CC BY
65
II. Исповедь и покаяние в историко-богословском контексте
Абигаль Фарей
Университет Кентукки afire2@uky.edu
ЗА РАМКАМИ ПЕНИТЕНЦИАЛИЙ: РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫЙ ДИСКУРС О ПОКАЯНИИ*
Раннесредневековый покаянный дискурс можно исследовать и через источники, отличные от пенитенциалий. Его можно проследить через книгу «Синонимы» Исидора Севильского, относящуюся к VII веку, через глоссы, которые разработаны в качестве «предисловия» к собранию канонического права начала IX века, Collectio Dacheriana. И «Синонимы», и глоссы предполагают, что покаянные отношения были интериоризированы и распространялись через обучение даже тогда, когда предметами были только риторика и право.
Ключевые слова: пенитенциалии; Исидор; Synonyma; Collectio Dacheriana; MS Vatican, BAV, Reg. lat. 849; глоссы; образование; раннесредневековый
Abigail Firey
University of Kentucky
BEYOND THE PENITENTIALS: EARLY MEDIEVAL DISCOURSE ON PENANCE
Early medieval penitential discourse can be explored in sources other than the penitentials. It can be traced in both the seventh-century Synonyma of Isidore of Seville and in glosses that elaborate upon the sense of the Praefatio of the early ninth-century canon law collection, the Collectio Dacheriana. Both the Synonyma and the glosses suggest that penitential attitudes were interiorised and spread through teaching, even when the subjects were rhetoric and law.
Key words: penitentials; Isidore; Synonyma; Collectio Dacheriana; MS Vatican, BAV, Reg. lat. 849; glosses; education; early medieval
Поройсамыеочевидные вопросыявляютсянаиболеетрудными дляответа. Для историков раннесредневековой исповеди и покаяния одним из величайших пазлов был культурный контекст пенитенциалий, которые доминировали как главные источники над большинством дискуссий о раннесредневековых покаянных традициях. В то время как имеется превосходная информация о вопросе их институционального контекста, т. е. должны ли они быть
Перевод с английского языка О. Э. Душина.
размещены в монашеских, приходских или сакраментальных установлениях (или дублируют и развивают контексты этого типа), еще много работы должно быть сделано с другими того времени источниками, которые могли бы помочь нам понять более полно широту и глубину покаянной культуры в раннем Средневековье. Эта статья исследует три идеи: насколько источники иные, чем раннесредневековые покаянные книги, являются, в самом деле, необходимыми для понимания раннесредневекового покаяния; как, например, «Синонимы» (Synonyma) Исидора Севильского освещают раннесредневековый покаянный дискурс; как издание данного трактата как покаянного и педагогического текста проявляется в глоссах в рукописи (Città del Vaticano, Biblioteca Apostolical Vaticano, Reg. lat. 849) Каролингского прозаического трактата о покаянии.
I.
С IX века источники, наиболее часто привлекаемые в качестве основания для раннесредневековой практики покаяния и исповеди, были пенитенциалиями.1 Эти тексты являются краткими описаниями конкретных грехов с соответствующим предписанием особых форм покаяния или «средств» для каждого из этих грехов. Их спецификация распространяется на такие преступления, как потеря священного объекта (за что получали семь дней покаяния) или употребление мяса, которое могло быть падалью (за что получали четыре месяца поста на хлебе и воде и на оставшуюся часть года без вина и мяса).2 Указанные грехи, как правило, были действиями или событиями обычно в таких областях, как секс, еда, насилие, нарушение таинств или проблемы с тем, чтобы соответствовать правилам монашеской или церковной жизни. Некоторые пенитенциалии использовали схему семи или восьми «смертных грехов», определенных Иоанном Кассианом, группировали греховные акты под внутренние духовные пороки, такие как алчность, похоть, ненависть, гнев и т. д., но формат пенитенциалий иногда приводит ученых к утверждению, что раннесредневековое христианство в его очевидной озабоченности внешними проявлениями было примитивным и испытывало недостаток в духовной или богословской глубине.3
i
О форме, географическом и хронологическом распределении, характеристиках и изданиях пенитенциалий см.: Firey, Abigail. Penitenciales [Libros] // Diccionario General de Derecho Canónico. Ed. by Javier Otaduy, Antonio Viana, Joaquín Sedano. Vol. VI, Navarra, 2G12, P. 1G1-1G5. Более старое и длинное описание жанра см.: Cyrille Vogel and Allen Frantzen. Les "Libri paenitentiales". Turnhout, 1978 (ser. Typologie des sources du Moyen Age occidental, fasc. 27). Для повторения традиционного нарратива и обновления прежней информации см.: Meens, Rob. Penance in medieval Europe, 6GG-12GG. Cambridge, 2G14.
