CC BY
25
РО! 10.34216/1998-0817-2019-25-2-114-117 УДК 821.161.1.09(470)"19"
Федотова Анна Александровна
кандидат филологических наук Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
gry_anna@mail.ru
«ЗА ЧТО У НАС ХАЖИВАЛИ В КАТОРГУ»: КРИМИНАЛЬНЫЙ СЮЖЕТ В РАННЕЙ ПРОЗЕ Н.С. ЛЕСКОВА
Статья посвящена исследованию актуальной проблемы взаимодействия массовой и «элитарной» литературы на материале ранней прозы Н.С. Лескова. Материалом для анализа выступают малоизвестные рассказы писателя «Засуха» (1862) и «Язвительный» (1863), которые рассматриваются в контексте раннего творчества писателя в целом. Применяя современные методики текстового анализа, автор статьи исследует проблематику и поэтику беллетристических произведений Лескова, анализирует актуальные вопросы организации писателем диалога с читателем, выявляет нарративные и языковые способы активизации читательского внимания. Результатом анализа становится конкретизация представлений о проблематике и поэтике ранней прозы автора, начинающего свой сложный путь в «большой» литературе, своеобразии используемых автором рецептивных стратегий. Проведенный в статье анализ рассказов «Засуха» и «Язвительный» показывает, что освоение писателем литературного «канона» массового чтения началось уже с его первых беллетристических опытов и характеризовалось творческой переработкой клише «занимательной» литературы.
Ключевые слова: русская литератураXIXв., Н.С. Лесков, массовая литература, криминальный сюжет, нарра-тив, рецепция, мотив.
«Я не изучал народ по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе» [6, с. 206]. Эти неоднократно цитируемые слова Лескова были произнесены им в 1863 году в цикле очерков «Русское общество в Париже», первом крупном произведении, написанном после знаменитой «пожарной истории», в котором остро выразился конфликт его автора с отечественной печатью (об этом подробнее см.: [1; 2; 14]). Одной из сторон этого конфликта было негативное восприятие литературными критиками ранних текстов Лескова, посвященных изображению народной жизни, о чем с болью свидетельствовал сам писатель: «Я перенес много упреков за недостаток какого-то неизвестного мне уважения к народу, другими словами, за неспособность лгать о народе. Я равнодушен к этим упрекам, не потому, что с тех пор, как я пишу, меня только ругают... но потому, что имею уверенность, что нисколько не обижаю русского народа, не скрывая его мерзостей и гадостей, от которых он не свободен, как и всякий другой народ» [6, с. 207]. Высказывание Лескова очень точно выражает принципиальный пафос его беллетристических произведений начала 1860-х гг., темой которых стал быт «простонародья».
Первые художественные опыты писателя -рассказы «Засуха» (1862) и «Разбойник» (1862), написанный позднее «Язвительный» (1863), наконец, знаменитая «Леди Макбет Мценского уезда» (1865) - свидетельствуют о том, что среди важных источников знаний Лескова о народе был не только «гостомельский выгон» [6, с. 206], но и Орловская уголовная палата, в которой он служил во второй половине 1840-х гг. В рамках данной статьи мы остановимся на анализе того, как криминальный сюжет, свойственный каждому из названных произведений, актуализируется в рассказах «Засуха» и «Язвительный». На сегодняшний день эти
ранние лесковские тексты остаются фактически не изученными, а их рассмотрение позволяет охарактеризовать важные черты проблематики и поэтики ранней прозы автора, начинающего свой сложный путь в «большой» литературе.
«Засуха» и «Язвительный», созданные с разницей в один год, при жизни писателя публиковались им вместе. В издании «Рассказы Стебницко-го (Н.С. Лескова)» 1869 года и последовавшим за ним «Сборнике мелких беллетристических произведений Н.С. Лескова-Стебницкого» 1873 года писатель объединял их под общим заголовком «За что у нас хаживали в каторгу. Два рассказа». Этот заголовок удачно отражает те особенности текстов, которыми мотивировано их соединение: тематическую общность (тема преступления), на которую указывает лексема «каторга», и сходство нарративной ситуации, выраженное разговорным сочетанием «у нас хаживали».
