CC BY
4ЗАБЫТЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКА ПУШКИНА
В 1886 г. на страницах журнала «Новь» было напечатано сообщение: «И. А. Григоровский, один из старейших московских актеров, готовит к печати свои мемуары, обещающие представить немалый интерес, в виду того что Григоровский (некогда приказчик у известного книгопродавца Смир-дина) довольно близко знал Пушкина, Гоголя, Крылова и других корифеев нашей литературы».1 Мемуары остались неизвестными исследователям, так как были опубликованы в редком и малодоступном издании — «Сборнике московской иллюстрированной газеты».2
Москвич по рождению, Григоровский (1812—1891) учился в Констан-тиновском землемерном училище и затем перешел на службу в московскую Дворцовую контору. «Товарищами моими, — вспоминает мемуарист, — были, между прочим, два брата Герцены: Александр и Жорж. Первый мне очепь нравился. Он был молод, недурен собой, имел замечательный дар слова,— слушать его было просто наслаждение; все это привязывало меня более к нему, а не к Жоржу».3
В начале января 1835 г. Григоровский выехал из Москвы и на пятые сутки прибыл в Петербург. «Все поражало меня, — восклицает путешественник, — широта и прямизна улиц, и громадность зданий, и чистота и опрятность города <.. .> И какое множество народа!.. Все это скачет, бежит, торопится куда-то... И кого-кого, бывало, каких знаменитостей не увидишь в ту пору на Невском» (с. 68—69).
Дядя мемуариста, писатель И. И. Ястребцов, познакомил племянника со Смирдиным, который предложил ему работу: «Вот вам занятие. Переезжайте ко мне, будете вести переписку с иногородними подписчиками, записывать их требования в книгу, да еще если мне случится надобность попросить вас съездить за меня к кому-нибудь из литераторов поговорить о статье для журнала, или что другое» (с. 74).
«К Смирдину я поступил в то время, — вспоминал Григоровский,— когда он был на верху славной своей деятельности» (с. 79). Далее следует рассказ о начале деятельности Смирдина — о службе его у просвещенного книгоиздателя и библиографа В. А. Плавилыцикова и переходе книжной лавки последнего к Смирдину. В конце 1831 г. книжная лавка из «дома Гаврилова у Синего моста» была перемещена в самый центр столицы — на Невский проспект (ныне дом 22). Это был «громадный магазин, который занял собой целый этаж. В том же магазине Смирдин открыл и библиотеку для чтения книг, журналов и газет, которая по числу находящихся в ней экземпляров была единственной в Петербурге» (с. 80).
Открытие своего магазина 19 февраля 1832 г. Смирдин отметил новосельем: «За огромным столом собралось все, чем тогда могла похвастаться
1 Новь, 1886, т. XII, № 23, с. 630.
2 Не учтены мемуары в работе П. Н. Беркова и В. М. Лаврова «Библиография произведений А. С. Пушкина и литературы о нем. 1886—1899» (М.—Л., 1949), а также в других указателях литературы о Пушкине.
3 Сборник московской иллюстрированной газеты. М., 1891, с. 67. Далее при цитировании мемуаров страницы «Сборника» приводятся в тексте (в скобках).
наша литература! Тут были Жуковский, Крылов, Пушкин, Княжевич, граф Хвостов, Лобанов. Были и неразрывные друзья, как Греч и Булга-рин, про которых кто-то сказал, что „их черт связал так крепко, что даже и бог не развяжет" <.. .> Гости шумно пировали, остроты и каламбуры сыпались со всех сторон. Подали шампанское. Греч, высоко подняв свой бокал, провозгласил первый тост за процветание Русской Литературы! Гости крикнули: „Ура!". Булгарин, выпив свой бокал, оборотил его себе на голову (славянский обычай), Греч же, заметя это, подвинул ему бутылку и сказал: „Ну, что ты переливаешь там из пустого в порожнее, наливай и выпьем за здоровье дорогого хозяина!". Граф Хвостов при сей оказии прошамкал стихотворение, которое тут же было записано каким-то борзописцем, тут же процензуровано, набрано, отпечатано — и уже за десертом было роздано всем присутствующим это мороженое!» (с. 81—82).4
Далее Григоровский рассказывает об издательской деятельности Смир-дина («Библиотека для чтения», «Сын отечества», собрания произведений русских писателей и др.) и высоких гонорарах, которые он выплачивал авторам: «За оригинальные статьи по 400 и по 500 руб. с листа, а за переводные по 200 и 300 руб. А таким поэтам, как А. С. Пушкин, В. А. Жуковский и И. А. Крылов, платилось по червонцу за строчку» (с. 83).