о
Оба примера из «Пенитенциала Куммеана». Подходящая версия латинского текста и английский перевод см.: Bieler, Ludwig. The Irish Penitentials. Dublin, 1975, P. 126-127 (Scriptores Latini Hiberniae, 5).
о
О влиянии Кассиана и эволюции покаянных средств см.: Meens, Rob. Remedies for Sin // Early Medieval Christianities, c. 6GG - c. 11GG. Ed. by Thomas F.X. Noble and Julia M.H. Smith. Cambridge, 2GG8, P. 399-415, 736-747 (The Cambridge History of Christianity, 3) и Newhauser, Richard. Preaching the 'Contrary Virtues' // Mediaeval Studies 7G (2GG9), P. 135-162. Для одного из многих примеров интерпретации раннесредневекового покаяния как ориентированного скорее на
5G
Пенитенциалии также занимают центральное место в мощном повествовании об истории покаяния и исповеди, потому что они считались справочниками, используемыми священниками для исповеди, т. е. являлись предшественниками более поздних средневековых «Сумм исповедников» (Summae confessorum).4 Представляется, что их хронологическая позиция между практикой покаяния в века раннего христианства и святоотеческим периодом и практикой после IV Латеранского Собора 1215 года совпадает с изменением, что многие ученые воспринимают как переход от публичного (обряд и только один раз) к частному (тайное и повторяется) покаянию.5 Иной уровень интерпретации состоял в том, что это изменение должно было быть инициировано каким-то новым импульсом, и связано с каким-то новым, не римским, но христианским населением. Ирландцы были определены в качестве «миссионеров», которые принесли эти новые методы и тексты на континентальную Западную Европу где-то в VI веке.
Этот традиционный нарратив по разным причинам теперь подлежит новой проверке. Во-первых, исследователи ранних веков христианства теперь видят гораздо больше разнообразия в покаянных практиках, чем простую модель общественного ритуала разрешенного только один раз после крещения и используемого лишь для кардинальных грехов прелюбодеяния, идолопоклонства и убийства.6 Точно так же как исследователи раннего и позднего Средневековья видят гораздо больше разнообразия в покаянных практиках, чем просто частные исповеди и шаблонные покаяния, предписываемые священниками.7 Кроме того, рукописная трансляция
внешнее представление, чем на внутреннее сокрушение см.: Radding, Charles M. Evolution of Medieval Mentalities: A Cognitive-Structural Approach // The American Historical Review 83 (1978), P. 577-597, особенно P. 588.
4 См.: Payer, Pierre J. The humanism of the penitentials and the continuity of the penitential tradition // Mediaeval Studies 46 (1984), P. 340-354.
5 Нарратив был сформирован Бернхардом Пошманом в начале XX века с публикацией двух его трудов: Poschmann, Bernhard. Die abendländische Kirchenbusse im Ausgang des christlichen Altertums (1928) и Paenitentia secunda: die kirchliche Busse im ältesten Christentum bis Cyprian und Origenes; eine dogmengeschichtliche Untersuchung (1940), перевод на английский: Penance and the Anointing of the Sick (1964). Об обсуждении места Пошмана в контексте II Ватиканского Собора см.: McLaughlin, R. Emmet. Truth, Tradition, and History: the Historiography of High/ Late Medieval Penance and Early Modern Penance // A New History of Penance. Ed. by Abigail Firey. Leiden, Boston, 2008, P. 19-71; особенно P. 53-54. Также см.: Meens, Rob. The Historiography of Early Medieval Penance, P. 73-95, особенно P. 73.
