CC BY
63
УДК 861.161.1 СТАРЫГИНА H.H.
доктор филологических наук, профессор, кафедра социальных наук и технологий, Поволжский государственный технологический университет E-mail: starigina@yandex.ru МИХЕЕВА КН.
кандидат филологических наук, начальник отдела аспирантуры и докторантуры, Марийский государственный университет E-mail: asp_doc@marsu.ru ПЕРШИНА М.А,
кандидат филологических наук, доцент, кафедра иноязычной речевой коммуникации, Марийский государственный университет E-mail: marja8362@mail.ru БЕРЕЗИНА О.С.
соискатель, кафедра филологии и журналистики, Марийский государственный университет E-mail: o-beryuza@mail.ru
UDC 861.161.1 STARYGINA N.N.
Doctor of Philology, Professor, Department of social sciences and technologies, Volga State Technological
University E-mail: starigina@yandex.ru MIKHEEVA I.N.
Candidate of Philology, Head of the Department of Postgraduate Education, Mari State University E-mail: asp_doc@marsu.ru PERSHINA M.A.
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of Foreign Language Communication, Mari State University
E-mail: marja8362@mail.ru BEREZINA OS.
Researcher, Department of Philology and Journalism,
Mari State University E-mail: o-beryuza@mail.ru
КОНТЕКСТУАЛЬНАЯ ПОЭТИКА КАК ПРЕДМЕТ ИЗУЧЕНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Н.С. ЛЕСКОВА)
CONTEXTUAL POETICS AS AN OBJECT OF STUDY (ON THE EXAMPLE OF WORKS BY N.S. LESKOV)
В результате исследования выявлено, что контекстуальная парадигма творчества Н.С. Лескова включает такие формы представленности контекста, как символика, концептосфера, интертекст, авторский витальный текст, локальный текст. В арсенале поэтических средств, образующих формы представленности контекстуального содержания в произведениях /7. Лескова, - образ-символ, концепт, интертекстема, мотив, пейзаж, культурная универсалия.
Ключевые слова: контекст, контекстуальная поэтика, контекстуальная парадигма, контекстуальная компетентность, Н. С. Лесков.
The results of the research reveal that the contextual paradigm of the N.S. Leskov .s literary works includes such forms of contextual representation as the system of symbols, the concept sphere, intertext, author vital text, local text. Among the poetical means which create the forms of representation of the contextual contents in N.S. Leskov \ works there are an image-symbol, concept, intertexteme, motive, landscape, and cultural universal.
Keywords: context, contextual poetics, contextual paradigm, contextual competence, N.S. Leskov.
1. Контекстуальная поэтика художественного произведения
Контекст представляет собой специфическое художественное пространство (или «контекстуальное пространство»), включающее а) содержание, формируемое автором в пределах его контекстуальной (культурологической) компетентности; б) контекстуальную поэтику [9].
Рассматривая контекстуальную поэтик}' как систему, мы выделяем три уровня. Первый уровень контекстуальной поэтики - уровень поэтических приемов, с помощью которых автор включает в текст внеположное ему содержание, а именно: аллюзия, цитата, реминисценция. антропоним, топоним, названия произведений искусства и др. Второй уровень контекстуальной поэтики образуют поэтические средства, такие как симво-
лы, социокультурные или литературные универсалии, мифологемы, концепты, идеологемы, интертексте-мы, образы-понятия, образы-эмблемы и др.. представляющие в тексте мир общих понятий и идей. Третий уровень контекстуальной поэтики - формы представленности контекстуального содержания: межкультурное пространство, символическое поле, интертекст, «арттекст» (текстуальное явление, образованное за счет включения в текст музыкальных или художественно-изобразительных образов, деталей, мотивов и др.), концептосфера, локальный текст, авторский витальный текст (под авторским витальным текстом, или авторской витальностью, мы понимаем совокупность жизненных реалий: идей, событий, явлений, людей и пр.. представленных в тексте). Формы представленности
© Старыгина H.H., Михеева H.H., Першина М.А., Березина О.С. © Starygina N.N., Mikheeva I.N., Pershina М.А., Berezina O.S.
контекстуального содержания образуются автором за счет включения поэтических средств и использования тех или иных поэтических приемов. Например, интер-текстема, воплощенная в цитате, участвует (наряду с другими интертекстемами, воплощенными в именах персонажей, топонимах, системе образов и др.) в формировании интертекстуального пространства.
Творчество писателя характеризуется своей контекстуальной парадигмой, то есть оригинальным набором и иерархией форм представленности контекстуального содержания, поэтических средств и приемов. Взаимодействие между формами представленности контекстуального содержания осуществляется на уровнях поэтических средств и поэтических приемов. Например, имя может выступать интертек-стемой. формирующей интертекст и устанавливающей связь с литературным контекстом, с одной стороны, а с другой - воплощением символа, формирующего символическое поле произведения и устанавливающего связи с культурной традицией. С помощью эпиграфа-цитаты в текст может вводиться концепт или символ, может оформляться локальный текст. Образ-символ может участвовать в формировании авторского витального текста и символического поля художественного текста.