Попытки Смирдина объединить писателей «всех направлений» оказались неудачными. По свидетельству Григоровского, «Смирдин был чрезвычайно самолюбив, доверчив и добр. И вот эта доброта и доверчивость были причиной его гибели. Явились льстецы, стали кадить ему, называть его Наполеоном книжной торговли, навязывать свои произведения: романы, повести, сказки, которые он скупал у них, печатал, а потом сваливал в кладовые, так как на покупку их охотников являлось мало» (с. 83).
«За писателями романов, повестей и сказок стали являться издатели журналов и газет. Первый явился Полевой с предложением издавать „Сын отечества" <.. .> Смирдин согласился взять на себя это издание и его же, Полевого, сделал и главным редактором! И вот с первого номера „Сын отечества" объявил войну „Библиотеке для чтения". „Библиотека" приняла вызов и пошла бить „Сына отечества". Пошла война не на живот, а на смерть! Редакторы двух журналов одного и того же издателя грызутся как собаки; выходит, что и своя своих не познаша! И что это за народ такой — эти литераторы! Не дал им бог мира и согласия, так вот и побивают друг друга: Воейков бьет Булгарина, Булгарин — Полевого,
4 Приведем отрывок из «стихотворного тоста» Хвостова:
По словам одного из участников новоселья, М. Е. Лобанова, «стихи, к удивлению, недурны, приличны случаю, и нет в них ни одной глупости. Автор, обстрелянный в долголетних литературных походах и сатирами и эпиграммами, в сущности не знал, что думать ему об этом приеме: верить ли чистосердечию или принять за насмешку?» (Пушкин, и его современники, вып. XXXI—XXXII. Л., 1927, с. 114).
Угодник русских муз, свой празднуй юбилей, Гостям шампанское для новоселья лей; Ты нам Державина, Карамзина из гроба К бессмертной жизни, вновь, усердствуя воззвал...
9 Временник
129
Греч — Краевского и Сенковского, а Сенковский бьет всех и каждого!» (с. 87).
Перечитывая эти характеристики Грпгоровского, невольно вспоминаешь сатиру А. Ф. Воейкова «Дом сумасшедших», высмеивающую «забияку Булгарина», «цыгана в литературе Греча», «барона-подлеца Сенковского», «целовальника Полевого», «книг безграмотных издателя Свиньина», и в частности строки, посвященные автором самому себе:
Тот Воейков, что бранился, С Гречем в подлый бой вступал, Что с Булгариным возился И себя тем замарал,— Должен быть как сумасбродный Сам посажен в Желтый дом.
Позднее Григоровский поселился в семье Кикиных. Дом Марии Романовны Кикиной, по свидетельству мемуариста, «посещали, кроме аристократических ее родственников — Ермоловых, Одоевских, Ланских, Шаховских, Щербатовых, Волконских и проч. и проч., и такие знаменитости, как А. С. Пушкин, Брюллов, Глинка» (с. 94—95).