6 См.: Vivian, Tim. Monks, Middle Egypt, and Metanoia: The Life of Phib by Papohe the Steward (Translation and Introduction) // Journal of Early Christian Studies 7 (1999), P. 547-571 и Rapp, Claudia. Spiritual Guarantors at Penance, Baptism, and Ordination in the Late Antique East // A New History of Penance, P. 121-148, и в том же томе Uhalde, Kevin. Juridical Administration in the Church and Pastoral Care in Late Antiquity, P. 97-120.
7 Научное пространство было особенно трансформировано публикацией работы Мэри Манс-фильд, см.: Mansfield, Mary. The Humiliation of Sinners: public penance in thirteenth-century France. Ithaca, NY, 1995. См. также: Jansen, Katherine. The Making of the Magdalen: preaching and popular devotion in the later Middle Ages. Princeton NJ, 2000; Hamilton, Sarah. The Practice of Penance, 900-1050. Royal Historical Society/Boydell Press, 2001. Подобное переосмысление покаяния как общественной и политической практики обнаружило свои плоды в важных исследованиях
раннесредневековых покаянных книг обрела новый интерес, и возникают новые вопросы. Ни одна из сохранившихся рукописей не была написана в Ирландии; все они были написаны на континенте в течение VIII-IX веков или значительно позже. Недавно д-р Майкл Эллиот доказал, что сам термин "paenitentiale" возникает только во второй половине VIII века, и что тексты, которые мы привыкли рассматривать в качестве «пенитенциалий» тесно связаны с монашескими общинами и исключительно набожными мирянами, а не с христианским населением в целом.8 Одним из первых текстов, который был назван средневековыми книжниками «пенитенциалом» (покаянным), это так называемый «Пенитенциал Куммеана», профессор Роб Менс, изучивший его более чем кто-либо, отмечает, что он не цитировался в «Ирландском собрании» (Collectio Canonum Hibernensis) или в иных раннесредневековых островных источниках; он был передан в более поздних работах с континента. Менс утверждает, что хотя «имя Куммеана нигде не упоминается... [в пенитенциале Теодора] его работа передавалась как Libellus Scottorum, буклет ирландцев».9 Часто цитируемые описания пенитенциалий как "libelli scottorum", как я утверждала, производны от расширения аббревиатуры в рукописи Германа Вассершлебена (H. Wasserschleben), который отметил в сноске, что сокращенная форма была "sctorum", что, как правило, расшифровывалось как "sanctorum" («святые»).10 В общем, есть много причин, чтобы пересмотреть доминирующий нарратив о раннесредневековом покаянии, как основанном на очень частном (некоторые сказали бы даже своеобразном) жанре текстов. Вопросы о природе и истоках происхождения пенитенциалий все еще открыты для исследования; но видные ученые, такие как профессор Менс, до сих пор поддерживают мнение, что они были ирландского происхождения с VI века.
II.
В целом, интерес к пенитенциалиям — а они являются интересными и
важными источниками — требует методов изучения религиозного опыта через
призму определенных списков: списков грехов, списков предписаний. Я хотела
бы предложить, что мы можем улучшить наше понимание пенитенциалий,
изучая другие раннесредневековые источники, которые предлагают
прозаические (а иногда и поэтические) исследования покаянного опыта. Многие
из этих источников еще не были широко изучены как свидетельства теории и
практики исповеди и покаяния; много исследований еще предстоит сделать.
Каролингской эпохи, см.: de Jong, Mayke. The Penitential State: Authority and Atonement in the Age of Louis the Pious, 814-840. Cambridge, 2009; Booker, Courtney M. Past Convictions: the Penance of Louis the Pious and the Decline of the Carolingians. Philadelphia, 2009; Firey Abigail. A Contrite Heart: Prosecution and Redemption in the Carolingian Empire. Leiden, Boston, 2009.
о
Elliot, Michael D. Ecgberht, Theodore, Boniface, Bede, and the Beginning of the Penitential Genre. Этот доклад был представлен на Международном конгрессе средневековых исследований в Лидсе в 2015 году: https://www.academia.edu/13928113/Ecgberht_Theodore_Boniface_Bede_ and_the_Beginning_of_the_Penitential_Genre (дата доступа 15 марта 2016 года).