Местоимение «у нас» в заголовке многофункционально. Во-первых, оно задает пространственный план повествования: «у нас» в ранней лесков-ской прозе прочитывается, по преимуществу, как «в нашем Орловском крае». В ранних редакциях рассказов пространственная ограниченность повествования неоднократно подчеркивалась писателем: в «Засухе» - подзаголовком «Из записок моего деда», в «Язвительном» - многочисленными точными названиями Орловского края (наименованием улицы Болховской, где была расположена канцелярия, село Салтыково и т. д.). Характерно, что при переработке текстов для их совместной публикации Лесков последовательно изъял из них эти «документальные» приметы частного свойства (подобного рода работу писатель проделал и при редактировании знаменитого очерка, который первоначально назывался «Леди Макбет нашего уезда»). Во-вторых, местоимение «у нас» точно
114
Вестник КГУ ^ № 2. 2019
© Федотова А.А., 2019
обозначает ограниченную повествовательную перспективу текстов. В «Язвительном» нарратором является центральный персонаж, что подчеркивается подзаголовком («Рассказ чиновника особых поручений»), в «Засухе» недиегетическое эксплицитное повествование близко ракурсу главного героя - священника отца Илиодора.
Ограниченный повествовательный ракурс (подробнее об этой повествовательной особенности прозы Лескова см.: [10; 11; 13; 15]) напрямую связан с сюжетным своеобразием текстов: в обоих рассказах преступление является не только темой, но и формирует интригу. Криминальный (в частности детективный) сюжет предполагает несоответствие фабульной и сюжетной линий, которое обычно мотивируется неосведомленностью главного героя в деталях преступления. Эти внешние признаки криминального сюжета полностью выдерживаются в рассказах Лескова. Наиболее точно им соответствует текст «Язвительного», в основе которого - раскрытие преступления: диегетиче-ский нарратор которого проводит расследование поджога имения управляющего. Завязкой главной событийной линии выступают слухи о недовольстве крестьян, его центральным событием - факт поджога, сюжетное напряжение достигает пика в эпизоде с допросом подозреваемых. В «Засухе» (показательно, что первоначально текст назывался «Погасшее дело») Лесков несколько отступает от традиционной детективной схемы: с самого начала нарратору - и читателю - известны «состав» и причины преступления (крестьяне выкапывают с церковного кладбища тело пономаря, надеясь тем самым избавиться от засухи), сюжетный интерес перемещен на вопрос о том, какое наказание получат обвиняемые. Однако криминальный сюжет и в этом рассказе остается основным фактором, скрепляющим в единое целое пять сценок-диалогов, на которых строит произведение Лесков в свойственной его ранней прозе манере.
Несмотря на внешнее соответствие лесковских рассказов традиционной схеме криминального сюжета, в текстах есть и принципиальное отступление от нее. Кульминацией сюжета преступления необходимым образом должно выступать обнаружение преступника, а развязкой - момент его наказания. Эти важнейшие элементы сюжета по факту отсутствуют в произведениях Лескова. Особенно остро их «нехватка» ощущается читателем в «Язвительном»: подробно прописанные писателем диалоги нарратора с подозреваемыми крестьянами не приводят ни к каким результатам: «Следующие девяносто девять показаний были дословным повторением первого и записывались словами: «Иван Иванов Сушкин, 43 лет, женат, на исповеди бывает, а под судом не был. Показал то же, что и Степан Терехов» [5, с. 240]. Финал произведения еще более парадоксален: расследующий
дело нарратор приходит к выводу о том, что «дело о поджоге можно бы скрыть» [5, с. 240], и предлагает крестьянам пойти на мировую. Отсутствие кульминации и необычная развязка становятся факторами, формирующими эффект «обманутого читательского ожидания»: криминальный сюжет в конце произведения обнаруживает свою фиктивность. Аналогично сюжет преступления реализуется и в рассказе «Засуха». В финале текста герои приходят к выводу о том, что проступок крестьян необходимо «замять», а центральная событийная линия, которая не приводит ни к каким значимым для героев результатам, обнаруживает тем самым свою бессодержательность, что в первоначальном варианте текста подчеркивалось обобщающим нарраториальным заключением: «Через две недели в селе все шло по-прежнему, мужики парили пар, а бабы пололи коноплю» [4, с. 697].
