CC BY
101
29. Хайтани К. Взгляд кролика. М., 2011.
30. Пеннак Д. Собака Пес. М., 2008.
31. Хайтани К. Взгляд кролика. М., 2011.
32. Чиксентмихайи М. Поток: психология оптимального переживания. М., 2011. С. 11.
33. Крупин В. Н. Босиком по небу. Книга о детях для детей и взрослых. М., 2009. С. 5.
34. Фельдштейн Д. Глубинные изменения детства и актуализация психолого-педагогических проблем развития образования. СПб., 2011. С. 6-25.
35. Гранин Д. Все было не совсем так. М., 2010. С. 25.
36. АромштамМ. Когда отдыхают ангелы. М., 2010.
37. Фельдштейн Д. Глубинные изменения детства и актуализация психолого-педагогических проблем развития образования. СПб., 2011. С. 24.
38. Там же. С. 22
39. Гранин Д. Все было не совсем так. М., 2010. С. 349.
40. Там же. С. 46.
УДК 821.161.1:801.73
H. Н. Старыгина ЭПИГРАФ
КАК ТЕКСТОВАЯ КООРДИНАТА ЧИТАТЕЛЮ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ В. П. АВЕНАРИУСА «ПОВЕТРИЕ»)
В статье рассмотрены традиционно указываемые функции эпиграфа и установлены новые, связанные с диалогическими отношениями автор -читатель, текст - контекст, заголовочный комплекс - текст.
The author adds to traditionally defined functions of the epigraph several new ones that are related to dialogical relations "author-reader", "text - context", "title group - text".
Ключевые слова: эпиграф, заголовок, заголовочный комплекс, интертекстема, межтекстовые связи.
Keywords: epigraph, title, title group, intertexte-me, intertextual links.
Эпиграф занимает промежуточную позицию между заглавием и основным текстом и может рассматриваться как часть заголовочного комплекса и как часть основного текста. Традиционно указываемые функции эпиграфа: пояснение смысла, идеи произведения; «авторское указание, намечающее характер темы и ее развитие».
Вместе с тем позиция в тексте закрепляет за эпиграфом в качестве основной функцию «зачинателя» диалога между автором и читателем. Она реализуется, прежде всего, в своеобразном мини-диалоге (или смысловой перекличке) между заглавием и эпиграфом.
Читателю, начинающему чтение, заголовок задает парадигму восприятия всего текста, в том числе и осмысления эпиграфа как промежуточ-
© Старыгина H. Н., 2012
ной части между заглавием и основным текстом. Эпиграф, следовательно, либо «поддерживает», направляет, укрепляет эту заданность (в этом случае заглавие и эпиграф формируют единое семантическое поле), либо настраивает читателя на возможность корректировки изначальной парадигмы прочтения текста, вплоть до опровержения заявленных смыслов (в этом случае эпиграф и заглавие образуют разнополюсное семантическое поле). Таким образом семантические отношения между заглавием и эпиграфом могут выстраиваться либо как расширение или уточнение семантики заглавия, либо как внесение противоположных смыслов, опровергающих смысл заглавия.
Заголовок центрирует восприятие текста читателем («велит» сосредоточить внимание на одном из героев, на авторской оценке эпохи и пр.). Эпиграф может разрушать принцип центра-ции, выявляя наличие разных смысловых инстанций, требующих читательского внимания; разрушая однозначность оценки, заданной заголовком, и т. п.
Децентрирующая функция эпиграфа предопределена изначально существующей ситуацией недоговоренности, недосказанности, непрояснен-ности, неокончательности, загадочности заглавия и эпиграфа, возможности неоднозначного толкования смыслов, обозначенных с их помощью: эпиграф (как и заголовок), предваряя основной текст, «ставит» знак вопроса, ответ на который возможен лишь по прочтении текста, интригует читателя.
Ярким примером являются заголовочные комплексы Н. С. Лескова. <<Леди Макбет Мценско-го уезда. Очерк. «Первую песенку зардевшись спеть». Поговорка»; «Воительница. Очерк. Вся жизнь моя была досель / Нравоучительною школой, / И смерть есть новый в ней / урок. Ап. Майков»; «Железная воля. Ржа железо точит. Русск. поговорка»; <<Несмертельный Голован. Из рассказов о трех праведниках. Совершенная любовь изгоняет страх. Иоанн>> и др.
Иносказание, аллегория, символика, метафорика заголовочного комплекса приводят к тому, что между ним и основным текстом действительно возникают отношения загадки и отгадки, чему способствует «пауза» между заголовочным комплексом и текстом. Отгадка рождается в процессе развертывания иносказательных, символических и метафорических образов в произведении.
Таким образом, эпиграф, как и заголовок, участвует в символизации и метафоризации основной идеи автора произведения.