9 Meens, Rob. Penance in Medieval Europe, P. 57-60.
10
Firey, Contrite Heart, P. 66-67n8. Манускрипт о Пенитенциале Теодора вероятнее всего тот, что цитируется Менсом.
Некоторые из этих источников заставят нас не только пересмотреть взгляд на пенитенциалии как на источники, но и заглянуть за рамки франкских владений в новых направлениях. Нам следует, несомненно, посмотреть в сторону Востока и обратиться к Византии: обзор новой книги Дерека Крюгера «Богослужебные предметы: христианские ритуалы, библейское повествование и формирование личности в Византии» сообщает, что «Византийская личность, представленная на этих страницах, духовно надломленна и глубоко раскаивается по поводу греха, но и надеется, что с помощью интроспекции и набожности, тщательно испытуемый человек сможет обрести прощение, нравственный рост и праведное положение перед Богом. В самом деле, августинианцы Запада больше не могут претендовать на монополию на раскаяние грешника; византийский христианин, кажется, в равной степени обладал виновной совестью...»11 Принимая во внимание Юстинианову реконкисту в западной половине империи в VI веке и последовательность греческих пап между концом VII и началом второй половины VIII века, тема интеллектуального и культурного обмена между Востоком и Западом в духовных вопросах в раннем Средневековье представляется важным направлением для дальнейших исследований.12 Однако на страницах данной статьи я обращу внимание на другое направление, на вестготов Испании.
Одной из самых популярных — и наименее изученных современными учеными — является работа «Синонимы» (Synonyma) Исидора Севильского (ок. 560-636 гг.).13 Экстраординарное количество из более 500 средневековых рукописей сохранилось с полным текстом; есть, по крайней мере, 81 рукопись с частями из нее.14 Многие рукописи из VIII и IX веков: современный редактор использовал 36 таких рукописей для того, чтобы установить текст. Эти рукописи были распространены по всей империи Каролингов; это было также важной линией перехода в англо-саксонскую Англию.15 «Синонимы» являются, с одной
11
См.: Kim, Young Richard. Review of Derek Krueger "Liturgical Subjects: Christian Ritual, Biblical Narrative, and the Formation of the Self in Byzantium. Divinations: Rereading Late Ancient Religion" (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2014). // The Medieval Review. 15.10.35 (2015): https://scholarworks.iu.edu/journals/index.php/tmr/article/view/20178/26270 (дата доступа
15 марта 2016 года).
12
Для англоязычных читателей начальным пунктом является работа: McGuckin, John A. The Ascent of Christian Law: Patristic and Byzantine Formulations of a New Civilization. NY, 2012. Также см.: Ekonomou, Andrew J. Byzantine Rome and the Greek Popes: eastern influences on Rome and the
Papacy from Gregory the Great to Zacharias, AD 390-752. Plymouth UK, 2007.
11
Критическое издание см.: Isidori Hispalensis Episcopi Synonyma. Ed. by Jacques Elfassi. Turn-hout, 2009 (Corpus Christianorum Series Latina, 111B).
14 Elfassi, p. xxiii.
15
Elfassi, Jacques. Les deux recensions des Synonyma. L'édition critique des oeuvres d'Isidore de Séville: les recensions multiples // Actes du colloque organisé à la Casa de Velâzquez et à l'Université Rey Juan Carlos de Madrid (14-15 janvier 2002). Paris, 2008, P. 153-184 (Collection des études augustiniennes, Série Moyen âge et temps modernes 44;); Hahsenohr, G. Isidore de Séville, auteur ascétique «français»? // Romania 128 (2010) P. 299-351; di Sciaccia, Claudia. The manuscript tradition, presentation and glossing of Isidore's Synonyma in Anglo-Saxon England: the case of CCCC 448, Harley 110 and Cotton Tiberius A. iii // Foundations of Learning: The Transfer of Encyclopaedic Knowledge in the Early Middle Ages. Ed. by Rolf H. Bremmer, Jr and Kees Dekker. Paris: 2007, P. 95-
стороны, именно тем, что предполагает название: они собирают слова и фразы,
которые выражают ту же концепцию в разной лексике и формах выражения.