Нельзя не заметить, что контекст художественного произведения - это семантически подвижное образование. Однако контекст является и структурно подвижным образованием: формы представленности контекстуального содержания, средства и приемы их образования (структурно устойчивые образования) вступают в разные отношения друг с другом, они могут быть использованы в максимальном или минимальном количестве, располагаться в разной иерархической последовательности.
Предлагаемый подход к изучению контекстуальной поэтики позволяет выстроить контекстуальную парадигму (систему форм представленности контекстуального содержания) творчества того или иного писателя. Причем наличие и взаимодействие этих форм, как и средств и приемов, будет различным у каждого автора. Это различие определяется своеобразием авторского контекстуального пространства в целом, отдельного периода его творчества, конкретных произведений. Комплексное изучение контекстуальной поэтики дает исследователю возможность составить полное представление о контекстуальной компетентности, восприимчивости и развитии писателя.
Контекстуальная поэтика является динамичной и в каждом случае специфической системой форм представления контекстуального содержания, характеризующейся инвариантным (в пределах контекстуального пространства творчества писателя) и вариативным (определяемым используемой формой контекстуальной представленности) набором поэтических средств и приемов, обеспечивающих актуализацию контекстуального значения структурных элементов текста.
2. Контекстуальная поэтика Н.С. Лескова (опыт анализа)
Системный анализ контекстуальной поэтики любого писателя требует кропотливости и тщательности, серьезных коллективных усилий. Предлагаемый далее материал - это первый опыт реализации обозначенного выше подхода к изучению контекстуальной поэтики Н.С. Лескова.
2.1. Поэтические приемы и средства представления христианского контекста
Одним из основополагающих контекстов русской литературы является христианская культура. Как писал М.М. Дунаев, «важнейшее в нашей отечественной словесности - ее православное миропонимание» [7]. Для творчества Н.С. Лескова христианский, православный контекст - органичная ткань его произведений. Об этом свидетельствуют многочисленные примеры представленности христианского контекста в произведениях писателя. Нами было проанализировано 21 его произведение (1853-1870), на основании чего выделены характерные для писателя приемы и средства включения христианского контекста, а также используемые им основные источники.
Библейские реминисценции, аллюзии, парафразы, цитаты (как ветхозаветные, так и новозаветные) встречаются более 360 раз. Например, реминисценция из Откровения ап. Иоанна Богослова (Откр. 17, 1-3 [2, с. 1339-1340]): «И змея-то я, и блудница вавилонская, сидящая при водах на звере червление...» («Некуда»[10, т. 4, с. 30] из Евангелия (Лк 21, 2-4 [2, с. 1118]): «... лепта эта, как грош евангельской вдовицы...» («Островитяне» [10, т. 3, с. 283]). Скрытая цитата из Псалтири (117, 22 [2, с. 584]): «... ничтожный камень, который небрегут зиждущие описываемые события, но который тихо, тихо поднимается, чтобы стать во главу угла» («На ножах» [10, т. 9, с. 243]); измененная евангельская цитата (Мф 7, 1-2 [2, с. 1018]): «... не суди - да не сужден будеши» («Смех и горе» [10, т. 5, с. 42]). Аллюзия на евангельское выражение (Лк 8, 17 [2, с. 1095]): «... ничто не будет в тени, а все въяве...» («Соборяне» [10, т. 1, с. 156]).
Цитаты/реминисценции богослужебных текстов (молитв, тропарей, акафистов, канонов, кондаков. стихир и пр.) встречаются более 70 раз. Например, цитата из молитвы «Владыко Господи, Боже, Отче Вседержителю...» мученика Мардария: «... молитв ее ради ими же веси путями спаси его» («На ножах» [10, т. 9, с. 107]).
Цитаты/реминисценции духовных стихов, христианских легенд и апокрифов встречаются более 10 раз. Например, духовный стих «Плач Иосифа Прекрасного»: «... Иосиф плач выводит: Кому повем печаль мою...» («Запечатленный ангел» [10, т. 1, с. 430]). В романе «На ножах» упоминается средневековая христианская легенда о «Вечном жиде» («На ножах» [10, т. 8, с. 127]).