Эпиграф, как и заглавие, может содержать образ-символ, указывающий на авторское видение и понимание, например, общественно-поли-
Н. Н. Старыгина. Эпиграф как текстовая координата читателю.
тической ситуации и являющийся зримым выражением авторского идеала.
Примером может служить заголовочный комплекс в произведении В. П. Авенариуса «Поветрие» (1865-1866), второй части дилогии «Бродящие силы» (первая - «Современная идиллия. Повесть», 1863-1864): <<Поветрие. Петербургская повесть. Царица грозная, чума / Теперь идет на нас сама / И льстится жатвою богатой. А. Пушкин».
Этот пример интересен тем, что и заголовок, и эпиграф очевидно содержат образы-символы, смысл которых, несомненно, угадывается читателем, знающим семантику употребленных слов.
Поветрие - «наносные, повальные болезни, состоянье воздуха, приносящего их» (Даль В. И. Т. III. С. 151). В современном словаре - «быстро распространяющаяся эпидемия» (Словарь русского языка: в 4 т. М., 1983. Т. III. С. 159.). Конечно, читатель может понять название в прямом значении. Однако эпиграф из маленькой трагедии «Пир во время чумы» А. С. Пушкина, с одной стороны, уточняет заголовок (поветрие - чума), с другой - придает образу «поветрие» символический смысл. Предполагаемая символика названия повести реализуется в заголовочном комплексе благодаря образу-символу чумы в пушкинских строках.
Алгоритм символизации образа, возникающего благодаря названию повести «Поветрие», основывается на принципах расширения и уточнения семантики слова. Интересно, что подзаголовок «петербургская повесть», в котором конкретизируется место действия, как будто разрушает алгоритм преобразования образа в символ (эпидемия в Петербурге). Но символическая «власть» (воздействие) эпиграфа оказывается настолько мощной, настолько ситуационно (от указания на место действия) независим пушкинский образ-символ чумы, что и заголовок и подзаголовок также приобретают ситуационную независимость, иными словами, воспринимаются именно как символ. Текст повести обогащает образ-символ дополнительными смыслами.
Образ-символ поветрия-чумы, сформированный заглавием, подзаголовком и эпиграфом повести В. Авенариуса, задает парадигму читательского восприятия, провоцирует читательские эмоции, выявляет авторское отношение-оценку, символически изображает и программирует сюжет: заболевание; болезнь, быстро распространяющаяся; гибель.
Однако заглавие и эпиграф не прогнозируют в полной мере сюжет повести, основанный на реализации первой части архетипического мотива «спуститься, чтобы вознестись». Сюжет главной героини произведения - история ее падения. Но разомкнутый в будущее финал (Надя стано-
вится послушницей); эпиграф к последней главе («- Итак и я твоей души / Не осужу, сказал Спаситель, / - Иди в свой дом и не греши. Полежаев) заставляют читателя «восстановить» вторую часть сюжета-архетипа: «вознестись». Вера открывает главной героине повести путь к спасению.
Эпиграф в повести Авенариуса демонстрирует еще одну функцию: он является интертексте-мой, формирующей межтекстовые связи произведения. Функция эпиграфа может быть обозначена как интертекстуальность, т. е. «использование сегмента (компонента содержательной структуры) одного текста в процессе текстопорожде-ния и создания нового текста (в широком понимании)» [1]. Интертекстема несет информацию об отношении (принадлежности) нового текста к исходному [2]. Эпиграф-интертекстема в повести Авенариуса оформлен как цитата. Подобным образом оформлены и наделены такой же функцией эпиграфы к каждой главе повести. Их двадцать шесть (по количеству глав).
Эпиграфы формируют межтекстовые связи произведения, по преимуществу, с современными текстами (конечно, они были созданы ранее повести Авенариуса, поэтому это тексты-прецеденты, но все они принадлежат к одной эпохе), воссоздавая культурно-бытовой контекст эпохи 60-х гг. XIX в., атмосферу философско-религиозной полемики (в этом случае эпиграфы-цитаты в соотнесении с текстом главы воспринимаются, как правило, иронически). Частотность обращения к произведениям того или иного автора (в определенной степени) указывает на их популярность и значимость в культурной жизни эпохи и на личные пристрастия автора данного произведения. (Это также можно рассматривать как функции эпиграфа.)