В этом отношении они в первую очередь есть педагогический инструмент:
они учат обогащенной латыни и предлагают риторические опции.16 Структура
трактата представляется предназначенной для запоминания: собранные слова
и фразы расположены в первой из двух книг как диалог между Человеком и
Разумом, и каждый говорящий произносит небольшую последовательность
деклараций синонимов; их выступления имеют заметные ритмы и
дублирование фонем, которые делают текст музыкальным и приятным для
устной декламации. Ученых, которые изучали этот текст, впечатляет то, что
он являет собой гораздо больше, чем просто лингвистический ресурс. Это
произведение нравственного и духовного назидания, которое выступает и
как покаянный плач.17 В первой из двух коротких книг труда, Человек кричит
в раскаянии, с виной, страданием, а Разум отвечает с надеждой и обещанием
искупления. Во второй книге типичные грехи, такие как блуд, сребролюбие,
зависть, гордость, обжорство, ненависть предстают темами разделов, как бы
являясь несдержанной речью. Чтобы дать пример интеграции вербального
обучения и покаянной речи, я процитирую из книги первой: «Лучше умереть,
чем жить так плохо, лучше не существовать, чем существовать в несчастье. По
сравнению с моими страданиями, мертвым людям больше повезло, чем живым.
Будьте милостивы по моей печали, я прошу, будьте милосердны; простите мое
горе, я прошу. Дайте прощение моей тоске, будьте добрыми к моим скорбям,
не делайте против меня, кто в такой большой печали. Я оплачу мою беду, я
оплакиваю свою беду, я оплакиваю скорое разрушение моего страдания, грусти
служит много вещей. Я несчастен, я не в состоянии обрести утешение. Печаль
моя невыносима, моя печаль бесконечна, ни в коей мере моя рана не обретет
успокоения, нет умеренности в моих слезах, нет конца боли. Теперь нет никакой
уверенности для духа, больше не может переносить дух мой, теперь мой дух
ослаб, чтобы преодолеть страдания» (Synonyma I.21).18
В «Синонимах» мы видим «христианские истоки самосознания
европейской личности», которую мы собрались вместе изучить, в значительной
мере, сформированной в дискурсе покаяния и исповеди. Влияние этого
дискурса, как я полагаю, было огромным. Прежде всего, он выходит за рамки
аудитории проповедей или бесед между священником и кающимся, или между
монахами и настоятелем: он осуществлялся в классной комнате. Само изучение
124 (Medievalia Groningana New Series, 9); idem, Isidorian scholarship at the school of Theodore and Hadrian: the case of the Synonyma // Quaestio 3 (2002), P. 76-106.
16 Elfassi, Jacques. Genèse et originalité du style synonymique dans les Synonyma d'Isidore de Séville // Revue des études latines 83 (2006), P. 226-245.
17
Elfassi, Jacques. Les Synonyma d'Isidore de Séville: un manuel de grammaire ou de morale? La réception médiévale de l'œuvre // Revue d'études augustiniennes et patristiques 51 (2006), P. 167198.
18
Isidore of Seville's Synonyms (Lamentations of a Sinful Soul) and Differences: an English translation of Synonyma (Liber lamentationum animae peccatricis) and De differentiis verborum (Liber differentiarum I) and De differentiis rerum (Liber differentiarum II). Translated by Priscilla Throop. Charlotte, VT: MedievalMS, 2012, P. 17-18.
языка было проникнуто часто повторяемыми выражениями самосознания о том, что «духовно надломленная» личность нуждается в исцелении, в необходимости спасения. Соотношение духовных пороков и противоположных им добродетелей было ясно описано в повторяющихся снова и снова фразах, которые были глубокими и легко запоминающимися. Потенциал такого дискурса, который был одновременно и внутренне усвоен и передан другим в общем языке, был, как я уже сказала, огромен.
III.