Цитаты/реминисценции агиографических источников, синкрисис (введение системы житийных аллюзий при описании светского персонажа [3]). Указания на агиографические источники встречаются более 10 раз. Например, на Житие святителя и чудотворца
Николая Мирликийского: «Святитель Николай Угодник Ария ... смазал» («Соборяне» [10, т. 1, с. 155]), Житие Романа Антиохийского: «... мы думали, что он изобразит Романа-чудотворца, коему молятся от неплодия...» («Запечатленный ангел» [10, т. 1, с. 441]). Житие преподобного Тихона Задонского («Очарованный странник» [10, т. 4, с. 30]). Прием синкрисиса в лесковских текстах многочисленен. Например, синкрисис имени Павлин в одноименном рассказе проецируется на Житие святителя Павлина, епископа Ноланского [3, с. 67]; синкрисис имени Пиама (рассказ «Театральный характер») соотносится с Житием преподобной Пиамы-девы [3, с. 70].
Цитаты/обращения к богословским сочинениям (Дионисия Ареопагита, Преосвященного Иннокентия, A.C. Хомякова, Макария Булгакова) не столь многочисленны, но также неоднократно встречаются в ряде произведений. Например, упоминание четырех из девяти чинов ангельских (силы, господствия, начальства и власти), согласно богословскому сочинению «О небесной иерархии» Дионисия Ареопагита («На ножах» [10, т. 9, с. 64]); трактат Преосв. Иннокентия «Последние дни земной жизни Иисуса Христа» («Смех и горе» [10, т. 5, с. 101]), богословские труды Хомякова («Смех и горе» [10, т. 5, с. 101]). сочинения Макария Булгакова («Смех и горе» [10, т. 5, с. 120]), памятник древнерусской литературы «Врата Аристотелевы» («Запечатленный ангел» [10, т. I.e. 431]).
Синхронизация описываемых событий с православным календарем встречается более 50 раз. Например, к нему относятся такие праздники: Никола зимний, Михайлов день, Филипповка, Крещение, Масленица, Великий пост, «сороки». Вербное воскресенье. Успеньев день, осенняя Казанская, Петров день. Святая неделя. Красная горка («Житие одной бабы»); Иванов день. Велик день. Архангельский день («На ножах»); Лазарева суббота. Рождество, Сочельник, Пасха («Смех и горе»); Троицын день, Никола вешний. Страстная седмица. Преображение Господне («Соборяне»), Мокрый Спас («Очарованный странник»).
Упоминания православных святых встречаются более 40 раз. Например: святитель Спиридон («Овцебык»); Симеон Богоприимец, Анна Пророчица («Загадочный человек»); праведникИов. святой Георгий («На ножах»); Иоанн Предтеча, святой Филимон, библейский патриарх Иаков («Смех и горе»); Святитель Тихон Задонский, святой Симеон Богоприимец, преподобный Марон пустынник Сирийский, великомученик Артемий, преподобный Роман Чудотворец, мученики Гурий, Самон и Авив, преподобный епископ Кипрский Нифонт, мученица Фомаида, святой Моисей Угрин. мученики Вонифатий и Моисей Мурин, священномученик Киприан, святая Устина, великомученик Феодор Тирон («Соборяне»); Исаия-пророк. пророк Иезекииль, праведник Даниил, святая Анна, преподобный Зосима Киликийский. преподобный Герасим Иорданский, мученик Нифонт, свя-щенномученики Конон, Тимофей Мавританский, Савва Стратилат Римский, Фотий Никомидийский, Кондрат Никомидийский («Запечатленный ангел»); преподоб-
ный Сергий Радонежский («Очарованный странник»); иконописцы Симон Ушаков, Андрей Рублев. Афанасий Парамша («Запечатленный ангел»).
Описание православных храмов, иконописи, православного богослужения и богослужебной утвари встречается более 100 раз. Например, упоминаются следующие иконы: св. Николая(«Овцебык»);Остробрамская Богоматерь («КосИапкопкуа! №сопапшшпо\уа?»); Михаила Архангела, Нерукотворенный Спас, Иверская Божья Матерь («На ножах»); Утешительница скорбящих («Соборяне»); Отечество. Шестоднев, Целебник, Седьмица с предстоящими. Троица ветхозаветная. Спас Эммануил, София Премудрость Божия, Рождество Иоанна Предтечи, Рождество Пресвятыя Владычицы Богородицы, Спасово Пречистое Рождество, рождение Николая Угодника («Запечатленный ангел»); Спас на водах, Благое молчание («Очарованный странник»).
Встречаются названия следующих церквей, храмов и т.д.: церковь Ахтырской Божьей Матери с пределом Никиты мученика («Житие одной бабы»); Иверская часовня («На ножах»); Коневский Рождествено-Богородский мужской монастырь, собор Казанской иконы Божией Матери, Киево-Печерская лавра («Соборяне»).