Отказ Лескова от традиционного завершения главных сюжетных линий рассказов оказывает принципиальное значение на формирование смысла текстов. В каждом из рассказов основным носителем действия и актуализатором сюжета является главный герой, которому Лесков противопоставляет статичных персонажей-крестьян, диалоги с которыми занимают значительную часть текстов (совершенные ими преступления как действия в произведениях не изображаются, а подаются с помощью ретроспекции). Фиктивность криминального сюжета как такового в произведениях становится знаком бессмысленности поступков носителей действия.
Главный герой и персонажи-крестьяне в обоих текстах писателя контрастны. Противопоставлены их социальный уровень, степень образованности, наконец, речь (точная стилизация разговорного языка простанородья относится, как известно, к важным достижениям раннего Лескова). Образная антитеза подкрепляется тем, что в принципиальные для сюжета моменты центральный герой вступает во взаимодействие с массой крестьян: «Сельские старики раненько явились к священнику» [4, с. 104]; «Староста указал на окно. Против окна стола огромная толпа крестьян. Были и старики, и молодые, и середовые мужики; все стояли смирно, в шапках, у некоторых были палки» [5, с. 234]; «Надел я шубу и вместе с исправником и с становым вышел на крылечко. Толпа зашаталась, шапки понемногу стали скидываться с голов, но нехотя, не разом, и несколько человек в задних рядах вовсе ни скинули шапок» [5, с. 235].
Действиям главных героев, не приносящим желаемого им результата, Лесков противопоставляет статичное упорство крестьянской массы. Диалоги героев и толпы показаны писателем как скрытое противостояние: «Священник ничего не понимает. "Да встаньте", - говорит он стоящим на коленях мужикам... <.. .> Мужички, не вставая с колен,
Вестник КГУ ^ № 2. 2019
115
рассказали. <...> Священник. плюнул и назвал мужиков баранами, а бараны все знай стоят на коленах. "Вставайте же, шуты вы этакие!" <.> Крестьяне, вместо того, чтобы встать, толкнули друг дружку потихоньку локтями» [4, с. 104-105]; «Мужики поклонились и прогудели: "Доброго здоровья!" - "Накройтесь, ребята, холодно". - "Ничего", - опять прогудели мужики, и остальные шапки с голов исчезли. - "Пожалуйста, покройтесь". - "Мы и так постоим". - "Наше дело привычное"» [5, с. 235]. Лесков демонстрирует, как первоначально настойчивое стремление главных героев убедить крестьян с помощью логики постепенно угасает и «растворяется» в иррациональных репликах мужиков.
Показательный пример последнего - диалог нарратора с крестьянами в развязке рассказа «Язвительный», в котором крестьяне отказываются быть руководимыми англичанином-управляющим и предпочитают этому каторгу: «"Нам куда его, такого ворога, девать некуда нам его". - "Да чем он вам ворог?" - "<...> Мужика на нитку, как воробья, привязывал, да еще не ворог?" - "<...> Эка штука большая! Небось лучше бывало при самом князе? <...>" - "Он господин, его была и воля; а уж этакого, как управитель, он все ж не делал. Господи помилуй! На нитку вроде воробья сажать. чего мы над собой, сроду родясь, не выдывали". - "Подумайте, ребята!" - "Что думать! Думано уж. С ним до греха еще хуже дождешься"» [5, с. 241]. Попыткам нарратора динамизировать диалог, предлагая аргументы разного рода, противопоставлено бесконечное повторение одних и тех же фраз мужиками, которое обрывается только финальным обобщением: «Ничего больше от разхановских мужиков не добились, и пошло уголовное дело, по которому трое сослано в каторжную работу, человек двенадцать в арестантские роты, остальные же высечены при земском суде и водворены на жительстве» [5, с. 242].