Хозяйка дома с ее живым характером и гибким умом пользовалась всеобщим уважением в петербургском обществе 1830—1840-х годов. Любовь к литературе, живописи и музыке привлекали в ее салон выдающихся представителей русской культуры. Завсегдатаями этого салона, по словам ее внучки, были Пушкин с женой, В. Ф. Одоевский, братья Брюлловы, М. И. Глинка, А. Ф. Ланжерон, композитор и пианист Дж. Филд, архитектор, строитель Исаакиевского собора и Александровской колонны Монферран и др.5
По старинным планам Петербурга удалось установить, что Кикины проживали на набережной реки Фонтанки — ныне дом 51/53. Дом этот уцелел до нашего времени. Это четырехэтажное здание (с позднейшей надстройкой пятого этажа), длиною «50 сажен», со скромным фронтоном, принадлежало в 1830—1840-х годах купцу Федору Васильевичу Лыткину и числилось «по Фонтанке, в 3-ей адмиралтейской части, близ Чернышева моста». В этом же доме проживал (с 1832 по 1838 г.) знакомый Пушкина — видный государственный деятель М. М. Сперанский. Имеются сведения о посещении Сперанского Пушкиным в конце декабря 1834 г.6
В 1840-х годах Григоровский служил секретарем петербургской дворянской опеки и был «невольным участником в некогда громком деле Петрашевского и знал всех в нем замешанных, начиная с Ф. М. Достоевского».7 Выйдя в 1847 г. в отставку, Григоровский посвятил себя сцене, сначала в провинции, а потом в Москве; «читал он превосходно и в качестве чтеца пользовался огромным успехом во всей России».8
6 Русская старина, 1909, № 12, с. 577—588.
6 Там же, 1902, № 1, с. 150.
7 Московский листок, 1891, № 167, 17 июня. См. также: Дело петрашевцев, т. I. М.—Л., 1951, с. 153, 181.
8 Повое время, 1891, 22 июня.
По свидетельству хорошо знавшего Григоровского писателя П. А. Астафьева, опубликовавшего выдержки из его мемуаров, «после покойного осталось много толстых тетрадей воспоминаний».9
В посвященном Григоровскому некрологе отмечалось, что покойный «знал Жуковского, Крылова, Полевого, Греча, Булгарина, Сенковского, Глинку, Пушкина, Ф. М. Достоевского <.. .> Он знал их в домашнем виде и сохранил много воспоминаний об этом интересном периоде своей жизни».10
Л. А. Черейский
ПУШКИН И МОЛДАВСКИЙ ТАНЕЦ «МИТИТИКА»
Ссылке Пушкина на юг, в частности его пребыванию в Молдавии с осени 1820 до весны 1823 г., уделяется очень большое внимание в исследованиях, посвященных жизни и творчеству поэта. Эти годы, проведенные в условиях новой, необычной для него среды, расцениваются пушкиноведами как важный этап формирования личности художника, как период обострения его реалистического восприятия действительности. По словам исследователя, именно «с пребывания в Бессарабии пробудилось у светского юноши Пушкина то чуткое внимание к народной жизни, которое уже никогда не покидало его до самой смерти».1 Кишиневские впечатления поэта, как отмечается в посвященной ему литературе, содействовали углублению и фольклорных интересов Пушкина.
Со свойственной Пушкину любознательностью он живо воспринимал все то новое, что поражало его в Молдавии. Современники пребывания поэта в Кишиневе единодушно отмечают, что Пушкин, посещая площади и базары, любил смешиваться с толпой и нередко принимал участие в народных гуляниях. Нетрудно себе представить, как на его пылкое воображение воздействовала самобытная прелесть молдавской музыки. «Интерес Пушкина к народной музыке, — пишет А. Глумов, — с особой силой вспыхивает в Кишиневе».2 Первые его впечатления о молдавских песнях возникали именно под непосредственным воздействием самих мелодий, так как их поэтический текст был ему недоступен из-за незнания языка.
Возможностей у Пушкина слышать молдавскую народную музыку было очень много. В ту пору она часто звучала не только в домах, но и на улицах Кишинева. По ним группами бродили народные музыкапты-лэутары, готовые в любой момент к импровизированному концерту. Один из путешественников, посетивший в 20-е годы Кишинев, писал: «У некоторых питейных домиков на террасах с навесами барды молдавские — цыгане наигрывают и напевают сочиненные ими на разные случаи за-
9 Московский листок, 1891, № 167, 17 июня.
10 Новое время, 1891, 22 июня.
1 Майков Л. Пушкин. М., 1899, с. 121.
2 Глумов А. Музыкальный мир Пушкина. М.—Л., 1950, с. 74.
9* 131