Широкая доступность рукописных свидетельств этого текста может показаться достаточным самим по себе аргументом для признания ее влияния. Мы можем, однако, сделать еще один шаг. Мы можем связать «Синонимы», как я предлагаю, с дискурсом пенитенциалий в IX веке. Доказательство, которое я представляю, производно от рукописей. Как сами «Синонимы» демонстрируют их долг по отношению к предыдущему покаянному дискурсу в трудах Августина, Амвросия и Григория Великого (особенно, «Моралии на книгу Иова»), так и они часто включались в рукописи, содержащие ряд других текстов.19 Поскольку «Синонимы» довольно короткий текст, он часто включался в кодексы, которые содержали и другие тексты. В некоторых случаях «Синонимы» сопровождают произведения Цезария Арльского, или Каролингские библейские толкования, или другие работы Исидора, или жития святых. У них нет единого образца. В некоторых случаях «Синонимы» соседствуют с работами покаянного значения, такими, как «Письмо о покаянии» (Epistula de paenitentia) Иоанна Златоуста (Париж, BN, lat. 14086) или «Книга о добродетелях и пороках» (Virtutibus de vitiis) Алкуина в конце рукописи IX века, которая также содержит пенитенциалии (Париж, BN, lat. 2341).20 Рукопись, которую я хочу представить вам (Ватикан, BAV, lat. 849), на самом деле, не содержит «Синонимы». Она содержит одну из самых популярных коллекций канонического права эпохи Каролингов «Собрание д'Ашери» (Collectio Dacheriana).21 Эта коллекция канонических законов иногда копируется с предисловием, где говорится, что три книги «Собрания д'Ашери» касаются «в первой книге, это каноны о покаянии и кающихся, преступлениях и судебных решениях; вторая книга, в частности, об обвинениях и обвинителях, судьях и свидетелях, о других канонах, относящихся к церковным правилам; третья книга о священных порядках, или кто должен быть введен в духовенство или кто должен быть отстранен, и правила и привилегии всех священнослужителей и прелатов».22 Само
19
Isidori Hispalensis Episcopi Synonyma, P. xvi-xvii.
20 Ibid, p. xxiii-lviii. Две парижские рукописи, упомянутые ранее, описываются на p. xl, liii.
21
См.: Collectio Dacheriana. Ed. by Luc D'Achery and Louis-Francois-Joseph de La Barre // Spicilegi-um sive collectio veterum aliquot scriptorum qui in Galliae Bibliothecis delituerant 1, Paris, 1723, P. 509-564. Электронная версия: http://www.ceec.uni-koeln.de/projekte/CEEC/texts/Achery1723/ Achery1723-Inhalt.htm; зарегистрированные манускрипты и библиография см.: Kéry, Lotte. Canonical collections of the early Middle Ages (ca. 400-1140): a bibliographical guide to the manuscripts and literature. Washington, 1999, P. 87-92.
22 Librum autem quem de corpore Canonum excerpsimus, cuique hoc opus quasi prœfationem prœ-
Предисловие есть небольшой трактат «О полезности совершения покаяния», как сообщают рубрики во многих рукописях. Это Предисловие представляет собой смесь тщательно подобранных и соответствующих отрывков из сочинений Августина, из текста, напоминающего «О церковных догматах» (De ecclesiasticis dogmatibus) Геннадия и «О богослужениях» (De diviniis officiis) Псевдо-Алкуина. В современном издании оно охватывает до восьми страниц. Это не во всем старейшая рукопись Collectio Dacheriana; иногда, кажется несколько модифицированная, как Предисловие к «Пенитенциалу Халитгара»; это текст также передается в рукописи канонического права конца IX или X века из города Боббио (Ватикан, BAV, lat. 5751).23
Рукопись «Ватикан, BAV, Reg. lat. 849» интересна тем, что она является одной из ряда Каролингских рукописей канонического права, которые содержат Каролингские глоссы по текстам. Изучая эти глоссы, мы можем узнать, как Каролингские книжники писали, а читатели канонического права читали, и как они отвечали. Эта рукопись имеет довольно плотные глоссы в Предисловии к «Собранию д'Ашери», так что мы можем увидеть, как писец, вероятно, учитель, аннотировал дискурсивный текст на покаяние в эпоху Каролингов. Мы видим, что глоссы на латинском языке; но это не глоссы, чтобы помочь читателям с переводом на родной язык. Мы видим также, что глоссы не предлагают простых слов, чтобы объяснить сложные; аудитория, как ожидается, должна понимать язык основного текста. Представляется, что глоссы часто предлагают синонимы, или в качестве альтернативных слов, или как короткие фразы.
