.

Библиографический список

1. Андреев Л. Рассказы. - М., 1977.

18

2. Бунин И. А. Тропами потаенными. Стихотворения. - М., 1995.

3. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. - М., 1996.

4. Даль В. И. Толковый словарь в 4 томах. - М., 1989-1991.

5. Конецкий В. В. Избранное в двух томах, т. 2. За доброй надеждой. - Л., 1983.

6. Кононов Н. Источник увечий // Знамя, №11, 2001.

7. Лесков Н. С. Собрание сочинений в 12 тт., т. 11. - М., 1989.

8. Лесков Н. С. Собрание сочинений в 12 тт., т. 12. - М., 1989.

9. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. - Спб., 1996.

10. Лотман Ю. М. Семиосфера. - Спб., 2000.

11. Невзглядова Е. Звук и смысл. - Спб., 1998.

12. Нижегородова Е. И. Заголовок лирического текста: сильная позиция или избыток? // Известия Воронежского педуниверситета, т. 246. - Воронеж, 1997.

13. Русские писатели о языке (XVIII-XX вв.). - Л., 1957.

14. Чередниченко В. И. Типы начал газетных текстов: проблема классификации // Акценты. Альманах. Новое в массовой коммуникации. - Воронеж, 2000, №№1-2.

The role of headline in structure of fiction texts

L.M. Koltsova

The author of the article looks into the role of headline and headline complexes of fiction texts using material of Russian prose. Headline complexes are analyzed from the point of view of theory of punctuation of text.

Воронежский государственный университет

УДК 801.561.72:808.2

О.В. Новикова

СИММЕТРИЯ И АСИММЕТРИЯ В СЛОЖНОПОДЧИНЕННЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯХ С МЕСТОИМЕННО-СООТНОСИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ ТАКОЙ И РЕАЛЬНО- ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫМИ СОЮЗАМИ

В статье рассматриваются сложноподчиненные предложения с соотносительным словом такой и сравнительными союзами с точки зрения соответствия плана содержания и формы

В современном литературном языке достаточно часто встречаются сложноподчиненные предложения (далее СПП) с местоименно-соотносительным словом «такой» и союзами будто, как будто, точно, словно, ровно, как если бы,

уступая по частотности употребления лишь СПП с союзом что.

Названные союзы в лингвистической литературе получили

© Новикова О.В., 2006

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.