Авенариус оформляет в виде эпиграфа цитаты из прозаических и поэтических произведений: И. С. Тургенева («Она была насмешлива, горда, / А гордость - добродетель, господа»; «- Так здравствуй же, сказал он ей, - моя жена перед людьми и перед Богом!») (2 раза); В. Курочкина («Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!»), А. Майкова («Я целый час болотом занялся... / Лишь незабудок сочных бирюза / Кругом глядит умильно мне в глаза, / Да оживляет бедный мир болотный / Порханье белой бабочки залетной...»; «Последние слезы / О горе былом, / И первые грезы / О счастье ином...») (2 раза); Н. Г. Чернышевского («- Вы не признаете ревности, Рахметов? - В развитом человеке не следует быть ей. Это искаженное чувство, это фальшивое чувство, это гнусное чувство, это явление того порядка вещей, по которому я никому не даю носить мое белье, курить из моего мундштука»); Н. Огарева («Я его схватила, / Я его держала / За руки, за
платье - / Все не отпускала»); А. Кольцова («Любовь - огонь, с огня - пожар»); Н. Добролюбова («Смотря на любовь как на волнение крови, конечно, нельзя иметь строгого взгляда на семейную нравственность. Но корень всему злу французское воспитание»; «Еще работы в жизни много, / Работы честной и святой») (2 раза); А. Кольцова («Ну, Господь с тобой, мой милый друг! / Я за твой обман не сержуся. / Хоть и женишься -раскаешься, / Ко мне, может быть, воротишься»; «Но, увы! нет дорог / К невозвратному!») (2 раза); Н. Щербина («Гибнет чувство мое одинокое / Безотзывно, бездольно, безродно!»); А. Островский («Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю»; «Эка жизнь с бабой-то хорошей! Когда я тепереча с тобой сам друг, так мне хоть все огнем гори!») (2 раза); И. Никитина («К чему колени преклонять? / Свободным легче умирать»); А. Полежаева («Опротивела мне жизнь моя, / Молодая, бесполезная!»; « - Итак, и я твоей души / Не осужу, - сказал Спаситель. / - Иди в свой дом и не греши») (2 раза); А. А. Фета («Звезда покатилась на запад.... / Прости, золотая, прости!»); Н. А. Некрасова («Бедная! Как она мало жила! / Как она много любила!»).
Исходными текстами в интертексте Авенариуса могут быть и такие, которые принадлежат предшествующему литературному периоду и уже вошли в культурный обиход. Авенариус цитирует: И. Крылова («По камням, рытвинам пошли толчки, скачки, / Левей, левей, и с возом - бух в канаву! / Прощай, хозяйские горшки!»; «Ты все пела? Это дело: / Так поди же, попляши!») (2 раза); А. С. Грибоедова («Что за комиссия, Создатель, / Быть взрослой дочери отцом!»); М. Лермонтова («Польза, польза - мой кумир!»; «В обратный пускается путь») (2 раза), А. С. Пушкина («Мы все учились понемногу / Чему-нибудь и как-нибудь!»; «Ряд утомительных картин, / Роман во вкусе Лафонтена») (2 раза как эпиграфы к главам, 1 раз - к повести); Н. В. Гоголя («Ах, какой пассаж!»; «Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! что! они делают со мною!») (2 раза).
Отношение автора к «чужому» слову может быть разным: иногда эпиграф становится «перевертышем» в смысловом отношении и восприни-
мается читателем как выражение авторской иронии, иногда эпиграф-цитата используется как указание на тему главы, иногда - как комментарий, помогающий проникнуть в суть, например, взаимоотношений героев; иногда - как указание на характер героя и т. п.
Характерно, что эпиграфы к главам непосредственно не перекликаются с эпиграфом к повести.
Вместе с тем опосредованно связь эпиграфов к главам и основного эпиграфа все-таки выявляется. Она как бы предусмотрена изначально самим оформлением эпиграфа: «графическое» выделение эпиграфа, его позиция «над» текстом, указание на источник цитаты и, конечно, выбор цитаты как бы демонстрируют авторскую отстраненность (такова она, эпоха!), с одной стороны, и выражают авторскую оценку описываемых событий - с другой. Как уже было установлено, эпиграф к повести содержит авторскую оценку явлению, которое стало предметом осмысления, -русскому нигилизму.
Таким образом и осуществляется связь между основным и «поглавными» эпиграфами.
Заметим также, что в повести «Поветрие» эпиграфы-цитаты к главам выполняют - вместе с нумерацией - функцию композиционного членения - отграничения глав друг от друга; придают видимость относительной самостоятельности глав; выполняют функцию заглавия, которое отсутствует (в первой части - «Современная идиллия» - главы озаглавлены, но эпиграфов нет; во второй части - «Поветрие» - главы не имеют заголовков, но каждой предпослан эпиграф).
Итак, многообразные функции эпиграфа определяются прежде контекстом его бытования: диалогом между автором и читателем. «Предметом» диалога является текст, включающий и заглавие, и эпиграф. Эпиграф становится одной из существенных координат, формирующих ориентированность читателя в данном диалоге по поводу текста и приводящих либо к согласию, либо к полемике с автором.
Примечания
1. Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. Словарь крылатых выражений Пушкина. <Предисловие>. СПб., 1999. С. 21.
2. Там же. С. 22.