Например, давайте посмотрим на первое предложение Предисловия, взятое из «Энхиридиона» (Enchiridion) Августина:24 «За исключением дара
ponimus, in tribus libellis diuidi placuit, quo facilius lector quod quœrit inueniat. Et primus quidem libellus continet ea quœ sunt de poenitentia et poenitentibus, criminibus atque iudiciis. Secundus maxime de accusatis et accusatoribus, iudicibus ac testibus, cum cœteris ad hœc pertinentibus Ecclesiasticis regulis. Tertius de sacris ordinibus, uel qui promouendi sunt ad Clerum, quiue remouendi a Clero, et de regulis ac priuilegiis omnium Clericorum et Prœsulum. D'Achery, P. 512.
уз
Kottje, Raymund. Bussbücher Halitgars von Cambrai und des Hrabanus Maurus: ihre Überlieferung und ihre Quellen. Berlin, New York, 1980, P. 73, 181-182 (Beiträge zur Geschichte und Quellenkunde des Mittelalters, 8).
24 Я консультировалась и применяла перевод Альберта Оутлера, широко опубликованный. См.: Saint Augustine. Enchiridion. Translated by Albert C. Outler (1955). [Русский перевод: С принятием дара крещения, который дарован против первородного греха для того, чтобы возрождением совлекалось то, что навлечено рождением, и вместе с тем уничтожает и активные грехи, все, какие найдет совершенным помышлением, словом, делом, — с получением этого великого прощения начинается действительное обновление человека, в котором снимается всякая ответственность и врожденная, и приобретенная. Но и остальная жизнь, жизнь уже в возрасте, пользующаяся разумом, каким бы изобилием праведности она не отличалась, не проводится без оставления грехов, потому что сыны Божии, пока живут смертно, борятся со смертью. И хотя о них справедливо сказано: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии (Рим. VIII, 14), однако они так действуют Духом Божиим и, как сыны Божии, преуспевают для Бога, что, когда смертное тело очень обременяет (Прем. IX, 15), то они и своим духом, как сыны человеческие, и каким-нибудь человеческим побуждением изменяют сами себе, и потому — грешат. См.: Блаженный Августин. Энхиридион Лаврентию о вере, надежде и любви, 64 // Блаженный Августин. Творения. Т. 2: Теологические трактаты. СПб, Киев, 1998. С. 41-42].
крещения, которое дано нам от первородного греха, так что изначальная точка возобновления человека, в которой все виновны, унаследованная и приобретенная, смывается всю оставшуюся жизнь, в возрасте ответственности, независимо от того, как интенсивно мы продвигаемся в праведности, не обходится без необходимости прощения грехов. Это потому, что сыны Божии до тех пор, пока они живут этой земной жизнью, находятся в конфликте со смертью. И даже тогда, когда они как в настоящее время во главе с Духом Божиим и как сыны Божии продвигаются к Богу, они также приводят их собственный дух, так что отягощенные тленным телом и под влиянием определенных человеческих чувств, они, таким образом, отпадают от себя и грешат».25
Не удивительно, что в некоторых случаях глоссы обеспечивают теологическое уточнение или разъяснение, как когда они указывают, что разрушение греха зависит от Бога, или что «Дух Божий» означает «дар Святого Духа», или что "reatus ingeneratus" относится к первородному греху. Однако в большинстве случаев глоссатор предлагает очень похожую альтернативу оригинальной формулировке. Пожалуй, самым интересным является привычка глоссатора к поставке двух синонимов для слова в тексте; в этом он повторяет общую форму Исидора триад слов или фраз. Например, в только что приведенном пассаже исходное слово "fecunditate" глоссируется с двумя синонимами "ubertate" и "abundantia"; "prœpolleat" глоссируется со словами "excellat" и "emaneat"; "confligunt" глоссируется со словами "certant" и "pugnant". Слово "motibus" глоссируется с двумя словами, хотя они растягивают — как сделал Исидор — смысл «синонима»: "negotiis vel erroribus". В глоссировании "cum morte" как "cum vitiis et peccatis" глоссатор напоминает читателям (или слушателям, если тексты и глоссы читались вслух), что для христианина, грех есть смерть, истинная, сущностная, конечная смерть души. Лингвистические итерации и преобразования являются медитациями о значении, устройствами для продвижения к более глубокому пониманию первоначального положения.