В рассказе «Засуха» противостояние главного героя и иррациональной крестьянской массы получает символическое выражение. Произведение завершается сном отца Илиодора, который отсутствовал в первой редакции: «Отец Илиодор заснул и, ныряя по кочкам, воображает самого себя кораблем, погибающим в волнах. И как отец Илиодор ни хочет спастись, как он ни старается выбиться, -никак не выбьется: за ноги его сцапал и тянет тяжелый, как тяга земная, мучинко с разорванным воротом, а на макушке сидит давешний королевское еруслание и пихает ему в рот красную пробку. -Вот это, - говорит королевское еруслание, инструмент, чтобы ты, идучи ко дну, вслух отходной себе не читал» [4, с. 120]. Иррациональный образ - «королевское еруслание» - до этого возникает в тексте в речи крестьянина Ефима, который инициировал выкапывание тела пономаря с кладбища и изготовление свечи из его сала. Символика фольклорных
образов позволяет Лескову подчеркнуть скрытую до этого в подтексте идею насилия, объектом которого становится отец Илиодор - заложник своей невежественной паствы. Показательно, что заострение конфликта между прихожанами и священником Лесков произвел в конце 1860-х гг. -временем начала работы над романом «Соборяне» (о реализации в творчестве Лескова религиозной проблематики см. подробнее: [3; 7; 8; 9; 12]).
Ранняя проза Лескова развивалась в тесном контакте с массовой литературой, что отчетливо демонстрирует поэтика произведений писателя крупной эпической формы - его романов 1860-х -1870-х гг. («Некуда», «Обойденные», «На ножах»). Проведенный в статье анализ рассказов «Засуха» и «Язвительный» показывает, что освоение писателем литературного «канона» массового чтения началось уже с его первых беллетристических опытов и характеризовалось творческой переработкой клише «занимательной» литературы. Для рассказов свойственна актуализация тех стилевых принципов, которые получат значительное развитие в работах Лескова зрелого периода: ослабление сюжетных связей, реализующееся, в частности, в форме фиктивного сюжета, использование различных способов ограничения нарраториальной точки зрения, нарушение стереотипов читательского ожидания. Эффект обманутого ожидания реципиентов текста возникает в том числе за счет «деконструкции» узнаваемых сюжетных клише массовой литературы. Активизируя читателей, начинающий писатель привлекает их внимание к принципиальной для русского общества периода Великих реформ проблеме - проблеме народной жизни. В свойственной ему манере Лесков отказывается от прямых оценок изображаемых им жестоких преступлений, совершенных «мужиками». Однако писатель настойчиво подчеркивает трагическую разобщенность, существующую между крестьянами и деревенской интеллигенцией, будь то священнослужители или чиновники. Отказываясь от какой бы то ни было идеализации «простонародья», Лесков на первый план выдвигает замкнутость и иррациональность крестьянской жизни.
Библиографический список
1. Андреева В.Г. Второе поколение русских нигилистов в восприятии Н.С. Лескова и В.Г. Авсеенко // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2012. - Т. 20. -№ 4. - С. 114-117.
2. Андреева В.Г. О национальном своеобразии русского романа второй половины XIX века. -Кострома: Костромской гос. ун-т, 2016. - 492 с.
3. Андреева В.Г. Человек и проблема антропоцентризма в русском романе второй половины XIX в. // Верхневолжский филологический вестник. - 2018. - № 4. - С. 13-22.
116
Вестник КГУ ^ № 2. 2019
4. Лесков Н.С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. 1. Сочинения 1859-1862 гг. - М.: Терра, 1996. - 914 с.
5. Лесков Н. С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. 2. Сочинения 1862-1863 гг. - М.: Терра, 1998. - 992 с.
6. Лесков Н. С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. 3. Сочинения 1862-1864 гг. - М.: Терра, 1996. - 802 с.
7. Лукашевич М. Исследование религиозной проблематики в творчестве Николая Лескова: вопросы методологии // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововеде-ния. - Brno: Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 105115.
8. Лукашевич М. Церковная проблематика в ранней публицистике Н.С. Лескова // Церковь. Богословие. История: материалы III Междунар. научно-богословской конф. - Екатеринбург, 2015. -С. 335-342.
9. Лукьянчикова Н.В. Художественное воплощение этического идеала в произведениях Н.С. Лескова о духовенстве // Культура. Литература. Язык: материалы конф. «Чтения Ушинского». - Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2012. - С. 185-196.
10. Лученецкая-Бурдина И.Ю. Осмысление русской культурной традиции в малых жанровых формах М.Е. Салтыковым-Щедриным и Н.С. Лесковым // Традиции русской литературы и преемственность их изучения в вузовской и школьной методике. - Ярославль: РИО «ЯГПУ», 2018. -С. 9-30.
11. Старыгина Н. Контекстуальная поэтика творчества Н.С. Лескова // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU,
2017. - S. 171-181.
