CC BY
4По свидетельству хорошо знавшего Григоровского писателя П. А. Астафьева, опубликовавшего выдержки из его мемуаров, «после покойного осталось много толстых тетрадей воспоминаний».9
В посвященном Григоровскому некрологе отмечалось, что покойный «знал Жуковского, Крылова, Полевого, Греча, Булгарина, Сенковского, Глинку, Пушкина, Ф. М. Достоевского <.. .> Он знал их в домашнем виде и сохранил много воспоминаний об этом интересном периоде своей жизни».10
Л. А. Черейский
ПУШКИН И МОЛДАВСКИЙ ТАНЕЦ «МИТИТИКА»
Ссылке Пушкина на юг, в частности его пребыванию в Молдавии с осени 1820 до весны 1823 г., уделяется очень большое внимание в исследованиях, посвященных жизни и творчеству поэта. Эти годы, проведенные в условиях новой, необычной для него среды, расцениваются пушкиноведами как важный этап формирования личности художника, как период обострения его реалистического восприятия действительности. По словам исследователя, именно «с пребывания в Бессарабии пробудилось у светского юноши Пушкина то чуткое внимание к народной жизни, которое уже никогда не покидало его до самой смерти».1 Кишиневские впечатления поэта, как отмечается в посвященной ему литературе, содействовали углублению и фольклорных интересов Пушкина.
Со свойственной Пушкину любознательностью он живо воспринимал все то новое, что поражало его в Молдавии. Современники пребывания поэта в Кишиневе единодушно отмечают, что Пушкин, посещая площади и базары, любил смешиваться с толпой и нередко принимал участие в народных гуляниях. Нетрудно себе представить, как на его пылкое воображение воздействовала самобытная прелесть молдавской музыки. «Интерес Пушкина к народной музыке, — пишет А. Глумов, — с особой силой вспыхивает в Кишиневе».2 Первые его впечатления о молдавских песнях возникали именно под непосредственным воздействием самих мелодий, так как их поэтический текст был ему недоступен из-за незнания языка.
Возможностей у Пушкина слышать молдавскую народную музыку было очень много. В ту пору она часто звучала не только в домах, но и на улицах Кишинева. По ним группами бродили народные музыкапты-лэутары, готовые в любой момент к импровизированному концерту. Один из путешественников, посетивший в 20-е годы Кишинев, писал: «У некоторых питейных домиков на террасах с навесами барды молдавские — цыгане наигрывают и напевают сочиненные ими на разные случаи за-
9 Московский листок, 1891, № 167, 17 июня.
10 Новое время, 1891, 22 июня.
1 Майков Л. Пушкин. М., 1899, с. 121.
2 Глумов А. Музыкальный мир Пушкина. М.—Л., 1950, с. 74.
9* 131
унывные песни».3 Слышал Пушкин народные мелодии и на базарной площади, и на праздничном гулянии, и от отдельных лиц, с которыми он встречался, и в домах местных помещиков. Еще живы были традиции крепостных оркестров, которые издавна прочно внедрились в быт молдавских бояр. По свидетельствам современников, Пушкин часто бывал в домах Ралли и Е. К. Варфоломея, которые являлись своеобразными музыкальными центрами тогдашнего Кишинева. Крепостные музыканты последнего пользовались особой известностью. Как вспоминают А. Ф. Вельт-ман и В. Горчаков, Пушкин с восторгом слушал, как они пели и играли, аккомпанируя себе на скрипках, кобзах и тростянках.
Особенно интересовали русского поэта тростянки, которые он, как известно, назвал цевницами. Если исходить из этого названия, то инструментом, привлекшим к себе внимание Пушкина, была так называемая флейта Пана — инструмент, состоящий из ряда закрытых с одного конца и скрепленных дугообразно между собой трубок, известный в Молдавии под названием «най». Однако А. Глумов, ссылаясь на В. Горчакова, видевшего тростянку вместе с Пушкиным, приводит следующее ее описание: это был «деревянный духовой инструмент с шестью выжженными пальцевыми отверстиями»;4 из этого надо сделать заключение, что речь здесь идет о флуере — молдавской разновидности свирели.
Обращению Пушкина к молдавскому фольклору часто предшествовали музыкальные восприятия, и было бы интересно знать, какие мелодии слышал поэт. При чуткой восприимчивости Пушкина, пожалуй, важнее само воздействие непосредственных музыкальных впечатлений на воображение художника, воздействие, порождавшее определенный эмоциональный колорит и целый мир поэтических ассоциаций, нашедших отражение в различных деталях ряда его произведений.