Глоссы на Предисловие к «Собранию д'Ашери» в этом манускрипте не передают синонимы из трактата Исидора, но и техника, и покаянная
25
Excepto Baptismatis munere [gloss: dono], quod [gloss: scilicet baptisma] contra peccatum originale donatum est [gloss: scilicet a deo], unde incipit hominis renouatio, in qua [gloss: vel quo] solui-tur [gloss: dimittur a deo] omnis reatus [gloss: peccatum] et ingeneratus [gloss: quasi non generatus id est originale] et additus [gloss: actualis], etiam cœtera uita iam ratione utentis œtatis [gloss: scilicet hominis], quantalibet prœpolleat [gloss: excellat emaneat] fecunditate iustitiœ [gloss: ubertate abundantia], sine remissione peccatorum non agitur [gloss: id est non sit]: quoniam filii Dei [gloss: omnes electi] quamdiu moraliter uiuunt [gloss: quamdiu in corpore sit], cum morte [gloss: cum vitiis et peccatis] confligunt [gloss: certant pugnant]; et sic Spiritu Dei [gloss: dono Spiritus Sancti] excitantur [gloss: commoventur ad virtutes], et tamquam Filii Dei proficiunt [gloss: melio res fiunt] ad Deum, ut etiam spiritu suo [gloss: id est anima] aggrauante [gloss: de primo ... {illeg.}] corruptili [gloss: quod corrumpit anima] corpore tamquam filii hominis [gloss: et ideo peccatores] in quibusdam hominis motibus [gloss: negotiis vel erroribus] deficiunt ad se ipsos, et ideo peccant (Fol. 16r). Текст представляет собой сокращенный и адаптированный отрывок из «Энхиридиона» Августина, критическое издание см.: Evans, E. Corpus Christianorum Series Latina 46 (1969), P. 49-114. Этот пассаж из XVII, 64, lines 5-7, 10-14, 16-23 (p. 84).
ориентация напоминают его «Синонимы». Не только рукопись «Собрания д'Ашери» имеет такую форму глоссирования; далее я сравню глоссы X века в рукописи Wolfenbüttel, Herzog August Bibliothek, Helmst. 1062 с теми, которые представлены в BAV, Reg. lat. 849. Даже эта уникальная рукопись, тем не менее, показывает нам возможности для дальнейшего изучения значения покаяния и исповеди в формировании христианского самосознания в Европе. Мы видим, что правовые тексты, такие как «Собрание д'Ашери», не были чисто юридическими: они могут быть прочитаны и в свете духовных размышлений, которые опирались на святоотеческий дискурс. Мы видим, что покаянные и правовые концепции не были выделены в отдельные категории. Мы видим, что дискурсивные традиции продолжались на протяжении столетий, а авторы, такие как Исидор и компиляторы, например автор предисловия, смотрели на труды из прошлого, и обновляли их собственным выбором цитат и толкований. Мы видим, как многие процессы сошлись, чтобы произвести рукопись, демонстрирующую активное участие в создании смысла: тексты были собраны, скопированы, а затем усилены с привлечением идей и языка, чтобы добавить еще одно измерение к письменному тексту, который затем мог пересекаться с устным учением и обучением, что являлось образованием в области покаянной мысли. Такое основание раскрывает определенную часть из богатства дискурса исповеди и покаяния, и того, что было вокруг него, и может помочь нам лучше понять пенитенциалии раннего Средневековья.