В основе лесковской художественной модели мира
- христианская модель, в которой неприемлемы нормы у прощенной морали и нравственности, изъятие духовного, подмена одной ценностной системы другой, отрицание духовно-религиозных ценностей. Образец построения идеальной христианской модели мира дан в рассказе Н.С. Лескова «Однодум» [6]. Образ главного героя Рыжова - образ добропорядочного семьянина, истинного христианина, неукоснительно следующего заповедям, чиновника, преданного Отечеству, видящего смысл жизни в праведном служении людям и государю. Праведность оценивается автором как фундамент государственно-религиозной власти. Государство и человек в нем, находящийся под священноначалием, органично вписываются в христианскую систему ценностей, иерархический порядок мироустройства. Искажение идеальной модели мира, его причины и следствия лежат в основе иных произведений писателя, являясь латентной основой конфликта художественного произведения.
Таким образом, частота и многообразие приемов представления христианского контекста в произведениях Н.С. Лескова - от лежащих на поверхности до концептуальных формул - свидетельствуют о значимости христианского контекста для писателя, о его глубокой погруженности в данный контекст и безусловной контекстуальной компетентности. Перечисленные выше поэтические приемы и средства образуют в творчестве Лескова межкультурное пространство, символическое поле, интертекст, концептосферу как формы представленности контекстуального - христианского
- содержания.
2.2. Концептосфера и авторский витальный текст как формы представленности контекстуального содержания
Концепт - момент схватывания, способ установления связей, интерпретация смысла, образующего контекстуальное содержание. Как пишет С.С. Неретина, концепт «содержит смыслы, существование которых выявляется не в тексте, а в контексте, на границах высказываний. которые ... всегда предельны, обращены к другому» [1, с. 11]. Концептом могут стать только те явления действительности, которые являются своего рода символами, эмблемами данной культуры. Концепт является носителем культурной памяти народа, он обращен в широкий мир культуры, не ограничивается рамками одного текста, поэтому мы можем говорить, что концепт как концептуально обработанный смысл участвует в формировании контекстуального содержания и становится средством образования форм его представленности. Рассматривая концепт как литературоведческую категорию, Н.В. Володина называет его «смысловой структурой, воплощенной в устойчивых образах, повторяющихся в границах определенного литературного рада (в произведении, творчестве писателя, литературном направлении, периоде, национальной литературе), обладающей культурно значимым содержанием, семиотич-ностью и ментальной природой» [1,0, 12]. Н. Мае лова, предлагая свое определение концепта, обращает внимание, что это «многомерное образование, включающее в себя не только понятийно-дефиниционные, но и коннотативные, образные, оценочные, ассоциативные характеристики, и все они должны быть учтены при описании концепта» (курсив наш. - Прим. авт.) [1,с. 12]. С точки зрения Д.С. Лихачева, главная функция концепта - заместительная: он облегчает языковое общение, поскольку позволяет преодолевать несущественные, но всегда существующие между общающимися различия в понимании Слов, их толковании. Большое значение при этом отводится культурному опыту человека - носителя языка. «Концепт не только подменяет собой значение слова и тем самым снимает разногласия, различия в понимании значения слова, чем облегчается общение, он в известной мере и расширяет значение, оставляя возможности для сотворчества, домысливания, «дофанта-зирования» и для эмоциональной ауры слова», - пишет Д.С. Лихачев [1, с. 12].
Концепты «обитают» в контексте и выступают теми связями, с помощью которых автор включает социокультурное окружение в текст. Концепт - не значение имени, а «способ представления», обозначаемого данным именем. Концепт всегда вовлечен в коммуникативную ситуацию, а потому он динамичен, нестабилен.
Для иллюстрации вышесказанного рассмотрим функционирование концепта «дом» в творчества Н.С. Лескова. Тема дома и семьи занимает центральное место в художественной картине мира писателя. Семья оценивается им как значительное явление общественной и личной жизни человека. Значимость дома определяется тем, что именно его писатель видит началом и основой жизни человека и общества, понимает, что состояние дома и отношение к нему существенно обусловливает направление индивидуального и обществен-
ного развития и деятельности.
В святочном рассказе «Жемчужное ожерелье» (1885) герой обращается с просьбой к своим родным: «Опостылела холостая жизнь, надоели сплетни и вздо-ры провинции. - хочу иметь свой очаг, хочу сидеть вечером с дорогою женою у своей лампы. Жените!» [10, т. 7, с. 5]. Обратим внимание на возникающий образ лампы, расположенный в тексте в одном синонимичном ряду с образами «очаг», «дорогая жена». В рассказе «По поводу «Крейцеровой сонаты» (1890) в словах повествователя также появляется образ лампы - символ домашнего очага и духовного единения: «Вот - стакан чая, самовар и домашняя лампа - это прекрасные вещи, около которых мы группируемся» [5, с. 99].