12. Федотова А.А. «Трудный рост»: рецепция в прозе Н.С. Лескова // Ярославль: РИО ЯГПУ
2018. - 342 с.
13. Федотова А.А. Эквивалентность персонажей в сказе Н.С. Лескова // Верхневолжский филологический вестник. - 2016. - № 2. - С. 142-148.
14. Kucherskaya M.А. Journalist, Reader And Writer: Investigating Leskov's Creative Method // Scando-Slavica. - 2016. - Т. 62. - № 1. - P. 234-242.
15. Pospísil I. Jazyk, narace, zánr a kultura v literárních dílech N.S. Leskova // Jazykoveda v pohybe. Bratislava: FF UK, Katedra slovenského jazyka, Studia Academia Slovaca, 2012. - S. 17-27.
References
1. Andreeva V.G. Vtoroe pokolenie russkih nigilistov v vospriyatii N.S. Leskova i V.G. Avseenko // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. - 2012. - Т. 20. - № 4. - S. 114-117.
2. Andreeva VG. O nacional'nom svoeobrazii russkogo romana vtoroj poloviny XIX veka. -Kostroma: Kostromskoj gos. un-t, 2016. - 492 s.
3. Andreeva V.G. CHelovek i problema antropocentrizma v russkom romane vtoroj poloviny XIX v. // Verhnevolzhskij filologicheskij vestnik. -2018. - № 4. - S. 13-22.
4. Leskov N.S. Polnoe sobranie sochinenij: v 30 t. T. 1. Sochineniya 1859-1862 gg. - M.: Terra, 1996. -914 s.
5. Leskov N.S. Polnoe sobranie sochinenij: v 30 t. T. 2. Sochineniya 1862-1863 gg. - M.: Terra, 1998. -992 s.
6. Leskov N.S. Polnoe sobranie sochinenij: v 30 t. T. 3. Sochineniya 1862-1864 gg. - M.: Terra, 1996. -802 s.
7. Lukashevich M. Issledovanie religioznoj problematiki v tvorchestve Nikolaya Leskova: voprosy metodologii // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostoyanie sovremennogo leskovovedeniya. - Brno: Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 105-115.
8. Lukashevich M. Cerkovnaya problematika v rannej publicistike N.S. Leskova // Cerkov'. Bogoslovie. Istoriya: materialy III Mezhdunar. nauchno-bogoslovskoj konf. - Еkaterinburg, 2015. -S. 335-342.
9. Luk'yanchikova N.V. Hudozhestvennoe voploshchenie eticheskogo ideala v proizvedeniyah N.S. Leskova o duhovenstve // Kul'tura. Literatura. YAzyk: materialy konf. «CHteniya Ushinskogo». -YAroslavl': Izd-vo YAGPU, 2012. - S. 185-196.
10. Lucheneckaya-Burdina I.YU. Osmyslenie russkoj kul'turnoj tradicii v malyh zhanrovyh formah M£. Saltykovym-SHCHedrinym i N.S. Leskovym // Tradicii russkoj literatury i preemstvennost' ih izucheniya v vuzovskoj i shkol'noj metodike. -YAroslavl': RIO «YAGPU», 2018. - S. 9-30.
11. Starygina N. Kontekstual'naya poetika tvorchestva N.S. Leskova // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostoyanie sovremennogo leskovovedeniya. - Brno : Ústav slavistiky FF MU,
2017. - S. 171-181.
12. Fedotova A.A. «Trudnyj rost»: recepciya v proze N.S. Leskova // YAroslavl': RIO YAGPU,
2018. - 342 s.
13. Fedotova A.A. Ekvivalentnost' personazhej v skaze N.S. Leskova // Verhnevolzhskij filologicheskij vestnik. - 2016. - № 2. - S. 142-148.
14. Kucherskaya M.A. Journalist, Reader And Writer: Investigating Leskov's Creative Method // Scando-Slavica. - 2016. - T. 62. - № 1. - P. 234-242.
15. Pospísil I. Jazyk, narace, zánr a kultura v literárních dílech N.S. Leskova // Jazykoveda v pohybe. Bratislava: FF UK, Katedra slovenského jazyka, Studia Academia Slovaca, 2012. - S. 17-27.
Вестник КГУ _J № 2. 2019