Названия народных мелодий, привлекших к себе внимание Пушкина в Кишиневе, общеизвестны благодаря воспоминаниям современников. Исследователи уже давно стараются найти их музыкальные тексты, чтобы на основе их можно было бы конкретно судить о реакции поэта. Так, например, А. Глумову удалось обнаружить в архивах А. Верстовского пересланную Пушкиным из Кишинева нотную запись песни «Режь меня, жги меня», вдохновившую его к написанию «Песни Земфиры» в поэме «Цы-ганы». Но долгое время не удавалось найти соответствовавшего этой записи фольклорного образца. Наконец, автору этих строк посчастливилось обнаружить в материалах П. Киселева музыкальный сборник, в котором содержится молдавская народная мелодия «Режь меня, жги меня», тождественная пушкинскому нотному листку. Сборник был издан в Яссах в 1834 г. и принадлежал военному капельмейстеру Ф. Ружицкому, который, по всей видимости, записал названную мелодию для Пушкина в Кишиневе.5
3 Стороженко А. Два месяца в дороге по Бессарабии, Молдавии и Валахии в 1829 году. Цит..по юбилейному сборнику: Кишинев. 1812—1912. Ч. I. Кишинев, 1912, с. 45.
4 Глумов А. Музыкальный мир Пушкина, с. 75.
5 Подробно об этом см.: Котляров Б. Я. История «Песни Земфиры». — Советская музыка, 1964, № 9.
Среди других интересующих нас молдавских народных мелодий, исполнявшихся музыкантами боярина Варфоломея, была, как известно, «Мититика».6 Но какой именно была «Мититика», слышанная Пушкиным, оставалось загадкой из-за отсутствия нот. Во всех известных фольклорных записях, хранящихся на территории Молдавии, такого названия не встречается. Имеются различные варианты танца «Мэрунцика», название которого по смыслу аналогично слову «мититика» («маленькая», «мелкая»). Но, по всей вероятности, это название связано с чисто хореографической техникой, а не с характером музыки. В настоящее время не представляется возможным установить, идет ли речь об изменении названия «Ми-титики» или об исчезновении ее вообще.
По словам Л. Аксеновой, «Мититика» была не танцем, а песней, которая в наши дни бытует в ряде лирических вариантов.7 К сожалению, это мнение высказывается без какого-либо доказательства; кроме того, оно противоречит другим имеющимся сведениям. Так, А. Глумов говорит о «Мититике» как о старинном, вышедшем из обихода, вероятно парном танце.8 В других работах о Пушкине она определяется как жок, т. е. как «подвижный танец». Мнение Глумова получило полное подтверждение благодаря исследованиям последних лет, которые дают возможность установить на основе музыкального материала, какой же собственно была «Мититика».
Загадку эту стало возможным разрешить благодаря нотному тексту, который мне удалось обнаружить в результате длительных исканий. Действительно, «Мититика» представляет собой яркую по выразительности, очень оживленную, игровую мелодию, полную веселья и лукавого задора. Она содержится в каприччио оп. 45 для виолончели в сопровождении смычкового квартета или фортепьяно, написанном известным немецким виолончелистом Б. Ромбергом на молдавские и валашские народные темы. Из четырех использованных им тем она является самой динамичной и эффектной, наиболее пригодной для блестящей виртуозной обработки, что, по-видимому, и побудило композитора приберечь ее к концу каприччио и дать своей концертной пьесе общее название — «Мититика».
Естественно возникает вопрос, как и при каких обстоятельствах известная в связи с Пушкиным «Мититика» заинтересовала Ромберга. Знаменитый виолончелист долгое время жил в России и совершал концертные поездки по различным городам страны и Придунайских княжеств, включая также Яссы. Например, в 1812 г. он выступал в Киеве с оркестром крепостных помещика А. М. Будлянского, в услужении которого могли быть и молдавские лэутары. Известно, как живо интересовался Ромберг мелодиями многих национальностей, в том числе русскими и украинскими, которые нашли отражение в ряде его концертных пьес. Интерес его к «Мититике», таким образом, не является случайным, особенно если
6 Горчаков В. Воспоминания о Пушкине. — Московские ведомости, 1958, № 19.
7 Аксенова Л. Пушкин и молдавская народная песня. — В кн.: Пушкин на Юге. Кишинев, 1958, с. 131—132.
8 Глумов А. Музыкальный мир Пушкина, с. 76.
учесть, какой популярностью эта жизнерадостная танцевальная мелодия пользовалась в свое время.
В те годы (1815—1822),9 когда Ромберг мог написать свое каприччио, «Мититика» должна была быть хорошо известна. Об этом свидетельствует и то, что ее исполняли лэутары, которых Пушкин слышал в Кишиневе, и то, что примерно в тот же период к ней обратились также другие композиторы.