Нельзя сказать, что данный образ-символ часто встречается в художественных текстах писателя, но изучение его эпистолярного наследия, а также воспоминаний сына писателя, А.Н. Лескова, об отце убеждают нас в емкости данного образа и большой смысловой нагрузке, которую он несет.
Обратимся к воспоминаниям А.Н. Лескова, который будучи подростком проживал после развода родителей с отцом, Н.С. Лесковым: «В доме все еще приводим в порядок, - повесили новую лампу... С переходом нашим в 1877 году на холостое житье в кабинете появился перед диваном круглый стол, а на нем высокая фарфоровая лампа с толстого стекла молочно-желтоватым круглым колпаком, лившим приятный, ровный, "солнечный" свет Абажуров, сделанных женской рукой, не было...» [5, с. 100] (курсив наш. - Прим. авт.). «Новая лампа» выступает символом новой семьи, но неполноценной, так как нет хранительницы очага - женщины, ее участия и заботы, предметно воплощенных в «абажурах».
По признанию А.Н. Лескова, для отца домашняя жизнь «олицетворялась вечерним сбором всех членов семьи для мирной беседы или чтения за круглым семейным столом и тихой семейной лампой, льющей ровный свет из-под абажура, сделанного женской рукой» [5, с. 100]. Вновь использованное - дословное - повторение усиливает смысловой акцент: домашняя настольная лампа с абажуром - это не просто бытовой атрибут. У писателя с ней связано излюбленное представление о дружной семейной жизни. Известно, что на приглашение друзей погостить Н.С. Лесков отвечает в одном из писем: «Если у вас когда-нибудь пьют чай у семейной лампы, - позовите меня, и я приеду» [5, с. 97] (курсив наш - Прим. авт.). Писатель стремился к общению «с добрыми людьми за их круглым столом и у их тихой, домашней лампы» [5, с. 98].
Н.С. Лесков использует символический образ лампы как способ изображения домашнего уюта, обустроенности, духовной и материальной. Образ лампы - один из составляющих концепта «дом», что также подтверждается употребляемыми писателем характерными эпитетами «семейная», «домашняя». Как видно из анализа, образ-символ лампы репрезентирует концепт «дом», вместе они участвуют в образовании таких формы представленности контекста, как авторский витальный текст
и концептосфера в произведениях Н.С. Лескова.
2.3. Пнтертекстуальное пространство как форма представленности контекста
Интертекст, по определению Ю. Кристевой, выявляет не то, «что сказал автор», а то. что «сказалось автором», то есть «авторские интенции и авторское бессознательное, одновременно соединяя их с подсознанием и коллективным бессознательным самой культуры» [4, с. 458]. При анализе интертекста следует рассматривать «высоту/вертикальный контекст (сознание и сверхсознание культуры) и глубину/горизонтальный контекст (связь времен, реализованная в коммуникативной цепи от слова к тексту, авторские интенции, неразрывные связи произведения, художественного текста с корневой системой культуры)» [8, с. 22]. Кодами (ключами), которые открывают контекстуальное содержание, выступают все виды интертекстем: от эксплицитных элементов (цитат, аллюзий, прецедентных имен) до имплицитных (мотивов, символов, сюжетных схем и жанровых форм).
Тонко сплетенная «сеть» эксплицитных интертекстем является неотъемлемым принципом поэтики Н.С. Лескова. Особую роль играет использование цитат, аллюзий и прецедентных образов русского фольклора, античной философии, текстов Библии (см. раздел 2.1 нашей статьи), произведений отечественных и зарубежных писателей в заглавиях, эпиграфах и предисловиях его произведений. Так, например, заглавия рассказов «Сошествие в ад» и «Райский змей» являются аллюзией на библейские сюжеты, заглавие повести Н. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» - аллюзией на трагедию У Шекспира, заголовок рассказа «По поводу Крейцеровой сонаты» - аллюзией на повесть Л.Н. Толстого. Интертекстуальная функция па-ратекстуальных элементов позволяет отметить особую значимость известных прецедентных текстов в культурной жизни эпохи и расположенность к ним самого Н.С. Лескова. В его рассказах эпиграфы-цитаты и предисловия, образуя комментарий к заглавию через ссылку на претекст. выступают авторскими подсказками, помогают раскрыть тему произведения и отношение автора к проблемам и персонажам, вместе с тем, они формируют интертекст, включающий в текст произведений контекстуальное - культурное - содержание.
Важной особенностью творчества Лескова является широкая представленность персональных текстов, главные из которых - «шекспировский» и «пушкинский» тексты. Так, обращение к «шекспировскому тексту» в романе «Некуда» помогает классифицировать образ нигилиста в его произведениях, отделяя «истинных нигилистов» от «нигилистов-нетерпеливцев». Если «истинные нигилисты» ссылаются на «шекспировский текст» с целью подтверждения собственной позиции (в частности, с образом «истинного нигилиста» связана сквозная в произведениях Н. Лескова цитата из монолога Гамлета в переводе H.A. Полевого «Страшно, за человека страшно мне», характеризующая их понимание «тупиков нигилизма»), то нигилисты-нетерпеливцы, указывая на устарелость и несостоятельность про-
возглашаемых его творчеством ценностей, называют Шекспира дураком («Шекспир дурак! ... что он человек бесполезный и ничтожный - это факт», утверждает Белоярцев [10, т. 4, с. 561]. Подобное отношение к У Шекспиру и его наследию акцентирует важные вопросы лесковской эпохи: полемик между революционными демократами и либеральными консерваторами по поводу классического или реального образования, проблемы «чистого искусства» и принципа утилитарности в искусстве и др. [8, с. 130-132].
Ссылки на прецедентные тексты в тексте произведения выполняют с м ыс ло по рождающую функцию и формируют единое семантическое поле, по сути, контекстуальное содержание. Интертекст в произведениях
H.С. Лескова является одним из самых постоянных элементов контекстуальной поэтики, важнейшей формой представленности контекстуального содержания.
2.4. Локальный текст как форма представленности контекстуального содержания
Н.С. Лесков активно формирует в произведениях такие локальные тексты, как «петербургский», «московский», «орловский», или - шире - «столичный» и «провинциальный». В рассказе «Привидение в Инженерном замке» (1882) писатель создает «петербургский текст», на что сразу указывает название рассказа.
Отметим, что именование «Петербург» встречается в тексте 4 раза, и один раз говорится «город», под которым подразумевается Петербург [10, т. 6, с. 44, 46, 48, 50]. Также упоминаются Садовая улица, на которой располагается Инженерный замок, жители города (прохожие и проезжающие [10, т. 6, с. 46]), Исаакиевский собор [10, т. 6, с. 48], на строительство которого начальник училища поставлял («кажется» [10, т. 6, с. 48], сказано в тексте) мрамор. Упоминания Исаакиевского собора и Инженерного замка формируют историко-кулыурологический и христианский контекст рассказа.
Исаакиевский собор строился в 1818-1858 гг. по проекту архитектора Огюста Монферрана, дополненному русскими архитекторами, в частности В В. Стасовым. Здание выполнено в стиле позднего классицизма. Собор украшен скульптурами И.П. Витали, П.К. Клодта. A.B. Логановского и других, живописными работами К.П. Брюллова, Ф.А. Бруни, В.К. Шебуева и других. В интерьер здания включен витраж, изображающий воскресение Спасителя (что более характерно для католического храма, чем для православного).
Исаакиевский собор является собором преподобного Исаака Далматского, святого, почитаемого Петром
I, родившимся в день его памяти (30 мая по старому стилю). Главный предел храма посвящен преподобному Исааку Далматскому, северный - великомученице Екатерине, южный - благоверному Александру Невскому. Особо чтимая святыня храма - Тихвинская икона Божией Матери. Нельзя не отметить, что на фронтоне южного фасада собора расположен барельеф скульптора И.П. Витали «Поклонение волхвов», где изображены Дева Мария с младенцем Иисусом, сидящая на троне; вокруг нее - волхвы, среди которых вы-
деляются фигуры мессопатамского и эфиопского царей; справа от Марии стоит Иосиф, склонивший голову: в левой части - старик с ребенком, в руках которого небольшой ларец с подарками.
Знание читателем этого факта и возникающая параллель с названием цикла, в который вошел рассказ («Святочные рассказы»), вводят «Привидение в Инженерном замке» в контекст событий Рождества Христова и святок с их концептуальным пространством и мотивным комплексом.
В строительстве Исаакиевского собора использовались мрамор, малахит, лазурит, золоченая бронза и другие материалы. С упоминанием мрамора как строительного материала для Исаакиевского собора в рассказ Н.С. Лескова вводится образ Петербурга как каменного города, традиционный для произведений русских классиков. Например, в «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова образ камня не только соотнесен с образом Петра Ивановича Адуева, имя которого в переводе с греческого языка означает камень, но и приобретает в контексте произведения собственные смыслы и воспринимается как символ подавляющей человека силы, а в соотношении с образом домов-гробниц - как символ смерти [9]. Однако в рассказе Н. Лескова упоминание о мраморе в контексте «петербургского текста» способствует восприятию Петербурга как грандиозного, торжественного, монументального города.