Особенно показательной в этой связи является музыка К. Кавоса и К. Эйзриха к двум представлениям: «Победа, или Радость молдаван» и
«Лавровый венок, или Радость молдаванки», написанным для постановки на сцене Большого театра в ознаменование победы России в войне с Турцией 1828—1829 гг.10 Оба они по действию связаны с Молдавией и представляют собой распространенный в ту пору тип пышного спектакля-водевиля с пением, блестящими балетными номерами, сражениями и т. п.
В первом из них, постановка которого состоялась 25 июня 1828 г., увертюра, антракты, хоры и «молдованские пляски» принадлежат К. Эйзриху.11 Среди использованных им молдавских народных мелодий «Мититика» в партитурах обоих сочинений занимает особое место. Она звучит не раз в оркестре и хоре, отмечая наиболее эффектные выступления.
То, что столь разные музыканты, как Ромберг и Эйзрих, которым Молдавия должна была представляться чем-то экзотическим, оба обратились к «Мититике», вряд ли можно объяснить просто совпадением. Им нужна была эффектная народная мелодия, и естественно предположить, что их выбор пал именно на ту из них, которая пользовалась наибольшей известностью. Только этим и можно объяснить, что в один
9 Годы написания каприччио «Мититика» оп. 45 приводятся по данным профессора Л. С. Гинзбурга, любезно предоставившего мне эти сведения.
10 Интересующая нас молдавская народная мелодия фигурирует только в номерах, написанных Эйзрихом, и, следовательно, именно ему, а не Кавосу принадлежит заслуга ее использования.
11 К сожалению, пока не представляется возможным осветить биографию этого музыканта. Тем более интересны сведения, приводимые Ю. Келдышем в его работе (Келдыш Ю. История русской музыки. Л., 1954, с. 88), где говорится, что Карл Эйзрих служил дирижером нижегородского театрального оркестра и был одним из учителей М. Балакирева.
и тот же небольшой отрезок времени она фигурирует в четырех источниках: в трех музыкальных сочинениях и в материалах о Пушкине.
Обнаруженный музыкальный текст дает возможность вновь обнародовать «Мититику», остававшуюся так долго загадочной. Эта находка заполняет один из пробелов, имевшихся в изучении круга фольклорных интересов Пушкина, которые сыграли столь значительную роль в обогащении его творчества. Благодаря ей теперь можно конкретно судить об эмоциональном потенциале этой, полной женственной грации, молдавской народной мелодии и представить себе, чем она могла пленить воображение великого поэта.
Находка «Мититики» и двух оркестрово-хоровых партитур, в которых она фигурирует, интересна еще и с другой точки зрения. Все это помогает раскрыть истоки ориентализма в русской музыке.
Обычно считалось, что образы Востока в творчестве русских композиторов XIX в. питались кавказскими и среднеазиатскими впечатлениями. Изучение же пушкинских материалов показывает, что у ориентализма был еще один источник (и очевидно, более ранний), а именно Молдавия. Действительно, разве не молдавским интересам Пушкина мы обязаны тому, что ранее упоминавшаяся песня «Режь меня, жги меня» становится известной русской художественной интеллигенции, включая Н. А. Полевого, П. А. Вяземского, А. Верстовского и М. Виельгорского, публикуется впервые московским «Телеграфом» в 1825 г. и порождает по меньшей мере до 13 романсов композиторов середины прошлого столетия? То же относится и к «Мититике», которая благодаря пушкинским связям приобретает еще большую популярность. Возможно, что в этом и кроется причина, побудившая Эйзриха включить ее в музыку к обоим упомянутым выше представлениям.
И, наконец, небезынтересно и то, что изучение молдавских связей Пушкина, и в частности поиски «Мититики», позволило установить, что первое дошедшее до нас крупное сочинение для хора и оркестра, в котором используются молдавские народные темы, было написано не в столице Запрутской Молдавии — городе Яссы в 40-е годы А. Флехтенмахером, а на 20 лет раньше Эйзрихом в России. Таким первым сочинением на молдавские национальные мелодии и явилась «Победа, или Радость мол-дован»; сочинение это было бы теперь совсем забыто, если бы не загадочная «Мититика», некогда пленившая воображение Пушкина в Кишиневе. Так, пушкиниана помогла восполнить один из пробелов в исследовании молдавской музыкальной культуры, которая вызвала столько замечательных поэтических ассоциаций в творчестве великого русского поэта.
Известно также, что Эйзрих, родившийся в прибалтийских землях и умерший в Казани в 80-е годы прошлого века, работал также военным капельмейстером и был плодовитым композитором. Он написал немало сочинений, включая оперы, романсы и инструментальные пьесы. Можно предположить, что во время русско-турецкой войны он попал в Молдавию, где и заинтересовался местным народным музыкальным творчеством.
Б. Я. Котлярое