Вместе с тем незначительное, казалось бы, упоминание о мраморе заслуживает внимания исследователя. Во-первых, оно вписано в мистический контекст рассказа: «... они распускали в корпусе молву, что Ламновский знается с нечистою силою и заставляет демонов таскать для него мрамор, который Ламновский поставлял для какого-то здания, кажется, для Исаакиевского собора» [10, т. 7, с. 48]. Во-вторых, сама ситуация поставки мрамора, не разъясненная в повествовании, негативно характеризует образ Ламновского: странно, что начальник училища занимается не свойственным ему делом - поставкой мрамора для строительства. Но ее можно прояснить, восстановив исторический контекст. Инженер-генерал-майор Петр Карлович Ломновский был начальником Главного инженерного училища с 1844 года. В 1842-1851 гг. велось строительство Нового Эрмитажа, для чего по приказу императора Николая I из Инженерного замка вывозили мрамор. Но когда-то по распоряжению императора Павла I мрамор, предназначенный для облицовки верхней части Исаакиевского собора, был передан на строительство Михайловского (Инженерного) замка - новой резиденции государя. Этот любопытный исторический сюжет, возникающий благодаря упоминанию о мраморе, формирует историко-культурный контекст рассказа Н.С. Лескова, а «петербургский текст» становится формой представленности контекстуального содержания.
В историко-культурном контексте воспринимается и Инженерный замок, который является одним из знаковых сооружений Петербурга: Инженерный Михайловский замок был построен по проекту
В.И. Баженова архитектором В.Ф. Бренна для императора Павла I; это одно из красивейших и оригинальных зданий города на Неве, не менее грандиозное, чем Исаакиевский собор. Н.С. Лесков характеризует его как «здание бывшего Павловского дворца, известного нынче под названием Инженерного замка» [10, т. 6, с. 44]; «Нынче в этом упраздненном дворце помещаются юнкера инженерного ведомства, но начали его «обживать» прежние инженерные кадеты» [10, т. 6, с. 45 ]. Известно, что Инженерное училище основано в 1810 году. С 1819 г. оно называлось Главным инженерным училищем; в 1855 г. была образована Николаевская инженерная академия.
Однако для «петербургского текста» не столько важны исторические сведения, сколько важна «репутация» Инженерного замка как одного из самых таинственных, овеянных легендами зданий города1. Обратим внимание на то, что называть «замком» императорскую резиденцию не было характерным явлением для российских императоров. Само именование, несомненно, создает ореол таинственности, ориентируя на готическую и романтическую западно-европейскую культуру. Отметим, что замок построен в стиле романтического классицизма. Созданию ореола тайны и мистики способствует и другое известное читателю название Михайловского замка - «замок на воде» (резиденция Павла I была, как известно, со всех сторон окружена водой).
Михайловский замок овеян известными легендами. Он был построен на месте Летнего дворца Петра I, причем легенда гласит, что караульному солдату явился архангел Михаил, возвестивший, что на этом месте будет построен замок. Церковь при Инженерном замке, не раз упомянутая в рассказе, - это храм Михаила Архангела, покровителя дома Романовых. Во дворе замка установлен памятник Петру Великому, жители Петербурга верили, что тень прадеда являлась правнуку Павлу I. А в конце 1840-х годов по городу поползли слухи о явлении призрака Павла I в Инженерном замке: рассказывали, что в окнах замка появлялась его светящаяся фигура. Именно поэтому Инженерный замок относится к числу «странных» зданий, которых в Петербурге немало
Рассказ начинается с рассуждения героя-повествователя о «репутации» домов: «Есть дома, где, по общему мнению, нечисто, то есть где замечают те или другие проявления какой-то нечистой или по крайней мере непонятной силы» [10, т. 6, с. 45]. «Худою славою долго пользовалось характерное здание Павловского дворца» [10, т. 6, с. 45]. Это, как известно, не случайно: здесь император Павел I был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Писатель последовательно, на протяжении всего повествования создает таинственно-загадочный образ Михайловского замка, концентрируя в малом художественном пространстве рассказа все легенды о призраках замка. Довольно подробно пересказываются легенды о явлении тени Петра Великого [10, т. 6, с. 45],
1 Ср.: в создании образа имения-замка дяди, героя рассказа «Зверь», также важны легенды, связанные с Эоловой арфой и умершим родственником героя.
о звучании его голоса, о том, что здесь «жили или по крайней мере являлись тени и привидения» [10, т. 6, с. 45], в том числе призрак Павла I. На протяжении всего рассказа - воспоминания бывшего кадета - развивается мотив нечистой силы и сопутствующие ему мотивы страха и суеверия. «Мрачной таинственной репутации» Инженерного замка у петербуржцев способствовали розыгрыши, которые устраивали воспитанники: имитация «духа императора», который, якобы, живет в своей бывшей спальне, изображение привидения кадетом: белая тень императора в «темном окне» замка, наводившая ужас на прохожих и проезжавших [10, т. 6, с. 45].
В создании образа мистического Петербурга важную роль в рассказе играют пейзажи, описывающие типичное состояние природы осенью. Петербург «поздней осенью», в ноябре «имеет самый человеконенавистный вид: холод, пронизывающая сырость и грязь, особенно мутное туманное освещение тяжело действует на нервы, а через них на мозг и фантазию» [10, т. 6, с. 48]. Характерно и органично для мистического Петербурга описание природы накануне похорон начальника училища Ламновского (так у Н.С. Лескова): «На дворе с свирепым неистовством выл ветер, обдавая огромные окна целыми потоками мутного осеннего ливня, и гремел листами кровельных загибов, печные трубы гудели с перерывами - точно они вздыхали ...» [10, т. 6, с. 52].
Таким образом, поэтические приемы (топоним, на-
звания зданий) и поэтические средства (мотивы, пейзажи, образы-символы и др.) формируют «петербургский текст» рассказа «Привидение в Инженерном замке», который можно рассматривать как форму представленности контекстуального содержания произведения, то есть внеположных тексту смыслов и значений, связанных с образом Петербурга.
Подводя итог, отметим, что важнейшими элементами системы контекстуальной поэтики Н.С. Лескова являются такие формы представленности контекстуального содержания, как интертекст, концептосфера, локальный текст, символическое поле, авторский витальный текст. Писатель актуализирует христианский контекст, литературный контекст, историко-культурный контекст, собственные жизненные впечатления и «памяти». Поэтические приемы и средства - элементы контекстуальной поэтики первого и второго уровней - в текстах Н.С. Лескова достаточно разнообразны. Конечно, предпринятый нами анализ контекстуальной поэтики Н.С. Лескова не позволяет сделать окончательные выводы о специфике контекстуальной парадигмы и системы контекстуальной поэтики писателя, однако, очевидно, что уровень его контекстуальной компетентности высок, и Н.С. Лесков в полной мере владеет средствами и приемами актуализации контекстуальных значений и смыслов, активно вовлекая в этот процесс своего читателя.
Библиографический список
1. Березина О.С. Литературный художественный концепт: к постановке проблемы // Актуальные решения современной науки: сб. науч. работ аспирантов. Йошкар-Ола, 2012. Вып. 3. С. 10-14.
2. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.: Российское Библейское общество, 1993. 1600 с.
3. КлимоваМ.Н. От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: Жития «грешных святых» в русской литературе. М., 2010. 29 с.
4. КристеваЮ. Избранные труды: разрушение поэтики. М., 2004. 656 с.
5. Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. Тула, 1981. 647 с.
6. Михеева II.Н. Художественная модель мира в цикле Н.С. Лескова «Праведники»: аксиология и поэтика: дис.... канд. филол. наук. Киров, 2010. 207 с.
7. ПершинаМ.А. «Шекспировский текст» в творчестве Н.С. Лескова // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Филологические науки». Волгоград, 2012. С. 70-75.
8. Старыгина Н.Н. Гончаров: Книга для учителя, М.: Дрофа, 2008. 352 с.
9. Старыгина Н.Н. Проблемы изучения литературных универсалий // Литература в диалоге культур: Материалы международной научной конференции. Ростов н/Д: НМЦ «Логос», 2008. С. 214-217.
10. Троицкий В.Ю. (ред.) Лесков Н.С. Собрание сочинений: в 12 т. М., 1989.
References
1. Berezina O.S. Literary concept: to the problem of statement // Topical issues of modem science: Collection of scientific works of post-graduate students. Yoshkar-Ola, 2012. Issue 3. P. 10-14.
2. Bible. Books of the New and Old Testament. M.: Russian Biblical Society, 1993. 1600 p.
3. ШотаMM From archpriest Avvakum to Fedor Abramov: Lives of "sinful saints" in Russian literature. M., 2010. 29 p.
4. Kristeva Y. Selected works: destruction of poetics. M., 2004. 656 p.
5. LeskovAN. Life of Nikolay Leskov according to his own notes and memories of his family memebers and others. Tula, 1981. 647 p.
6. Mikheeva IN. Literary model of the world in the collection of short stories "Righteous Men" by N.S. Leskov: axiologies and poetics. Kirov, 2010. 207 p.
7. PershinaM.A. Shakespeare text in the works of N.S. Leskov //Ivzestia of the Volgograd State Pedagogical University. Philological sciences. Volgograd, 2012. P. 70-75.
8. Starvgina NN. Goncharov: Book for a teacher. M.: Drofa, 2008. 352 p.
9. Statygina NN. Problem of studying literary universale // Literature in the dialogue of cultures: Materials of the international scientific conference. Rostov-na-Donu: NMC "Logos", 2008. P. 214-217.
10. Troitskiy Г.Т. (edit.) Leskov N.S. Collection of works: in 12 v. M., 1989.
